Глава II: День Тинга (Часть 4)
До тинга оставалось ещё немного времени, и Ингвару нужно было придумать, как решить свою проблему. Честно говоря, он рассчитывал на положительный ответ от своего лучшего друга — и надеялся уже сегодня представить ярлу готовую идею. Но реакция Магнуса поставила его в тупик. Викинг оделся и вышел во двор.
Кажется, придётся действовать самостоятельно, — решил Ингвар. — Может быть, самое время собрать долги. Но где сейчас найти столько золота?
Он крепко задумался, рассеянно накручивая прядь волос на палец. Взгляд его был устремлён вдаль, но на самом деле он ничего не видел — мысли уже унеслись далеко в прошлое.
Надо бы навестить ту торговку, из нортумбрийцев. Кажется, её звали Катарина — или как-то так.
Ей было едва за двадцать. Белокурая, красивая девушка, с аккуратными, длинными волосами, которые мягко спадали ей на плечи. Голову, как и все островитяне, она предпочитала прикрывать капюшоном.
Не сказать, чтобы Ингвару особенно нравилось её общество. Но в прошлом походе он выручил её — девушка угодила в серьёзную передрягу, в такую, из которой сама бы никогда не выбралась. Теперь она оставалась ему должна.
Ингвар принялся вспоминать обстоятельства знакомства с Катариной.
Торговку поймали нортумбрийские стражники, когда она пыталась сбыть им краденый товар. История банальная и глупая — но Ингвару почему-то нравилось возвращаться к ней.
Именно тогда и случился один из его первых боёв на чужой земле.
Конечно, позже их было ещё десятки, но первый бой... первый запоминается навсегда.
Это произошло, когда отряд ярла только высадился на берегу Нортумбрии. Поздно вечером носы их драккаров ударились о песчаный берег западной земли. Даниры отлично знали, что штурмовать город ярл прикажет только завтра днём, и с удовольствием разбивали лагерь в подлеске, рядом с побережьем.
Разбивать лагерь прямо у воды было глупо — бесчисленные патрульные могли легко их заметить, и тогда уже завтра викингам пришлось бы сражаться не с гарнизоном Эофервика, а с половиной армии Нортумбрии.
До города было не больше получаса пешком. Ингвар тогда не стал дожидаться своего отряда и решил пойти на разведку.
Он бродил по британскому лесу, удивляясь живой, дышащей природе и её отличию от сурового климата его родных мест. Земля всё ещё хранила влагу — даже вечером можно было услышать, как живёт лес. И жил он своей, особенной, ни на что не похожей жизнью.
В лунном свете показались каменные очертания спящего города. Ингвар решил пройтись вдоль городской стены.
Было уже далеко за полночь.
Вдруг он услышал звонкий, почти детский крик:
"Отпустите меня! Что вы делаете? Стража должна защищать, а не избивать невинных людей!"
"Невинных?" — грубый, гнусавый голос резко контрастировал с первым. "Откуда у тебя эти потиры? И почему они так подозрительно похожи на те, что исчезли из дома аббата Рейнольдса в прошлое воскресенье, пока он был на богослужении?"
"Ну а какой дурак будет держать потиры дома? Я имела в виду... откуда мне знать? Я нашла их около мясной лавки! Отпустите меня! Я буду жаловаться, и вас отстранят от королевской службы. А потом казнят!"
Затаившись, Ингвар с интересом наблюдал за диалогом.
Конечно, он не знал, ни кто такой аббат, ни что такое потиры, более того, он с трудом разбирал чужое наречие, но сцена от этого менее увлекательной не становилась.
Во-первых, уроки иностранных языков со стариком Арне всё-таки не прошли даром. Отдельные слова он разбирал хорошо.
А во-вторых, Ингвар превосходно считывал энергетическое поле каждого из участников. Руночей читал мотивы всех троих, как открытую книгу.
Он видел похоть — красный дым, окутывающий стражника, державшего девушку за руку.
Он видел гранитно-чёрное желание — поскорее покончить с ней — у второго.
