Связанные

 Шейн впервые сдалась.

Сдалась в том, чтобы затащить Руна в постель.

Но теперь у неё другая цель — влюбить в себя так же, как она влюбилась в него. Да-да, удивительно, что такой раздолбай и любитель коротких любовных связей как она по уши втрескалась в своего телохранителя и наставника. Но, знаете, у неё есть целый список оправданий! Рун весёлый, остроумный, интересный, у них много общего, а ещё красивый, горячий, страстный, галантный... Да, оправдания похожи на комплименты, но не обманывайтесь! Леди уверена, будь на её месте кто-либо ещё, то тоже не смогли бы сдержать сердце в узде.

Плевать на колоссальную разницу в статусе. Шейн всегда выкручивается из самых плачевных ситуаций. Она хочет, чтобы охотник был рядом и это не обсуждается. Чёрт, да если волк переживает насчёт измен, то Шейн самолично пойдёт в церковь и купит ту безумную «клетку верности» и вручит ему треклятый ключ, лишь бы доказать серьёзность намерений. Помимо этого, девушка понимала, что придётся сбежать из замка, если не позволят быть с ним. Теперь она ревностно изучает как правильно готовить, стирать, шить, да в принципе заботиться о себе, причём настолько рьяно, что жители замка стали волноваться. Как никак, а, мягко говоря, неудобно, когда за работой неустанно наблюдает пара серых глаз.

Почему-то мысль о том, что Рун не хочет быть рядом с ней, казалась невозможной.

Но, скорее всего, девушка просто запихивает её в дальний угол сознания, боясь, что та окажется правдой. Ведь если это так, сердце волкособа будет разбито на крохотные осколки. Намного проще штурмовать крепость Ульссон, отбросив все сомнения. В своё время так добился любви матери отец. Значит, и у неё получится, не так ли? Правда, они были одного социального статуса. И их родители были только рады браку, укрепляющему семьи, сражавшиеся на одной войне. А ещё они были соларом и лунником...

Последнее особенно сильно било по, пока что, непоколебимой уверенности. Обычные люди, или же, как их порой оскорбляют, «бездарные», находятся в казусном положение в обществе. В большинстве своём — они ни рыба ни мясо. Им не хватает амбициозности, воли и безрассудной храбрости, чтобы перебороть подавляющее присутствие соларов, и при этом невыносимо в бесспорной покорности, которую используют себе на благо хитрые и мудрые лунники. «Бездарные» — приспособленцы. К ним нет завышенных ожиданий, они позволяют себе любого партнёра и любую должность в рамках социальных норм и правил. Иногда благословлённые Солом и Эуной даже завидуют такой свободе, но... Но среди правящих домов мало «бездарных». Большинство горбатится на поле и в кабинетах гильдий. У Шейн даже есть богохульная теория, что Сол и Эуна несправедливо держат в любимчиках знать.

Да и романтичные книги про них редко пишут. Откуда взяться возвышенной страсти там, где нет тех самых ароматов и инстинктов? Где нет связи с самими богами и судьбой? В то время как солары свершают подвиги и умирают в дуэлях за один только платок прекрасной лунницы, а последняя плачет в браке от невозможности быть рядом с истинной любовью, «бездарные» выбирают того, кто поможет по хозяйству. Нет, конечно, детям Сола и Эуны тоже свойственен прагматизм, как и обычным людям романтика, но когда разум не затуманен благоуханием, то глупые поступки свершаются значительно реже. А ведь с глупостями приходит та самая романтика...

И всё приводит к тому, что Шейн часто оставалась одна. Она не обижалась, когда партнёры уходили, ведомые Зовом и биением сердца. В конце-концов, девушка сама не искала длительных отношений, но не могла не завидовать. И не грустить. Всегда хочется верить, что душа будет важней, не так ли?

