Глава 7
Кастор пытается запихнуть в меня запеканку. Мало того, что я ненавижу творог, сегодня еще и не то утро, в которое вообще кусок в горло полезет.
— Ривер, ложечку! — уговаривает, подбивая плечом, — Она правда вкусная!
Я прикрываю глаза, отвечая в сотый раз:
— Нет. Меня стошнит. Ты будешь убирать?
Рыжик, по звуку, дует губы.
— Отстань от нее уже, — сонно ворчит Джастин, — Чего прицепился?
Я отсчитываю секунды до судного момента. Всю ночь не спала: размышляла над разными вариантами того, как выпросить Рейджа не выкидывать меня за забор. Не придумала. Он сделает это, и я, если честно, удивлена, почему тянет. С другой стороны, очевидно: хотел, чтобы я помучилась. И у него получилось: ком в горле не проходит, а лишь возрастает.
Я оставила себе маленькую надежду на его милосердие. Не собирала рюкзак. Хотя это и бессмысленно, но я все равно молюсь на что-то хорошее. Я даже готова, чтобы меня перевели к гребаному Синчу. Главное, чтобы не отстраняли от базы совсем. Конечно, с лысым будет несладко. Тренировки превратятся в ежедневные побои, а жизнь с другими соседями — в ад. Но я справлюсь. Как-нибудь. Наверное.
С Рейджем то не так уж и плохо было, оказывается.
Или меня отдадут Фогу? Там Рой. Знакомое лицо. К тому же ребята Фога машут мне головой в знак приветствия, хотя мы незнакомы. Они хорошие, судя по слухам. Но моих парней никто не заменит. Я буду скучать по Рику, Кастору и Джастину. Очень.
И этот миг наступает. Мои веки распахиваются от знакомого взрослого голоса:
— Доброе утро, Ривер. Пройдем со мной.
Я кусаю внутреннюю сторону щеки, смотря на полковника О'Коннора. Вот оно как. Рейдж не удосужился выпроводить самостоятельно или поприсутствовать при выгоне. Доложил вышестоящему и закрыл тему. Это... Господи, я была дурой, когда рисовала его. В очередной раз творчество выходит мне боком. Выкину альбом и карандаши, как только покину базу.
Соседи смотрят на меня с непониманием, а я послушно бормочу:
— Здравствуйте. Конечно.
Что мне остается? Сама виновата. Встаю и собираю тарелки на поднос, после чего быстро отношу все за раздачу. Мужчина дожидается меня в холле, и мы выходим на улицу, где льет мелкий дождь. Полковник не затевает беседу, а я уж подавно — не положено. Возможно и хорошо, что не пересекусь с капитаном. Стыдно ему в глаза смотреть. Так обидно, что отныне ему в мои неприятно.
Мимо нас идет врач, женщина такого же возраста, как и О'Коннор — они улыбаются друг другу не в дружеском плане. Она мне таблетки выдает стервозно, а тут прямо милашка. Вроде как за это порадоваться можно: организм травить не придется. Никаких противозачаточных, упаковку которых мне не удосужились показать: я банально не знаю название того, что принимаю. Меньшая из моих проблем, но...
Я стараюсь найти хоть какие-то плюсы в отстранении от службы.
Есть и толика злости. Какого черта Рейдж полез в мои личные вещи? Разве имел он право вот так внаглую вторгаться в то, что ему не принадлежит? Да, хорошо, я — его подчиненная. И все равно: не оборзел ли, а? Скот рогатый.
Я также анализировала: что заставило меня нарисовать его глаза? Причина одна. И она ой какая пренеприятная. Даже мысленно произносить не желаю. Особенно после тех слов в комнате. Он все это время лгал. Не был искренним в действиях. Мотивы имели определенную цель, совершались ради выгоды. Омерзительно. На это я тоже кошмарно зла. Однако глупо питать агрессию к тому, кого ударить нельзя. Что я ему сделаю? Дело не в том, что он мне в ответ шею свернет. Дело в том, что я в целом не имею такого права — выяснять с ним отношения, а уж тем более врезать хуком с правой.
