Глава 7
Вернувшись домой, Марк устало передал дорожный плащ вышедшему навстречу слуге.
- Мама и сестра прибудут завтра! Приготовьте для них все необходимое, чтобы они могли отдохнуть после тяжелого пути! - слуга склонился в учтивом поклоне и покинул атриум.
Лукьяненко, ожидавший приезда Марка, нетерпеливо расхаживал по перистилю, когда юноша показался между мраморных колонн, ограждавших сад.
- Удивительно! Я нахожу вас там же, где и оставил! – воскликнул юноша. – Вы провели здесь всю ночь? – улыбаясь, обратился он к гостю.
- Нет, что вы! Просто это место дает мне надежду, тишину и успокоение, – нарочито беззаботно ответил Павел Андреевич.
- Были ли вы в библиотеке? – учтиво поинтересовался Марк.
- О, да! – воодушевленно выдохнул собеседник. – Занял себя чтением трудов Плавта.
- Прекрасно! – с некоторым облегчением произнес молодой человек. – Прошу простить меня, я хотел бы отдохнуть с дороги, поэтому, с вашего разрешения, покину вас ненадолго.
- Конечно, как вам будет угодно – улыбнувшись, почти пропел Павел Андреевич.
Лукьяненко пристально посмотрел вслед уходящему Марку. Так хотелось, чтобы все это поскорей закончилось и можно было больше не носить тугую маску благородного гостя.
Ждать оставалось не долго. Следователь надеялся, что уже к вечеру Марка арестуют и не дольше, как завтра он станет полноправным и единоличным владельцем всего состояния этой семьи.
Вечером в дверь действительно постучали. Однако, вместо десятка римских солдат из полицейской когорты в атриум вошел лишь один. Его блестящие доспехи и шлем с густым красным гребнем указывали на звание офицера, а сосредоточенный серьезный взгляд, на важность его визита.
Увидев хозяина дома, суровое лицо воина озарилось добродушной улыбкой.
- Терций, дорогой мой друг! Рад видеть тебя в этих стенах – радостно произнес Марк, похлопывая по плечу нежданного гостя. - Что привело тебя сюда в столь поздний час?
- У меня есть для тебя печальные новости! – произнес воин, и суровое выражение лица вновь вернулось к нему.
- Пойдем в таблиний и поговорим! – юноша уже было двинулся по направлению к кабинету, но Терций остановил его.
- Нет, нам необходимо выбрать место, где нас не потревожат! – объяснил он. – Разговор будет не простой.
Марк напряженно посмотрел на друга - тот не шутил. Юноша сосредоточенно кивнул, и они направились к библиотеке. Терций шел несколько позади оглядываясь и прислушиваясь. Трудно сказать, что это было – военная привычка или попытка обезопасить и себя, и друга в сложившейся ситуации.
Лукьяненко, так напряженно ожидавший развязки своего замысла, не мог пропустить грядущий арест. Поэтому, находясь у себя в комнате, прислушивался к каждому шороху в атриуме. Услышав голоса, он осторожно приоткрыл дверь, пытаясь разобрать слова, эхом отражавшиеся от стен огромного зала.
Когда голоса стали удаляться, мужчина не торопясь последовал за ними. Он был немало удивлен, увидев лишь одного преторианца. Прячась в начале в неосвещенных уголках коридора, потом за колоннами атриума и, наконец, в густой зелени перистиля Лукьяненко оказался почти перед самой дверью в библиотеку. Не осмелившись подойти ближе, он затаился за небольшим каменным выступом у границы сада.
Ничего не было слышно, вероятно, собеседники говорили шепотом. Тягостное ожидание и неизвестность словно тяжелый груз давили на плечи следователя. Сердце неистово билось в груди.
- Удача или провал? – пульсировало в его мозгу. – Если Марк узнает правду... - Лукьяненко зажмурился и замотал головой, отгоняя от себя страшные мысли, боясь даже представить последствия своей ошибки. – Нееееет! Он не может знать! Он не знает. Я не подписывал донос. Его мог написать кто угодно! – успокаивал он себя. Не докажет! Значит, я в безопасности.
- Когда это доказательства были проблемой? – зазвенел голос Мельникова в его голове. И точно, разве когда-то его самого это останавливало, разве мешало когда-то избивать допрашиваемых, получая любую нужную информацию от них?
