Связанные

Во внутренних садах дворца тихо: ветвистые деревья и красные каменные стены заглушают звуки замка. Лишь птицы, для которых высота — не преграда, проникают в сад за насекомыми, привлечёнными запахами цветов. Помимо щебетания, журчит вода, льющаяся из пасти дракона-фонтана в открытый солнцу бассейн. В горячем воздухе сладко пахнет апельсинами.

Шейн выныривает из прозрачной, словно стекло, воды, протирает глаза и проводит по волосам, избавляясь от лишней влаги. Хорошо когда есть возможность искупаться в жару. Плохо, что безумно скучно. По сравнению с бурной жизнью столицы, в замке объективно нечего делать: ни изысканных салонов, ни шумных таверн, никаких событий, лишь скучная учёба, с которой Шейн расправляется где-то к обеду, да унылая работа. Девушка даже стала задумываться о том, чтобы начать ходить на нелюбимую охоту, только бы занять себя чем-нибудь. Постоянное сидение в начинает сводить с ума. Ещё и из-за разницы в расписании, она не может также часто видеться с Кир, как раньше. А ведь будь он сейчас здесь, то было бы в разы веселей.

Впрочем, в уединении леди тоже ищет выгоду.

Например, она может подкрасться ближе к своему телохранителю.

Юная леди осматривается. Она находит мужчину в тени колонны арки, на тахте. Охотник, видимо тоже скучая, занимается осмотром снаряжения и приведением его в порядок. Волк кажется глубоко погружённым в заботу о мече, но стоит Шейн издать хоть всплеск, как светлые уши встают торчком, а тёмный взгляд поднимается, проверяя ученицу.

- Лето выдаётся жарким, не так ли? - волкособ подплывает к бортику, выложенному синей плиткой с белыми флоральными узорами, - Вода такая приятная...

- Не дразните, моя леди.

- Я не дразню. Предлагаю. Вижу же, как ты страдаешь.

- Моя леди, - Рун заминается, встречаясь взглядом со светлыми глазами. Шейн, словно сирена, выплывшая на берег, таинственно улыбается, а глаза игриво сверкают как тающие льдинки на солнце. Мокрый чёрный волос липнет к бледной коже, а губы в блеске влаги кажутся ещё ярче. У волка перехватывает дыхание, но он с усердием проглатывает ощущение, - Может Вам так не кажется, но я вообще-то работаю.

- Но ведь чем ближе, тем проще защищать, не так ли?

- В воде? Без одежды и оружия? - мужчина позволяет себе саркастичный смешок.

- Да ладно тебе, Рун. Я скажу, что приказала, и никто не посмеет и слова сказать. Неужели тебе там не скучно смотреть на меня? Не одиноко?

Мужчина щурится, всматриваясь в лицо юной герцогини. Он не идиот и заметил, как настойчиво она пытается влезть в личное пространство, несмотря на его демонстративные отказы. Болтливые слуги рассказали Руну, что девушка — самая настоящая сердцеедка. По слухам, разгульная жизнь дочери настолько надоела герцогине, что та, собственно, приказала вернуться в замок, чтобы девчонка больше не позорила имя де Мур. Ульссон сомневается, что это причина перехода на домашнее обучение. Практически вся знать так или иначе «гуляет», даже те, кто обручились. Это для простолюдинов брак — союз душ. Для благородных же — инструмент, а потому любовь на стороне не сильно порицается, особенно если нашёл своего «истинного» партнёра. Правда от детей Луны и женщин ожидают большей скромности и сдержанности, в то время как от детей Сола и мужчин требуют лишь не плодить бастардов.

А вот насчёт любвеобильности девушки сомнений нет — та сама активно хвастается своими «достижениями» и обожает рассказывать о самых странных удовольствиях, что испробовала. Шейн в такие моменты напоминает ребёнка, рассказывающего о том, как впервые попала в камень из лука. Рун её воспитанно слушает, едва сдерживаясь от улыбки. Потому что в юношестве тоже активно исследовал свою тёмную сторону.

А вот часть с сердцеедством... От злых языков молва ходит, будто леди любит играть другими, заманивать в постель, а затем бросать, как использованные вещи. Но нет. Это — голимая ложь. Стоило послушать девушку, как всё стало на свои места — это Шейн жертва несчётных любовных неудач. Общество знати переполнено лунниками и соларами, что оставляли молодую леди, когда находили «тот самый запах». Волкособ говорит, что не расстроена, да и вообще не планирует пока ничего серьёзного, но Рун чует в её словах горечь. Подчёркнутая уверенность и высокомерие, облик соблазнительницы — пыль в глаза, прячущая разочарование в себе, как в партнёре, а нарочито провокационная сексуальность — крик о помощи, попытка привлечь к себе хоть какое-то внимание.

Молодая герцогиня одинока. Охотник видит это в лунных очах, что вечерами, у камина, заставляют душу воина трепетать от нарастающих чувств.

- Что Вы, моя леди. Вы — услада для глаз, - волк позволяет себе ухмыльнуться. Вид сбитой с толку девушки — бесценен. И как этот щенок вообще может съесть чьё-то сердце, когда её так легко заставить краснеть, лишь легонько погладив самолюбие?

Шейн скоро приходит в себя. Поняв, что одними словами не сможет затянуть воина в воду, она шустро выпрыгивает из бассейна и властным шагом идёт к мужчине. Ступни печёт разогретый камень плитки, прохладный ветерок посылает стаю мурашек по влажной мраморной коже.

Лицо Руна бесстрастно, но внутри словно разлилось горячее масло, готовое в любой момент загореться. Вообще волка обычно привлекает другая внешность. Он любит женственность, чтобы у партнёра были мягкие изгибы, чтобы можно было за что схватиться, большая грудь была преимуществом, а легкая полнота кажется ему милой. Но есть в молодой герцогине что-то нереальное, таинственное, высокое.

Глупо отрицать очевидное: она невероятно хороша собой. Сначала Рун испугался бледности, которая присуща скорее больным, но, во время занятий и принятия ванн, он понял, что ошибался. Под одеждой скрывалось стройное, рельефное тело, пускай не настолько тренированное, как у него, но достойное похвалы. Взгляд каждый раз останавливается, когда мышцы перекатываются под алебастровым шёлком кожи, цепляется за родинки, рассыпавшиеся на теле. Девушка так же мягка в нужных местах. Солар не может не оценивать изгиб спины, переходящий в стройные ноги, каждый раз, когда волкособ потягивается. Ещё и местная чёртова мода на эти срамные шоссы! С самого первого дня Рун разглядел в мельчайших подробностях мышцы бёдер его подопечной. Ульссон никогда не считал себя ценителем ног, но, будь вы на его месте, то тоже не смогли бы отвести взгляд.