Забавная картина бы вышла: прыгаю рядом с двухметровым дядей, чтобы выразить свое недовольство через силу. Он бы усмехнулся, да похоронил на месте — за стремления безрассудные.
О'Коннор открывает дверь администрации, придерживая ее для меня, за что благодарю. Мы шагаем на второй этаж и попадаем в один из кабинетов коридора. Официальное, деловое помещение. Стол офисный, как и кресло. Светло-коричневые оттенки, а стены желтят.
— Садись, разговаривать будем, — вздыхает мужчина и располагается напротив.
Твою же мать. Это взаправду происходит. Могу ли я умолять его? Проситься к Фогу? Или унижения излишни? В эту минуту я отказываюсь думать о реакции матери, иначе действительно кинусь в отчаяние.
Придвигаю деревянный стул и робко складываю ладони на колени. Смотрю на закрытые жалюзи. Кто же знал, что самый худший день своей жизни я проведу в комнате, где свет еле пробивается. Быть рядом с ловушкой — не то же самое, что в ловушку попасть. Я бродила вокруг капкана, решив изложить чувства с помощью карандаша, в скупой вере, что они не явятся чужому взору. Угодила в железные зубы, как бы прискорбно не было. Коротко: типично для Ривер Акосты. Ничего не добиться, как бы ноги не ломала на пути к успеху.
— Произошел инцидент, насколько мне известно. Хочу услышать твой взгляд на случившееся, — четко произносит, ставя предплечья на мягкие подлокотники, требуя зрительного контакта.
Я сжимаюсь, задержав дыхание. Как... Как мне выражаться? Это же натуральное издевательство. Я не могу. Нет. Не получится. Позор какой. Рейдж знал, на что меня отправил. Все рассказал как есть. Растоптал. А мог бы сочинить другие обстоятельства. Теперь мне нужно сидеть тут, перед уважаемым человеком, и повествовать о влюбленности? Влюбленность? Нет, это не то, что я имела в виду...
— Ривер, давай побыстрее, — утомленно торопит полковник, — Что произошло с капитаном Синчем?
А?
Стойте... мы о чем тут толкуем?
Я приоткрываю искусанные губы, соображая с бешеной скоростью. Я здесь из-за этого? Рейдж... он меня не сдавал? Он не выкидывал? Он... правда нет? Правда-правда? Почему?
Ривер, отвечай наконец.
— Я спустилась в спортзал, где между нами произошло недопонимание, — подбираю фразы, принуждая себя говорить, ведь молчанка навредит, — Небольшой конфликт, и он исчерпан.
Я остаюсь на базе? Или Рейдж не успел доложить? Он собирается делать это? Боже, я сюда из-за Синча приглашена, не из-за тупого творчества! Снова чувствую пульс. Снова дышу.
— У тебя гематомы на шее не до конца сошли, Ривер, — указывает, поджимая губы, — Что ты ему сказала? По-порядку, рассказывай честно. Последний раз вежливо прошу.
Я сжимаю руки между собой и киваю с извинениями, заявляя скоординированным тоном, отчитываясь:
— Я отказалась отдавать воинское приветствие, которое он потребовал. Здесь так не делается, я помню Ваши слова. Он схватил меня за шею. Рой Уилсон остановил капитана, проявив доброту и смелость. Я не хотела жаловаться капитану Рейджу, но он посмотрел по камерам, и ударил Синча, потому что... защищает свой отряд. Синч сказал, что не будет бить в ответ, так как за это выгоняют с базы: покажет Вам свое лицо, и Вы сделаете незамедлительные выводы. Это все, полковник О'Коннор.
Я не в курсе версии Рейджа, но и лгать здесь не могу. Да и не думаю, что капитан стал бы врать. Не такой он. Совсем не такой. По тому, как полковник покачивает головой, мне ясно, что мои слова сошлись со словами мужчины. О'Коннор потирает глаза: медали кителя соприкасаются друг с другом, издавая характерный звук. Я ежусь, ожидая вердикта, и он поступает:
— Молодец, что отпор дала, но впредь: послушнее будь, умнее. Конфликты не создавай по возможности. Двух капитанов стравливать... нехорошо. Понятно?