Хочется верить, что в этот раз — точно будет иначе. Тем более, когда сама серьёзна. И как же боязно, что Рун будет улыбаться кому-то ещё. Она всерьёз обдумывала то, что запрёт мужчину в своих покоях, пожелай он уйти. Все же вечно твердят про то, что у каждого Солнца есть где-то его истинная Луна, избранная судьбой. В чёрту всё! Шейн никогда не верила в это. Пусть боги хоть трижды проклянут, но она не отдаст Руна без боя.

Но, к радости, пока причин на подобное насилие не было. Телохранитель, за редким исключением, проводит дни рядом с ней: ест, отдыхает, учится, разве что не спит. Раньше юная леди закатила бы матери скандал за постоянное присутствие кого-то постороннего в личном пространстве, но сейчас задумалась, а не специально ли мать приставила к ней именно этого волка? Будь это Рауд или Мар, то Шейн была бы не так заинтересована. Они, конечно, красивы, но Рауд излишне приставучий, а Мар чересчур холодна.

Впрочем, вряд ли матушка предполагала, что дочь немножко сойдёт с ума.

А вот что заставляет переживать, так это взгляды на солара. Сначала Шейн не волновало, что другие лунники, да и люди, оборачиваются на Руна. Он пленительно красивый. Сразу видно, за что мать в наложницы украли, да и Киран упоминал необычайно яркий аромат. Пускай для соларов он гадкий, избранные Эуной принюхиваются и ведут себя оживлённей в присутствии телохранителя.

Но теперь Шейн это бесит. Бесит, когда очередная лунница краснеет и тупит, как овца, свои глазки, стоит Руну начать говорить. Бесит, что чертов Ульссон неосознанно наклоняется ближе, чтобы лучше распробовать, очевидно, сладкий запах. Бесит, что он мягко улыбается и машет хвостом, частично из вежливости, частично потому, что так велит природа. Бесит, что куча молодых служанок вечно крутится возле тренировочной площадки, смотрит на тело ЕЁ телохранителя, а тому приходится уважительно обращаться, «мойледуя» как попугай. Бесит-бесит-бесит.

Шейн тоже хочет нравиться кому-то без каких либо усилий.

Тем более Руну.

***

Шейн смышлёная, но иногда не замечает совершенно очевидных вещей из-за неуверенности, которую рьяно отрицает. Например то, с каким трепетом её обсуждают люди вне зависимости от пола и благословения. Она также часто принижает себя из-за отсутствия дара и природной фертильности, считает непригодной наследницей и непривлекательной партнёршей. Боги, как же она ошибается. Для волка она — идеальна во всём, даже в недостатках. Он не может представить кого-то лучше неё. Мужчина никогда не перестанет благодарить Первородного за тот день на охоте, что свёл их вместе. Может ли быть так, что это — подарок божества за преданность?

Внимание юной леди окрыляет до самих небесных залов, а сердце горит от желания каждый раз, когда она звонко смеётся. И как же Рун ненавидит, когда Шейн улыбается кому-то кроме него. Его нутро разъедает страшная, чёрная ржавчина под именем ревность, а руки сжимаются в кулаки, сдерживая желание раздавить голову тому, с кем девушка говорит. И, что хуже, он не имеет права на такие чувства. Их положение настолько разное, что грех мечтать о сердце юной герцогини, но волк не может подавить в себе эти чувства. Каждую ночь он молит бога дать благоразумия, чтобы не украсть щенка куда-нибудь в леса и не сделать насильно своей. Туда, где их никто никогда не найдёт, где не будет титулов и сословий, где они будут просто двумя людьми.

В такие моменты Рун, к своему неудовольствию, понимает чувства отца к наложнице. Будь на их месте он и Шейн, то тоже не позволил бы девушке ускользнуть из своих рук. Возможно, Рун всё-таки плод очень злостной и односторонней, но любви.

В отличии от благословлённых, обычные люди свободней в решениях. Как много одарённых не сошлись потому, что оба солары или лунники? Как много шло на поводу Зова, оказываясь в несчастливом браке? Как много трагедий спето про их любовь? У обычных людей намного меньше таких проблем. Да, они могут действовать стихийно и по зову сердца, но им проще увидеть душу. Не просто объект похоти, а партнёра. И как же мужчину пугает, что он не в состоянии привязать Шейн хотя бы тем, чем наградили чёртовы боги. Ведь у него не так много хороших черт, чтобы по-настоящему заинтересовать, нет столько денег и влияния, которые пригодились юной леди. У него совсем ничего нет. И от этой мысли слезятся глаза.

