°7°
Спускалась ночь. Слабый ветерок далеко разносил запахи влажной земли, тины и весенних хмельных соков, гнал по беззвездному небу большие черные тучи. Лодка, отчалившая от берега у Большой башни, медленно скользила по сене, по ее блестевшим, словно старая, хорошо начищенная кираса, водам. На корме сидели два пассажира, старательно кутавшие лица в высокие воротники длинных плащей.
- Ну и погодка нынче, - начал перевозчик, неторопливо орудуя веслами.
- Проснешься утром - туману, туману, в двух шагах не видать. А как только десять пробьет, пожалуйте - солнышко.
Говорят: весна идет. Вернее сказать, что весь пост дожди будут лить. А сейчас, гляди, ветер поднялся, и еще покрепчает, это поверьте моему слову. Ну и погодка!
- Поторопитесь, почтенный, - сказал один из пассажиров.
- И так уж стараюсь. А все потому, что стар становлюсь: шутка ли пятьдесят три года на архангела Мин Каа стукнет! Куда же мне с вами сравняться, молодые мои господа, - ответил перевозчик.
Этот одетый в лохмотья старик даже с каким-то удовольствием сетовал на свою горькую судьбину.
- Значит, к башне держать путь? - спросил он. - А место-то там для причала найдется?
- Да, - ответил все тот же пассажир.
- Я потому спрашиваю, что мало кто туда ездит, безлюдное местечко.
Слева было видно, как на острове перебегают огоньки, а чуть подальше светились окна дворца. Множество лодок устремлялось в том направлении.
- А разве вы, господа мои хорошие, не желаете полюбоваться, как корейцев припекать будут? - не унимался гребец.
- Говорят, сам король туда пожалует с сыновьями. Верно или нет?
- Говорят, - отозвался пассажир.
- А принцессы будут, нет ли? - Не знаю.
- Конечно, будут, - ответил пассажир, сердито отвернувшись и давая тем знать, что разговор окончен. Потом, нагнувшись к своему спутнику, он процедил сквозь зубы:
- Не нравится мне этот старик, уж слишком болтлив. Но тот равнодушно пожал плечами. Потом, помолчав немного, шепнул:
- А кто тебе дал знать?
- Как обычно, Джихё.
- Милая графиня Джихё, как мы ей обязаны.
С каждым взмахом весел все быстрее приближалась башня, вздымавшая к темным небесам свой темный силуэт. Тот из спутников, что был выше ростом и вступил в разговор вторым, положил руку на плечо соседу.
- Финкс, - прошептал он, - нынче вечером я так счастлив. А ты?
- И я, Феликс, тоже.
Так беседовали меж собой братья Ли, Финкс и Феликс, спеша на свидание с Джихё и Дженни, которые, узнав, что их супругов задержит до ночи король, тотчас же назначили своим возлюбленным свидание. И, как обычно, посредницей между юными парами была графиня Пак. Феликс с трудом сдерживал рвущиеся через край радость и нетерпение. Все утренние горести были забыты, все подозрения вдруг показались нелепыми и пустыми. Ведь сама Дженни позвала его; через несколько минут он будет держать ее в объятиях, ради него она подвергает себя опасности, и ни один мужчина на свете, клялся он про себя, не сравнится с ним в нежности, в пылкости, в беспечной веселости.
Лодка пристала к откосу, на котором высилась огромная стена башни. Весь откос был покрыт слоем жирной тины, принесенной недавним паводком. Лодочник помог братьям выйти на берег.
- Значит, решено, почтенный, - сказал Ли, - ты будешь нас здесь ждать, только далеко не отплывай и смотри, чтобы тебя не увидели.
- Если прикажете, мессир, то хоть всю свою жизнь буду вас поджидать, только бы денежки шли.
- Хватит и половины ночи, - ответил Ли.
Он швырнул старику мелкую серебряную монету - сумму, в десять раз превышающую обычную плату за перевоз, и столько же пообещал дать за обратный путь. Старик низко поклонился. Стараясь не поскользнуться, не забрызгаться, братья благополучно добрались до потайной двери, находившейся, к счастью, неподалеку от берега, и постучали условным стуком. Дверь бесшумно распахнулась.
- Добрый вечер, мессиры, - приветствовала их камеристка Дженни, та самая, которую королева привезла с собой из другова города.