А что он еще скажет? Естественно. Я тут новобранец жалкий. Поэтому мотаю подбородком, твердо отзываясь:
— Поняла. Обещаю, не повторится.
О'Коннор поощрительно кивает в ответ, бормоча:
— Иди.
Я встаю со стула, мигом направляясь к плотной дубовой двери, но меня окликают на выходе:
— И, Ривер, — я оборачиваюсь, немного пугаясь того, что о рисунке известно, однако полковник снимает опасения, — Рейдж вчера вечером сказал, что берет тебя на свою миссию. Он обозначил, что предупредил, но я повторюсь: не заплатят за нее, ты тут для другого задания. Претензии если имеешь, то мне обозначь. Вдруг ему перечить не смеешь. Даю шанс отказаться.
Стоп, погодите. Рейдж еще вчера за меня поручился? Значит, сто процентов не вышвырнет? И в каком смысле «не заплатят»? Капитан упомянул, что я знаю об этом? Но мне он говорил противоположное. Еще так твердо заявлял, словно убежден полностью. Может, ошибся?...
— Я не отказываюсь, — уверенно произношу, — Благодарна, что меня берут.
Без разницы на деньги. Полезной стану. Не буду в комнате зад просиживать, важным займусь. Я тут для опыта прежде всего, не для зарплаты.
О'Коннор прощается, и я шумно выпускаю кислород из легких, скрываясь из его поля зрения. С чего бы начать анализ... меня пощадили по неведомой причине. Рейдж обрел повод, чтобы отделаться от ненавистной курсантки, но им не воспользовался. Синча, похоже, наказали. А с моими деньгами ни черта неясно. На базе «Эйприл» вообще когда-нибудь бывает скучно?
Спускаюсь на первый этаж и замираю.
Нет, тут все же не заскучаешь.
Широкая грудь Рейджа прямо перед носом. Он как раз завернул на серую каменную лестницу, а я шагнула на первую ступень и врезалась в него. Все, убейте меня и сожгите останки. Я не выношу уровня испанского стыда. Поднимаю нос со страхом, моментально обретая дрожь в теле. Рейдж держит свои глубокие глаза на моем лице, неотрывно: в них непонимание и сердитость. Я почти пищу ломающимся тоном:
— Здравствуйте... — мигом вспоминаю, что первой рот открывать запрещено, и вспыхиваю хлеще, от нервов, зачем-то усугубляя положение, тараторю шепотом, — Простите...
Шевелю трясущимися коленями, собираясь обогнуть мужчину, юркая, как мышь, но он вдруг хватает меня за локоть. Сжимает и резко притягивает к себе, отчего теряюсь и трепещу — ему прекрасно видно, как я напугана и сбита с толку.
— На меня смотри, курсантка, — негромко выдавливает, цепляя подбородок.
Я тяжело сглатываю от материала перчаток и поддаюсь, бегая глазами по его глазам, не отводя их, как и приказано. И без того кошмар как неловко, а он дополнительно стыдит. Я до невозможности красная.
— Что тут делаешь? Домой поехала? — хрипотца раздавливает в щепки, как и агрессивная близость тела.
Он считает, что я зашла к О'Коннору, дабы сбежать отсюда? Спешу огорчить...
— Нет... меня позвали на диалог по поводу капитана Синча, — заикаюсь, ведь мужские руки до сих пор не отпускают, — Я... мне казалось, что меня приглашают... потому что Вы...
— Зачем мне выгонять тебя, если ты просто рисовала, как художница, то, что видишь часто? — перебивает несвязную речь, прожигая взглядом, — Ты же поэтому рисовала, Ривер?
Художница.
У меня по венам разливается облегчение. Я молниеносно лепечу, запыхавшись:
— Да, да, поэтому, конечно, капитан, это я и пыталась объяснить вчера...
Рейджа настигает такое же чувство: он немного расслабляется. Массивные плечи плавно опускаются, когда он слабо кивает и разжимает хватку, ровно командуя:
— Все. Иди отсюда.
