Правда режет
Прошло ровно четырнадцать дней с той ночи на «Старом позвоночнике». Две недели, за которые многое внутри Адель будто застыло, как вода, не решившая — замёрзнуть или продолжать течь. Она просыпалась с Лео рядом, ощущала его тепло, его ладонь на своей талии, но в голове снова и снова звучал голос Эйдена. Его «снежинка». Его тишина. Его взгляд в ту последнюю секунду, прежде чем она отвернулась.
Она думала, что время остудит боль. Что дни сделают её решение чётче, правильнее. Но с каждым вечером что-то внутри становилось всё более тревожным. Не из-за чувств — они были, она это знала. А из-за невыносимого незавершения. Её душа будто стояла перед закрытой дверью, и пока она не заглянет за неё, не сможет жить дальше — ни с Лео, ни одна.
В это утро она встала раньше всех. На цыпочках прошла в гостиную, села на подоконник, укутавшись в мягкий плед. За стеклом дрожал Альтхейв — холодный, идеальный, безупречный. Но внутри Адель был другой мир. Грейбарн, с шумом моторов, с запахом бензина и тем диким сердцебиением рядом с Эйденом.
Телефон в её руке горел тусклым светом. Она открыла диалог с ним. Пальцы зависли над экраном.
Что ты хочешь услышать в ответ? Признание? Извинение? Или просто правду, без прикрас?
Сердце глухо грохнуло в груди.
Она напечатала:
«Я готова тебя выслушать.»
И прежде чем разум успел включиться, добавила:
«Где встретимся?»
Секунда. Другая.Она нажала "отправить" — и всё. Слова ушли в сеть, как стрела в туман. Адель откинулась на стекло, плед сполз с плеч. Она не знала, что он ответит. Но теперь дверь была открыта.
Прошло две недели с той ночи, когда он и Адель пришли к финишу одновременно, как две части одного удара сердца — ни раньше, ни позже. Ничья. И будто бы надежда. Эйден держал в памяти её слова: "Я выслушаю тебя. Но не сейчас." Они врезались в него, как спасательный круг, и как нож одновременно.
Он не писал ей. Не звонил. Не появлялся в Альтхейве, хотя пару раз ловил себя на том, что едет туда на байке — и разворачивается в последний момент. Он ждал. Потому что пообещал себе — если она решит услышать его, она придёт сама.
Дни проходили в мастерской.Он приходил рано. Не потому что было много работы — а потому что тишина гаража была безопаснее, чем хаос в голове. Руки были в мазуте, в пальцах — гаечный ключ, под ногтями — сталь и масло. Он перебирал чужие байки, восстанавливал старые, делал заказ для какой-то команды из другого города. Иногда заходили Кэсс и Джаро, но разговоры были короткими. Эйден почти не улыбался.
Каждый вечер, закрывая ворота гаража, он автоматически проверял телефон. Лента пуста. Имя Адель оставалось последним в списке, серым и молчаливым. И каждый раз после этого он ощущал тупую боль под рёбрами — как будто кто-то стискивал сердце железной рукой.
«Она ушла с ним. С Лео. Целует его, спит рядом.»
Мысли приходили ядовито. Но он не мог их выбросить. Не мог не вспоминать, как она смотрела на него перед стартом. Как её голос дрожал, когда она сказала, что выслушает.
"Может, просто соврала, чтобы закрыть вопрос. Чтобы уйти красиво."
На восьмой день он снял перчатки, бросил их на верстак и долго стоял у стены, глядя в пол. Потом включил свет в дальнем углу — там, где пылился байк, оставшийся после «Старого позвоночника». Чёрный корпус был поцарапан, но цел. Он медленно протёр сиденье.
Прошла ещё неделя. Одиннадцатый день. Двенадцатый.Он стал меньше спать, больше курить. Тесс не спрашивала его про Адель, но по глазам брата она видела — что он ждёт.
Тринадцатый день был дождливым. Он остался ночевать прямо в мастерской, растянувшись на старом диване, укрывшись курткой. Уснул поздно, с телефоном в руке. Сон был тревожный.