Лукьяненко чуть слышно застонал и тут же осекся. Испугавшись, что его заметят он поплотнее прижался к холодной каменной стене и замер. Казалось, воздух, безудержно вырываясь из легких предательски выдавал его присутствие здесь.
Внезапно дверь распахнулась и в коридор вышел Терций. Оглядевшись по сторонам, он повернулся к Марку, по прежнему укрытому полумраком библиотеки, и произнес:
- Будь осторожен, мой друг!
Тут же в дверях показалась фигура юноши. Его и без того бледное лицо, освещенное горевшими здесь факелами, казалось еще более бледным. Опущенные плечи и склоненная голова выдавали нестерпимую боль, нанесенную рукою предателя.
Наблюдая за происходящим из своего убежища, Лукьяненко был поражен. Никогда раньше он не замечал этой боли в обшарпанных стенах допросной. Никогда не задумывался, что испытывают заключенные видя перед собой фамилии и имена близких и любимых ими людей. Не понимал он раньше, что предательство даже тех, кто не был близким и любимым ранит больше и больнее, чем кулаки и палки.
От этого понимания хотелось спрятаться, вычеркнуть его из своего сознания, забыть. Но, Лукьяненко чувствовал, почти физически, как оно врезается в его память, чтобы остаться там навсегда.
- Ну что ж, я должен идти! – прогремел в тишине голос Терция и оба собеседника скрылись в густой зелени сада.
Лукьяненко еще какое-то время не осмеливался покинуть свое убежище. Но спустя четверть часа все же решил отправиться к себе. К счастью, никто из обитателей дома его не видел. Добравшись до своей комнаты, он скинул с себя тогу и нырнул под тяжелое одеяло.
Было страшно. Что ждет его теперь?
Марк, несомненно, знал о предательстве. Догадывается ли он о личности изменника? Как бы то ни было, неизвестно откуда явившийся незнакомец имел наилучшие шансы стать главным кандидатом на эту роль. Лукьяненко это понимал, а потому страх еще глубже проникал в его сердце и туманил мозг.
- Он может выбросить меня на улицу, обрекая на верную смерть, – размышлял мужчина, уставившись в густую темноту. Он прекрасно помнил о новостях, которые обсуждали иногда слуги в его присутствии. Бандитов на улицах Лукьяненко не боялся, а вот голодная смерть его несколько пугала. - Или сам напишет на меня донос. В любом случае – не завидная участь.
Выругавшись отборным матом, он сел в кровати и закрыл глаза. Хотелось курить. Ситуация была безвыходной, что делать мужчина не знал. Просидев неподвижно несколько минут, он вновь откинулся на подушку. Стало жарко и душно. Не смотря на обычную прохладу римской ночи, было трудно дышать.
Медленно выпуская спертый воздух из легких, Лукьяненко продолжал искать выход, как когда-то в каменном лабиринте катакомб. Только сейчас надеяться было не на что. Никто неожиданно не появится перед ним с факелом в руке, и не выведет его на поверхность. Он застрял в ловушке, которую приготовил для своего спасителя.
Мысли будоражили воспаленный ум, метались, бились о черепную коробку, терзали его, разрывали на части. Голова раскалывалась. Легкие горели. Сознание путалось и мутнело. Лукьяненко метался по кровати, пытаясь высвободиться из липкой паутины забытья. Получалось плохо.
Стены комнаты одна за другой предательски растворялись в темноте, оставляя беспомощного своего гостя один на один с самим собой. Внезапно, из пустоты проступили слабые очертания дверного проема, освещенного дрожащим пламенем зажженной свечи. Вглядываясь в этот полумрак, Лукьяненко силился узнать лицо человека, чья фигура показалась теперь в давящем полумраке. Опущенные плечи и склоненная голова казались знакомыми. Мужчина прищурился. Человек шагнул на встречу, протягивая руку. Только сейчас Лукьяненко разглядел в ней дощечки, те самые, на которых он отправил с мальчишкой донос префекту Рима.
- Нет! Нет! Не надо! – прошептал следователь, закрывая глаза.
Сердце колотилось, звенящая тишина сдавливала обессиленное сознание в своих окрепших объятиях. Вдруг из далека послышалось знакомое пение. Легкий ветерок запутался в пшеничных колосьях, поглаживая их невидимой своей рукой. Павел Андреевич открыл глаза.