Капитан не оборачивается, поднимаясь на второй этаж, а я ошарашено вылетаю из здания, впитывая дождливый воздух так радостно, как никогда. Мужчина спас этот бардак. Перевел все в недоразумение. Я забываю любые обиды, серьезно. Мои проблемы исчезли. Не напортачу снова — и все пойдет как по маслу. А я не напортачу. Клянусь.
***
— Бар. Выпивка. Отдых, — ухмыляется Джастин, — Тренировок нет, значит ты с нами.
— Я не уверена... — мямлю, ерзая по дивану.
— Мы уверены, — подбивает Кастор, — Давай, надевай гражданское и погнали.
Я озадаченно смотрю на Рика, что попивает кофе. Он жмет плечом и коротко поддерживает:
— Молодая же.
После столкновения с Рейджем прошло всего несколько часов. У меня в голове хаос. Слово «художница» никак не выветрится: наматывает круги по сердцу, заставляя кончики пальцев покалывать. Может и полезно отдохнуть, но тут такое дело... я ни разу не пробовала алкоголь. Где мне напиваться? В кадетке? И с кем? Друзей особо не было.
В двадцать один год пора бы, да? Я только чуть-чуть. Совсем капельку.
— Ладно, — до сих пор сомневаюсь, — А мы на чем поедем?
— О, детка, — дразнит Джастин, снимая футболку и кидая ее на постель, красуясь кубиками, — Капитан Рейдж выбил нам на парковке администрации место, еще полгода назад, как у Рика тачка появилась. Так что Джип Вранглер цвета металлик к Вашим услугам.
— Ты не ахренел моей машиной понтоваться? — Рик устало трет лоб, — Пешком пойдешь.
— Ты не бросишь товарища. Вдруг я заблужусь? Лес темный...
— Да уж подарком было бы, — парирует Кастор, отыскивая чистые носки в шкафу, — Я устал на твой член пялиться, когда ты с душа выходишь.
Ага, Джастин и вправду привычек не поменял... нет, он прикладывает усилия ради меня, но все равно порой забывает взять одежду и полотенце.
— Дак не пялься, — скептически отвечает нудист, — Стой, ты все время моим членом любуешься?
— Можно не про члены, — бормочу, прикладывая ладони к красным щекам, — Пожалуйста.
Кастор улыбается и тянет меня за руку, вынуждая запнуться в воздухе при подъеме с дивана.
— Что из гражданской одежды имеешь? Джинсы?
Я стеснительно ежусь и почесываю затылок, тупясь на свою скромную полку вещей.
— Ну... платье одно.
В кадетке были выступления разные: девочкам вверяли обязанность носить праздничное. Джастин затихает в активных сборах и таращит глаза, вровень Кастору. Они переглядываются, а следом, чуть ли не хором, горланят:
— Вперед! Да, да, да, да, да!
Рик посмеивается, мотнув головой.
— Не сожрите ее. Приказ забыли?
Я вскидываю брови, доставая одежду из аккуратной стопки — к счастью, платье не из мнущегося материала. Желтое, на запах, с прикрытыми плечами и небольшим вырезом. На талии веревочки завязываются. Материал легкий: не по погоде. Но мы же на авто.
— Приказ? — щурюсь.
— Тебя не трахать, не заигрывать и никак не обижать, — усмехается Кастор, — Рейдж выдвинул: кто ослушается — вылетит. Без разбирательств. Еще до того как ты приехала обозначил, а в первый твой день здесь дополнительно подчеркнул, когда пересеклись...
Чего? Ладно... хорошо. Спасибо, что ли?...
— Ты много болтаешь, — предупреждает Рик, как бы невзначай, — Ривер, тебя ждём. Одевайся и выдвигаемся.
Я шурую в ванную, отказываясь загружать себя новым мозговым штурмом. Натягиваю бежевые колготки и провожу по идеально гладкой коже. Мама наказала бриться каждый день, приучила с шестнадцати лет, вбила в привычку: проверяла, когда виделись. Я из-за этого не пропускаю никогда. Вроде бы благодарна, но то, в какой формулировке это подавалось...