Он не знает как завоевать сердце Шейн, когда всю жизнь все радостно падали пред ним на колени, стоило лишь учуять аромат.

Рун чувствует себя совсем безоружным перед девушкой...

И это злит. Он не привык быть слабым.

- Эй, Рун? Ру-у-ун? - Рауд касается плеча мужчины, который уже как минут пять безотрывно смотрит на Шейн, разговаривающую с приехавшими друзьями с академии. В их беседе нет ничего странного, обычные повседневные шутки и обмен новостями, но, боги, как же бесит, что эти Мишель и Жаклин так близко к ней стоят, принюхиваются к шеям. За последний месяц только он имел привилегию находиться к девушке так близко, чувствуя тепло тела. Родственники не считаются.

- Что?! - Ульссон не ожидал, что настолько низко и злобно прорычит в ответ. Извиняясь, он прижимает уши к голове и отводит взгляд.

- Боже всемогущий, Рун, ты чего? Остынь. У тебя Зов Солнца на день раньше решил начаться? - на лице рыжего отражается искреннее беспокойство. Может в книгах и описывают эту неделю как что-то прекрасное и романтичное, но на деле избранные Солом становятся сами не свои: помимо беспрестанного сексуального напряжения, они сердито срываются на окружающих, часто ругаются и нередко дерутся, даже если в обычное время самые добросердечные и заботливые люди. Солару под пылом плевать кому делать больно — близкому или незнакомцу, единственные, кто могут избежать агрессии — любовники, если не будут выпендриваться. Из-за особенно сильного дара Руну приходится ещё сложней: он практически перестаёт себя контролировать на период Зова и манит ароматом всех избранников Эуны в окрестности. Поэтому сильно нуждается в помощи друзей, чтобы те следили за ним и не позволяли кидаться на других.

Ульссон задумался над словами друга. И правда, сегодня он встал с температурой и был несвойственно сердит. Плохо. Подмену выставят только завтра. Ему нужно хотя бы пару первых дней выстрадать в одиночестве, когда всплески эмоций особенно нещадные. Дальше он сможет вернуться к работе. Пускай и будет несладко, но он долгие годы с этим живёт и умеет ходить по краю. Может, до вечера потерпит? Голова пока думает.

- Может ты и прав...

- Не может, а так и есть, - химер хмурится, - Я-то к твоему запаху привык, а вон там уже собираются любопытные, - рыжий указывает в сторону стриженной зелёной изгороди. За ней притаились две молодые лунницы-служанки, имена которых, если честно, Рун даже и не старался запомнить. Заметив взгляд мужчины, они прижали пушистые уши и быстро спрятались обратно. Охотник тяжко вздохнул.

- Ну-ка, давай, иди в комнату, а я попрошу кого-нибудь пойти к Питеру и отправить срочную замену.

- Нет.

- Не упрямься, я позабочусь о Шейн.

- Нет! - Рун хватает рогатого за ворот и рычит практически в лицо.

- Видишь, ты уже всё, того, - Рауд снисходительно берёт друга за руки и сжимает, - Тебе нужно отдохнуть. Найти какую-нибудь лунницу?

- Нет...не хочу...- уши волка понуро прижимаются к голове, а хвост поджимается. Из горла слышится слабый, жалобный скулёж, - Никого не хочу...

Руну неловко рядом с лунницами, потому и предпочитает компанию обычных людей и соларов. Охотник не ненавидит их, но нервничает рядом, потому избегает. Можно сказать, он один из тех «поломанных» детей Сола, которые не испытывают всепоглощающий восторг от Зова Луны. Да и не хочет он лунницу. И не хочет кого-нибудь, лишь бы удовлетвориться. Он хочет...