Девушка останавливается, капли воды падают с её тела на лицо Руна, усердно изображающего безразличие. Но Шейн улавливает в глазах мужчины знакомый блеск голода. Она знает о своей красоте, по крайней мере потому, что прилагает все усилия для неё: правильно питается, тренируется, ежедневно ухаживает за собой. Брат не так озабочен этим, но он — солар. А им, как и лунникам, намного проще выделиться за счёт благословений. Если лишний вес у них с лихвой компенсируется ароматами, то Шейн приходится быть всегда в безупречной форме, чтобы не терять чужой интерес.

- Вы закончили? - Рун собирает все силы, чтоб голос не вздрогнул, а тепло во внутренностях не опустилось в пах.

- Ну же, идём, - упрямо продолжает девушка, голос соблазнительно урчит, - Сможешь рассмотреть меня во всех подробностях, - пальцы крепко хватают смуглое запястье и тянут за собой.

Телохранитель раздражённо взмахивает хвостом. Нет, девушка приятна Руну. Умная и очаровательная, она приковывает взгляд, но иногда Шейн приводит в бешенство чертами, свойственными любому благородному человеку — упрямством, наглостью и капризностью. Чёртова знать с детства не приучена получать отказы от тех, кто ниже в ранге, а потому если что-то взбредёт в дурную голову, то щемят до самого конца, пока не получат желаемого.

Шейн, очевидно, считает, что Рун — идеальная добыча. Словно гончая, с самого первого дня, она всё давит и давит на него, пытаясь прогнуть телохранителя. И солар раньше был бы не против близости. Как ни как, а он множество раз проводил недолгие страстные ночи, но не в этот раз. С каждым разговором, с каждым новым днём, что-то, загнанное в недры сердца, прогрызает себе путь наружу, и Ульссон боится, что это чувство уже не в состоянии остановить.

Боится, что стоит сдаться, как сладкий яд Шейн окончательно убьёт его.

Когда они подходят к краю бассейна, Рун толкает девушку в грудь. Она, не ожидая такого предательства, теряет равновесие и начинает падать, но в последний момент загорелая рука хватает за запястье. Ступни леди упираются в острый край бортика, она понимает, как только воин отпустит её, то тот час упадёт в воду. Сердце забилось от беспомощности, мокрый чёрный хвост нервно поджимается меж ног.

- Моя леди, - низкий голос рычит, но Шейн не чувствует тревоги. Скорее давящее превосходство, заставляющее молчаливо прижать уши, - Мне платят не за развлечение с Вашей задницей, а за её охрану. Я Вам не игрушка.

Юная герцогиня будто бы вновь ребёнок, которого отчитывают за проказу. И это злит. Волкособ оголяет клыки и угрожающе урчит, солар наклоняется близко к лицу, его теплое дыхание, сотрясаемое глубоким рычанием касается сырой кожи. Девушка, вновь оказавшись под господством, которое не может перебороть, заискивающе скулит и облизывает губы, пряча клыки.

- Хорошая девочка, - взгляд тёмных глаз вмиг становится добрее. Щёки Шейн загораются алым от похвалы. Сама того не замечая, она нарушает этикет, пытаясь принюхаться. Жест, который позволителен только с друзьями или близкими. Пускай она не чувствует ту самую смесь табака и шоколада, но естественный запах тела и алхимических трав заставляют зажмуриться в удовольствии. Жар щёк, словно зараза, проникает в кровь, разгоняется по телу. Низ живота становится тяжёлым, а по ногам пробегается стая мурашек.

Рун поджимает губы от обиды и желания. Для знати простительно быть порой нахальными по отношению к слугам. Но, боги, как бы волк хотел уткнуться в шею щенка, чтобы распробовать аромат. Он наверняка у неё есть. Нотки, которые не может разобрать, долетают до чуткого носа солара каждый раз, когда легкий ветерок скользит сквозь чёрные, словно перо ворона, локоны.

Жадный взгляд опускается вслед за стекающими каплями и замечает, как леди подозрительно сводит бёдра, пряча хвостом промежность. Солар облизывается и пушит хвост, когда в воздухе появляется слабый терпкий аромат. В голове шумит кровь, но воин собирает крохи силы воли и поднимает взгляд к лицу девушки. Шейн явно стыдно, она часто дышит сквозь сжатые зубы и робко трепещет. Инстинкты дитя Сола говорят прижать тело к себе, показать, что всё хорошо, что нет ничего стыдного в том, чтобы подчиниться и получать удовольствие от этого.

Но это означает уступить натиску глупого щенка.

Поэтому Ульссон разжимает хватку и с удовлетворением смотрит на то, как мерзавка падает в воду.

- Моя леди, Вам явно стоит остыть, - саркастично отвечает волк на взбешённый лунный взгляд.

Шейн молча выплёвывает воду. Пускай сейчас стыдно, пускай Рун продолжает сопротивляться, но она увидела слабость, отразившуюся в глазах охотника. Она ощутила, как смуглые пальцы дрожа сжимали запястье, как сбилось дыхание при запахе возбуждения.

Завоевание Ульссона лишь вопрос времени.

***

Дворец замка Кнолл становится мертвенно тихим по ночам. Все обитатели, помимо стражи, уходят спать. В коридорах и комнатах стрекочет пламя факелов и светильников, свистит сквозняк и лишь иногда слышно лязг металла и тяжёлые шаги патруля.

Рун, словно бесшумная тень, движется в сторону малой гостиной. Обычно у охотника нет проблем со сном, он давно придушил совесть, однако порой призраки прошлого догоняют, мучая кошмарами. Боевой маг совершил много грехов, а подобное всегда оставляет след на душе.

Последний раз он был на войне лет пять назад. Пока каждый день льётся кровь и на кону стоит жизнь, не задумываешься о том, что происходит вокруг и что делают твои руки. Скольких убил солар? Как много среди них солнц, что не старше Шейн? Как много среди них лун, что могли бы быть в окружении детей сейчас? Рун даже не пытается считать. А как же вопли агонии? Ульссон всегда старается избегать чрезмерной жестокости, предпочитая если и убивать, то быстро и наиболее безболезненно, словно палач. Однако это нельзя было применить к некоторым «товарищам» в армии. Пока большинство сохраняли человечность, в рядах всегда находились паршивые овцы, что измывались над схваченными.

