Глава 6.
|NERESA|
Уничтоженная. Стертая. Сломанная. Покалеченная. Несуществующая.
С меня будто содрали кожу, расковыряли плоть, переломали кости и вывернули мышцы. Я все еще дышу. Я моргаю, я двигаюсь, но это уже не я. Это просто оболочка, которую у меня не было сил бросить.
За одну неделю моя жизнь сгорела дотла. Пепел разлетается от любого движения, оседает на языке, мешает дышать. Я хотела сделать все по-своему. Хотела раз и навсегда избавиться от этой ноши, от этих отростков внутри меня, которые не должны были родиться. Но я не успела. Они отняли у меня даже это. Меня заставили. Заставили лечь, раздвинуть ноги, терпеть, пока берут анализы. Пока лезут внутрь, ковыряют, ищут доказательства того, что я сама хочу стереть. Мое тело им не принадлежит, но я не могу остановить их руки. Моя жизнь мне не принадлежит, но я не могу сбежать. А потом — хуже. Как будто есть что-то хуже.
Дядя говорит о том, что я должна выйти замуж за того мужчину. Как это уродливо, как мерзко. Ты должна стать женой своего насильника. Слова давят мне на горло, будто ремень, стягивают, мешают глотать. Я уже не я. Все, что делало меня живой, выжгли добела. У меня больше нет желаний, нет мыслей, нет надежд. Я двигаюсь, потому что мышцы все еще работают. Я дышу, потому что легкие пока не забыли, как. Но внутри меня нет ничего. Только пустота. Я даже не знаю, зачем я еще существую. Единственное, что вселяет в меня надежду — Оттавио, что боролся с дядей, и хотел, чтобы я избавилась от детей, которых во мне оказалось трое. Но вот незадача — слишком поздно. Слишком.
Назарио ведёт меня на кухню, пока я стараюсь самостоятельно передвигать ногами.
—Чай будешь? — спрашивает брат, что как только узнал о положении вещей, стал винить себя в случившемся.
Я отрицательно мотаю головой. Ничего не хочу.
—Нереза, одевайся! — крик дяди заставляет меня вздрогнуть.
Я смотрю на Назарио, что опустив глаза в пол, стоит у стола. Он знает зачем дядя просит меня одеться. Все знают, и никто не может повлиять на ход событий. Никто.
—Ты не виноват, — хрипло произношу я, хотя сама не уверена, правдивы ли эти слова. — Я должна была следить за тем, куда иду. Я могла бы ударить его, прежде чем он изнасиловал меня.
Делаю жадный глоток воздуха, брат смотрит мне в лицо, и падает на колени, около моих ног.
—Нери, был бы это кто-то другой, я бы убил его, — тараторит Назарио, хватая меня за руки. —Убил бы, сделал все, чтобы отомстить, но он... Он Романо, и я не могу прыгнуть выше головы.
Я отчаянно улыбаюсь, слыша эту фамилию. Дядя уверен, что Романо отдадут ему территории моего отца за то, что я беременна их потомством. Его волнует лишь выгода в этой ситуации, а не мое положение и мой страх перед человеком, который уничтожил меня.
—Нереза, они уже подъезжают, одевайся! — дядя выглядывает с лестницы. —Надень что-нибудь обтягивающее, чтобы живот было видно.
Я подчиняюсь. Медленно встаю, как кукла, которую дернули за ниточку. Голова тяжелая, ноги будто налиты свинцом, но я иду. Потому что так приказано. Потому что во мне больше нет ничего, что могло бы сопротивляться.
Я открываю дверь нашей комнаты, вхожу внутрь и замираю. Здесь все так же, как и раньше, но я будто вижу это впервые. Простыни на кровати, комод, зеркало... Я подхожу к нему и смотрю на себя. Передо мной не мое отражение, а пустая оболочка с выжженными глазами. Я медленно стягиваю с себя одежду, меняю ее на то, что выбрали для меня. Я не думаю, не чувствую. Просто делаю, как сказано.
Проходит какое-то время. Я не знаю, сколько — минуту, час. Дверь открывается, и я слышу шаги.