И вот — четырнадцатый день.
Рано утром он поднялся, заварил чёрный кофе, вытер руки о полотенце и снова открыл диалог. Та же пустота. Он уже хотел убрать телефон, когда экран вспыхнул.
1 новое сообщение. От Адель.
Он застыл. Сердце ухнуло вниз. Глоток кофе показался горьким, как никогда.
«Я готова тебя выслушать. Где встретимся?»
Эйден не сразу понял, что это не сон. Он перечитал. Потом ещё раз.Рука дрогнула. В груди возникла пустота — и тут же наполнилась жаром. Он провёл рукой по волосам, встал и резко открыл ворота гаража, впустив холодный воздух.
Она написала. Она готова. Она действительно хочет знать. Он набрал ответ.Но перед тем, как нажать «отправить», остановился. Уперся лбом в стену.
"Ты не должен облажаться. В этот раз — не имеешь права."
Он стоял посреди мастерской, сжимая телефон так крепко, будто от этого зависело, останется ли он цел. Сообщение от неё светилось на экране — короткое, но изменившее всё.
«Я готова тебя выслушать. Где встретимся?»
Он смотрел на слова, как на окно в другой мир. В тот, где она снова говорит с ним. Где у него есть шанс, даже если крошечный.
Пальцы дрожали, когда он начал набирать ответ:
«На крыше. Та самая. Сегодня. В восемь.»
Он долго не отправлял. Просто смотрел.
Крыша — заброшенного здания в Грейбарне, где когда-то показал ей фильм под открытым небом. Где впервые чувствовал себя не монстром, а человеком. Где она улыбалась ему в свете проектора. Где пахло клубникой и соком и где ветер рассыпал её волосы по её плечам.
"Если она придёт туда — значит, ещё не всё потеряно."
Он нажал отправить.
Сообщение ушло. Тишина. Ни «печатает...», ни «прочитано».Минуты тянулись вечностью. Он пытался занять себя — завёл двигатель на чьём-то байке, проверил тормоза, отложил. Поднялся на второй этаж мастерской, сел у открытого окна.
Прошёл час. Потом второй.
И только тогда — глухой вибрацией ожил телефон.
«Окей.»
Всего четыре буквы.Но Эйден выдохнул, как будто всё это время не дышал.Он опустил голову, закрыл глаза и улыбнулся — впервые за долгие дни.
Она придёт. Сегодня. В восемь. На ту самую крышу.
Вечер подкрался к Альтхейву тихо, как тень на мраморе. Адель стояла у зеркала, уже одетая. На ней были простые светлые джинсы, белая футболка и лёгкая бежевая куртка. Волосы собраны небрежно, как тогда, три года назад, когда она впервые садилась с ним за байк в Грейбарне. Она не накрасилась — не хотела быть кем-то, кем её привык видеть Альтхейв. Только собой. Настоящей. Такой, какой была с ним.
В коридоре появился Лео. Он держал в руке чашку с кофе и, увидев её, улыбнулся:
— Ты куда-то собралась?
Адель подошла. Её шаги были мягкими, но уверенными. Она взяла чашку, сделала глоток и вернула обратно. Потом обняла его. Нежно. Долго. Так, будто это было прощание, хотя она сама ещё не знала — навсегда ли:
— Мне нужно кое с кем поговорить, — сказала она.
Лео нахмурился, но ничего не спросил. Он знал.
Она поцеловала его в щёку:
— Я скоро буду. Правда.
— Будь осторожна, — тихо ответил он.
— Всегда, — улыбнулась она и вышла.
На улице уже темнело. Воздух был прохладным, пах грозой, хотя небо ещё держалось.
Дорога к Грейбарну была пустой. Фасады Альтхейва остались позади, и чем ближе она приближалась к знакомым серым улицам, тем чётче становилось воспоминание.
Та крыша. Старое здание, лестница, запах ржавчины. Проектор, простыня, ночь, и он — такой дикий, неприручённый, но тогда — почти трепетный.
