Глава 2
Поместье рода Сайрес возвышалось на высоком холме, словно страж, оберегающий покой своей земли. Башни из серого камня упирались в зимнее небо, а стены дышали древностью и силой, будто сама земля держала их веками. Казалось, в каждом камне, в каждом витражном окне и в каждом скрипе ворот звучали голоса предков — тех, кто когда-то построил этот дом и оставил нам свою честь и клятвы.
Внутри царила особая тишина, наполненная дыханием прошлого. Длинные коридоры были украшены гобеленами, изображавшими сцены древних побед и гербы союзных домов. Высокие окна впускали холодный солнечный свет, который ложился золотыми пятнами на мраморные полы. В воздухе стоял запах воска, хвойных дров из каминов и старинных книг, привезённых со всего континента в нашу библиотеку.
Большой зал был сердцем поместья. Там, над камином, висел герб семьи: щит, разделённый на две половины. На одной — золотой феникс с расправленными крыльями, восстающий из пламени, на другой — белая лилия, сияющая на изумрудном фоне. Под ним начертан девиз: «Свет и Тень — едины в сердце».
В детстве я считала эти слова пустой формальностью, украшением для гостей. Но теперь они казались пророчеством. Феникс — символ возрождения, новой жизни из пепла, лилия — знак чистоты и преданности. Таков был наш род: гордый и светлый, но готовый сгореть ради возрождения. А для меня эта эмблема стала напоминанием, что второй шанс — не случайность, а испытание.
Сады за окнами спали под снегом, но даже зимой в них чувствовался порядок и величие. Старые липы, высаженные первым герцогом Сайресом, стояли в ряд, словно молчаливые стражи. Фонтан, замёрзший до весны, сверкал, отражая лучи холодного солнца. В этом доме всё напоминало о корнях и о том, что мы — часть чего-то большего, чем одна жизнь.
И вот в этих стенах, среди этого величия и тишины, я открыла глаза и поняла: мне дан второй шанс.
Мне был дан второй шанс. В этой жизни я обязательно должна изменить своё будущее и сделать всё возможное, чтобы предотвратить трагедию, в которой потеряла всю семью.
Сейчас идёт 1741 год, мне не так давно исполнилось десять лет. Летоисчисление в нашей Империи начинается с момента, когда наши предки впервые вступили на этот континент и решили основать здесь своё первое государство.
В «прошлой» жизни я умерла в 1751 году. Тот год был одним из самых холодных в Империи Рекруа. У меня ровно десять лет, чтобы кардинально изменить свою судьбу.
Империя Рекруа имеет большую историю, ей насчитывается больше девятисот лет. Она была основана князем, который решил создать своё государство и начал завоёвывать новые земли. Сейчас ею правит тридцать девятый император, Наталеон Атенасис де Рекруа ва лю Периньон. Тот самый, который уничтожил весь мой род.
Первое, что я решила сделать, — это наладить отношения со своими родными. Хочу, чтобы хотя бы в этой жизни мы стали настоящей семьёй, какой были до смерти моей родной матери.
Мой отец — Герцог Шеон Аделар де Тальмон ла Сайрес, главный помощник и «друг» нашего нынешнего императора. Благодаря многочисленной поддержке и уважению среди знати, он занимает должность канцлера Рекруа, нашей обширной и прекрасной империи.
В прошлый раз мы с отцом упустили шанс побыть полноценной семьёй, и это была полностью моя вина. Он любил и заботился обо мне так, как умел. Но, к сожалению, мы очень редко общались и уделяли друг другу мало времени. У нас даже не было общих тем, чтобы поговорить. Поэтому, когда мы с отцом были вместе, мы либо молчали, либо вели разговор о дворце. Это была единственная тема, о которой мы могли говорить. Но перед своей смертью, держа мои руки в своих слабых ладонях, он твердил, что очень любит меня и всегда желал мне самого лучшего.
В его смерти и других бедах я винила только императора. Никак не могла поверить, что человек, которого любила больше всех, предал и так поступил со мной.
Со своим братом, маркизом Клодом Тео де Бирно ла Сайресом, я находилась в хороших отношениях до моего одиннадцатого дня рождения. После они стали натянутыми. Мы могли мирно разговаривать, а через пару минут ругаться во всю. После его смерти я много думала о нас. Всё могло быть по-другому, если бы я вела себя иначе: не цеплялась, не ругалась, а была хорошей младшей сестрой. Ведь до того, как нашей мамы не стало, мы были дружны.