— Нереза...
Это Нея.
Я не оборачиваюсь. Я знаю, что она принесла, слышу шуршание пакета, ощущаю запах фруктов, апельсиновой кожуры, манго, сока. Она хочет, чтобы я поела.
— Пожалуйста, — ее голос тихий, осторожный. — Ты же совсем ничего не ела...
Я не отвечаю.
Она приближается, садится рядом. Я чувствую ее тепло, ее тревогу. Она была со мной все это время. Она не просто пыталась меня поддержать — она пыталась меня спасти. Я помню, как она кричала, как вцепилась в меня, когда меня тащили на анализы. Помню, как умоляла, как преградила дорогу дяде. И помню звук, этот звонкий, режущий звук удара. Он ударил ее. Нея не плакала, не отступила сразу, только схватилась за щеку, зашипела от боли, но продолжала смотреть на меня, будто силой взгляда могла вырвать меня из этого кошмара. Но это не помогло.
— Нереза, пожалуйста, — Нея касается моей руки, сжимает пальцы. Они у меня ледяные, но я не отдергиваю.
Я просто сижу. Я больше не хочу ничего.
— Тебе нужно..., — она пытается продолжить, но я медленно качаю головой.
Она замолкает. Я чувствую, как ее плечи опускаются, как она сдается перед этой пустотой, которая теперь во мне. Она пыталась. Но меня уже не спасти.
Гул мотора сотрясает воздух, тяжелой волной накатывает на мой слух. Это он. Он приехал. Мое сердце сбивается с ритма, а затем замирает, сжимается, будто боится биться громко, чтобы его не услышали. Дверь резко распахивается. Дядя. Его тяжелые шаги, запах пота и шерстяной ткани. Рука с силой обхватывает мой локоть, холодные пальцы впиваются в кожу. Нея вскакивает с места, но боится ему помешать.
— Пошли, — рычит он, дергая меня вперед.
Я спотыкаюсь, но он не замедляется. В груди комом встает воздух, словно я проглотила камень. На улице ярко, слишком ярко. Солнце, пыль, смазанные фигуры людей, но я не вижу их лиц. Не хочу видеть.
Я зажимаю глаза, но страх заставляет их открыть. Стараюсь смотреть вниз, на серую землю, на свои ноги, на складки платья. Только не на него. Только не на них. Дверца машины хлопает. Один шаг. Второй. Их несколько, но я не знаю, кто из них он. Дыхание прерывается. Меня тянут вперед. Земля уходит из-под ног.
—Господа Романо! — восклицает дядя, и я медленно поднимаю голову.
Серые, холодные, как затянутое грозой небо, глаза находят меня. Ледяной укол пронзает грудь. Весь мир сжимается в этот взгляд — тяжелый, неотвратимый. Внутри дрожь, такая сильная, что кажется, даже воздух вокруг вибрирует вместе со мной.
Я отступаю назад, будто ноги сами вспоминают тот вечер, смутный, размытый, как плохой сон. Тогда было темнее, тогда я не видела его лица так ясно. Но тело помнит. Запах дыма, жесткость его рук, глухой звук моего собственного страха.
Дядя внезапно разжимает пальцы, как будто его приказ уже исполнен, как будто больше ему незачем держать меня. Я остаюсь стоять одна, но это не свобода, это приговор. Голоса вокруг становятся глухими, отдаленными, как будто я нырнула под воду. Шорох одежды, скрип шагов, биение моего сердца — все сливается в неразборчивый гул. Будто бы во дворе больше никого нет. Только я. И он. Слезы текут молча, одна за другой, обжигающе горячие на холодной коже. Я не двигаюсь, не говорю, даже воздуха не хватает. Он смотрит. И мне некуда бежать.
—Н...Нереза, верно? — его голос доносится до моих ушей, и ноги подкашиваются. —Я должен... я не знаю...
—Отойди от нее, — Нея оказывается рядом со мной во мгновение ока, и я даже не успеваю осознать, как это случилось.
Взглядом перемещаюсь к дяде, что говорит с каким-то парнем неподалеку, но холод, исходящий от мужчины напротив все ещё пробирает до костей.
