Глава 32. Превращение Сэнти
Мистер Левенпил вновь замер, глядя на карнавал огоньков. Через минуту начал тихо рассказывать:
— Мы с братом и его дочуркой (которая только что убежала и заперлась в комнате) жили у залива Среднепарийского моря. Не сказать, что там было красиво. Горы располагались так, что наш городок не видел ни заката, ни восхода. Зато о недостатке в рыбе говорить не приходилось. Кто только не подплывал к нашему заливу. Мы садились на старенькую, едва ли не протекающую лодочку, и ловили рыбу. Самую вкусную рыбу во всей Парии. На это и жили. Тихо и спокойно. Лишь наша маленькая Сэнти (которая сейчас называет себя Лэй) всегда взглядом тянулась к горам и постоянно спрашивала, что за ними. У нас был один морячок — не припомню имени. Так вот, когда мы выходили в плаванье, он не только греб веслами, но и придумывал всякие сказки для Сэнти. Вот и выходили на берег: мы с рыбой, а Сэнти с воодушевлением от всяких небылиц про жизнь за горами. Старым был морячок. Девочка подросла, и он вскоре умер. Все меньше она спрашивала про горы, да и говорила все меньше. Сначала нас это радовало, а потом мы заметили морщины у её бровей. Те морщины, что появляются, когда ты чем-то недоволен, когда что-то гнетущее сидит внутри тебя. И стало понятно, что жизнь в этом закрытом от всего мира городке не для неё.
Однажды случилось нечто странное — из-под воды освещенный луной всплыл поезд. Он стоял там, где обычно на привязи колыхались корабли, что скупали нашу рыбу. Раздался гудок, разбудивший наш городок. Мы выбежали на берег и стали смотреть на это чудо. Из последнего вагона, чертыхаясь, вылезла полная женщина с огромной сумкой. Оглядевшись, она прямо по дну в нашу сторону. Там было не глубоко — где-то по колено — но было видно и слышно, как мадам неприятно. Она добралась до берега, достала из сумки раскладной стул и маленький рупор. Зачем ей нужен был рупор, я до сих пор не знаю: все жители стояли прямо перед ней. Дама начала кричать: «Билеты до Ярмарки! Не проходим мимо! Только сегодня тридцатипроцентная скидка! Детям до семи лет — бесплатно! Билеты до Ярмарки!».
Кричала она без умолку, и это казалось сном. Особенно, когда я глядел на стоящий посреди залива поезд с темными окнами. Скоро женщина, рассмотрев наши удивленные, но пустые глаза, поняла, что никто не решится взять и купить билет (пусть он и со скидкой) и отправиться в какую-то неизведанную Ярмарку на паровозе, который только что вынырнул из-под воды. Поэтому она прекратила кричать и, смачно чертыхаясь и отряхивая мокрый песок с сапог, собралась возвращаться в вагон. Однако вдруг женщина увидела в толпе Сэнти. Не всю — только голову, но этого хватило. Завороженные глаза нашей девочки, которая как и мы все не верила в происходящее сразу привлекли внимание билетерши. «Собирайся, чего ждешь? Я в этой дыре сидеть не собираюсь!», — заявила билетерша и тут же поплелась к поезду, предварительно задрав полы юбки.
Никто в толпе не понял, к кому она обратилась. Кроме Сэнти. Дама достигла состава, ни разу не оглянувшись, и залезла, отборно ругаясь, в кабину машиниста. Раздался гудок, и вдруг открылись двери среднего вагона. Я упомянул, что вагонов было всего три? Так вот, открылись двери второго вагона, в нем загорелся свет, и поезд медленно поехал, уходя под воду. Жители ахнули, но не из-за этого зрелища. Из толпы вдруг вырвалась Сэнти и побежала — а затем и поплыла — к утопающему вагону. Естественно за ней бросились отец и мать. Я стоял на берегу, не понимая, что делать. Здраво решив, что этих сумасшедших надо остановить, и я пустился к поезду.