В руке она держала огарок свечи и, впустив гостей в прихожую и снова заложив засов, пригласила их следовать за собой по винтовой лестнице. Огромные покои, помещавшиеся во втором этаже башни, куда ввела братьев поверенная Дженни, окутывал полумрак, и только в камине с навесом жарко пылали поленья, разливая вокруг дрожащий свет. Однако отблески пламени не могли побороть мглу, которая притаилась под куполообразным потолком, опиравшимся на двенадцать стрельчатых арок. И здесь, как в опочивальне Ким, безраздельно царил запах жасминовой эссенции: он исходил от затканных золотом тканей, драпировавших стены, от ковров, от ягуаровых шкур, накинутых на низкие, по восточной моде, кровати. Принцессы еще не сошли вниз. Камеристка пошла предупредить их. Братья Ли сняли плащи, приблизились к камину, и оба одинаковым жестом машинально протянули руки к пылающему огню.
Финкс, старше Феликса двумя годами, был бы копией брата, если бы не более низкий рост, более мощный торс и более светлая шевелюра. У него была крепкая шея и розовые щеки; жизнь казалась ему забавной шуткой. В отличие от Феликса его не терзали страсти. Он был женат - и женат удачно - на девице Чан Ча, от которой прижил троих детей.
- Никак не пойму, - начал он, подвигаясь ближе к камину, - почему выбор Чао пал именно на меня и вообще зачем ей понадобилось иметь любовника. Дженни - другое дело, тут все ясно. Достаточно взглянуть на ее мужа - ходит, глаз не подымет, ногами загребает, грудь впалая - и посмотреть на тебя. Тут и сомнений никаких быть не может. И потом, нам ведь кое-что известно! Ли намекал на супружеские тайны королевской четы - на недостаток любовного пыла у короля и глухую ненависть, существовавшую между супругами.
- Но Чао!.. Этого я никак понять не могу, - продолжал Ли. - Муж у нее красавец, гораздо красивее меня... Не возражай, пожалуйста, Феликс, я-то знаю, что он красивее; он как две капли похож на своего отца.., любит ее и, что бы Чао ни говорила, уверен, что и она его любит. Тогда зачем же все это? Всякий раз, когда я прихожу к ней на свидание, я себя спрашиваю - откуда мне такая удача?
- Ей, видишь ли, не хочется отстать от Дженни, - ответил Феликс.
В коридоре, соединяющем башню с отелем, раздались легкие шаги и приглушенный шепот, и в дверях показались принцессы. Феликс бросился к Дженни, но тут же остановился как вкопанный. На поясе своей милой он заметил золотой кошель, усыпанный драгоценными камнями, вид которого поверг его этим утром в такой гнев.
- Что с тобой, Феликс, милый? - спросила Дженни, протягивая к нему руки и подставляя для поцелуя свое хорошенькое личико. - Разве нынче вечером ты не чувствуешь себя счастливым?
- Конечно, чувствую, - ответил Ли ледяным тоном.
- Так в чем же тогда дело? Какая муха тебя укусила снова?
- Это чтобы меня подразнить? - произнес Феликс, указывая на кошель. Дженни рассмеялась воркующим смехом.
- До чего же ты глуп, до чего же ты ревнив, до чего же ты восхитителен! Неужели ты до сих пор не понял, что все это игра? Дарю тебе этот несчастный кошель - надеюсь, теперь ты успокоишься. Поймешь, что это не был дар любви.
Дженни поспешно отцепила кошель от пояса и продела в ушки пояса Феликса, который стоял как громом пораженный. Он отвел было руку королевы.
- Нет, нет, я так хочу, - сказала королева. - Теперь это действительно дар любви, но предназначается он тебе. Не вздумай отказываться. Ничто не достаточно хорошо для моего хорошего Феликса. Но только не спрашивай, откуда у меня этот кошель, иначе я вынуждена буду тебе сказать всю правду. Могу лишь поклясться, что подарил мне его не мужчина. Впрочем, посмотри сам, и у Чао точно такой же, - добавила она, обернувшись к невестке.
- Чао, покажи, пожалуйста, свой кошель Феликсу. Я свой ему подарила.
Чао лежала на низенькой кровати, стоявшей в самом темном углу залы. Финкс, опустившись на колени, осыпал поцелуями ее шею и руки.
- Держу пари, - шепнула Дженни на ухо Феликсу, - что через минуту твой брат получит такой же подарок. Приподнявшись на локте. Чао спросила:
- А может быть, Дженни, ты поступила неосторожно, да и имеем ли мы вообще право?
- Конечно, имеем, - прервала ее Дженни. - Ведь, кроме Джихё, никто не видел и никто не знает, от кого мы их получили.
- В таком случае, - воскликнула Чао, - я не желаю, чтобы мой Финкс был любим меньше, чем твой Феликс, и чтобы твой Феликс был наряднее моего Финкса.