—Я хотел извиниться, — режущий душу голос. —Меня зовут Теодоро, и...
—Извини? — Нея заводит меня за свою спину, и не взирая на то, что дядя сказал не говорить с мужчинами, с укором смотрит на этого Теодоро. — Засунь свое "извини" в задницу, мудак. Только подойди к ней на ещё один грёбаный дюйм, и я выколю твои глаза собственными ногтями, понял?
—Нея! — слышу крик дяди, опускаю голову, сжимая руку сестры.
—Молись, чтобы у Оттавио не сорвало крышу, ублюдок, — кидает Нея, и утягивая меня за собой, идёт к дяде.
Смотрю на мужчину с протезом. Его лицо не выражает эмоций. Я же двигаюсь вслед за Неей, и когда мы оказываемся рядом с дядей, он тут же приобнимает меня за плечи.
—Девочка была невинна, пока синьор Романо не вмешался в ее жизнь. Думаю, нам стоит как можно скорее сыграть свадьбу, чтобы живот не был заметен, — говорит дядя Армандо, смотря на мужчину напротив нас.
Его широкие плечи и мускулистые руки, скрытые курткой, говорят о том, что он силен. Взгляд скользит по мне, а особенно, по животу.
—Мы ещё не сказали, что согласны на брак, — кидает мужчина, и дядя сильнее сжимает мои плечи.
Нея стоит рядом, дядя фыркает на нее, чтобы она ушла, и ей приходится повиноваться. К нам тут же присоединяется мой худший кошмар. Он двигается неуверенно, прижимая к себе железный протез, украшенный сколами и порезами, будто кто-то пытался выгравировать на нем что-то большое. Я приковываю взгляд к металлу, чтобы не смотреть ему в лицо. Слишком страшно и мерзко.
—Я предоставил все доказательства Стефано, он должен был передать все капо, — говорит дядя, и я чувствую, как он нервничает, но он не ощущает, как дрожу я. —Вы опорочили мою племянницу, а теперь говорите о том, что ещё не согласились на брак?!
—Ты ничего не решаешь, — голос того, кто пару минут назад пытался извиниться, сейчас становится холодным, и до безумия пугающим.
Я пячусь назад, выбираясь из объятий дяди, и Нея снова подбегает ко мне, наблюдая за происходящим.
—Я не решаю? — восклицает дядя.
Меня трясет от страха, напряжения и тревоги, когда дядя Армандо достает пистолет. Нея хватает меня за руку, непонимающе оглядываясь.
—Нери, что происходит? — спрашивает она, а я лишь качаю головой.
Дуло пистолета упирается Теодоро в лоб, и внутри меня все замирает. Другой мужчина напрягается, обнажив свое оружие. На секунду мне хочется обрадоваться, хочется крикнуть дяде "стреляй", а потом я вижу его взгляд. Взгляд мужчины, который разрушил все мое будущее: пустой, виноватый, до мурашек холодный.
—Я дал слово Бруно и Селесте, что буду оберегать честь их детей, а ты опорочил одну из них. Ты женишься на Нерезе, — рычит дядя, пока я пытаюсь удержаться на ногах.
—Нет, — без колебаний отвечает консильери, и где-то глубоко душа разваливается на части, то ли от обиды, то ли от радости, что ни мне, ни ему это не нужно. — Я уже женат, Армандо. Не угрожай мне, ты совершенно забыл, с кем имеешь дело.
—Мне нечего терять. Если она останется на моих плечах вместе с детьми так же, как и трое отпрысков Бруно, я просто прострелю ей голову, и сделаю тоже самое с собой.
Ноги подкашиваются, Нея удерживает меня.
—Так что если ты хочешь увидеть своих будущих детей живыми, ты на ней женишься.
Я сжимаю руку сестры сильнее, и молюсь всем богам, чтобы Оттавио приехал именно сейчас. Я хочу спастись из этого ада.
В секунду, мужчина стоявший рядом, выбивает оружие из рук дяди, и толкает его на землю. Затем консильери садится поверх него, прижимает здоровую руку к горлу, и заставляет дядю задыхаться.