«— Чую, вижу, ничего не получится, разочаруешь меня. А если так, то хоть мужа найдешь. Мужики, Ривер, волос не терпят, у них это отвращение вызывает. Ты меня слушай, мать дурному не научит».
Вот и вожусь с бритвой, хотя на какие-то отношения не настроена. Карьеру хочется построить. И неважно, что не в той отрасли, о которой мечтаю... нет, глупо мечтать, хватит.
Поправляю волосы и обреченно прикрываю глаза от отсутствия косметики. Помаду бы. Тушь. Я не умею пользоваться, да, и мне бы не пошло, вероятно. Однако разок то хочется. Глянуть на получившегося клоуна и все смыть.
Тем не менее парни, поголовно одетые в джинсы и футболки, восклицают:
— Что за принцесса? — широко и лучезарно лыбится Кастор.
— Эй, королева она, ранг повыше бери! — нахлестывает Джастин, излучая тепло, — Рик, ты тоже похвали!
Приятно. Необычно и ценно. Топчусь под прицелом любви, ловя закатное солнце на кожу.
— Красиво, Ривер, — мягко подтверждает самый старший, допивая кофе, — Половину бара перебьем, похоже.
Кастор разминает кулаки, подмигивая.
— Давно не дрался.
Ладно, теперь они преувеличивают в комплиментах.
Я протестую, надевая белые короткие носки, покачиваясь на каждой из ног поочередно:
— У меня новая просьба, добавочно к запрету о теме членов. Никаких драк по моей вине.
Джастин запрокидывать затылок и стонет:
— Ну так ведь скучно!
На меня накидывают бомбер Кастора: коричневый, весь в нашивках. Я достаю из закромов черно-белые кеды, и мы выходим из комнаты, превращаясь из военных в ребят, которые на чуть-чуть полюбили жизнь. Странная штука: претворяться, что ты не тот, кем являешься. Или откладывать привычного себя, заменяя его другой личностью. Это как ящерица: линяет, избавляясь от старой кожи. Мы старую не выкидываем: снимаем на одну ночь, чтобы утром вновь в нее нарядиться.
— А Рейдж знает о вылазке? — аккуратно выведываю, залезая на заднее сиденье с Кастором.
— Мы не мальчишки, нам не надо перед ним отчитываться, — спокойно говорит Джастин, пристегиваясь спереди, — Если заданий или собраний нет в ближайшие сутки, то мы вольны.
Причина, по которой лучше быть наемником, нежели служить в армии: малая свобода. Мне ее тоже позволят на следующей базе, если себя зарекомендую, как надежного человека. Хочется верить, что так.
— А тренироваться вам никогда не надо?
— Надо, если плохо нормативы сдадим: каждый месяц проверка, — отвечает Рик, вставляя ключи зажигания, — Хоть в чем-то оплошаем — все, из спортзала или стрельб не вылезти.
— Но мы итак тренируемся три раза в неделю, так что все отлично, — гордо заявляет рыжик, — И давай-ка не о работе. Сменим тему.
Три с половиной часа болтовни, в которой мне активно уделяют внимание. Я обнимаю себя руками и рассказываю отрывки из прошлого: незначительные. Поиск радостных — сложная штука. Да и не все яркое для других, что яркое для тебя. Мальчики не особо хихикают над историей про мармелад. Я делюсь, как накопила на пачку, и села в парке, на скамейке, смакуя долгожданное лакомство, ни разу не испробованное до той поры. Им не мило, и оттого задумываюсь: а действительно ли я правильно воспринимаю эту мелочь? Почему улыбаюсь от того, как нескладно текла судьба?
Рик высказывается, пока едем по узкой трассе, вокруг которой царит темно-зеленый лес.
— Все здесь странное.
— Как это? — вздыхает Кастор, растягиваясь рядом со мной.
— Как будто сюда попытались запихнуть жизнь, но не удалось. Пусто, несмотря на заполненность. Ривер, ты как считаешь?
Он кидает на меня короткий взгляд через зеркало заднего вида. Мнение ребят наверняка ему известно, а вот мое — неизведанная зона.
