Только моя

Утро встретило меня резким звуком будильника, который словно вызвал меня на бой. Вздохнув, я медленно приоткрыла глаза и провела ладонью по лицу — будто таким жестом можно было смыть тягость ночных мыслей. Но тени вчерашнего вечера не исчезали.

В ванной холодная вода обожгла кожу, заставляя сердце биться быстрее. Я смотрела в зеркало, пытаясь найти в отражении хоть каплю силы, но там была только усталость и туман отчаяния.

Школьная форма лежала рядом — будто напоминание, что я должна идти в мир, где всё так же сложно и несправедливо. Надев её, я ощущала, как будто облачилась в броню, но она слишком тонкая, чтобы защитить.

Телефон вибрировал. Сообщение от Хёри — лучик света в этом сером дне. Я взяла телефон и прочитала её слова: «Я рядом. Всё будет хорошо.»

Когда мы встретились, Хёри была как всегда — спокойной и внимательной, но в её глазах я увидела нечто большее. Там была не просто поддержка, там была настоящая тревога, глубокая и искреннея. Она держала в руках кофе — её способ сказать, что всё под контролем. Её улыбка была настоящей, и в ней не было ни грамма фальши.

— Рассказывай, — мягко сказала она, когда мы сели на скамейку.

Она молча смотрела на меня, словно пытаясь прочесть мои мысли, понять, что скрывается за маской, которую я старалась удержать. Когда я начала говорить, её губы чуть дрогнули, и она сжала кулаки, как будто сдерживала собственную боль. Сначала слова цеплялись в горле, но потом потекли, как река, неумолимая и сильная. Боль, злость, растерянность — всё выплеснулось наружу.

Хёри опустила глаза, голос срывался на полуслове, когда она наконец собралась сказать то, что так долго держала в себе:

— Я не могу перестать думать об этом... Если бы я не ушла раньше из клуба, если бы осталась до конца, может, этого не случилось бы. Я бросила тебя одну, когда тебе было так страшно... Прости что подвела тебя.

Её руки дрожали, и она крепко сжала мои руки, словно пыталась удержать себя от слёз.

Я вздохнула глубоко, стараясь найти силы, чтобы не дать ей утонуть в этой вине. Подняла её руку и крепко, но мягко сжала её пальцы.

— Хёри, остановись. Это не твоя вина. Ты не могла знать, что кто-то решит перейти грань, что всё пойдёт так страшно. Ты не оставляла меня специально, не могла знать что будет дальше, ты была и будешь дальше моим лучом в темноте.

Она подняла на меня глаза, в которых блестели слёзы — уже не только сожаление, а глубокая благодарность и облегчение.

Хёри села ближе, обняла меня крепко, как будто хотела передать всю свою любовь и поддержку без слов.

— Я обещаю, — прошептала она, — что никогда больше не оставлю тебя одну, ни на минуту. Мы пройдём через это вместе.

Я позволила себе расслабиться в её объятиях, почувствовать, что не одна. И в этот момент вся тяжесть ночи немного отступила, уступив место теплу настоящей дружбы.

Мы встали вместе, шаги стали увереннее, а сердце — чуть легче.

Коридоры школы были наполнены утренней суетой — щелчки замков, приглушённые голоса, резкий запах маркеров и чуть тёплого пластика, будто здание ещё не проснулось до конца. По стенам дрожали отблески света от ламп, а за окнами небо лениво отражалось в стеклах шкафчиков.

Мы шли медленно, не торопясь. Хёри держала шаг вровень со мной, не толкая и не подталкивая. Просто была рядом. И этого было достаточно, чтобы я продолжала идти вперёд.

Возле класса мне вдруг стало трудно дышать. Казалось, за этой дверью осталась часть меня, замёрзшая и сломанная. Но пальцы Хёри едва коснулись моей руки — лёгкое, ободряющее прикосновение, которое не требовало слов. Я кивнула и сделала шаг вперёд.

Когда мы вошли, знакомый шум будто слегка стих — или это мне так показалось. Кто-то смеялся у доски, кто-то спешно дописывал домашнее задание, наклонившись над партой. В воздухе витал привычный аромат дешёвого мыла и свежих чернил. Всё было как всегда… но не совсем.

Я прошла к нашему старому месту — третья парта у окна. Солнечные лучи лениво пробивались сквозь мутное стекло, ложась пятнами на поверхность стола. И я села.

Пальцы невольно коснулись деревянной поверхности, где всё ещё угадывались вырезанные наугад буквы и царапины — мы когда-то смеялись, гадая, кто их оставил. Помню, как он сидел рядом, подперев щеку ладонью, притворяясь, что слушает учителя, а сам бросал в меня бумажки с глупыми надписями. Помню, как он делил со мной наушник, когда мы притворялись, что делаем проект, хотя просто слушали одну и ту же песню по кругу. Помню, как его рука случайно касалась моей — и как от этого дрожали пальцы.