—Никто не смеет угрожать Романо, Армандо, — его шепот будто окатывает меня холодной водой. —Ты сдохнешь до того, как попытаешься убить свою племянницу и детей.
Безмолвный крик срывается с моих губ, когда глаза дяди почти выходят за пределы глазниц, лицо синеет, а движения рук становятся размашистыми. Он душит его.
—Тео, блядь, ты совершаешь ошибку, — говорит мужчина, стоящий рядом.
—Забирай девушку, я выполню приказ Андреа, — произносит он, и я все же падаю на колени от головокружения и осознания, что меня больше никто не сможет спасти.
Тетя Дарси рыдает сидя на коленях возле тела дяди, пока Нея борется с двумя мужчинами, ожидающими приезда Оттавио, чтобы забрать меня в Нью-Йорк. Никто не спрашивал, хочу ли я этого, потому что всем плевать. Назарио держит меня за руку, кидая короткие взгляды на Нею, а та без остановки кричит, белая все возможное, чтобы попытаться доказать мои права в этом жестоком мире.
—Вот у вас, господин, есть дочь?! — рявкает Нея, тыкая пальцем в мужчину, чьего имени я так и не узнала.
Он молчит, игнорирует, так же как и консильери, убивший моего дядю одним движением руки. Им плевать на то, что они делают. Плевать, насколько больны последствия их действий для других.
—В общем, если вы хотите забрать Нери отсюда, вам придется убить меня, я все сказала, — кидает Нея, и подойдя ко мне, садится около моих коленей.
Ее озлобленный взгляд достается Назарио.
—А ты почему молчишь? Приятно смотреть на то, как за нашей сестрой приехали, и собираются забрать ее у нас?!
—Нея, — хрипло протягиваю я, касаясь ее руки.
—Что, Нея? Почему бы нам не написать заявление на этого взрослого ублюдка, что изнасиловал тебя и убил нашего дядю? Что, мать твою, происходит в ваших гребаных мафиозных головах? — она оглядывает всех присутствующих, а затем гладит меня по коленям. —Беспринципные, бессовестные, отвратительные и мерзкие создания...
—Нея, помолчи! — рявкает Назарио, и встав с места, покидает дом.
Я через окно вижу, как он подходит к тете, и пытается помочь ей встать. Все как в самом ужасном сне. Меня не пугала смерть дяди, которого я никогда не любила, меня пугало будущее, которое уготовила мне судьба.
Я снова ловлю на себе этот холодный взгляд. Тело содрогается.
—Оттавио не отдаст ее, — вдруг, произносит он, продолжая сверлить меня взглядом.
—У него нет выбора. Армандо болтал слишком много, и твоя ошибка скажется на Андреа. Даже не думай отказываться от приказа, — сразу же отвечает другой мужчина.
Нея истерически смеётся, упираясь лбом в мои бедра.
—Придурки...
Нея рядом. Я чувствую ее тепло, ее поддержку, даже когда она ничего не говорит. Она держит меня за руку — едва ощутимо, но достаточно, чтобы я знала: я не одна. Ее пальцы чуть дрожат, но она не отнимает руки. Я благодарна ей за это. Безумно благодарна. Если бы не она, я бы сломалась еще раньше. Но я понимаю, что ничего уже не изменить. Все уже решено. Я приняла это.
Дверь открывается, и в дом входит Оттавио. Он смотрит на нас быстро, внимательно, будто запоминая, а затем, без лишних слов, касается губами щеки Неи, потом моей. Его губы теплые, но прикосновение легкое, почти механическое. Это не нежность — скорее жест, который он считает нужным сделать. Он выпрямляется, переводит взгляд на мужчин у стены, молча кивает им. Они сразу понимают его без слов. Один за другим выходят на улицу. Мы остаемся внутри.
Нея поднимает голову, будто хочет что-то сказать, но не находит слов. Она мягко проводит ладонью по моей руке, пытаясь успокоить. Я знаю, что она хочет, чтобы я не теряла надежды, но я уже не боюсь, не сопротивляюсь. Все давно решено.