Как считаю? Да умела бы я считать. Обзавестись бы точкой зрения для начала.
— Жизнь, наверное, пестрит, но не у нас, — пробую, пока деревья плывут из-за большой скорости, — У букашек, которые тут ползают.
— Мы тоже ползаем, — тихо проговаривает Джастин, — Ничем от букашек не отличаемся.
Я согласна. Полагаем, что все имеет смысл, а в масштабах Вселенной... никакого смысла в нас нет.
Город можно описать также, как и меня, мы с ним похожи: посредственность. Не огромный и не маленький — средних размеров. То-ли круг образовывает, то-ли овал рваный. Не современный и не старый — опять же, середина. Вроде интересный, а вроде интерес держится исключительно на моем первом приезде. Я не питала иллюзий, касательно вылазки. Честно признаться, я просто рада тому, что меня берут с собой и принимают.
Кастор помогает мне вылезти из Джипа, который припарковался около шумного бара — тут разный континент, каша. От юных лиц до байкеров за сорок. Одноэтажное, деревянное здание, внутри которого люди пляшут, будто у них праздник великий. Джастин с лучшим другом обнимают меня по обе стороны, проводя через толпу, к барной стойке. Я залажу на высокий, крутящийся, лакированный стул из ели, и снимаю бомбер, укрывая им колени. Свет желтый, но не тот, который греет, а тот, что омрачает. Кастор кричит бармену в красной клетчатой рубашке:
— Нам как обычно, но в двойном объеме.
Тот кивает и хватается за бутыли. Я таращусь на парней, звонко уточняя:
— Вы же не имеете в виду набухать меня, да?
— Еще как имеем, — улыбается Джастин, сидящий сбоку, — Посвящение считай. Тот детский сад с тортиком не считается.
Кастор барабанит ладонями по стойке и восклицает что-то неразборчивое, получая рюмки. Мне предупредить, что я алкоголь даже не нюхала? Пожалуй, не нужно. Как-то неловко. Да и их это только больше заведет.
— Как мы обратное поедем?
Не планировала умирать в аварии. Возможно, на миссии, при исполнении долго — в этом хоть что-то стоящее есть.
— Рик трезвенник, — лисенок ставит передо мной несколько шотов прозрачного цвета.
Я морщусь, ведь кто-то потный случайно толкнул меня со спины, как бы подавая знак: пей уже. Друзья чокаются и торопят меня, не опрокидывают спиртное. Была не была, ага? Я капельку, опять же. Меня не разнесет.
Жидкость обжигает горло так, что аж задыхаюсь, теряю способность говорить на полминуты. Они хохочут с раскрасневшегося вида, и я кричу, перебивая суету повсюду:
— Что я выпила?
— Водку, — хмыкает Джастин, — Давай, впереди таких пять. А потом ром.
На будущее: это было ошибкой.
Через полчаса я лежу в стельку, вровень рыжему. Мы расплатились по барной стойке, на что Рик, опираясь на ту же стойку спиной, покачивает головой. Мой мир плывет: я его не видела подобным образом раньше. Вполне себе удивительный опыт. Я недооценивала выпивку. Она классная!
— Короче, — мямлит Кастор, зачесывая влажную от духоты гриву кудрявых волос, — Моя мать...
Он обрывается, забывая о чем толкует. Я икаю, выбивая:
— Твоя мать?...
— Да, она женщина, — с трудом вяжет лыком.
— Америку открыл, — вяло стонет Джастин, закидывая новую порцию.
Я пялюсь на свой стакан: тут, вроде бы, джин сорока процентов. Его еще не пробовала. Надо! Напиток проходит влегкую: все онемело. По ощущением, как вода. Ахренительно. Абстрагируешься от всего лишнего, к тому же без горечи.
Интересно, а Рейдж пьет?
«Художница».
А что он рисует?
А он художник?
Нет, он буква. Ой, то есть бука.
— А, — встряхивается Кастор, и я кладу ладонь под щеку, показывая ему свое внимание, — Ты знаешь, родители иногда рождают детей, чтобы решить свои проблемы. Вот моя из этих... Тех самых, которые уверены, что мы дадим им ответы на сложные вопросы. А у нас... мы не способны помочь им, потому что... нам бы кто помог...