Я сжала зубы. Сердце сжалось, как будто на рану кто-то насыпал соли. Те же руки, что когда-то так бережно держали меня за плечо, позже сжались на моих запястьях с такой силой, что я до сих пор ощущала фантомную боль. Он смотрел на меня тогда иначе — как на вещь, как на право, как на слабость. Он был частью тепла… и теперь — частью холода.

— Эй, — голос Хёри вывел меня из застывшего мрака. Она уже села рядом и смотрела на меня не тревожно, а с мягкой решимостью. — Пошли в столовку? У нас ещё пять минут.

Я кивнула. Внутри всё ещё звенело, но я поднялась. Пока мы шли, шаг за шагом, я начала ощущать что-то иное. Как будто тяжесть воспоминаний не ушла — но сдвинулась, уступив место для воздуха.

В столовой всё было по-прежнему шумно, пахло пересоленным супом и подгоревшими булочками. Кто-то уронил поднос, кто-то спорил у автомата. Всё кипело. Жило.

Мы взяли чай и по бутерброду — ничего особенного, но в этот момент именно обычность была спасением. Хёри что-то рассказывала, смахивая волосы с лица, и я вдруг поняла, что улыбаюсь. Не потому что всё хорошо, а потому что сейчас я здесь, с ней, и этого достаточно.

Я слушала её голос, не разбирая слов, просто вбирая в себя тепло. И с каждой секундой прошлый вечер отступал — не исчезал, нет, — но терял власть над моим настоящим.

Хёри протянула мне салфетку, будто между делом. Я взяла её и посмотрела на неё дольше, чем следовало. Она улыбнулась — и в этой улыбке было больше любви, чем я могла выразить словами.

Я не успела допить чай.

Сквозь гул голосов, скрежет подносов и механическое бульканье кофемашины я вдруг уловила движение — как будто комната дернулась. Люди не сразу заметили, но я — сразу. Плечи напряглись, пальцы судорожно сжали бумажный стакан.

Он вошёл.

Дживон.

Всё вокруг словно сжалось в точку. Стены. Воздух. Я.

Он был всё тот же — аккуратный, уверенный, с тем самым видом, будто мир принадлежал ему. Только глаза другие. Красные. Загнанные. Грязные.

Я не сразу поняла, что он идёт ко мне. Быстро. Решительно.

— Хаён, — он произнёс моё имя тихо, но я услышала его как удар.

Хёри вскочила с места, будто предчувствуя, что он скажет.

— Ты не должна с ним говорить, — её голос был напряжён, но тихий, как треск перед бурей.

Я всё ещё сидела. Холод сковал грудь, но лицо оставалось каменным. Дживон опустился на корточки передо мной, словно изображая раскаяние.

— Пожалуйста. Я... я с ума схожу. Я не знаю, что на меня тогда нашло. Это была ошибка. Огромная. Но я... я скучаю. Я не могу без тебя.

Голос дрожал. Но я знала этот дрожь — он жалел не то, что сделал, а то, что потерял контроль.

— Уходи, — выдохнула я.

— Я всё исправлю. Дай мне шанс, прошу! — он повысил голос, оборачиваясь к окружающим, будто они были присяжными в его оправдании. — Мы же... мы были вместе! Ты не можешь это просто забыть!

Шепот расползался по столовой, как трещины по стеклу:

«Они опять?»

«Это же Дживон и Хаён, вы что, не знали?»

«А что случилось вообще?..»

Я встала, стул заскрипел громко и неловко. Хёри подхватилась сразу же, встала между нами, вытянув руку вперёд.

— Отойди от неё, Дживон.

— Это не твоё дело! — рявкнул он, но без ярости — с истеричной паникой, будто его тонущий мир срывался в бездну.

Я сделала шаг в сторону, и тогда он схватил меня за запястье.

Холод. Жёсткая хватка. Всё вернулось.

Комната исчезла. Вместо неё — тот вечер. Мрак. Музика, глушащая голос. Его дыхание у уха. Его рука на моей коже. Его вес. Его сила. Моё «нет», проглоченное стенами.

— Отпусти, — прошептала я, сердце билось в горле. — Пожалуйста… отпусти…

Я дёрнулась. Резко. Почти вслепую. Но он не отпускал.

Паника закричала внутри, но вслух я молчала. Просто билась, снова и снова, как птица в стекло.

И тогда — чей-то голос. Низкий, холодный, очень ясный:

— Убери руку. Сейчас же.