И, наконец, он чувствовал отчаяние самой девушки, вперемешку с жутким ощущением безысходности и... физического голода.
Тогда ситуация для Ингвара начала проясняться. Девушка воровала, чтобы выжить.
"Отпустите её," — руночей вышел из тени и спокойно обратился к мужчинам на их родном языке.
Стражник, державший девушку, дёрнулся от неожиданности. Его спутник резко схватился за копьё и развернулся.
"Ты ещё, мать твою, кто такой? Какого чёрта ты тут шляешься посреди ночи — да ещё и за стенами города? У тебя есть грамота от короля? И что это за странный говор?" — стражник с копьём быстрым шагом направился к Ингвару.
Вблизи он выглядел не таким уж и угрожающим. Впрочем, Ингвару было всё равно. Сейчас он хотел только одного — освободить девушку. И, к слову, ему было весьма любопытно испытать свои силы... и новое оружие.
"Будь осторожен, Ронни," — пробурчал второй. — "Он не кажется опасным... но он какой-то странный."
"Подойдёшь ближе — умрёшь," — всё так же спокойно произнёс Ингвар, вытаскивая из ножен кинжал с выбитыми на нём рунами — подарок Магнуса в честь первого похода.
"Чем ты собрался сражаться, длинный? Этим ножиком?" — заржал копьеносец. — "Мистер Бретуэйт из сырной лавки и тот нож получше использует!"
Стражник, державший девушку, мерзко захихикал, поддерживая друга. Ингвар отчётливо прочитал в нём облегчение.
Оба стражника расслабились — и это стало их роковой ошибкой.
Друг Ронни отпустил девушку, и та, воспользовавшись моментом, метнулась в сторону леса и исчезла в зарослях. Он тут же встал плечом к плечу с копейщиком, и они оба пошли на Ингвара.
"Я предупреждал," — викинг больше не скрывал улыбки.
Искусство боевых рун — дело непростое. Атаковать или защищаться с их помощью означало проводить силу стихии наружу — через оружие. Но главное заключалось в ином: сама суть энергии, дарованной богами, обретала форму в виде руны. Руна становилась вратами — и через неё стихия входила в мир.
Боевые маги использовали ритуальное оружие, а их кровь служила проводником. Лишь после этого мощь стихии, многократно усиленная рунической формой и кровью самого мага, выплёскивалась в мир — чтобы уничтожать врагов или оберегать хозяина.
Вершиной рунного искусства — и главным признаком истинного мастерства — считалась способность использовать сразу несколько энергий одновременно.
Такую силу называли ставом.
Ингвар слегка порезал палец о кованую засечку на рукояти. Магнус, как всегда, знал своё дело: небольшие зазубрины на кинжале кузнец делал специально — чтобы руночей мог без промедления окропить его кровью, когда нужно призвать силу.
Кинжал вспыхнул — вспыхнула и ладонь Ингвара. Пока стражники продолжали угрожать, руночей молча собирал в себе огонь. Он чувствовал, как стихия накапливается внутри — горячая, нетерпеливая, словно дышащая из самой земли. Цель была лишь одна: выпустить её, если понадобится.
Ронни с товарищем не испугались. Крича и размахивая оружием, они бросились на Ингвара. Но в тот же миг викинг поднял пылающую руку. В воздухе перед ним возник замысловатый знак — две расходящиеся черты, начерченные огнём. Он не выкрикнул ничего. Лишь мысленно прошептал древнее имя руны и направил к ней намерение:
Кеназ... очисти всё, к чему прикоснёшься.
Этот приём был одним из любимых.
Ингвар хотел не просто направить ярость стихии, но сделать так, чтобы та стала очищающим пламенем. Для обычного человека с чистыми помыслами — это был бы всего лишь лёгкий жар, как тёплый ветер или прикосновение солнца. Но чем больше тьмы таилось в душе, тем больнее и быстрее пламя выжигало её изнутри.
И то, что такое очищение редко оставляло тело живым, Ингвара не заботило.