Сэнти забралась в вагон, который был уже наполовину затоплен. Вода всё прибывала. Спустя несколько секунд туда заплыли и я с её родителями. Мы хотели крикнуть что-то гневное в адрес девочки, заставить её вернуться, но тут вода полностью заполнила вагон. Стало очень страшно. Я огляделся, можно ли еще выплыть оттуда. Оказалось, что нет. Двери закрылись, окна же не пробила бы и пуля. Вот мы и ехали в затопленном вагоне неведомо куда, и постепенно теряли рассудок от нехватки воздуха в легких... И тут вода стала отбывать. Знаешь почему? В вагон с невозмутимым видом, неведомым образом открыв дверь соседнего вагона и подождав, пока половина воды сольется туда, вплыла проводница. "Так, всем до Ярмарки?", — тем же самым тоном, что и на берегу спросила она. Мы жадно глотали воздух и не могли ничего ответить. "Эй, я с кем говорю? Все до Ярмарки?". Первой нашлась Сэнти. "Я до Ярмарки", — робко сказала она, дрожа от холода. В то время вода была далеко не теплой. — "Дорого билет стоит?». Проводница сменила тон: «Дорого, милочка. Но тебе бесплатно». Девочка спросила, почему. Та ответила, что это приказ машиниста. Потом посмотрела на нас и спросила: «Остальные до Ярмарки?». Отец стал на девочку кричать, как будто рядом никого не было. Мама подошла к проводнице и начала объяснять, что они не знают ни о какой Ярмарке, и можно ли поехать обратно. Проводница молчала и смотрела на мать, как на умалишенную. Мне же до сих пор казалось это всё сном. И вдруг я вспомнил нечто важное... Запах помады моей жены. Рука сама потянулась в карман и достала все имеющиеся монеты. «Этого хватит?», — крикнул я проводнице и протянул ей ладонь. Она тут же перевела взгляд с матери и взяла мои деньги. Скрупулезно все пересчитав, вернула мне где-то половину обратно и выдала билет. «Ехать будем долго, скоро перейдете в сухой вагон, там будут сухие вещи», — грозно сказала проводница. Отец замолчал и уставился на меня. «Что ты делаешь?», — спросил он, словно я совершил преступление. «Я купил билет до Ярмарки», — сказал я спокойно. «До какой, черт возьми, Ярмарки?!». Я положил ему руку на плечо. С детства знал, его это успокаивает. «Если бы я мог ответить на этот вопрос, я бы не купил билет. Слушай, я знаю, почему Сэнти рванула в утопающий вагон». Девочка стояла по пояс в воде, опустив голову и сжав кулаки. Она вообще-то всегда была жизнерадостная, веселая... помнишь про сказки от моряка? Она всегда их так любила... Но в тот момент всё изменилось. Уж не помню, что именно кричал отец, однако девочку это изменило навсегда. Хотя вру. Это не изменило её — это подтвердило её намерение всё изменить. Я позже это понял. Непонятно изъясняюсь? Сейчас все поймешь, мой драгоценный гость. Итак, я продолжил говорить её отцу: «Она побежала, потому что человеку важно иногда не знать, чем закончится день». «Что ты несёшь?!». Брат был в ярости, и его понять можно: какого чёрта я вдруг стал оправдывать его дитё. "Послушай", — попытался я всё объяснить. — "Мы из года в год ловим рыбу, отмечаем какие-то праздники, продаем рыбу и живем, отрешенные от мира. Нам-то это, может, и сходит с рук, но вот юная девочка не должна вариться в таком котле. Перед ней должен быть открыт весь мир, все сказки моряка. А мы из-за отсутствия корабля не можем даже выйти в море... И не замечаем, как сами разлагаемся. Душевно, брат, душевно. Знаешь, о чём я думаю, когда засыпаю?». Брат смотрел на меня, как на сумасшедшего. «Ни о чем я не думаю. Ни о прожитом дне, ни о дне предстоящем. А сейчас я, возможно, сплю, но это лучший сон за всю мою жизнь. Он такой настоящий, его можно понюхать и даже потрогать. Мой дорогой, знаешь, что я сделаю, когда (или если) проснусь? Я расскажу Сэнти о поезде, который ездит по воде и может увезти в далекую Ярмарку. И мы с ней будем каждый вечер на берегу не уходить, как всегда, спать в наши провонявшие рыбой дома, а сидеть на берегу и ждать этот поезд. Боже, не дай бог это сон!». И представляешь Мун, я со всего маха ударился в стену. Больно было невыносимо. Такую боль не чувствуешь, когда спишь. Моей радости не было предела! Значит, это было не сон! Я не хотел ничего спрашивать у проводницы — куда мы едем, сколько ехать, и что это за Ярмарка... я чувствовал, что происходит нечто волшебное, и я будто бы начал жить заново! Тут на меня поднялись глаза Сэнти, и всё стало понятно: она чувствует то же самое! Теперь, тебе понятно? Ну а дальше открылся еще один вагон, сухой. И мы с девочкой пошли смело в него. Брат и его жена пошли за нами, заплатив за билеты. Мы молчали всю дорогу. Папа и мама Сэнти явно таили нечто страшное внутри своих душ. А мы с девочкой не могли сдержать восторга. Через день езды во тьме мы прибыли на Ярмарку. А потом случилось страшное. Мы все обосновались на Ярмарке. Нет смысла рассказывать наше восхищение первые месяцы этим местом. Скоро же отец и мать основали булочную и вместо рыбы продавали булки с кофе. Сэнти обрела друзей, но вскоре... ты, наверно, догадываешься, что случилось. Лэй переросла потребности отца в мирной, но пустой скучной жизни. И за это продолжила мучиться в его заточении, так как он решил, что в ней призрак. Пусть Ярмарка и волшебство вокруг, но что толку, если ты заперт в булочной? Конечно, рано или поздно она должна была сбежать. Прости мне моё предположение: не был ли ты участником тех событий?
— Да, я, честно говоря...
— Ничего не стесняйся! Как ты мог заметить, я тоже всей душой хочу, чтобы Лэй была счастлива.