- Рун, - Рауд понимающе сводит брови, бросает взгляд на молодую леди. Ему больно смотреть, как друг страдает влюблённости. То, что раньше было поводом для глупых шуток, стало настоящей проблемой, - Давай, иди, я со всем разберусь.

Рун, ещё не потеряв контроль над собой, согласно мычит.

***

Девушка прощается с Мишель и Жаклин, обещая увидеться на ужине. Приятно вновь встретиться с кем-то из старых друзей. Хорошо, что они задерживаются здесь на неделю, прежде чем продолжат путешествие на юго-восток, ища руины Стальной нации. Из их уст она узнала, что класс уже закончил обучение, но многие собираются задержаться в столице и продолжать исследования, начатые во время выпускного года. Шейн с улыбкой замечает, что «задержаться» обычно значит остаться навсегда. Впрочем, для большинства это единственный выход — далеко не у всех магов знатное происхождение, а потому нуждаются в деньгах, которые выделяет Король для продолжения исследовательской деятельности.

- Эй, а где Рун? - Шейн хмурится, когда не находит на привычном месте своего телохранителя. Отвлеклась всего на пять минут, а тот успел куда-то пропасть! Возмущение, однако, быстро сменилось переживанием. Неужели что-то плохое случилось? Для мужчины подобное нарушение обязанностей, без предупреждения, несвойственно.

- О, малышка, у Руна то, что между нами, девочками, называют месячными! - химер весело скалится, - Так что я, как хороший друг, присмотрю за тобой, пока не выдадут замену на пару дней. Извиняй, но боги лишили тебя любимчика чуть раньше.

- Понятно. О, смотри, Мар с Алисой идут.

- Думаешь меня можно этим отвлечь?

- Ну, как знаешь. Я хотела сделать всё интересней, - Шейн пожимает плечами и... срывается с места, словно заяц. Опешившей от такой реакции Рауд даже не сразу бросается в погоню, дав таким образом девушке фору.

- А ну стой, паршивица! - рычит химер, несясь за леди по коридору. Расстояние быстро сокращается. Чтобы урвать ещё немного времени, Шейн выхватывает у проходящей мимо служанки постельное бельё и кидает в наёмника, на миг закрывая обзор. Пока мужчина борется с тканью на рогах, волкособ шмыгает за дверь, ведущую в кладовую.

Со знанием, она подбегает к одному из загруженных шкафов и, выпрямившись и выдохнув воздух, просачивается в узкое пространство между деревянной и каменной стенкой. Теснота, царапающая спину и хвост, через пару секунд сменяется темнотой, прохладой и свободой действий. Оказавшись в тайном проходе, Шейн замирает и задерживает дыхание — снаружи слышно топот и недовольное ворчание Рауда. Не найдя её в комнате, мужчина, щёлкнув хвостом, хлопает дверью и уходит.

Сдерживая ликующий смех, девушка крадётся глубже по туннелю. Ещё в детстве, когда они играли с Киран в догонялки и прятки, она изучила этот замок как свои пять пальцев. Здесь, во дворце, её никто никогда не поймает — даже мать, что уж говорить о пускай и опытном охотнике, но всё же чужаке для этих стен. Хотя, Рун каким-то непостижимым образом всегда ловит её, как бы ни старалась...

Когда Шейн приближается к первой развилке, то зрение привыкло к темноте. Она находит свои пометки-царапины на кладке, которые указывают направление. Дойдя до тупика, девушка нащупывает фальшивую стену, сдвигает плиту в сторону и выползает рядом с лестницей на второй этаж, которой обычно пользуется прислуга. Спрятав выход, волкособ, довольная собой, поднимается, направляясь в комнату Руна. Рауд ещё не скоро найдёт её. Вот олух.

***

Шейн мчится по коридору в надежде нагнать своего телохранителя. Ей стыдно. Стыдно, что хочет воспользоваться слабостью солара и стать к нему ближе, но волкособ видит в этом единственную возможность. Ведь симпатия невозможна без тела, не так ли? По крайней мере таков опыт леди, знающей цену на любовные зелья, но не на цветы. Голос в голове, однако, язвительно вопрошает: «А вдруг он уже там с кем-то? Что делать будешь? Капризно затопаешь ногами, как маленький ребёнок?»