Я смотрю перед собой, но вижу не комнату, а пустоту. Все мысли вязнут в одном ощущении — обреченность. Я поглощена ей целиком. Она медленно разрастается внутри меня, холодная и всеобъемлющая. Невозможно ее остановить. Я больше не сопротивляюсь. Нет смысла.
Спустя некоторое время входит Оттавио, и без слов, взяв меня за руку, тянет к комнате. Я поворачиваюсь через плечо, и вижу взгляды мужчин на себе. Страшно.
—Оттавио, подожди! — Нея рвется за нами, но брат захлопывает дверь прямо перед ее лицом. —Оттавио, не будь мудаком! Открой дверь!
Я сажусь на край кровати, когда брат садится на стул напротив, и скрепляет пальцы между собой. Штанина слегка задирается, и я вижу часть его железного протеза. Весь в шрамах, татуировках, сильный и непоколебимый Оттавио сидит с разочарованным, скорее отчаянным выражением лица.
—Нереза, я знаю, что должен был сделать, но не сделал, — его взгляд мечется по комнате, но он не смотрит мне в глаза. —Когда наши родители погибли, Стефано дал мне более оплачиваемую работу, чтобы я мог обеспечивать хотя бы самого себя. Я делаю ужасные вещи с людьми, виновными и невиновными, без разницы. Может, я не появлялся в вашей жизни достаточное количество времени, но я хотел этого, правда. Наш отец передал опекунство Армандо, а тот принял его лишь потому, что думал что все территории отца перейдут ему вместе с вами, но этого не случилось. Вы были детьми, и я не мог работать и параллельно заниматься вами. В этом была моя главная ошибка. Я оставил вас, и вот чем это все обернулось.
Слезы скатываются по моим щекам.
—Оттавио...
—Нет, Нери. Если бы я забрал вас сразу, вы бы выросли другими, и этого бы не случилось. Я бы не взял вас в Нью-Йорк, не оставил бы одних, и этот ублюдок... Он бы не трогал тебя зная, что ты под моей защитой, — голос брата срывается на хрип. —Я не могу убить его, Нереза, и не могу пойти против, потому что у меня скоро будет сын. Если я попытаюсь навредить Теодоро, Андреа без колебаний убьет меня, а Рената, наши дети и будущий ребенок останутся ни с чем. Я не хочу выбирать, но у меня нет вариантов больше...
Я всхлипываю, сердце разрывается, но не от того, что Оттавио ставит свою семью выше нас, а от того, что у него нет выбора.
—Тебе придется выносить троих детей, Нери. Выносить, и стать частью семьи Романо, прости, — он опускает голову сильнее, закрывает лицо ладонями. —Я не знаю, что я сделал не так, и за что тебе такая участь, Нери... Но богом клянусь, если бы я мог... Я бы выбрал тебя.
—Я сделаю это, Оттавио, — я кладу руки себе на живот, пытаясь принять тот факт, что дети ни в чем не виноваты. —Сделаю это, не переживай. Я люблю тебя, брат.
Это не было ложью, но я была готова пойти на жертвы ради того, чтобы остальная часть моей семьи могла ощутить вкус жизни. Нормальной жизни.
—Ты заберёшь Назарио и Нею в Остин, верно? — проговариваю я с улыбкой и слезами.
Оттавио вскакивает с места, и обнимает меня, целуя в макушку.
—Заберу, Нери, заберу. Я обещаю, что буду пытаться влиять на твою жизнь в Нью-Йорке, буду просить у капо особого отношения к тебе. Нереза, прости меня, пожалуйста.
Я обхватываю его мускулистую руку, и прижимаюсь к ней.
—Тебе не за что извиняться. Все случившееся — видимо, моя судьба.
—Мы с Назарио должны были беречь вас от этой жестокой стороны...
Я не даю ему договорить.
—Нет жестоких сторон, Оттавио. Есть жестокие люди, и они по обе стороны.