— Извините, мистер Левенпилл...
— Да.
— Неужели родители её не понимают, что она несчастна?
— Мой благословенный друг... Думаю, тебе еще будет очень трудно понять их чувства. Единственный ребенок в семье, долгожданный, к тому же девочка. Они опекают её, и всегда опекали, и, думаю, собираются опекать до конца жизни, сами не понимая, что делают её тем самым несчастной. А ей нужна свобода. Они хорошие люди, очень — не подумай ничего!
— Нет, что Вы!
— Мой брат — замечательный отец... Просто он слишком долго ждал этого ребенка... Да, слишком долго...
Мистер Левенпилл опять застрял взглядом на огоньках.
— Мистер Левенпилл, — уже с меньшим стеснением прервал его Мун. — Когда я пришел к Вам, Вы что-то с Лэй обсуждали, причем очень, как мне показалось, яростно...
— Да, мой друг, — усмехнулся мистер Левенпилл, — от Вашего взора ничего не скрылось. Мы обсуждали её прибытие ко мне. Я знал, что она сбежит, я знал, что она меня найдет, но не думал, что это случится так рано... Слишком рано... Вот что мы обсуждали.
— Слишком рано? О чем Вы?
— Ты же знаешь, дорогой друг, чего она больше всего боится, от чего бежит.
— Конечно... мы же только что говорили... От папы?
— Нет, — мистер Левенпилл даже улыбнулся наивности Муна. — Она бежит от себя. Ей страшно, что она станет такой же, как отец и мать. Без искры в душе, без желания любоваться миром, что-то познавать, интересоваться всем, чем ни попадя.
Мун начал в девочке понимать всё больше и больше. А мистер Левепниилл вдруг перестал быть таким расслабленно-философским графом. Он серьезно посмотрел на Муна, и тому казалось, что скоро этот взгляд пройдет насквозь.
— Ты знаешь про Лес? — спросил очень серьезным тоном у мальчика хозяин квартиры.
— Да... и про призраков... Я прибыл сюда не на поезде... Мне пришлось даже стрелять в них. Это всё неважно, я обещал Лэй пойти в Лес с ней, да и у меня есть там одно очень важное дело...
Мистер Левенпилл встал и заложил руки за спину. Он по привычке глядел вниз, но не как обычно — беззаботно рассматривая огоньки — а что-то серьезно обдумывая.
— Вам рано идти в Лес, — неожиданно строго сказал он. У Муна даже перехватило дыхание.
— Почему?
— Призраки не оставят от Ваших душ ни следа.
— У меня нет выбора, мистер Левенпилл. Видимо, у Лэй тоже.
Мистер Левенпилл резко нагнулся к самому уху Муна и заговорил шепотом, будто кто-то их мог подслушивать:
— Я не вправе держать тебя, мой друг. Если тебе надо — иди. К сожалению, у меня нет карты, чтобы ты мог достигнуть тех огней внизу кратчайшим путем. У меня есть только одна просьба. Пожалуйста, не втягивай в это Лэй.
Мистер Левенпилл посмотрел Муну в глаза. Во взгляде была и мольба, и угроза. Мун не понимал эту перемену. От такого поворота у него снова сердце ушло в пятки, всё, что он смог сделать — кивнуть. Мистер Левенпилл похлопал его по плечу.
— Спасибо, мой драгоценный. Ну а сейчас нам пора ко сну.
Он вышел с балкона. Мун взглянул вниз: огоньки всё так же беспорядочно мелькали, хотя найти некую логику в движении их было можно. Мальчик пошёл за хозяином дома. Тот шагал молча. В скалистом доме тишина очень давила. Мун решил разрядить обстановку.
— Куда Вы хотите меня уложить, мистер Левенпилл?
— О, дорогой друг, это куда ты пожелаешь! — вернулся в дружелюбный тон хозяин дома. Эта перемена подействовала на Муна еще сильнее, чем, если б тот оставался страшен... Мун оглядел коридор — вокруг находились одни двери да подсвечники. Мальчик прекрасно помнил, какую дверь хлопнула Лэй (по звуку это было легко определить), и решил стать её соседом. Завтра утром они могут расстаться из-за дяди Лэй, и ему хотелось быть ближе к ней хоть несколько часов сна. Даже через скалистую стену.
— Тогда, я прилягу там.
— Хорошо. Только у меня там не убрано, подожди несколько минут здесь, юный друг, — мистер Левенпилл широко улыбнулся и зашел в соседнюю с Лэй комнату, куда указал мальчик. Спустя пять минут вышел.
— Мой друг, прошу.
Мун зашел в шикарную комнату с уже разостланной кроватью.
— Возможно, завтра мы уже не увидимся. Рано утром я уйду. А сейчас, как только будете готовы ко сну, затушите свечу на столике. Приятных снов! — мистер Левенпилл указал пальцем в сторону кровати, широко улыбнулся. Мун посмотрел в направлении, куда показал мистер Левенпилл, но никакого столика там не была. Меж тем, хозяин дома уже вышел, закрыв дверь.