Девушка резко останавливается и хватается за пуговицы на груди. Больно. Так больно, словно старая дыра в сердце, оставленная много лет назад, вновь раскрылась, жадно обгладывает внутренности и разгоняет по крови леденящий, липкий страх. Волкособ встряхивает головой, медленно набирает полную грудь воздуха, затем с ознобом выдыхает паршивые мысли и чувства.

Не важно. Если этот кто-то лишь для снятия напряжения, то попросту попробует завтра. Или после завтра. Или через неделю. Ничего страшного. Это мир взрослых людей, как бы там ни пыжилась доказать обратное церковь. Секс здесь — нужда, нежели проявление любви.

Она собирается сделать шаг, но слух ловит всхлип и скулёж. Как бы ни торопилась Шейн, она не может пройти мимо чужого горя, потому следует на звук, на балкон, надеясь, что там ничего серьёзного. К удивлению, цель преследования оказалась здесь, прижимающаяся лбом к прохладной каменной колонне.

- Рун, - девушка зовёт солара, подкрадываясь ближе, но ответа не следует. Для него голос возлюбленной кажется чем-то несбыточным, очередным наваждением, которое подкидывает сейчас мучительное вожделение, - Рун, тебе плохо?

Охотник открывает глаза. Уши, прижимавшиеся к голове, моментально встают торчком, а хвост, поджимавшийся меж ног, поднимается вверх, возбуждённо распушиваясь. Глаза проясняются, но каким-то совсем опасным и чуждым огнём.

- Шейн... уходи. Сейчас же.

- Боги, давай помогу дойти до комнаты, - пропустив мимо ушей предупреждение, девушка оказывается совсем рядом. Сейчас она выкинула из головы желание близости с соларом: Шейн никогда не видела, чтобы кто-то так скверно переживал Зов. Влечение сменило беспокойство за здоровье дорогого человека. Бледная ладонь тянется ко лбу воина, но мужчина перехватывает её и крепко сжимает.

- Уходи, дура!

- Во-первых, не смей грубить. А, во-вторых, я не оставлю тебя здесь одного. Тебе же плохо!

- Сам справлюсь, - Рун низко рычит, скаля клыки, - Оставь. Меня. В покое.

- Пф, думаешь можешь напугать? Подумай, что произойдёт, если сюда забредёт лунница? Да она же запрыгнет на тебя, а ты и отказать не сможешь! - Шейн стыдливо прижимает уши.

- Тебе-то какое дело? Может я этого и хочу, а ты мешаешь?- чёрные глаза безумно блестят. Он чует в словах девушки ревность, а потому давит. Хочет сделать больно. Хочет, чтобы щенок сама призналась в том, что желает быть под ним. Милый, бледный, рычащий щенок, чьё запястье так идеально лежит в его руке...

- Нет! - Шейн жалобно вскрикивает, - Ты. Идёшь со мной. К себе в комнату, - она делает паузу, проглатывая комок в горле, - А там... делай всё, что хочешь.

Повисает молчание. Рун чувствует дрожь руки девушки, сжимающей его запястье в ответ. Алые губы поджаты, а глаза слезливо-гневно щурятся. Волк ненавидит это выражение лица. Влажный блеск глаз герцогини каждый плавит сердце, заставляет уступать вновь и вновь, но сейчас... невероятно бесит. Паршивица. Liten djävul.

- Боже, я правда пытался.

- Чт... - не успевает закончить Шейн, как её выдёргивают на балкон и роняют лицом на подушки. Через резные щели в стенах балкона она замечает, что отсюда видно сад и тренировочную площадку. Осознание приходит быстро: охотник продолжал наблюдать за ней, вместо того, чтобы вернуться в покои, - Р-Рун!