***
Нея кричит. Ее голос режет воздух, обрываясь на истерическом надрыве. Она зовет меня по имени, просит не уходить, умоляет, обвиняет во всем Оттавио, Назарио и мужчин. Я не оборачиваюсь. В руке — небольшая сумка с вещами, собранными наспех, хотя какая теперь разница? Все, что важно, я уже потеряла. Я делаю шаг, затем еще один. Позади слышу движение — Нея рвется ко мне, но Оттавио перехватывает ее, удерживает. Она бьет его в грудь, извивается, но он не отпускает.
— Нереза! — В ее голосе столько боли, что на мгновение я замираю.
Мне хочется повернуться. Захотеть остаться. Но я знаю, что не могу. Я смотрю на нее — ее глаза полны ужаса, слезы текут по щекам. Она сражается за меня, но битва уже проиграна. Все проиграно. Я криво улыбаюсь, чувствуя, как внутри все сжимается от боли. Этот жест ничего не значит, только попытка спрятать, что внутри меня все рушится. Пусть лучше они видят улыбку, чем пустоту, которая меня поглощает. Я поворачиваюсь и иду дальше.
Он стоит у машины. Тот, из-за кого все это случилось. Из-за кого моя жизнь сгорела дотла. Его лицо бледное, губы сжаты. В глазах отчаяние. Он боится, но не так, как я.
Я смотрю прямо на него и спокойно говорю:
— Можем ехать?
Он медлит, будто хочет что-то сказать, но я уже не слушаю. Я сажусь в машину.
Новая жизнь будет строиться на пепле. Она будет ужасом, но я готова.
Снова этот город, огни, живое движение, ритм. Я выхожу из автомобиля в полном понимании, что происходит.
—Тебе не кажется, что она как будто под успокоительными? — шепот мужчины доносится до меня.
—Тео, ты действительно такой тупой, или просто притворяешься? Вспомни, что ты сделал с ней, потом вспомни, как убил ее дядю, и вспомни, как ее сестра чуть голос не сорвала, покрывая нас проклятиями. Она опустошена, и будь моя воля, я бы тебя уже убил за твое поведение. Я передам Андреа, что Риччи здесь, и Армандо мертв, а ты сделай так, чтобы она не вскрыла себе вены, пока ты будешь решать, как подобрать к ней подход.
Истерический смешок срывается с моих губ, когда я сжимаю лямку сумки в руке. Медленно оборачиваюсь, и в тьме улицы пытаюсб разглядеть лица тех, кто рассуждают о моем состоянии. Они не знают каково это. Они не чувствуют, потому что они мужчины.
—Ты... в порядке? — неуверенно спрашивает Теодоро.
—Я хочу лечь спать, после перелета ломит поясницу, — признаюсь я без каких-либо эмоций.
Теодоро подходит, и молча берет мою сумку. Я даже не успеваю среагировать — просто смотрю, как он забирает ее из моих рук, будто так и должно быть. Я не сопротивляюсь. Пусть берет. Это больше не имеет значения.
Другой мужчина садится в машину. Я слышу, как хлопает дверь, как двигатель глухо рычит в ночи. Через несколько секунд автомобиль исчезает в темноте, оставляя после себя только слабый запах бензина и сгоревшей резины. Мы идем в дом.
Он элитный, высокий фасад, массивные двери. Внутри все чисто, холодно, дорого. Здесь нет жизни — только стерильная роскошь. Холл пуст, лишь мягкий свет ламп заливает мраморный пол, отбрасывая длинные тени. Теодоро идет первым, я следую за ним. Лифт огромный, с зеркальными стенами и позолоченными поручнями. В отражении я вижу себя: бледное лицо, темные глаза, усталость, которая въелась в черты, как нечто неотъемлемое. Тео рядом. Я чувствую его угрозу даже без слов. Она тянется от него, холодная, как металлическое лезвие. Он ничего не делает, не говорит, просто стоит, но этого достаточно. Я стараюсь не подавать виду, делаю то, что должна — пытаюсь забыть все, что случилось. Ради Оттавио. Чтобы он не винил себя за выбор, чтобы он мог сказать себе, что так было нужно, чтобы ему не пришлось нести этот груз.
Я стираю все внутри себя одним движением, в одно мгновение.
Теперь меня ждет только тьма.