Она тоже сняла с пояса кошель, и Финкс, не чинясь, принял подарок, поскольку его принял Феликс. Дженни взглянула на Феликса, словно говоря:
"Ну, что я сказала?"
Феликс улыбнулся в ответ.
"Какая удивительная эта Ким Дженни", - подумал он.
Феликс до сих пор не мог ни понять, ни разгадать своей любовницы. Неужели та самая Дженни, жестокая, кокетливая, вероломная Дженни, что сегодня утром потешалась над ним, поджаривала его, словно фазана на вертеле, неужели это она подарила ему сейчас драгоценный кошель, цена которому полтораста ливров, и, подарив, замерла в его объятиях, нежная, трепещущая, покорная.
- Иной раз мне кажется, что я так сильно люблю тебя потому, что не понимаю, - шепнул Феликс.
Ни один самый искусный комплимент не мог так польстить самолюбию Ким. Она отблагодарила Феликса, припав к его шее долгим поцелуем. И вдруг вырвалась из его объятий, насторожилась и воскликнула:
- Слышите? Корейцев повели на костер! Глаза Дженни оживились, заблистали почти болезненным любопытством. Схватив Феликса за руку, она увлекла его к окну - высокой бойнице, прорезанной в толще стены, и распахнула раму. В комнату ворвался оглушительный шум.
- Чао, Финкс, идите сюда скорее! - позвала Ким.
Но Чао отказалась идти. Счастливым, задыхающимся голоском она проворковала:
- Нет, не хочу, мне и здесь хорошо. Уже давно обе принцессы и их любовники отбросили всякую стыдливость. У них вошло в привычку предаваться любовным играм в присутствии друг друга. Если Чао иногда и отводила взор, старалась укрыть свою наготу в темных углах залы, то Дженни, наоборот, вдвойне наслаждалась любовью, созерцая чужую любовь и творя свою на глазах у других. Но сейчас она не могла оторваться от окна, увлеченная зрелищем, развертывавшимся посреди сены. Там внизу, на острове, стояла тесным кольцом сотня лучников, каждый держал в руке пылающий факел: языки пламени, колеблемые ветром, сливались в сплошную ограду огня, за ней можно было различить огромную кучу дров и хвороста, вокруг которой суетились подручные палача, скатывая с костра лишние поленья. Этот остров, представлявший собой в обычное время луг, где мирно паслись коровы и козы, был запружен зеваками; а по реке скользили десятки лодок - это запоздавшие торопились поспеть на казнь. К правому берегу острова причалила лодка значительно длиннее всех прочих, битком набитая вооруженными людьми. Две серые фигурки в каких-то странных головных уборах сошли на берег, предшествуемые монахом, который нес в руках распятие. Гул голосов стал громче. Почти в ту же минуту в большой застекленной галерее, помещавшейся в конце дворцового сада, у самой воды, загорелся свет. На освещенном стекле вырисовалось несколько силуэтов, и рев толпы мгновенно смолк. Это король вместе с членами Королевского совета пришел посмотреть на казнь. Вдруг Дженни захохотала долгим, бесконечно долгим пронзительным смехом.
- Почему ты смеешься? - спросил Феликс.
- Потому что там принц, - ответила она. - Будь посветлее, он бы меня увидел...
Глаза ее блестели, вокруг выпуклого лба развевались темные кудряшки. Быстрым движением она спустила лиф платья, показав свои великолепные смуглые плечи, затем сбросила одежду прямо на пол и, обнаженная, осталась стоять перед окном, словно ждала, хотела, презрев пространство и мрак, подразнить своего ненавистного мужа. Взяв руки Феликса в свои, она положила их себе на бедра. В глубине залы, где сгустилась полумгла, лежали в объятиях друг друга Чао и Финкс, и обнаженное тело Чао отливало перламутром. Оттуда, снизу, с острова, окруженного водами сены, снова послышался рев толпы. Это корейцев, связанных, ввели на костер, который должен был запылать через секунду. Ночная прохлада лилась в открытое окно; Ким вздрогнула и подошла к камину. Она сосредоточенно глядела на горящие угли, всем телом впивала их тепло, но отступила под непереносимой лаской огня. Языки пламени бросали на ее смуглую кожу дрожащие отсветы.
- Их сейчас сожгут, они сгорят, - произнесла она хриплым, чуть задыхающимся голосом, - а мы тем временем... Ее взгляд старался проникнуть в самое пекло огня, словно Дженни желала опьянить себя картиной ада. Потом она резко обернулась и, глядя в лицо Феликса, отдалась ему, как нимфа отдается в лесу фавну. Пламя камина отбрасывало на стену их огромные тени, касавшиеся головами сводчатого потолка.