Рун никогда не забудет крик на южном языке «Мне больно!», когда один из членов отряда отрезал молодому коту голову. Мужчина до сих пор ненавидит себя, что от шока впал в ступор и не спас пленника, пока остальные псы безразлично следили за страданиями.

Волк, ёжась от озноба, ускорил шаг. Путая страх с вечерним сквозняком, он спешит в гостиную, желая поскорее оказаться у камина и прогнать мерзкий хлад из тела. Когда мужчина заходит в комнату, то удивлённо останавливается у проёма — в одном из кресел уже кто-то сидит, несмешно раскачивая бокал с вином.

Эти белые пальцы Рун почему-то успел запомнить до мелочей.

- Леди Шейн? - воин бесшумно подходит ближе, чтобы присмотреться к девушке. Услышав голос, волкособ отрывает взгляд от огня и поднимает на Ульссона. Она явно пьяна. Серые глаза долго сосредотачиваются на лице мужчины, а, разобрав наконец-то кто перед ними, весело загораются.

- Рун! Что, тоже не спится?

- Да. Моя леди, что-то случилось? - волк обеспокоенно осматривает девушку, что должна уже как час спать. Щенок отрицательно качает головой, и мужчина решает не давить на неё, пускай и понимает, что та очевидно врёт. Рун забирает из вялой ладони бокал, который готов в любой момент выскользнуть из хватки и упасть на пол.

- Просто не могу заснуть. Решила немного выпить, вдруг поможет.

- И как успехи?

- Ну, по крайней мере мне теперь не хочется двигаться. А у тебя что?

- Плохие сны.

- Понимаю. У матери тоже такое бывает.

Ульссон садится на кресло рядом с леди, перед этим захватив с полки книгу. Ему не важно о чём та будет — главное занять себя чем-нибудь, пока глаза не начнёт засыпать песком. Они молча сидят, наслаждаясь успокаивающими звуками тихого дыхания, хруста дерева в камине и шорохом страниц. Забавно. Рун за эти недели настолько привык к присутствию Шейн, что та ощущается чем-то естественным. Обычно волк предпочитает быть один, но сейчас вся его жизнь крутится вокруг щенка: они видятся каждое утро, проводят друг с другом весь день и вечер, расстаются лишь на ночь. Несмотря на непрекращающиеся попытки его «поймать», рядом с девушкой безмятежно. В ней есть то самое тепло покоя, которое ощущаешь в ленивые, летние, бездельные дни.

Руна больше не морозило.

- Что за книга?

- «О плетении даров», - читает с обложки Рун.

- От Мэлори Кроссман?

- Да. Читала?

- Не просто читала! Он у нас преподавал в академии. Интересный человек, но церковь его очень не любит. Кстати, эта книга скопирована мной лично с его трактата.

- У Вас красивый почерк, моя леди. А по поводу церкви — неудивительно. Особенно если у него все работы такие. Пытаться разобрать плетение божественных даров... страшное богохульство.

- Да. Но его можно понять. У него Дар Луны, который безумно ненавидит и многие годы пытается понять как от него избавиться. Хах, прямо как мой отец...

- Ваш отец не любил свой дар?

- У него было к нему сложное отношение. Отец был нетипичный по виду лунник, к тому же не хотел быть матерью детей. Впрочем, преимущества благословения ему нравились. Кому бы не хочется быть умным и красивым?

- И как, Кроссман нашёл ответ?

- Пока что нет, но благодаря нему алхимики научились выращивать гомункулов и химер. Все маги с интересом наблюдают за его работой... просто представь, иметь возможность повторять плетение самих Богов! Священники удавятся от зависти.

- Хм, первые гомункулы появились 50 лет назад... Этот Мэлори, должно быть, уже старик, так что ему не о чем больше беспокоиться, разве нет?

- Он намно-о-ого старше. Где-то в свои 40 смог перевязать своё плетение жизни так, что перестал стареть. У него был шанс помереть прямо во время этой «операции», но, как видишь, жив. Правда возраст берёт своё — у Мэлори чердак с каждым годом всё сильнее и сильнее подтекает, - Шейн крутит пальцем у виска, - Он однажды сам себя убедил в том, что я не Шейн, а Артур, притворяющийся Шейн, потому отчитывал меня постоянно за то, что делал этот самый чёртов Артур. А ведь мы, чёрт подери, даже близко не похожи! Как минимум потому, что я женщина! Впрочем, маг гений своего дела, а его труды стали фундаментом современных магических исследований.

- Например?

- Ну, я об этом особо не читала, лишь слышала, но маги плоти разрабатывают заклинания рождения детей. Как только они пойдут в общий обиход, то последняя граница между возлюбленными станет совсем тонка — нужны будут лишь деньги и опытный заклинатель. Настоящее торжество равенства и любви, не так ли? Помимо этого Мэлори немалый вклад внёс в понимание принципов божественного дара.

- Удиви меня, - солар скрещивает руки на груди, совсем потеряв интерес к книге.

- Хорошо, - девушка надменно улыбается и навостряет уши, - Я уверена, что ты этого не знал, но вообще-то Боги выдают дары не случайным образом. Мэлори отметил закономерность, что Сол в 13 лет выбирает самых здоровых и активных детей, даже если они не показывали в себе лидерских черт или амбициозности. Бог ценит именно физические качества, которые хочет запечатлеть, остальное делает дар. Эуна в этом же возрасте часто озаряет красивых и потенциально плодовитых детей, даже если после они «плохо взрослеют». Скажем так, ты ведь можешь назвать меня красивой, не так ли?

- Вы выуживаете из меня комплименты, леди Шейн?

- Может быть. Но всё же? Хотя, можешь не отвечать, я знаю ответ. Знал бы ты, как часто люди удивляются тому, что у меня нет дара Эуны. Так вот, Мэлори считает, что причина в том, что в 13 лет я не была симпатичной по меркам богини — у меня был лишний вес, да и не следила за собой. К тому же я бесплодна, - девушка на миг кривится, прежде чем продолжить, а Рун ошеломлён настолько обыденной реакции, - Что, конечно, влияло и на здоровье, а потому и Солу я не интересна. Можешь сам убедиться, - Шейн указывает на картину над камином, - За детьми старше они попросту не следят — нет ни одного случая, чтобы дар Сола или Эуны проявился позже, чем 13 лет. Может быть младше, но не старше. Предположительно это связано с верхней границей полового созревания — именно в этот период у девочек идут месячные.

