Шрамы

Утро наступает быстро, и чужой аромат снова пробуждает.
- Пора вставать, мы уезжаем, Антон, - говорит голубоглазый, касаясь чужого плеча, и думая, что тот ещё не проснулся.
- Понял, - отвечает зеленоглазый, бодро распахивая свои глаза, и тут же теряя чужой запах одеколона.
Шатен быстро собирается, на нëм красная футболка с чëрными брюками. Он спускается вниз, и уже стоят практически все, а рядом автобус. Питер,прощай.
Шастун садится в автобус, врубая в наушниках мелодию, подходящую под настроение, а рядом садится брюнет, ставший очень комфортным и близким за это время. Казалось, что Антон знает Арсения. Но так ли это? Сколько ещё тайн в этом человеке? Сколько будет ещё загадок, что придëтся разгадывать? На самом деле, некоторые вещи действительно лучше не знать...
Постепенно они выезжают из города, и начинают появляться леса, и всë ещё усыпляющий дождь. Шастун начинает засыпать...
Спустя тридцать минут он уже очень неприлично прижимается к брюнету с закрытыми глазами, будто бы к подушке, а тот, что удивительно, даже не пытается будить, укладывая того аккуратно на свои ноги, предворительно подложив под них какую-то мягкую ткань вместо подушки. Шатен так и засыпает, лëжа на чужих ногах. Приходится проснуться лишь тогда, когда он чувствует, что его несут(?). Да, несут. На руках, твою мать. Он открывает глаза... И... О Боже, его несëт на руках Арсений Сергеевич! Эту спящую принцессу кто-то решил на руках понести вместо того, чтобы разбудить, представляете себе?
- Арс.. Арсений Сергеевич... - неуверенно произносит подросток, похлопав глазами.
- Проснулся наконец-то? Мы давно доехали, а, вот, кстати, и моя машина. Сейчас поедем домой.
- К... К вам?
- Да, а тебя что-то смущает?
- Ну... Я думал, что было бы неплохо заехать ко мне, одежду там мою собрать.. Ну и тому подобное.
- А по-моему тебе очень нравится носить мою одежду. Ты к ней даже относишься бережнее, поэтому не вижу проблемы в том, чтобы не заезжать.
Шатен немного краснеет от такой прямоты, и понимает, что учитель действительно прав, ведь зеленоглазому очень нравится возможность носить одежду своего любимого... Учителя.
Его усаживают на переднее сиденье, а сам учитель занимает другое место - руль ведëт он. Машина заводится. И они едут сначала молча, а потом Шастун всë же начинает говорить.
- Как долго я спал?
- Где-то пять часов, а что?
- Странно... Обычно, я не могу долго спать сидя.
- А ты спал не похоже, что сидя.
- Всмысле?
- Ты лежал.
- На чëм? Или.. На ком?
«Только не говорите, что... » - Шастун краснеет, и голубоглазый замечает это краем глаза, немного усмехается.
- Думаю, ты сам понимаешь.
- Я... Простите, - шатен ещё больше покраснел, стараясь смотреть только в окно.
Вдруг машина резко останавливается. И они выходят... Снаружи дом самый обыкновенный, Антон тут уже был, как раз Арсения здесь видел и получил отказ по чаю. Внутри подъезд тоже вполне себе обыкновенный, ну, на самом деле, здесь, конечно, стены, видимо, недавно покрасили, потому что запах краски чëтко ощущается. Наконец Арсений доходит до двери и открывает еë. Квартира вся в чëрных цветах, ну, иногда в красных. Да Арсений у нас что, граф? Или Дракула? Или всë вместе?)
- Проходи, будешь чаю? - гостеприимно и весьма улыбчиво спросил учитель, и Шастун, кстати, услышал сзади чьë-то мяуканье, вопросительно посмотрев на это милое существо, что начало тереться об Арсения, как только он зашëл.
- Мяу, - кот, видно, очень соскучился.
Брюнет опустился к этому чуду, с такой безумной нежностью погладив его.
- Я тоже скучал, Барсюш, - так до безумия нежно сказал он, и так подходяще под одновременные довольные мурчания.
- Милый, - заключил шатен, разуваясь, - чай буду, зелёный.
- Хорошо, - учитель тут же отстранился от кота, быстро вбегая в ванную, чтобы помыть руки.
Далее он вышел, уверенно направившись на кухню, в которой уже сидел Шастун, успешно найдя общий язык с котом, который мурлыкал, сидя у того на коленях.
- Ему обычно трудно понравиться вот так сразу... Круто, что он сразу тебя полюбил, - удивлëнно и одновременно радостно сказал учитель, тут же ставя чайник на подогрев.
- Ну должен же я хоть кому-то нравиться, - горько усмехнулся подросток.
Голубоглазый резко повернулся.