Такси остановилось у подъезда. Она расплатилась и вышла. Небо над Грейбарном было мутным, в дымке. Издалека доносились звуки моторов, лаяли собаки, где-то хлопнула дверь.
Адель подняла голову вверх.
Он там.
И она пошла.
Шаг за шагом, по старой лестнице, с каждым поворотом чувствуя, как в груди нарастает дрожь. Страх, волнение, надежда, всё перемешалось.
У самой двери на крышу она остановилась.
"Ты ведь хотела услышать правду. Теперь — время её принять."
Дверь на крышу со скрипом отворилась, и она шагнула в проём.
Ветер сразу растрепал её волосы, бросил их на лицо. Она подняла глаза — и встретилась взглядом с ним.
Эйден стоял у самого края крыши, спиной к городу, освещённый тусклым закатом. Он не двигался, только смотрел на неё — так, будто за эти две недели пересмотрел каждое воспоминание с ней тысячу раз. В его взгляде не было бравады. Только усталость, боль и надежда.
Адель сделала шаг вперёд. Потом ещё. Подошла ближе, остановилась в нескольких шагах. Молчание между ними было густым, как воздух перед грозой.Она заговорила первой. Голос был ровным, но чуть хриплым — как если бы в нём лежал груз всех пережитых эмоций:
— Я пришла за правдой. Так что говори. Я слушаю тебя.
Эйден кивнул. Медленно. Он опустил глаза, провёл рукой по волосам, будто нащупывая слова, которые давно болели в горле. Потом заговорил, глядя ей прямо в лицо:
— Помнишь тот день, когда ты приехала отдать брату бумажник? — голос его был низким, чуть срывающимся. — Я тогда тебя сразу заметил. Хотя еще и не знал что ты сестра Стефа. Ты стояла на улице, со своими светлыми волосами... такая холодная, но милая, как снежинка. Всё в тебе было не из моего мира.. Неуместная в Грейбарне.
Он сделал шаг к ней, но не приблизился — держал дистанцию, уважая её пространство:
— А потом Стефан выиграл у меня. Снова. И у меня просто снесло крышу. Что-то внутри щёлкнуло. Потому что это были мои дороги. Мой район. Мое уважение. А он отобрал у меня это.
— Он сжал кулак. — И да... Я захотел отомстить ему. Я решил влюбить тебя в себя. Специально. А потом разбить тебе сердце.
Зная, что если ты — его сестра — уйдёшь к его врагу, а после он тебя сломает. Это бы сломало и твоего брата. Если бы он увидел, как его сестра страдает из-за его врага, а он ничего не может с этим поделать..
Адель не шелохнулась. Только дыхание стало чуть чаще. Эйден продолжал, уже тише:
— Ты ведь правда ушла ко мне. В руки его врага. И я думал, что победил. Что игра удалась.— Он закрыл глаза, как будто стыд сам прошёлся по нервам:
— Но всё стало иначе.Когда мы были здесь, на этой крыше, смотрели "Холодное сердце" на простыне, ели фрукты и пили сок... я впервые почувствовал, что ты не хочу использовать тебя ради мести. Что ты — как свет. Потом ты помогала мне с Тесс... ты лечила её, хотя не должна была. Мы рисовали граффити, ты сидела в краске до локтей, смеялась. Я учил тебя кататься на байке, ты боялась, но пробовала. И когда ты села ко мне пассажиром на ту гонку... — он перевёл дыхание, глаза чуть блеснули. — Мне уже было всё равно на месть. Я хотел только тебя.
Он наконец приблизился. Один шаг. Второй. Теперь они были почти рядом. Он говорил уже тихо, почти шёпотом:
— Я полюбил тебя. Не просто. А до потери пульса. Понимаешь?..— Он опустил взгляд. — И когда ты закрыла меня собой в ту ночь... когда держала мою руку в скорой, пока всё горело... Я не мог больше врать, даже себе.