— Чем больше понимаешь, тем меньше понимаешь, — кивает Джастин, доставая сигарету из пачки Camel, — Рик... расскажи ты... свои эти заумные штуки, просвети.
Трезвый пьет сок, следя за обстановкой, как бы... дает нам безопасность? Создает вокруг нас вакуум, пузырь, где никто не тронет, где мы можем не волноваться ни о чем.
— Три типа людей, — негромко произносит Рик, приходится прислушиваться, — Первый — копает до истины, но ему не найти, потому что истины нет. Второй — делает вид, что копает, но на самом деле не ниже грядки лопату втыкает. Третий — живет одним днем, пока дни не кончатся, ни о чем не парится.
Я кусаю губу, потерявшую чувствительность, и отзываюсь:
— Из какого ты типа?
Он жмет плечом, что сложно разбирается по вине клуба дыма от толстой сигареты Джастина.
— Из первого, хотя все бы отдал за третий. Но когда в первый окунаешься, то в третий не попасть, как ни старайся.
— А я из тех, кому любви хочется, — оживляется коротко-стриженный.
Рик поджимает губы, ворча:
— Повод задуматься и тип поменять.
— Почему? — возмущается, стряхивая пепел в пустую посудину.
— Потому что такие всю жизнь себя одинокими чувствуют.
— Ну а я из третьего, — еле проговаривает Кастор, — И знаю: все у меня будет. Дом... нет, особняк! Жена любимая. Детки-конфетки. Мы будем накрывать каждый день вкусный ужин, наслаждаться. Я хочу наслаждаться.
— Звучит как тост, — улыбаюсь, ища среди десятка пустых рюмок полную.
— За наслаждение! — присоединяется Джастин.
Мы бьем стеклом, и этот глоток становится финальным. Я не удерживаюсь на стуле и почти падаю: к счастью, подоспевший Рик ловит меня со спины. Он стаскивает мое тело, поднимая и прижимая к себе, после чего командует всем:
— Поехали. Достаточно.
Разве? Я бы еще посидела. Музыка в стиле кантри — не моя музыка. Но сейчас я ее люблю.
— Так и сознайся, что обожаешь играть в отца, — дует губы рыжий, — Ладно. Я тебе уступлю, папочка. Спать клонит.
Кастор поднимает бомбер, упавший с моих колен, и мы вытаскиваемся на улицу — ну, они вытаскиваются, а меня на руках несут. Я не в том состоянии, чтобы противиться или стыдиться. Путь до базы протекает коматозно. Однако я успеваю чуть-чуть восстановиться. Лежу на лисенке, а он на мне. Обнимает, как брат. Братьев не было, откуда мне знать, вроде бы? Но вот так бы я описала дом. Не мамой и не папой родными. Кастором.
Машина тормозит, я избавляюсь от дремы. Время незаметно пролетело. На базе тишина. Ни единой души. Слава Богу, а то было бы непрофессионально расхаживать около администрации в усмерть пьяной. Иду своими ногами. Рыжему больше помощь требуется — Рик его придерживает. Мы не беседуем, словно это вызовет рвоту, и так наговорились на сто лет вперед. Минуем закуток, показываются уединенные домики и... Рейдж: он покидает свой.
Какая веселая встреча...
Ребята не особо замечают, да и если бы заметили, то плевать бы им было, он их не поругает. А вот мне опасаться стоит. Я распрямляюсь и заставляю себя передвигаться ровно, дабы не нарваться. Не смотрю в сторону капитана. Только он, похоже, смотрит пристально.
— Ривер, — грубо зовет, когда мы оказываемся в двух шагах от него, — Подойди.
Зрение до сих пор подводит. Я слабо концентрируюсь. Просто фигуру Рейджа ни с кем не спутаешь. Мощный, красивый, мощный, красивый, и очень мощный, и очень-очень красивый...
Ребята оборачиваются на мое закоченевшее тело, но спасти не могут. Сочувственно глядят с немым: «Мы пошли. Прости. Капитан как никак».