- А с чего ты взял, что никому не нравишься? Ты красивый, добрый, да и, в общем-то, будь я, предположим, твоей ровесницей... Может, и клюнул бы.
- Клюнули бы? А если я, предположим, уже клюнул на одного человека, а он меня даже не хочет воспринимать серьëзно, то зачем мне знать, что я, даже, допустим, и нравлюсь кому-нибудь другому?
- И кто же тебе нравится?
- В... Неважно.
- Ты что-то недоговариваешь. Не доверяешь? - чайник тут же вскипает, прерывая их диалог.
Брюнет наливает чай себе и Шастуну, садясь напротив, они замолкают. Антон смотрит на Попова, пользуясь моментом, ведь тот даже и не заметит, да ведь? Он всë равно смотрит на окно, на то, как начинает появляться закат, он и не заметит, если не вернëт свой взгляд обратно к кружке.
Его руки такие красивые, вены очень видны, пальцы длинны, если посмотреть на шею, то можно умереть только от взгляда на кадык, а уж про ремень, скулы, глаза и все остальные достоинства учителя, что шатен позволяет себе представить оголëнными вообще сейчас молчу. Такого мужчину ну невозможно не разглядывать до бесконечности. Он слишком красивый, сексуальный и идеальный.
Зеленоглазый выпадает из реальности... Он слишком засмотрелся, и постоянно облизывает свои губы, погружаясь в бессовестные мысли о порке. Но его раздумия отрезвляет чужой сексуальный голос, от которого проходит ещё больше мурашек по коже, и резкий поворот с прямым ответным взглядом, от которого сердце начинает ускорять свой и до того бешеный ритм.
- Долго ещё собираешься рассматривать меня, котëнок?
- Ой... - шатен смущëнно отводит взгляд, закусывая свою нижнюю.
- Так кто же, всë-таки, тебе так до безумия небезразличен? Не я случаем?
Шастун теперь вообще всë... Он сдох, не ищите его ни в аду, ни в раю, ни в, сука БЛЯТЬ, просто земле!
- Арс... Арсений Сергеевич...
- Так что? По-моему, не такой уж трудный вопрос. Думаешь, я ничего не могу замечать? Не заставляй меня делать выводы самостоятельно. Если не я, то, разумеется, помогу.
- А если, предположим, вы? - теперь уверенно смотря в чужие глаза, и теперь ошарашивая того своим ответом, говорит подросток.
- Что?
- Если, предположим, вы бы мне нравились, что бы вы сделали? - уже не так уверенно, но всë ещё не отрывая своего взгляда спросил Шастун.
- Антон, логично, что я бы никогда не ответил взаимностью. Я старше тебя на восемь лет, я твой учитель, и это было бы в принципе странно, я к тебе даже ничего не испытываю, я даже представить себе не могу отношения с тобой, любовь к тебе, целовать тебя, обнимать, засыпать и просыпаться с тобой. Нет. Так никогда не будет, потому что это неправильно. И я бы никогда не ответил взаимностью. Я не люблю тебя.

Подступает ком к горлу. Теперь уже неважно. Он сказал достаточно.

- Понятно. Знаете, это не вы. Но вы не знаете того человека, которого люблю я, и вряд ли мне поможете, - пытается максимально уверенно говорить он, а сердце сейчас ломается по кусочкам, хотя чего он ожидал? Арсений никогда не будет его любить. Это невозможно.
- Важно, что ты знаешь этого человека, а уж знаю ли я, неважно...
- Я и сам не знаю того, кого люблю. Этот человек слишком сильная загадка, которую, видимо, не судьба разгадать, - предпоследнее, что он говорит, - спасибо за чай, - и он уходит. На улицу. Начинается дождь.
Холодно. И больно. Но этого было достаточно. И никаких признаний не нужно, уже понятен ответ. Антон больше не хочет ничего. Он лишь идëт, сам не зная куда, и курит. Уже темно... Но эта темнота не пугает. Кажется, что хуже уже не будет... Наверное.
Но есть куда ухудшать свою жизнь. Сзади бьют по голове, а просыпается он в каком-то странном помещении.
- Проснулся? - до жути знакомый и мерзкий голос, тот, из бара.
- Что это за место? Что я здесь делаю? Что вам нужно?
- Я отпущу тебя. Но только ты узнаешь правду. И сделаешь мне приятно взамен на эту правду, - говорит тот с усмешкой.
- Я не просил правды... - немного дрожащим голосом говорит подросток.
- Ты всë равно еë узнаешь, и всë равно сделаешь мне приятно...
Он выходит из тени.
- Я Алексей, будем знакомы... Расскажу немного о своей истории, пока что будешь мне сосать, - его голос до жути мерзкий, и он расстëгивает свою ширинку, а колени подростка сами собой гнутся вниз, будто бы предварительно ему что-то вкололи, чтобы тело было более послушным...