Метрах в пяти от себя он увидел женщину. Она вглядывалась в даль, туда, где небо покрывалось первыми лучами просыпающегося солнца. Конечно, он узнал этот стан, эти непослушные пряди, выбившиеся из-под косынки, этот ласковый голос, струившийся над пшеничным полем.
- Мама! – окликнул он.
- Пашенька! Сыночек! – обернувшись на звонкий голос сына, радостно прошептала она.
Лукьяненко бросился к матери. Слезы радости хлынули из покрасневших от усталости глаз.
- Мама! Мамочка! – словно маленький мальчик, повторял Павел Андреевич. Он рыдал, как никогда прежде, вдыхая теплый знакомый аромат душистых полевых трав.
Стало легко и спокойно. Лукьяненко поднял голову. Мамы не было, как не было ни поля, ни восходящего солнца. Только шершавая стена подземного лабиринта и тяжелый, нависающий потолок.
Страх вновь овладел мужчиной. Он снова бежал, спотыкаясь и падая, пытаясь отыскать выход. Снова бессильно опускался на пыльные плиты, вставал, натыкался на неожиданно возникавшие преграды, проводил ослабшей рукой по незнакомым надписям. Кричал, вслушиваясь в отвечающее эхо.
Вдруг, где-то за очередным поворотом забрезжил слабый свет одинокого факела. Павел Андреевич ринулся к нему. В метре от заветной цели он увидел осунувшееся лицо Алешки, вынырнувшее из темного коридора. Оцепенев от неожиданности, Лукьяненко всматривался в знакомые черты, обрамленные теперь прозрачными каплями. Медленно повернув голову, он заглянул за угол.
В лицо ударил ледяной воздух «жестянки». На коленях, примерзнув к металлическому полу перед ним стоял старый священник. Радостная улыбка не покидала ни его лицо, ни распахнутые усталые глаза.
Лукьяненко попятился. Ощущение некой неразгаданной тайны охватило все его существо. Что-то пугающее и одновременно восхитительно-радостное предстояло сейчас перед ним. Шаг, еще шаг. Алешка растворялся в темноте лабиринта.
Почему-то не осталось страха, только нежное тепло разливалось по всему телу. Мужчина вдохнул. Тонкий цветочный аромат врезался в его сознание. Павел Андреевич открыл глаза.
- Госпожа, он очнулся! – зазвенел над ухом знакомый голос Нунтиуса.
Не понимая, где он и что происходит Лукьяненко повернул голову. Из глубины комнаты проступила маленькая фигурка Октавии. Склонившись над больным, она легонько потрогала его лоб.
- Жар наконец-то спал, - тихо сказала она кому-то, стоящему у дверей. – Все будет хорошо! – обращаясь уже к Лукьяненко, ласково прошептала она.
- Что случилось? Где я? – заволновался больной, пытаясь приподняться. Руки не слушались, и он бессильно вернулся в прежнее положение.
- Не беспокойтесь! Кризис миновал! Вы поправитесь. Только пообещайте больше нас так не пугать! – улыбнувшись произнесла Октавия, и поднесла к иссохшим губам гостя флягу с водой, – Я уже третий день не отхожу от вашей постели.
Лукьяненко хотел было еще что-то спросить, но она запретила, мягко прикрыв его рот кончиками тонких пальцев.
- Вам нужно поспать! Отдыхайте!
Она встала и, отдав Нунтиусу некоторые поручения, вышла из комнаты.
Весь следующий день девочка провела у постели больного и к вечеру Павел Андреевич уже сидел на кровати, поглощая принесенный ею же ужин. Наконец, в дверях показался Марк. Лукьяненко ждал его появления, но боялся спрашивать о юноше, дабы не вызвать никаких ненужных подозрений. Теперь же молодой человек стоял перед ним, радостно улыбаясь.
- Дорогой друг! Я счастлив, что вы идете на поправку. Я было подумал, что вы хотите уже нас оставить, – смеясь заговорил Марк.
Петр Андреевич удивленно посмотрел на него.
- Что молчите? – задорно выпалил тот, подмигивая оторопевшему гостю.
Такого Лукьяненко вовсе не ожидал.
«Он или не знает, что я предатель, или просто играет со мной, как с котенком, чтобы утопить потом в грязной луже» - промелькнуло в его голове.