Я помню его маленькие жесты заботы. Мне было всего четыре, когда заболели зубы, и доктор запретил сладости. Тогда только Клод приносил мне конфеты тайком, стоял у двери на страже, пока я их ела, — словно маленький рыцарь, готовый защищать меня от родительского гнева.
В момент смерти ему исполнилось всего лишь двадцать три года. Мы родились с разницей в пять лет. Молодой, всё ещё не повидавший мир, он так хотел жить. Каждый новый день для него был хорошим, кажется, что в нашей семье он был самым спокойным и плыл по течению своей жизни... очень короткой, к сожалению.
Многие мои знакомые подруги считали его красивым и даже были тайно влюблены в него. И я согласна с ними — он у меня ещё тот похититель дамских сердец. До самого последнего вздоха брат любил только одного человека, но так и не признался ей, не успел.
С матушкой... Мне трудно думать о ней. Наши с ней отношения не заладились с самого её прихода в наш дом. Я ужасно ревновала отца и просто не могла поверить, что он мог полюбить кого-то, особенно это чудо с веснушками. Но теперь, если посмотреть под другим ракурсом, можно понять, что мой папа решил снова полюбить и быть любимым. Хоть они и не показывали своей привязанности, но если присмотреться, то можно было заметить их переглядки, случайные касания рук и улыбки. Почему я этого не видела раньше? Верно, я просто не хотела этого замечать. Глупая девчонка.
Теперь, зная, кто отвернётся от меня, а кто протянет руку помощи в будущем, я должна предотвратить всё. Больше не позволю завладеть моим сердцем кронпринцу Мэвелу, сыну нынешнего императора. Ему лучше держаться как можно дальше от меня. Если всё же встретимся, то боюсь, не смогу ручаться за сохранность его высочества.
Отец всегда был против моей влюблённости в Мэвела. Мы порой сильно ссорились по этому поводу. Папа считал принца ребёнком, не желающим взрослеть и недостойным для того, чтобы составить мне хорошую партию. Если бы я только прислушалась к его словам вовремя, тогда, возможно, всё было бы по-другому...
— Аарон прибудет через пару дней, необходимо подготовить ему его комнату.
Услышав имя человека, который оборвал жизнь половине здесь присутствующих, я выронила чашку чая. Хрупкий фарфор раскололся о мраморный пол, и звон эхом разнёсся по залу, заставив даже пламя в камине дрогнуть.
В гостиной повисла тишина. Лишь потрескивали поленья в очаге, да часы на стене отсчитывали секунды, как удары сердца. Все взгляды обратились на меня. В этой тишине я слышала, как гулко бьётся моё собственное сердце. Руки задрожали, и я спрятала их под складками платья.
Аарон... Совсем забыла, что он всегда приезжал в это время года, как дорогой гость семьи. Когда-то я не обращала на него внимания — у меня были свои заботы, свои иллюзии. Но теперь одно лишь упоминание его имени заставляло стены словно холодеть. Даже герб с фениксом и лилией, висящий над камином, казался чужим и суровым.
Отец всегда относился к нему с уважением и теплом, словно видел в нём больше, чем юного сына пограничного графа. Брат же... он доверял Аарону, как брату. Они смеялись в этих самых залах, делили хлеб и секреты. Они стали почти неразлучны.
А в будущем он вонзит меч в моего брата.
Аарон Оуэн. Сейчас он всего лишь мальчишка, пятнадцатилетний юноша, такой же, как Клод. Но я помню его будущее. Помню холод в его глазах и кровь на его руках. Помню, как стены нашего дома пропитались криками и предательством.
Он станет героем войны. Главнокомандующим. Человеком, чьё имя будут произносить с почтением даже те, кто ненавидит его. Монстром в глазах врагов и теми же руками — убийцей моей семьи.
Я прекрасно помню, как, окончив Военную Академию в семнадцать, он отправился на войну и вернулся героем. В двадцать один — самый молодой рыцарь Империи, поднятый отцом в ранг командира. А в двадцать три он собственными руками убьёт своего лучшего друга. Убьёт Клода. Убьёт всех... кроме меня.