Он замолчал. Тишина снова окутала их, только ветер проносился по крыше, цепляясь за ржавые конструкции.Но потом он заговорил снова — самым тихим, почти сломленным голосом:
— И да. Ты слышала разговор в больнице. Со Стефом. Я не успел объяснить, не знал, что ты за дверью. Но всё, что ты тогда услышала — правда. Я хотел мести. Раньше. Но когда я тебя полюбил, всё это стало ничем. Я потерял тебя, потому что был трусом и поздно всё понял.
Он шагнул ближе, почти касаясь её. Голос дрогнул:
— Но ты всё ещё здесь. И я не прошу ничего. Только выслушай меня — до конца.
— Он посмотрел в её глаза. — Если ты уйдёшь сейчас — я пойму. Но хотя бы ты узнаешь, кем я был... и кем стал — из-за тебя.
Адель стояла молча. Ветер трепал её волосы, проносился между ними, будто пытался расшевелить то, что она прятала внутри. Она смотрела на него — на Эйдена, который только что разложил перед ней сердце, обнажил всё грязное, искреннее, сломанное и живое.
Глаза её были блестящими, но она не плакала. Её лицо оставалось сдержанным — не холодным, нет, скорее уставшим. Уставшим от боли, воспоминаний, выбора.
Молчание затянулось.
И тогда она заговорила. Спокойно. Без крика.Тонким, ровным голосом:
— Ну допустим. Ты всё это рассказал. И что дальше?
Эйден, как будто готовился к этим словам. Он не отводил взгляд.А она продолжила, делая шаг к самому краю крыши, глядя теперь не на него, а на город внизу:
— Что ты хочешь от меня, Эйден?— Она обернулась. — Чтобы я всё простила? Чтобы вернулась? Сказала, что это неважно, что всё можно начать заново?
Слова не были злыми. Но в них была боль. Та, что копилась три года. Та, что не прошла даже с Италией, даже с Лео, даже с километрами расстояния:
— Ты предал меня. Не когда я всё услышала в больнице — а задолго до этого. Ты играл. Пусть потом и понял, что не хочешь играть, но... игра уже началась. Против меня.
Она глубоко вдохнула, прикрыла глаза на секунду:
— Ты сломал мне сердце тогда. А после оставил лишь пустоту. А я ведь... я тоже любила тебя. Всей душой. Я думала, ты был моим домом, моим воздухом. А потом оказалось, что я была просто ловушкой для моего брата.
Тишина. Только ветер и их дыхание.
Адель смотрела ему в глаза. Прямо. Честно.
— Так вот. Что ты хочешь от меня сейчас?Чтобы я снова сделала шаг к тебе? Опять открылась, опять поверила?
И, чуть тише:
— Я не уверена, что смогу.
Она дрогнула. Не от холода — от правды.
— Но я здесь. И это уже что-то значит, не так ли?
Она опустила глаза, голос стал почти шёпотом:
— Скажи мне, зачем я здесь. Зачем ты хотел, чтобы я пришла.
Эйден слушал её, не перебивая. Каждое слово врезалось в грудь, будто заново. Он не отводил взгляда, даже когда голос Адель дрогнул. Даже когда она спросила, что он хочет от неё сейчас.
Когда она закончила, наступила тишина. Густая, натянутая, будто воздух между ними стал слишком плотным, чтобы дышать. Эйден сглотнул, опустил глаза, и на мгновение показалось, что он просто уйдёт. Как будто это будет легче — исчезнуть, чем говорить дальше.
Но он остался.Медленно подошёл ближе. Теперь между ними было меньше метра:
— Я не хочу, чтобы ты прощала. Не прошу этого. Я бы и сам себя не простил.
Голос был хриплым, низким:
— И не жду, что ты поверишь мне сразу.Потому что я тебя предал. Я это знаю. Сначала — когда начал всю эту чёртову игру. Потом — когда промолчал, когда надо было говорить. Когда тебе нужно было знать.
Он сделал вдох, взгляд его стал твёрже:
— Но я больше не хочу жить, притворяясь, что мне всё равно. Я не хочу быть тем, кто разрушает. Я хочу быть рядом. Не из-за мести или чувства вины. Не чтобы что-то доказать Стефу. А ради тебя.