- Ш-ш-ш, - мужчина нависает над леди и прижимается носом к затылку, - Прости, я, - он низко стонет, вдыхает запах коротких, жёстких чёрных волос, - Я лишь... немного... чтобы добраться до комнаты. Буду в одежде. Просто... просто полежи недолго, хорошо?

- Х-хорошо, - девушка краснеет, когда к ягодицам прижимаются пахом. Даже через два слоя одежды она ощущает жаркое, твёрдое возбуждение солара. Желая усугубить прикосновение, Шейн поднимает хвост, открываясь, прогибает спину, всё, лишь бы стать ещё ближе. Низкий стон волка смешивается с урчанием.

- Хорошая девочка. Знала бы ты, как хотелось увидеть тебя подо мной, - чёрные глаза жмурятся от удовольствия. Как ни как, а когда тебе хотят отдаться, то это по-настоящему возбуждает. Тем более та, кого хочешь весь последний месяц. Даже если из жалости — плевать. У Руна будет хотя бы этот раз, который запомнит навсегда. Губы бессознательно раскрываются, чтобы наконец-то вдохнуть ускользавший аромат: свежая хвоя и спелые апельсины. Волк радостно скулит, светлый хвост довольно виляет, а бёдра двигаются навстречу мягкости под ними. Медленные движения сопровождаются томными вздохами и натяжением в мышцах, перекатывающихся под загорелой кожей.

Девушка обхватывает бархатную подушку, скрывая тихий восторженный скулёж. Щёки горят огнём, уши прижаты к голове, а хвост ликующе хлещет грудь мужчины. Шейн до сих пор не может поверить, что это не сон. Рун хочет её. Думает о ней. Трётся о неё и горячо дышит в затылок. Приподнявшись на коленях, леди двигается навстречу, одна из рук опускается между ног, кое-как распутывает пояс и заползает под тонкие, тканевые шоссы, прикасается к возбуждению. С искусанных губ срывается высокий стон, когда пальцы оглаживают мокрые от смазки половые губы.

- Идеальная, - солар поцелуями спускается к холке, проводит языком, собирая солёный пот, - Мягкая, гибкая, вкусная, - Рун прижимается грудью к спине Шейн, обхватывает сильными руками, сжимает в крепких страстных тисках. Теплый шёпот щекочет шею, - Как бы хотелось запереть в моей комнате и любить всю эту чёртову неделю до одури, - движения мужчины становятся сильнее и быстрее, рука девушки следует темпу.

- Т-так сделай это, Рун, - Шейн молит скулежом, на что получает не то успокаивающий, не то извиняющийся лизок в щёку.

- Не совращай на больший грех, liten djävul. Я уже достоин наказания за прикосновение к тебе, - ладонь воина опускается, чтобы коснуться под сползшими шоссами нижних губ девушки. Волк часто дышит, сдерживая упоенный вой: Шейн мокрая, тёплая и бархатная на ощупь. Шершавые смуглые пальцы, переплетаясь с бледными, гладят отзывчивый клитор. С каждым плавным движением руки, девушка вздрагивает и тихо стонет. Наигравшись, рука воина скользит ниже, проходится меж гладкими половыми губами, собирает больше шелковистой смазки.

- Р-Рун, - девушка раздвигает ноги, всем телом умоляя наконец-то снять опутывающую одежду и взять её. Подушечки пальцев мужчины дразнят, проникают на фалангу, выходят, вновь гладят, не давая желанного. Одного пальца недостаточно, но Рун, похоже, наслаждается приятными пытками. Шейн ощущает на коже волчью улыбку, оставляющую мокрые поцелуи. Сладкая мука продолжается до тех пор, пока пальцы Шейн, гладившие клитор, не сводит от жаркой судороги. Накопившееся внизу возбуждение горячей волной выплескивается по всему телу, колени трясутся, стройный живот трепещет от цепочки громких вздохов-стонов.