- Они могут начаться позже, разве нет?

- Это уже другой вопрос. Но, видимо, боги, как и мы, любят математику и упрощения. Великие сущности, управляющие нашим миром, изменяющие природу, течения и наши тела, хотят всё сделать простым, как два плюс два. Иронично, не так ли?

Мужчина останавливает взгляд на картине, висящей над камином — изображение четы де Мур: ещё молодая леди Витторе, лорд Йорэт и двое детей, очевидно, Шейн и Киран. Волк и раньше видел этот семейный портрет, но сейчас, когда делать нечего, он с любопытством разглядывает детали. Витторе кажется жизнерадостной, не то из-за того, что правда была счастлива в то время, не то по воле художника. Алебастровая белизна герцогини, которую унаследовали дети, контрастирует с оливковой кожей лорда. Йорэт, несмотря на то, что был Сыном Луны, широкоплеч, мускулист и лишь слегка ниже Витторе. Его зелёные глаза, кажется, блестят жизнью, смотря на жену. Шейн и Киран очень похожи на него: те же черты лица, та же улыбка, прищур, черный волос.

Киран выглядит совсем другим: зелёное одеяние с золотой вышивкой, коса с вплетённой лентой, венок из цветов. Видимо до того, как его коснулся дар Сола, он был мягким и ранимым дитя. Рядом с ним Шейн... у которой явно был лишний вес: щеки округлые, линии силуэта мягкие. Она чем-то похожа на мраморные статуи фонтанных ангелов, что вызывает умиление и смешок.

- Интересно?

- Вы в детстве любили сладкое.

- Серьёзно? - девушка в смущении закрывает лицо, - Н-ну да. Немного. Если честно, то я до сих пор осторожничаю с едой. Но я думала, что ты спросишь об отце...

- Я знал его. Немного.

- Что, правда?

- Да, - Рун встаёт, чтобы рассмотреть знакомое лицо ближе, - Последний раз видел много лет назад, но до сих пор помню. В жизни он был намного красивей.

Шейн хмурится, чувствуя гадкий укол внутри. Ей приятно знать, что не только она помнит о своём любимом отце, но в то же время то, что Рун отметил его красоту казалось... странным. Скорее не так. Волкособ поняла, что это её реакция странная, противоестественная, глупая.

Она не должна чувствовать зависть к своему погибшему родителю. Не должна бояться того, что волк будет их сравнивать.

- Пожалуй. Нам повезло, что похожи на него, - девушка старается быть бесстрастной, но во рту вместо слюны едкая кислота. Нет, Шейн любит своего отца. Но она ненавидит то, что является почти его двойником. Девушка не выглядит такой же здоровой, не такая яркая, не такая добрая, не такая честная. И уж тем более её обошли дары. Родители обожали их с Киран, но волкособ всегда казалось, что она недостойна этого. Все вокруг предвкушали их успех, и, когда Киран наконец-то стал соответствовать ожиданиям, Шейн осталась далеко позади. Даже проявление магического дара, который она все никак не могла нормально реализовать, казалось лишь брошенной костью от старухи-судьбы, что-то в духе «на, не ной». Её родная кровь — невероятные люди, герои, про которых слагают легенды и поют песни, а она какой-то гадкий утёнок, разве что внешне смогла стать привлекательной. Что ещё хуже, она оказалась пустой. Всё это тяжким грузом весит на плечах...

- Я чувствую в Вашем голосе зависть?

- Спасите боги! Тем более к мёртвому отцу, - врёт девушка, и охотник это чует. Всякий раз, когда щенок прячет правду, то чёрные уши едва заметно напрягаются, а кончик хвоста беспокойно дёргается. Мало кто это заметит, но мужчина так часто разглядывал герцогиню, что научился многое читать только по языку тела. Когда она скрывает боль, печаль, когда искренне радуется или лишь следует этикету. Волк пытается себя убедить, что такая внимательность - просто стремление качественно выполнять работу, но в глубине души он понимает, что обманывает себя. После недолгого молчания, леди продолжает, - Он был хорошим человеком. Многие хотели бы быть как он.

- Это так, но Вам необязательно быть такой, как Ваш отец. Будьте тем, кем Вы хотите быть.

- Если бы все было так просто, Рун...

- Моя леди, поверьте, Вы никогда не сможете соответствовать ожиданиям других, а жизнь коротка. Тем более, Вы хороши по-своему.

- Звучит так, словно хочешь меня просто приободрить.

- Но я говорю правду, - Рун мягко улыбается, смотря из-за плеча, - Лорд Йорэт был особенным. И леди Шейн особенная. Другого такого человека больше нет.

Шейн смущённо прижимает к голове уши и сжимает пальцами подлокотники кресла, лишь бы руки вновь не метнулись к нагревающимся щекам.

Позже Рун возвращается к чтению, а Шейн к перевариванию мыслей. Девушка то и дело бросает взгляд на своего телохранителя, обдумывая сказанное. Наверное, виновато вино, но волкособ всё никак не в состоянии выбросить из головы мысль о том, что она особенная. Для Руна она — особенная. Скорее всего, мужчина не это имел ввиду, но Шейн не может остановить шипучую волну радости, окатившую с головы до ног.

Она не заметила, как уснула. Утром уже проснулась в своей кровати из-за шуршащей в комнате горничной и солнечных лучей. Волкособ прижимает ткань рубашки к носу и с удовольствием вдыхает аромат горьких трав и кожи. Чёрный хвост, словно живя отдельной жизнью, радостно стучит по матрасу.

***

Обычно в замке прохладно и солнечно, природные условия к тому располагают, но сегодня вновь невыносимо жарко, причём настолько, что лошади ленятся пережёвывать сено. К несчастью, погода никак не влияет на расписание Шейн, и ей приходится сидеть в библиотеке за книгами, вместо того, чтобы отдыхать у прохладного, чистого озера. Ладно, озеро это уже слишком, но вот нырять в садовый бассейн, пока её не найдут служанки...

Раньше Шейн сбежала бы с занятия, когда ей преподавал только Мастер Анджело. Тот полуслепой и полуглухой старик, да ещё и мог заснуть посреди чтения, но теперь, когда здесь присутствует ещё и Рун... Стоит раздаться малейшему подозрительному скрипу или шороху, как волк настороженно поднимает уши и отрывается от чтения, проверяет, где сейчас юная леди. К тому же он будит Мастера Анджело. Что по-своему смешно, ведь старый мастиф каждый раз, как впервые, пугается волка.