Он провёл рукой по волосам, потом посмотрел ей прямо в глаза:
— Я хотел, чтобы ты пришла, потому что больше не мог носить всё это в себе. Потому что, даже если ты уйдёшь сейчас — я всё равно буду любить тебя.
Пауза. Ветер сорвал сухой лист с парапета и унёс в небо.
— Знаешь, чего я хочу? Не чтобы ты вернулась ко мне. А чтобы ты знала: я не лгал, когда держал тебя за руку, когда учил ездить, когда смотрел на тебя, будто ты единственная в этом городе, кто может меня спасти.
Он чуть наклонился ближе:
— Я хочу, чтобы ты знала — я всё ещё здесь. Я не исчез. Я готов доказывать, каждый день, что я больше не тот. Что ты — не ошибка моего прошлого, а смысл всего, что у меня есть.
Он сжал руки в карманах куртки, будто пытался сдержать дрожь:
— И если ты не уйдёшь... если останешься хотя бы сегодня — я сделаю всё, чтобы ты снова смогла мне поверить. Не за раз. Не за день. Но шаг за шагом. Ради тебя. Потому что ты — мой воздух. А мне давно стало нечем дышать.
Он замолчал. Смотрел только на неё. Без защиты и без гордости. Просто Эйден — не Грим, не гонщик, не мститель. А тот, кем он был с ней под пледом, с термосом кофе, с дрожащим сердцем.
Адель слушала его молча. Ни одного вздоха, ни одного лишнего движения — только взгляд, направленный прямо в его глаза. Такой, от которого трудно спрятаться.
Когда он закончил, повисла пауза. Долгая. Эйден почти слышал, как стучит собственное сердце, отдаваясь в ушах глухим эхом.
Адель чуть приподняла брови и тихо, без тени усмешки, сказала:
— Эйден, я надеюсь, ты не забыл, что я сейчас в отношениях?
Слова прозвучали почти спокойно, но в них чувствовалось напряжение. Ни обвинения, ни злости — только реальность, которую он, казалось, хотел игнорировать. Или надеялся обойти.
Эйден замер. Будто только сейчас до конца понял, что она действительно не одна. Что в её жизни есть Лео — тот, кто был рядом, когда он отсутствовал. Кто не предавал. Кто держал её за руку, пока он терял её в прошлом.Он медленно кивнул.
— Не забыл, — выдохнул он. Голос стал тише. — Я просто... не мог больше молчать. Даже если, уже поздно. Даже если он лучше меня. А он точно лучше. Даже если ты захочешь остаться с ним.
Он отвёл взгляд, провёл рукой по затылку:
— Мне не нужно, чтобы ты бросала его. Не сейчас. Я просто хотел, чтобы ты знала. Всё. Потому что, если бы я не сказал тебе это сейчас... я бы просто сошёл с ума.
Он посмотрел на неё снова, и взгляд стал мягче:
— Я не прошу тебя выбрать. Я просто... хочу быть честным.
Адель стояла напротив него — красивая, сильная, спокойная, и в то же время полная внутреннего напряжения. Она опустила глаза, как будто переваривала всё, что он сказал, всё, что только что произошло между ними. Молча.
Эйден не дышал. Он не знал, что она скажет. Он не знал, хочет ли вообще знать.
Потом она заговорила. Тихо, но уверенно:
— Спасибо, что сказал.
Он поднял на неё взгляд.
— Мне было важно это услышать, — продолжила она, — потому что три года я носила в себе столько вопросов... И знаешь, самое страшное было не то, что ты предал. А то, что ты молчал. Что я ушла, а ты не остановил и не боролся.
Ветер снова пронёсся между ними, будто время само мешалось в разговор.
— Я не знаю, что чувствую прямо сейчас. Всё слишком запутано. Лео был рядом, когда тебя не было. Он поддерживал меня. Он не предавал. Он — спокойствие. А ты...