— Ариана! — воскликнул отец, вставая со своего кресла.
— Дорогой, — тихо остановила его матушка, положив руку ему на плечо.
Она же первой присела рядом со мной, накрыла мои дрожащие руки своими ладонями. Её прикосновение было тёплым, и в груди защемило — как же давно я лишилась этого тепла в прошлой жизни.
Служанки тут же прибежали, быстро собрали осколки и вышли, оставив нас в тревожном молчании.
— Может, вызвать тебе доктора? — отец снова сел, протёр лицо рукой и посмотрел на меня. — Ты ведёшь себя странно в последнее время. Не обожглась?
— Нет, отец, — прошептала я, опуская голову.
Я сидела сбоку от него, на маленьком диванчике, где могли поместиться лишь двое. Клод напротив пристально наблюдал за мной, готовый было подняться, но матушка опередила его.
— Так, о чём я? — отец вздохнул. — Да, Аарон. Он прибудет через пару дней и останется у нас до вашего возвращения в Академию, Клод.
Верно. Клод и Аарон. Лучшие друзья. Близкие, как братья. А в будущем именно его рука станет для моего брата последней.
Я чувствовала, как внутри всё горит от ненависти. Феникс на гербе словно оживал и шептал мне: «Смотри внимательно. Из пепла рождается сила».
Я встала, поклонилась:
— Думаю, мне нужно отдохнуть. Прошу простить, отец, брат, матушка.
Отец кивнул.
Я вышла из гостиной. Коридор встретил меня холодом каменных плит и тенью старых портретов предков. Их суровые глаза словно следили за каждым моим шагом. Вдоль стены колыхались тяжёлые гобелены, и казалось, будто сама ткань хранит в себе крики и молитвы прошлого.
Я прошла мимо библиотеки. Тяжёлые дубовые двери были приоткрыты, и оттуда доносился запах старых книг, сухих чернил и дыма свечей. Сколько раз я пряталась здесь в детстве, перелистывая сказки и древние хроники, пока брат высмеивал меня за «глупые мечты». В этой библиотеке я впервые узнала легенду о богине Фэт, которая может переписывать судьбы. Тогда я смеялась, не веря в сказки. А теперь... теперь я сама стала их частью.
Через галерею я вышла в сад. Зимой он был тих и строг. Ветви лип, посаженных первым герцогом Сайресом, были укрыты снегом, словно белыми плащами. Статуи, изображающие предков, застыли в вечной тишине, но в их каменных лицах чувствовалась сила. Я провела рукой по холодному плечу статуи и подумала: «Вы все смотрите на меня. Что скажете? Что ждёте от меня?»
Башни поместья возвышались надо мной, устремляясь в серое небо. Когда я была ребёнком, мне казалось, что они касаются облаков. Отец говорил, что башни символизируют стойкость рода: можно поджечь стены, разрушить крыши, но башни будут стоять до конца. Я подняла голову и прошептала: «Я буду вашей башней. Я выдержу».
И только после этого мои ноги сами привели меня к озеру.
***
Время шло медленно. Каждое утро я просыпалась и всё ещё находила себя здесь, в своей комнате. Это был не сон. Это была реальность. Мой второй шанс.
Я сбежала от суеты, от Элен, от забот — и вышла к замёрзшему озеру неподалёку от поместья. Его гладкая поверхность сверкала на солнце, покрытая снежным ковром. Мне запрещали ступать на лёд, но я всё же шла, придерживая юбку.
Когда-то сюда водила меня мама. В тех далёких воспоминаниях она держала меня за руку и рассказывала легенду... я уже не помнила слов, только её голос и тепло ладони.
Сейчас озеро казалось символом моего пути. Лёд трещал под ногами, как предупреждение: всё хрупко. Всё может оборваться в любой миг.
У меня много врагов. Но главные — трое. Первый появится, когда мне исполнится семнадцать. Второй и третий уже рядом.
Аарон — всего лишь марионетка. Но и марионетка способна убивать.
Я смотрела на белое небо и сжимала кулаки. Внутри меня загоралась клятва, жаркая и безжалостная, как огонь феникса.
Я отомщу за каждый день ада. За каждую каплю крови. За каждую тень предательства.
Око за око.