Но теперь Шейн и не хочет убегать. Наоборот, занятия в библиотеке — второй любимый урок после фехтования. А ведь она последнее терпеть не могла! Откровенно говоря, ей намного интересней изучать колдовство. Вот только на тренировках девушка может безнаказанно поедать взглядом тело телохранителя, напряжение мышц, плавные движения, а в библиотеке изучать лицо, детали внешности, слушать дыхание. Частенько удавалось разговаривать с воином, прям как сейчас, когда медлительный и рассеянный старик по-плёлся по делам, что всегда затягивается надолго.

- Ульссон... это северная фамилия, не так ли?

- Да. Почему спрашиваешь? - Рун тяжело вздыхает. Ему, очевидно, ужасно жарко. Он расслабляет на себе плетение рубашки в надежде, что станет легче, а Шейн мысленно ликует. В летнем зное есть неожиданные плюсы.

- Не обидишься?

- Ну?

- Мягко говоря, ты не выглядишь как человек с Севера. Кожа смуглая, глаза тёмные, волосы тёплого оттенка...

- Ну, частично ты права, - Рун мягко улыбнулся, - Но я с Севера. Мой отец был викингом, боле того, конунгом, но вот мать родилась на далёком юге, где растянулись пустыни. Он украл её в одном из грабительских походов и сделал личной наложницей.

- Оу, - Шейн прижимает уши к голове. Ей неловко, что заставляет мужчину вспоминать о подобном. У девушки было прекрасное детство, из-за чего немного совестно рядом с теми, кому повезло меньше. Молодой герцогине кажется, что есть более достойные такого счастья и любви, что подарили ей.

- Не переживай, для меня это — в прошлом. Оно было, но сейчас никак не влияет.

- Буду честна, удивлёна, что ты тогда ещё жив. Обычно детей от наложниц убивают. И, выходит, тоже полукровка? Наверное, полу-лис? Или полу-кот?

- Скажем так, звёзды сложились удачно. Лунница и красавица-жена рожала одних дочерей лунниц. Я был единственным сыном, пускай и от наложницы, да ещё позже благословил Сол, - волк захлопывает книгу и возвращает на шкаф, - И нет, я — волк. На севере среди знати не особо любят кровь других видов, помимо волков, кабанов и воронов. Моя мать была пустынной волчицей, что дало вероятность на выживание.

- Как же тогда вышло, что сын конунга путешествует и совершает подвиги на здешних землях?

- Ну... если начинать издалека, то жизнь была сложна. Да, я был потенциальным наследником, но мой статус скорее на грани с понятием бастарда. Как ни как, а сын рабыни. Мать быстро зачахла из-за насилия, тяжёлого климата и горя от убитого в пустынях возлюбленного. Ей всегда было больно смотреть на меня, как на плод нелюбви, - волк скрещивает руки на груди, голос подчёркнуто безразличен, - Мачеха меня ненавидела, ведь я — демонстрация её неудачи как жены, что не родила наследника. Сводные сёстры сторонились из-за приказов их мамы, а когда повзрослел, некоторые стали испытывать ко мне ещё и похоть. Отец, - Рун умолкает, набираясь сил, - Отец проявлял ко мне минимум внимания. Не знаю, из-за отвращения ко мне, или же из-за стыда, но он всегда находил кого-то, кто мог заняться моим обучением вместо него. Так что, когда я был свободен, то проводил время с такими же изгоями — Мар и Раудом. Такой же дочерью рабыни и «сувениром» от алхимика.

- Мне так жаль... Я и не представляла, что жизнь на Севере такая жестокая...

- О, не стоит все измерять лишь нашим примером. Местные жили намного лучше, чем мы. Да, быт не прост и требует много труда, но я не видел поголовно несчастных людей. Даже завидовал им. Скорее это мне не повезло, вот и всё. Не всем рождаться любимыми.

- Так что произошло? Сбежал?

- Ага. Одной ночью втроём удрали на ворованных конях, устав от такой жизни. Наткнулись на охотников и смогли убедить взять с собой. Вот и вся история.

- Какой-то незамысловатый конец, - Шейн улыбнулась, пытаясь поднять настроение.

- Потому что самое интересное произошло после. Да, моя жизнь началась не очень хорошо, но лучше, чем у многих. Я получил навыки, которые позволили сбежать и жить самостоятельно: могу прокормить себя, защитить, одеть. Со мной были и остаются рядом верные друзья, встретил прекрасных учителей, которые раскрыли таланты и помогли стать рыцарем. А сколько интересных приключений было... В общем, жалуюсь. Особенно теперь, когда сыт и нахожусь в абсолютном комфорте, - Рун на миг замолкает, тёмный взгляд останавливается на Шейн, - И могу наслаждаться красивыми видами.

Не только Шейн голодно разглядывает мужчину. Сам волк не может перестать поедать глазами девушку: скулы блестят от пота, по алым губам, задумчиво раскрытым, скользит кончик пера, бородки которого ерошатся от нежного дыхания. Тонкая ткань рубашки липнет к вспотевшему телу, повторяя изгибы. Аккуратно стриженные ногти царапают шею, ловя щекочущую влагу стекающую с корней волос. Спина прогибается, стоит девушке наклониться ближе к бумаге, и Руну приходится взывать к силе воли, чтобы бы не задерживать взгляд ниже хвоста подозрительно долго, в бессознательной попытке лучше разглядеть бёдра под чёрным шёлком шосс .

- О, правда? И что же Вам нравится здесь больше всего? Луга? Лес? Холмы? - девушка хитро щурится, расстёгивает верхние пуговицы на своей рубашке чуть ниже допустимого и довольно подмечает, как к груди метнулся взор солара. Бледные пальцы как бы невзначай тянут ворот, позволяя капле пота прочертить дорожку вниз по шее, к ключицам. Тёмные глаза щурятся, ноздри Ульссона встрепенулись от тяжкого, глубокого вздоха. Шейн едва сдерживает улыбку, кусая костяшки пальцев.

- Леди Шейн, - Рун подходит к столу, за которым сидит девушка. Шаг плавный, бесшумный, который можно увидеть только у прирождённых хищников. Он проводит пальцами по поверхности стола, мягко отодвигает книги и бумаги в сторону, чтобы освободить край, на который садится. Когда Рун скрещивает руки на груди, проявляется рельеф мышц. Тёмные глаза пристально смотрят на свою на жертву, - Как долго Вы продолжите проверять границы дозволенного?

- О чём Вы, мастер Рун? - ёрничает волкособ.