Рун приподнимается, упершись ладонями в ковёр, берёт сильный и стремительный темп. Возбуждение мужчины становится ещё твёрже. Волкособ поднимает уши, ловя стоны и учащённое дыхание мускулистого тела над ней. Через несколько толчков Рун останавливается с низким, гулким стоном, тренированные мышцы ног и рук дрожат. Шейн оборачивается, чтобы взглянуть на экстаз волка, и теряет дыхание от открывшейся картины. Хищный тёмный взгляд поедает живьём, пшеничный шёлковый волос липнет к блестящему от пота лицу. Манящие губы раскрыты в частом влажном дыхании, мокрая рубашка подчёркивает мужественную грудь, плечи и напряжённые рельефные мышцы на руках. Под штанами большое возбуждение, на котором темнеет пятно с проступающей густой, белой жидкость.

Но не только девушка наслаждается видами. Рун голодно облизывает клыки, запоминая красные щёки с родинками, блестящие возбуждением светлые глаза и разомкнутые мягкие алые губы, за которыми так обольстительно сверкает мокрый розовый язык. Одежда щенка липнет к коже, повторяя покладистую линию спины, обтягивающие шоссы сползли на половину с бледных мягких ягодиц, а стройные ноги разъезжаются в послеэкстазной неги. Теперь фантазии волка станут красочней, реальней и в разы мучительней.

Они восстанавливают дыхание, постепенно осознают произошедшее. Никто из них не жалеет о случившимся, но каждому все равно стыдно. Одной за то, что порвала клыками подушки, другому за испачканную одежду. Неловкость висит в воздухе, но вскоре её прогоняет тихий смех Шейн.

- Что?

- Да так. Чувствую себя какой-то малолетней школьницей, будто в первые рукоблудием занялась, - волкособ весело щурится, - Хорошо, что мама не в замке.

- Пожалуй, - Рун смеётся в ответ, - Ужин был бы неловким.

- Как ты?

- Сойдёт. Несколько минут, чтоб дойти до комнаты, есть.

- Может... может мне ещё помочь? - Шейн с надеждой смотрит на мужчину.

- Шейн, - Рун встаёт, снимает рубашку и завязывает на поясе, - Я... я был бы только рад, но не стоит...

- Рун, - девушка цепляется за его запястья, отчаяние в голосе, словно клинок, пронзает сердце мужчины, - Прошу, я сделаю что угодно, только не отталкивай. Пожалуйста, возьми с собой, не бросай, не отказывайся, - Шейн утыкается носом в живот солара, в горле застревает комок, а дыхание становится рваным. Рядом с Руном рана в груди затягивается и не ноет, рядом с ним каждый день кажется немного светлей. Если телохранитель сейчас оставит Шейн, то шрам вновь откроется и, скорее всего, более не заживёт. Волкособ прячет предательски покатившиеся по щекам слёзы.

- Боги, моя леди Шейн, - охотник использует единственное обращение, в котором может позволить добавить «моя». Мужчина опускается на колени, тёплые ладони обхватывают лицо юной леди, поднимают, чтобы заглянуть в сверкающие глаза. У Руна в груди все сжимает от сладкой боли. Ему не хочется видеть девушку в слезах горя, но, в то же время, голова кружится от счастья — он нужен Шейн так же, как и она ему, - Я никогда не оставлю тебя. Как я могу, когда все мысли только о тебе? Но не во время Зова обсуждают дела сердечные. Я не хочу, чтобы инстинкты туманили голову, когда нужно поговорить.

- Ты... я тебе тоже нравлюсь? - дыхание щенка дрожит от радости, а взгляд проясняется, - Правда? Даже не смотря на то, что не милая? Не женственная? Не так приятно пахну? И не изящная? У меня нет Зова Луны. И пушистого хвоста...

- Моя леди, Вы — самый красивый человек, душой и телом, которого только встречал, - Рун влюблённо улыбается и помогает встать, - Мне кажется, что я недостоин тебя.

- Это не так! Ты...

- Ш-ш-ш, - охотник прикладывает палец к губам девушки, - Теперь я иду в свою комнату, отдыхать. А ты пойдёшь усердно отмываться.

- Почему?

- Потому что от тебя мной пахнет за версту, - Рун низко смеётся, увидев, как счастливо завилял хвост волкособа.