Я в заднице.
Дышу полной грудью и поворачиваюсь, обнимая себя покрепче, дабы привнести баланс. Территорию освещают лишь белые фонари, но на нас свет почти не падает, когда оказываюсь подле мужчины. И он заводит шарманку, тем приказным тоном, который уже достал.
— Завтра. В восемь утра. На стрельбы пойдем. Поняла?
Как же надоел... сколько можно терроризировать? Я цокаю и кидаю:
— Ну поняла. Все?
Туда его! Правильно, топи...
Из меня тут же вылетает тихий писк, так как щеку обхватывают и принуждают смотреть в глаза, что неудивительно. Зеленый пигмент прожигает в неподдельной ярости, одновременно с тем капитан цедит сквозь зубы:
— Что ты только что сказала?
Глухой? Я фыркаю и отбиваю его руку — взгляд Рейджа мрачнеет. Я его плохо разбираю, как и вообще происходящее, но претензии льются самостоятельно.
— Вы же в курсе, что я Вас терпеть не могу? — заявляю, не опуская голову, — Вот, взять к примеру... Как Вы меня швырнули, помните? Накричали и швырнули, когда отжималась, а?
Он молчит. Как-то подозрительно. Не разрывает зрительный контакт. Не трогает снова. Хм...
Испугался? О да, я его напугала!
Смело продолжаю тираду наболевшего, задрав нос, находясь почти впритык:
— И еще Вы залезли в мое личное пространство! Альбом открыли! А я в Ваше не полезла, когда у Вас дома была. Думаете, мне неинтересно? — он чуть наклоняет голову вбок и сжимает кулаки, — Вы полны тайн, мне бы поскорее эти ребусы разгадать, иначе от них с ума сойду! — бесконечно часто стучу в каменную грудь пальцем.
Мужчина медленно переводит взгляд на мои удары. Он весь трясется. Ура! Видимо, боится сильнее. Пускай, верно! Ривер Акосту боятся нужно!
Ко мне поступает очередная претензия, которую я выкладываю более дерзко.
— Пока не забыла! Вы повели себя ужасно, когда сказали, что заботились обо мне чисто потому, что работаете! Что я жалкая. Как Вам такое говорить? — вскидываю брови, осуждая, — Не стыдно, капитан? Какой же Вы мудак конченный...
Обрываюсь на полу речи и хвастаюсь за низ живота, пошатываясь назад. Меня скрючивает, и я горблюсь. Алкоголь вдруг выходит из желудка: прямо на берцы Рейджа. Вся рвота на них. Он не двигается. Улицей завладевает прежняя тишина. Что-то ударяет в голову, нечто моментально отрезвляющее, и я расширяю глаза, прикрыв рот, поднимаясь, сталкиваясь с невиданным ранее гневом.
Я идиотка. Нет, нет, нет, боже, какая же я дебилка... Мой испуганный шепот пронзает воздух, я тараторю, чуть-ли не падая от сотворенного.
— Черт... что я наделала... что я наговорила... простите... я... я уберу... Рейдж, умоляю, простите... сейчас...
Судорожно собираюсь наклониться, но он жестоко дергает меня за локоть, не позволяя, и приказывает через дрожь от переполняющей агрессии:
— Пошла отсюда. Проспись.
Меня колошматит: мелко и истошно. Что это было? Какая оса укусила? Капитан через секунду взорвется и разобьет мне тупую бошку: кажется, этот исход относительно прекрасен. Лучше, чем завтра пересечься с ним, когда отойду. Пожалуйста, убейте, закопайте меня, прошу.
Я панически скулю:
— Рейдж, простите...
Он хватает меня за липкий подбородок, чуть-ли не отрывая шею, и повторяет низменным басом:
— В комнату. Живо.
Я бы упала, но спохватилась, удержавшись на своих двух: Рейдж меня оттолкнул в сторону без жалости. Он стряхивает блевоту резким жестом и направляется обратно в дом, грубо закрывая дверь, как если бы был готов вернуться и содрать с меня скальп.
Что ж...
...кажется, я конкретно попала...