- О, леди Шейн, Вы прекрасно знаете о чём я. Думаете, не замечаю ваших взглядов? Не чувствую украдчивых прикосновения? Вы умная и способная девочка, но я — опытный охотник.

- Сэр-опытный-охотник, кто сказал, что я их скрываю? - Шейн игриво проводит кончиком пера про внутренней стороне бедра мужчины. К её радости, колено вздрогнуло, - Я лишь желаю углубленных знаний от моего наставника...

- Вы же понимаете, что пытаетесь откусить кусок, который не проглотите?

- А я не собираюсь откусывать. Зачем, если надо лизать?

Молчание. Взгляд Руна оценивает тяжело дышащую из-за жара Шейн, алые губы растянуты в хитрой ухмылке, оголяющей белые клыки. И эти светлые, серо-голубые глаза, в которых прячутся бесы...

Волк хватает девушку за подбородок, большой палец оглаживает мягкие губы. Юная герцогиня приоткрывает рот, влажное тёплое дыхание касается смуглой кожи. Розовый кончик языка лукаво лижет палец, оставляет мокрый след. Мужчина на грани того, чтобы начать выть. Тело напряглось от внезапного удара похоти. Шейн слишком настойчивая. Слишком очаровательная. Слишком красивая. Оставаться спокойным с каждым днём кажется всё более и более невыполнимой задачей.

- Рун... - Шейн не успевает продолжить, как раздаётся скрип двери и шарканье тапочек. Девушка дергается, роняет чернила на пол и, густо краснея да тихо ругаясь, шустро убирается. Чёрный хвост лихорадочно машет из стороны в сторону, поднимая библиотечную пыль. Едва сдерживая смех, Рун безмятежно встаёт из-за стола и идёт к креслу в котором сидел до этого. К чему спешить и так пугаться? Анджелло ещё несколько минут будет ползти до них.

Как бы леди не кичилась опытом в плотской любви, она, очевидно, зелёный щенок в делах сердечных.

***

Стук древесины о древесину, сбитое дыхание, клубы пыли. Теперь — это обычное утро юной герцогини. Каждый день она приводит себя в порядок, завтракает вместе со своим телохранителем, а затем отправляется на тренировки. Подобный режим ей позволяют целебные заклинания и мази, которые за ночь снимают всю боль и тяжесть в теле.

Охотник проявляет железную строгость к своей ученице во время занятий, не даёт поблажек, и суровые тренировки дают плоды: девушка стала резвей, гибче и сильней в кратчайшие сроки, а весь забытый за время обучения в академии материал вспомнился. Теперь Шейн получает в разы меньше синяков! Иногда даже успевает парировать.

Рун удовлетворён такой скоростью развития. Да, легендарного мечника не выйдет, но она лучше обычного рыцаря. Не менее приятно и то, что леди схватывает всё налету и владеет достойными похвалы знаниями. Впрочем, этого уже стоило ожидать кого-то с таким богатым наследием и прекрасными учителями: и маркиза-героиня, а теперь и герцогиня, Виттория де Мур, и отец-герцог, потомственный охотник на виверн, Йорэт де Мур, а обучавший дядя оказался никем иным как маркизом Касимиро де Герра. Оттого всё сильнее волк удивляется, что Шейн совершенно не желает связывать свою жизнь с рыцарством. Конечно, он уважает это желание, но любопытно, откуда такое отрицание крови?

- Шейн, не могу перестать поражаться твоим талантам.

- Благодарю, - девушка делает шутливый поклон, - У меня их бесчисленное множество за пазухой. Правда, никогда их не использую, но они есть!

- Почему же не воплотишь их в жизнь? Думаю, стань ты рыцарем, ну или охотником, твое имя обязательно вошло бы в историю.

Повисает неловкое молчание, прерываемое уставшим дыханием. Леди, не торопясь с ответом, вытирает пот с лица, явно раздумывая о том, стоит ли делиться личным. С удручённым вздохом, волкособ садится на каменную скамью и бросает тренировочный меч на землю.

- Потому что это бессмысленно. Охотник ещё, может, не такая уж и плохая судьба, но вот быть солдатом — лучше сразу убейте. Хотя нет, сначала сбегу, а там можете вешать как дезертира, если поймаете.

- Радикальный взгляд...

- Скажем так, когда большая часть близких умирает на войне за чужие шкурные интересы, то быстро смекаешь как всё устроено. Пускай меня считают богохульницей, но мы все знаем, что богам плевать у кого сколько территорий в запасе и где лежат святыни. Всё решают деньги. Вышестоящие хотят большего, их жадные рты будут жрать и жрать пока не лопнут в очередной смуте. Нижестоящие хотят пробиться на вершины, в поиске лучшей жизни, но затем становятся такими же голодными дьяволами, - Шейн прячет лицо в ладонях от палящего полуденного солнца, - Моя южная родня поредела после последних «священных» Южных походов. А на поле битвы погиб отец, выполняя долг. И в то время, как мать выла от горя, а эмоции брата ударили в его упрямую голову, заставляя мечтать о мести, я задумалась. Задумалась о том, как же это все глупо.

- О чём ты?

- Человек идёт на войну и убивает другого. Того оплакивает кто-то, как близкого. Этот кто-то ищет мести и убивает первого, чтобы затем уже другой плакальщик загорелся ненавистью. Вечный, бессмысленный круговорот насилия среди тех, кто не видит кукловодов, толкающих на продолжение цикла, желающих получить больше власти. Когда-то я хотела стать дипломатом. Хотела помогать договариваться, искать взаимные уступки. Но ирония в том, - Шейн грустно смеётся, - что быть дипломатом — это не искать компромиссов. Это искать выгоду для того, на кого работаешь. И это значит, что придётся переступать через совесть, которую воспитывали с детства, и запускать уже другой, новый цикл ненависти. Казалось бы, что же делать? Запереться в башни, став колдуном? Звучит не такой уж и плохой мыслью, но тут опять суют палец в задницу — каждый колдун это, в некотором роде, собственность Короля, если пройдёт обучение в академии. Так что вот, неофициально обучаюсь у тебя, чтобы снизить вероятность того, что придётся резать кому-то глотки.

Рун прижимает уши к голове, не зная, что и ответить. Он понимает чувства девушки, когда-то и сам так считал, но воин несколько очерствел после сотен проткнутых сердец. Как говорит Первородный, не можешь изменить — изменись сам. Хотя, глубоко внутри, он все ещё боится пустых человеческих глаз, а потому предпочитает убивать монстров, что так непохожи на него. Так совесть будет спокойней, а кошмары будут посещать реже.