Дживон вздрогнул. Его пальцы ослабли, и я вырвалась.

Передо мной стоял Чонгук.

Он не двигался. Просто смотрел на Дживона с таким видом, будто держал его за горло — даже не прикасаясь. Лицо у него было мертвенно спокойным, голос — ледяным.

— Ты понял, что я сказал? — повторил он. — Прикоснёшься к ней ещё раз — и я тебе сломаю руку.

Наступила тишина. Абсолютная. Даже автоматы замолчали.

Все смотрели. Кто-то — с изумлением, кто-то — с откровенным шоком.

«Чонгук?..» — прошептала какая-то девочка за соседним столом. — «Он что, её защищает?..»

Я не смогла больше. Всё внутри рухнуло, как карточный домик.

Я побежала.

Сквозь толпу. Сквозь взгляды. Сквозь вопросы. К двери, вверх по лестнице, в самое безлюдное место, где можно было дышать.

На крышу.

Там было серо. Ветер бил в лицо, будто проверяя, жива ли я.

Я обняла себя за плечи, опускаясь у бетонной стены, и наконец позволила себе заплакать.

От страха. От боли.

Ветер стягивал слёзы с моих щёк, будто торопился унести их подальше, пока никто не увидел. Я сидела, прижав колени к груди, чувствуя, как бетонная стена позади холодит лопатки. Мир внизу продолжал жить своей жизнью — шум, гул, крики в коридоре. А здесь было только небо. И я. И сердце, которое всё ещё билось — хотя, казалось, должно было остановиться.

Дверь скрипнула.

Я не подняла голову. Просто затаила дыхание. Пусть кто угодно. Пусть всё что угодно. Только не Дживон. Только не снова.

Шаги.

Осторожные, почти нерешительные.

— Я тебя не преследую, — раздался голос. Спокойный. Без вызова. Без сожаления. Просто... честный.

Я подняла взгляд.

Чонгук.

Он стоял, чуть прислонившись к стене, как будто сам не знал, зачем пришёл. Руки в карманах, волосы треплет ветер, а в глазах — не жалость, не интерес... Просто тишина.

— Это моё место, — добавил он, глядя вдаль. — Я всегда сюда прихожу, когда всё... ну, невыносимо. Не знал, что у нас теперь расписание.

Я всхлипнула. Не от обиды — от неожиданности. Я ожидала чего угодно, кроме этого тона. Он сел рядом, не прикасаясь. Не глядя прямо. Просто был.

— Всё, что случилось… — начала я, но он перебил, тихо:

— Ты не обязана говорить.

Пауза. Потом добавил:

— Никому не должна объяснять, почему бежала.

Я моргнула, пытаясь не дать новым слезам выбраться наружу. Он не задавал вопросов. Не пытался «починить» меня. Просто сидел.

— Знаешь, — сказал он спустя минуту, почти лениво, — если бы это было аниме, ты бы сейчас упала в обморок, и я бы носил тебя на спине. Или держал под дождём, пока не проснёшься. Или... не знаю... подарил тебе своё пальто и исчез, как призрак.

Я невольно хмыкнула. Хрипло, неуклюже — но это было похоже на смех.

— А потом я бы должна была найти тебя через сто серий? — уточнила я, поворачиваясь к нему впервые.

Он посмотрел на меня — и в его взгляде не было ни доли насмешки, только лёгкость.

— Примерно. Но я решил сократить сюжет. Поэтому... — он потянулся, словно готовясь что-то торжественно объявить. — За спасение тебя от идиота полагается награда. По древнему кодексу справедливости. Пять желаний. Отныне ты в долгу.

Я прищурилась.

—Ого! Десять!?

— Я скромный. Но могу рассмотреть бонусную систему, если будешь хорошо себя вести.

Я рассмеялась. Настояще. Со слезами, но — от сердца.

Он улыбнулся уголками губ, а потом снова стал серьёзным, но не мрачным.

— Просто... знай, что ты не одна. Даже если кажется, что никого нет. Я не добрый, не герой, не хочу лезть в чужую жизнь... но я там был. Знаю, как это — когда все думают, что ты сильная, а ты разваливаешься по кусочкам.

Мы замолчали. И тишина между нами уже не была пугающей.

Я закрыла глаза. Впервые за долгое время не от страха — а от того, что рядом было безопасно.

— Ладно, — прошептала я. — у меня тоже есть желание: сядь ближе. Мне всё ещё холодно.

Он не ответил. Просто подвинулся, так, чтобы плечи едва соприкоснулись.

А потом мы сидели так, будто ничего плохого никогда не было. Будто это утро просто сбилось с ритма. И я, наконец, могла дышать.