- Что вы! – расплывшись в искусственной улыбке ответил он, - Как я мог, не попрощавшись, оставить этот гостеприимный дом?
Мужчины рассмеялись.
- Видели бы вы, как за вас переживал бедный Кутоний! – расправляя складки своей тоги, отметил Марк.
- Конечно, где же еще он найдет такого смышленого ученика! – заговорщицким тоном произнес Павел Андреевич.
- О, да! Со смышлеными учениками у нас туго! – по-прежнему улыбаясь согласился юноша. – А еще вы пропустили ужин в доме Авла Тиция, чем несколько расстроили его. Но могу вас успокоить, там не было ничего интересного.
Присаживаясь на табурет у кровати больного, Марк переменился в лице. Сделав жест рукой, он велел сестре оставить его один на один с гостем. Сосредоточено всматриваясь в суровые черты собеседника, молодой человек дождался, пока дверь в комнату закроется и наконец произнес:
- Я должен уехать из Рима на некоторое время. Возникли обстоятельства, требующие моего непосредственного участия.
Павел Андреевич внимательно слушал, пытаясь угадать причину такой резкой перемены в лице юного патриция. Не осмеливаясь перебивать или задавать какие-либо вопросы, он пытался разглядеть эту причину в обращенном на него взгляде.
- Оставляю вас на попечение моей матери и юной Октавии. Надеюсь, они не дадут вам скучать, – продолжал Марк. – Но и вы не обижайте их, - юноша тяжело вздохнул и замолчал.
На его молодом лице читалась тревога. Лукьяненко был поражен до той степени, когда невозможно произнести ни слова, осознавая важность момента. Этот странный человек наверняка знает о его поступке. Почему же он просто не выгонит его? Почему не отдаст в руки преторианцев? Напротив, он, как безумец, доверяет предателю, оставляя рядом с ним свою мать и сестру. Или все же юноша ничего не знает? Не подозревает, что доносчик именно он? А может быть это какая-то хитроумная ловушка?
Лукьяненко уставился на своего собеседника, силясь понять, что же на самом деле движет молодым человеком. Но ответа у него не было. Мужчина рассеянно произнес:
- Не волнуйтесь! Все будет хорошо!
Марк поднял голову и пристально посмотрел в глаза гостя. Убедившись, что Павел Андреевич серьезен, он кивнул и не торопясь поднялся. У самой двери юноша обернулся, натянул дежурную улыбку и произнес:
- Поправляйтесь!
Странное послевкусие оставил этот необычный разговор в сознании следователя. Оказавшись в комнате один, он еще долго сидел неподвижно, упершись растерянным взглядом в закрывшуюся за Марком дверь. В памяти всплыло заплаканное лицо Алешки. И то же самое ощущение великого таинства, происходящего здесь в эту минуту, завладело всем существом гостя.
Необычное поведение молодого человека, никак не вписывалось в, придуманный Лукьяненко, образ мстительного римлянина. Не злости, ни гнева, ни даже намека на отвращение к предателю в юноше не было. Только необъяснимая грусть и сильная боль от настигшего разочарования легкой дымкой отражались в его взгляде. От этого все становилось еще запутанней и непонятней.
Прокручивая в голове события последних дней, следователь размышлял о своем поступке. И впервые за долгие годы в его сознании родилось сомнение. Судя по всему, Марк был хорошим человеком. Но еще вчера люди для Павла Андреевича не делились на плохих и хороших, невинных или виноватых. Могли быть только те, кто оказался по эту сторону решетки, и те, кто по другую. Те, кто не мешал идти к намеченной цели и те, по чьим поломанным судьбам прокладывалась дорога к ней. Он всегда считал, что также видят мир и остальные, потому что вселенная, в которой он существовал была выстроена на страхе, жестокости и подлости.
Сейчас же, словно приподняв тяжелое покрывало, Лукьяненко ясно увидел человека, живущего по другим законам, странным и непонятным. Что-то все же говорило о правильности этих законов. Основа, на которой они строились имела совсем другую природу. Какую? Лукьяненко пока не знал, но чувствовал теперь некое тяготение к этому неизведанному миру.
Чуть не забыла напомнить вам про звездочку в конце главы! Вам же нравится история? Сделайте ее чуть более заметной для других!