- Впрочем, не думай, что я тебя осуждаю. Да и вообще кого-либо, пускай и несколько груба в словах. Всё, что я сказала, скорее маленькая боль, которая осталась с юности. Сейчас я уже взрослая и понимаю, что не имею права насаждать свои взгляды другим, особенно когда действительность намного сложнее, чем казалась тогда. Каждый выживает так, как может. Жизнь одна, и все мы хотим её прожить как можно лучше, не так ли? К тому же, я считаю тебя тем, кто смог сломать хотя бы один из циклов ненависти. Ты принял прошлое, и простил тех, кто был несправедлив. Это меня в тебе восхищает.

- Благодарю, моя леди, - от согревающей похвалы хвост волка счастливо завилял, - Вы слишком добры ко мне. Я не заслуживают таких слов от Вас.

Молодая герцогиня краснеет и отводит взгляд. От вида радостно сияющего мужчины почему-то горячо внутри, а сердце бешено колотится.

- Отдохнули, моя леди? - решает прервать разговор мужчина, услышав стук каблуков служанок. То, чем делится с ним Шейн, порой на грани нарушения законов королевства. Не хватало, чтобы это подхватили злые языки.

- Ага, - волкособ встаёт и поднимает меч, - Что дальше?

- Сегодня попробуем применять колдовство во время боя.

- Ура!

- Есть множество разных техник и школ, которые преподают слияние боевых стилей и науки магического плетения. У них свои достоинства и недостатки, но, боюсь, у Вас нет выбора, ведь мой наставник обучил меня лишь одной — технике боевого танца. Если быть ещё точнее, то я представляю школу «Raqsat Alnamir». На ваш язык это можно перевести как «Тигриный Танец».

- Это юго-восточный язык, не так ли?

- Да, нетрудно догадаться, какого вида был мой наставник, не так ли? В отличии от нас, на юго-востоке, среди кошачьих, любят подчёркивать то, что фехтование — это искусство. Это выражается соответствующими движениями, напоминающие танец.

- Извиняюсь за то, что перебиваю, сэр Рун, но я слышала от наших мастеров, что восточные боевые танцы — лишь для сценических выступлений.

- Правда на половину. Да, к несчастью, обычные люди не могут раскрыть все возможности боевого танца, а потому используют лишь в качестве интересного номера для высокопоставленных лиц. Но и авторы техники никогда не подразумевали то, что ей будет пользоваться широкий круг людей. Лишь маги в состоянии понять её настоящую мощь, которую преуменьшают местные мастера.

- И в чём же преимущества?

- Боевые танцы помогают волшебнику войти в транс, который очень напоминает ярость берсерков, но случается не от гнева, а от чувства ритма. В то время как здешние фехтовальные школы контролируют свои движения, будто играют в шахматы, боевые танцы направлены на предчувствия. Именно поэтому важно отточить сначала фехтовальные навыки — во время схватки полагаешься на опыт и реакцию, а не обдумывание шагов. Боевой транс, как уже упоминал, вводит в состояние, в котором чувствуешь ритм боя. Это сложно объяснить, как только попробуешь — сразу поймёшь. Главное преимущество в том, что перекидываешь заученные действия на тело, освобождая место в голове под использование заклинаний.

- А если говорить конкретнее о Вашей технике?

- Она не моя, я лишь ей научен, - волк кротко смеётся, - Если коротко, то «Тигриный танец» подразумевает под собой игру с врагом, где заставляешь его открыться, прежде чем нанести мощный удар в слабое место. Особенно хорошо себя показывает на бронированных целях, что проверено на личном опыте. А вот с ловкими ребятами становится сложнее, потому что там решает исход скорость и выносливость. Грубо говоря, кто кого измотает. Впрочем, выбора у тебя нет и будешь учиться тому, что знаю я.

- Хорошо, сэр Рун, я готова. Но, предупреждаю, в танцах от души я не так уж и хороша, - Шейн смущённо потирает шею, становясь пред учителем.

- Ничего, здесь нет заученных движений. Ты поймёшь о чём я. Просто повторяй за мной, - волк делает глубокий вдох, идя по кругу. Юная леди повторяет шаг, но в другую сторону, - Дыши глубже, прислушайся к тому, как течёт кровь венах, - они ходят по кругу, присматриваясь друг к другу, словно звери, - Вспомни то колющее ощущение в пальцах, когда зажигаешь ману внутри себя. Заставь распространиться по всему телу.

Шейн вдыхает полной грудью, прикрывает глаза, обращается к чувствам. Обычно она борется с тем, чтобы стая холодных иголок не поднималась выше ладони, иначе плетение мира тяжело схватить, но сейчас отпускает их. Хлад стремительно плывёт по кровяным потокам, втекает в сердце, которое, с гулким стуком, разгоняет колющий разряд напряжения по мышцам. На мгновение она забывает как ходить: колени вздрагивают от непривычной тяжести и льда, однако тело свободное от разума, продолжает ход.

Кажется, она начинает понимать, что имел ввиду мужчина.

- Прислушайся к ритму, - конец тренировочного клинка касается земли, с шипением ведёт борозду, - Он спрятан на виду, всё движется в единстве с ним: дыхание, потоки маны, стук сердца. Ты не одна, кто подчиняется танцу. Ощутить ритм — значит знать, когда сделает шаг противник.

Словно у зачарованной, голова Шейн пустеет. Сначала абсолютное ничто пугает, но затем девушка улавливает тихий стук. Хотя и назвать стуком его сложно. Потому что это все и ничего. Это и легкая щекотка ветра, это и шорох листвы, это и стук клюва по крыше, это щёлканье кончика меча о каменную крошку в земле и то, как расширяются потоки внутри, прогоняя кровь. Удар молотом, вороний крик и хлопки крыльев. Стук схлестнувшихся тренировочных мечей.

Волкособ ощутила, в какой момент соперник сделает шаг.

Страх и адреналин заполняют нутро: девушка словно смотрит на себя со стороны, пока тело решает за неё, какой сделать манёвр. Напор Руна удивительно яростен, и Шейн даже не уверена, что смогла бы уследить за движениями, если бы не помощь магии. Девушка неосознанно пытается вернуть контроль, из-за чего ощущение темпа сбивается, а атаки наставника кажутся ещё страшней.