Она взглянула на него, и в её взгляде было слишком много всего, чтобы описать одним словом.
— А ты — как огонь. Больно, опасно, но всё равно тянет. И это пугает. Потому что если я снова тебе поверю... а потом ты исчезнешь или обожжёшь — я не знаю, встану ли на ноги снова.
Эйден шагнул ближе, но остановился, не дотрагиваясь:
— Я не исчезну, Адель. Даже если ты уйдёшь сегодня — я всё равно останусь. Я не знаю, что у вас с Лео. Но если когда-нибудь он отойдёт в сторону, и ты повернёшься — я буду стоять там и ждать тебя.
Она вскинула на него взгляд. Её голос стал чуть глуше:
— А если он не отойдёт? Если я выберу его?
Он улыбнулся грустно, с той самой честностью, которую она в нём когда-то полюбила:
— Тогда я пожелаю вам счастья. А себе — силы не сломаться.
Адель вздохнула и посмотрела в сторону — туда, где далеко мерцали огни города. Где их жизнь шла своим чередом. Где всё было сложнее, чем просто «да» или «нет».Потом она медленно развернулась к нему снова:
— Я не могу ничего обещать. Не сейчас. Но я больше не злюсь. И не ненавижу. Это уже много, да?
Он кивнул:
— Это большее, чем я мог себе представить.
Они постояли в тишине. И не нужно было слов. Только ветер, крыша, и два человека, которые впервые за долгое время смотрели друг на друга не через обиду, а через надежду.
Адель шагнула назад.
— Мне пора. Он ждёт.
— Я знаю, — тихо ответил он.
Она уже повернулась, когда он добавил:
— Но спасибо, что пришла.
Адель уже сделала еще шаг назад, собираясь уйти, как вдруг остановилась. Плечи чуть напряглись, и она медленно обернулась. В её глазах больше не было злости, но была рана, которая до сих пор болела. Глубоко, но молча.
— Можно вопрос? — спросила она. Голос был чуть тише.
Эйден посмотрел на неё, почти затаив дыхание.
— Почему ты молчал три года? — Она сделала паузу, в глазах блеснуло. — Почему не пытался мне ничего объяснить? Не искал меня ? Не боролся?
И теперь его сердце дрогнуло.Это был тот вопрос, которого он боялся. Не раздумывая, он ответил — честно, просто, без защиты:
— Потому что я считал, что не имею права.
Он сделал шаг вперёд, не приближаясь слишком близко — просто чтобы слова не растворились в ветре:
— Когда ты ушла, я понял, насколько глубоко тебя ранил. Не тем, что начал всё как игру — а тем, что полюбил по-настоящему, но не успел сказать. Не защитил тебя.
Он провёл рукой по шее, взгляд опустился на бетон под ногами:
— Я лежал в больнице, сломанный, физически и морально. В голове крутилось одно: ты услышала правду — и теперь она убила всё, что между нами было. Я думал, что если появлюсь, если буду настаивать — это будет не любовь, а эгоизм.
Он сжал пальцы в кулак:
— Я думал, что ты заслуживаешь лучшего. Кого-то... не такого, как я. И если бы ты хоть раз дала знак, что хочешь услышать меня — я бы пришёл. Но ты исчезла. И я подумал, что ты выбрала забыть. И я должен отпустить.
Эйден снова посмотрел ей в глаза:
— Но я не отпустил. Ни на день. Я носил тебя в себе всё это время. Просто молча. Как наказание. Как память. Как любовь, которую потерял по собственной вине.
Адель смотрела на него долго.В её глазах что-то изменилось.Не прощение. Но понимание.Она кивнула. Один раз. Медленно:
— Спасибо, что ответил. — её голос стал почти шёпотом.— Теперь я знаю всё.
И только теперь она сделала последний шаг назад, развернулась и пошла прочь. Не бегом. Не с отчаянием. А с тяжестью, которую она наконец смогла отпустить — хотя бы отчасти.
Эйден остался стоять. Но впервые — не с пустыми руками. С надеждой.