Триггер.
Этот день для Каната Молбаева начался не с ярости. Он начался с надежды.
С самого раннего утра, когда прохладный воздух еще пах росой, он сидел на старой скамейке на спортивной площадке. Это было его место, его наблюдательный пункт. Отсюда он мог видеть ту самую тропинку, по которой она ходила на работу.
Его Асель.
Он не чувствовал ни капли злости. Внутри было только чистое, почти детское предвкушение, как перед самым главным праздником в жизни.
И вот, он её увидел.
Асель шла легкой походкой, с сумкой через плечо. Солнце играло в её тёмных волосах. Она была так близко, и так нереально далека.
На лице Каната сама собой расцвела глупая, влюбленная улыбка. Он смотрел ей вслед, пока её фигура не скрылась за поворотом. Этого было достаточно. Этот образ он будет прокручивать в голове весь день, как драгоценный фильм.
Солнце прошло свой путь по небу. Детский смех на площадке сменился вечерней тишиной. Тени удлинились, а потом и вовсе растворились в темноте. Канат не уходил. Он ждал.
И она появилась снова.
В свете редких фонарей, по той же ночной тропинке, она шла обратно. Она была одна. Это был его шанс. Сердце заколотилось в груди так сильно, что, казалось, его стук был слышен на всей улице.
Он соскочил со скамейки и, стараясь выглядеть как можно более непринужденно, вышел ей наперерез.
— Асель?
Она вздрогнула от неожиданности и испуганно обернулась, инстинктивно делая шаг назад, чтобы сохранить дистанцию с незнакомцем.
Он улыбался. Широко, открыто, так, как, по его мнению, должны улыбаться при встрече со своей судьбой.
— Ты... ты помнишь меня? Канат. Мы в одной школе учились. В параллельных классах.
Она вглядывалась в его лицо, и в её глазах был только страх. Никакого узнавания.
— Извините, я вас не знаю, — напряженно ответила она.
— Да как же... Я... Я с тобой в одном лагере был, — его улыбка начала угасать, видя её панику.
— Я тебя не знаю. Я пойду, хорошо?, — она сделала еще один шаг назад, — Меня муж ждёт.
И в этот момент мир Каната раскололся на тысячи осколков.
Слово «муж» прозвучало как выстрел в упор. Оно пробило его больную фантазию, в которой он годами был главным героем, и впустило внутрь ледяную, уродливую реальность.
Обида. Ревность. Ярость.
Весь тот красный туман, который он сдерживал весь день, хлынул с удесятеренной силой, затапливая всё.
Его улыбка исчезла, сменившись маской животной ненависти.
Асель увидела эту перемену. Не говоря больше ни слова, она развернулась и побежала прочь, в спасительную темноту.
Канат ошеломленно застыл на месте, смотря ей вслед бешеными глазами. Он слышал лишь стук крови в ушах и одно-единственное слово, бьющееся в черепе:
«Муж. Муж. Муж».
Прошла пара секунд. С глухим рыком он сорвал с себя куртку и швырнул её на землю. Его рука скользнула за пояс штанов и вытащила длинный, знакомый нож. И он, разъяренный, сорвался с места, бросаясь за ней в погоню.
Позже, в кабинете у следователей, снова зазвонил телефон. Шалкар, Зарина и Думан сидели над картой города, пытаясь предугадать следующий удар, но все их теории были бесполезны.
Шалкар поднял трубку. Его лицо, и без того уставшее, мгновенно окаменело.
— Понял, — это было единственное, что он сказал, прежде чем повесить трубку.
Он медленно повернулся к коллегам.
— Только что. В парке у спортивной площадки. Нашли тело.
— Мужчина? Женщина?, — тихо спросила Зарина.
Шалкар посмотрел ей прямо в глаза.
— Девушка. Асель,— Он сделал паузу, и от его следующих слов по кабинету пронесся холод, — Убийца отрезал ей грудь. И язык.
Они переглянулись. Впервые за всё время расследования у них появилась зацепка. Это была не случайная женщина. Это не было похоже на спонтанный взрыв или ритуал, проведенный над незнакомкой.
Это было личное.
Это была она.
Та, из-за которой всё началось.