- Пусть магия внутри оголит нервы, Шейн, усилит слух. Доверься навыкам, - волк сейчас похож на дикого хищника, нежели человека. Леди никогда не видела, чтобы кто-то двигался так гладко и резво. Действия наставника обманчивы: кажется, он выполнит сейчас один приём, но происходит другой, то он вынуждает закрыться от возможной атаки, то в следующую секунду отступает, сбивая с толку.

- Хватит бояться, отпусти себя! - очередной удар почти выбивает из равновесия. Хвост солара распушился от напряжения, а глаза полыхают азартом, - иначе так и будешь принимать навязанные правила!

Загнанная в угол Шейн звереет. Как этот волк вообще имеет право давить на неё? Ставить условия? Что-то внутри щёлкает, из-за чего кровь сердито вскипает, а тело рывётся вперёд. Мышцы онемели от чрезмерной маны, но продолжают двигаться, несмотря на колики под кожей. Перед глазами юной леди мелькавший образ Руна проясняется, действия предсказуемы: волкособ слышит, как подошва мужских сапогов скрипит и скользит в такт тому самому неописуемому стуку.

Наставник довольно скалит клыки.

Рун играет с щенком в неполную силу: девушка лишь впервые прислушивается к движениям врага и учится отбрасывать самоконтроль. Но уже у них получается двигаться, словно в заученном танце: шаг следует за шагом, выпад, уклонение, контратака, отступление и вновь выпад. Он позволяет Шейн вести, чтобы та прочувствовала, каково это — освободить себя, а потому преимущественно уворачивается, играючи парирует и блокирует удары. Пускай волчонок попробует, насколько хорошо это чувство. Подсядет — будет сама искать его.

Мужчина немного недооценил ученицу: расслабившись, он отвлекается на откинутый в меч и не успевает увернуться от прыжка. Два тела падают на землю, усыпанную песком. Поднимая клубы пыли, рыча и размахивая хвостами, они, словно сцепившиеся животные, катаются и пытаются взять друг друга в захват, не стремясь по-настоящему навредить. В какой-то момент рычание переходит в смех.

Завалив волка на спину, волкособ заскакивает сверху. Она старается удержать руки мужчины в захвате, но тот, активно сопротивляясь, вырывается и роняет уже девушку. Пальцы в кожаных перчатках смыкаются на бледных запястьях, стройные ноги пытаются пнуть нависшего воина, но крепкие бедра обхватывают в ответ, ограничивая в движении. Соперники останавливаются, чтобы перевести дыхание и откашляться.

Девушка ошарашенно моргает, приходя в чувства. Грудная клетка вздымается от нехватки воздуха, конечности вздрагивают от магического перенасыщения, а щёки горят от прилившей крови. Рун выглядит намного лучше, что ожидаемо: дыхание ровное, руки держат добычу все так же уверенно, разве что волосы взъерошены от возни, да одежда в пыли. Юная леди, тихо смеясь, пытается вырваться, но пальцы крепче смыкаются на запястьях. Она выгибается, пытаясь выползти из под тела, и...

Случайное прикосновение. Взгляды Руна и Шейн встречаются, мужчина шумно втягивает воздух сквозь сомкнутые зубы.

Первая реакция волкособ — пристыженно извиниться, но вторая, полностью затмившая первую — прижаться сильнее. Девушка вновь выгибается в спине и прижимается пахом к паху солара, чтобы ощутить твердеющую длину. На алых губах расцветает довольная ухмылка, в светлых глаза заплясали бесы, когда Рун дрожа выдыхает. Его ноздри встрепенулись, вдыхая горячий летний воздух.

Каждый хранит молчание, ведь слова в сию же секунду разрушат тайну происходящего. Тёмные глаза волка скользят с лица девушки ниже, к расстегнувшейся в потасовке рубахе, под которой влажно сверкает алебастр кожи, к прогнувшейся талии, к паху, к которому воин прижимается своим возбуждением. Грудная клетка волка сотрясается низким урчанием, мужчина трётся теплом о тепло изгибающегося тела, манящие закусывающее губу.

Чёрный хвост бешено стучит по ногам Руна, голова леди откидывается, приглашающе оголяя шею: всё в поведении демонстрирует безусловное подчинение и немую просьбу. И она готова согласиться на что угодно, лишь бы движения бёдер навстречу друг к другу не останавливались, а стали ещё ближе. Но, к несчастью, Рун, дьявольски скалясь, замирает. Его мрачный взгляд дурманит голову, делает слабой и беспомощной.

- Моя леди, - теплое дыхание касается лица, - Где Ваше хвалёное благородное воспитание?

- Я...

- Вы, словно зовная лунница, трётесь об меня посреди белого дня, - жестокие слова щекочут чёрное ухо, а в сочетании с низким урчанием они распаляют ещё большее пламя внизу, - Вам не стыдно, моя леди? Что если нас увидят?

- Не стыдно. И мне плевать, пусть не смотрят, - девушка, опьянённая наглостью, лижет шею солара. Русая короткая борода колется, загорелая мягкая кожа кажется сладкой. Ухо волкособа ловит сбитое дыхание. Боги, как же она хочет этого чёртова волка, что не отталкивает, но и не позволяет оказаться ближе. Как же хочет оказаться в его объятиях, обмениваться жарким шёпотом, а утром увидеть, как солнечные лучи оставляют поцелуи-веснушки на смуглой коже.

- Почему? Неужели мимолётная похоть стоит того, моя леди? - тёмные глаза щурятся, что-то скрывая за хмуростью. Шейн задумывается над словами мужчины, чья хватка становится болезненной на руках. Почему? Почему она готова рискнуть многим, лишь бы стать ближе к своему телохранителю? Ей не свойственно быть настолько настырной в ухаживаниях. Может, дело в бархатном голосе солара, очаровывающем словно песнь сирены? Может в том, как пшенично-медовые волосы сияют в солнечных лучах? А может виноваты бездонные глаза, в которых она научилась улавливать движение незримого зрачка? Или же те истории, которыми делились вечерами за вином? Все те моменты поддержки, понимания и скрытой заботы, проскальзывающих каждый день?

Чёрт. Кажется Шейн знает ответ.

Он был всегда здесь, на поверхности.

Боги, какой же она была дурой, что не замечала...

Сокровенное мгновение нарушает цокот каблуков и беседа служанок, возвращающихся из глубин дворцовых коридоров. Словно шкодливые подростки, двое вскакивают и спешно поправляют одежды. Рун бросает на девушку взгляд, всё ещё ожидая ответа. Тёмные глаза изумлённо округляются, когда волк замечает багровый цвет щек и блестящую серую радужку, избегающую встречи с ним.