- Что? Не нужно, прошу... Я... Я не хочу ничего знать...
- Ты будешь меня слушаться, хочешь или нет - всë равно будешь.
Губы дрожат, безумно мерзко, безумно больно, безумно холодно... Может, это сон? Хочется кричать, метать, и скинуться с окна, которого нет нигде... Но выбора нет, ведь в ночной тишине появляется оголëнный член, такой мерзкий, ощущение, будто бы сейчас стошнит...
- Поработай ротиком, мальчик, - металлический, холодный голос, но быть непослушным возможности нет... Больно от беспомощности... Больно от никчëмности, безысходности, от того, что движением руки за голову заставляют вбирать больше, больно от всей мерзости, больно... Больно... Больно... В ушах звенит, и он слышит только голос. Чужой, мерзкий, убивающий внутри всë... Шастун пытается отстраниться, ударить, сделать больно, оглушить Алексея, но все его попытки безуспешны, он только сам в итоге получает по лицу.
- Будь послушным, чëртов парень, иначе я тебя не только изнасилую, но и убью к хуям собачьим, - повысил тон вдруг Алексей, и чуть ли не за шкебот придвинул Антона обратно, чтобы тот слушался. Парень замычал от безысходности и боли, мерзости, что ощущал сейчас, и, что самое главное, от страха, ужасного страха, что пробивал его до мурашек на коже, и хотелось убежать, но ему не позволяли.
- Я Алексей, парень Арсения. Мы с ним были счастливы, пока я не попал в аварию... Он подумал, что я мëртв, но не тут-то было. Нет. Всë было намного хуже. И всë из-за него. Нас с братом вëз водитель, и завëз в лес, где изнасиловал обоих, а этот водитель был тем человеком, которого посоветовал нам Арсений для того, чтобы довëз, мол доверять можно. Я и доверился. А он изнасиловал нас. А мне сказал: одного из вас я убью. Убьëшь себя или брата? А мой, блять, брат, в последний момент моих колебаний, когда я уверенно хотел подставить свою спину для его жизни, сказал, что хочет умереть за меня! И я потерял его! Из-за Арсения, которому поверил, который познакомил нас с этим чудовищем, который сломал меня, даже не починив толком до конца! Всë, что с тобой происходит сейчас, его вина! Ты ему не дорог, ты его чëртова, блять, игрушка! И это правда. Ты сейчас плачешь, сосëшь мне, а потом я тебя оттрахаю, ты придëшь к нему, а он даже не заметит, что тебе херово, потому что ему похуй, где ты и как ты, иначе почему он до сих пор не позвонил тебе? Молчишь? Молчи. Молчи, соси молча, мальчик. И помни: в твоей боли виноват Арсений. Он твоя беда, он твоя травма. Он сломал тебя. Он сломал меня. Я никогда не был чудовищем, он сделал меня таким.

Физическая рана обжигает, а моральная сжигает замертво. И Шастун молчит, веря, что когда-то это закончится... Он сломлен. Убит напрочь. И всему виной любовь, которая позволила ему верить и мечтать, а потом в одну секунду оборвала все мечты, боль, что дала ему рывок, чтобы уйти из квартиры, и, наконец, беспомощность, что сейчас так давила и убивала как ничто другое не было способно раздавить морально.
Он пытается отстраниться от такого ужасно мерзкого члена, но его прижимают сильнее и сильнее... Слëзы льются, боль, боль, боль...
Но если бы это было концом...
- Молодец, раздевайся, мальчик, посмотрим на твою попку, - мерзость, мерзость, мерзость!
Но с убитым сердцем, разбитыми мечтами, потухшим голосом, почти негнущимися ногами, со звоном в ушах и с такой ужасной болью внутри себя было уже плевать, что будет дальше, хотелось просто верить, что это всë чëртов сон и он скоро проснëтся...
Снимает брюки и боксеры, и даже футболку, оставляя тело голым, касаются для растягивания чужие мерзостные пальцы, что так ненавистно трогают тело, и единственное, на что хватает сил, это просто шептать:
- Прошу, не нужно...
Но его не слушают. Плевать хотелось Алексею, что он там чувствует. Подросток взвывает, когда в него входят резко членом.
- Нет! - он хнычет, и так громко... Ему так больно...
- Заткнись, - безразлично отвечают, продолжая безжалостно ломать чужое тело, ведь сердце уже итак сломано по кусочкам.
И он теряет сознание... Настолько устал. Настолько сломлен и убит, что просто теряет сознание, не выдерживает.
Открывает глаза на том же месте, где его ударили. И помнит всë. Слëзы, убивающие слова, а боль в заду добавляет к этому мерзостному состоянию ещё большего пиздеца.
Он больше никогда не будет прежним...
Не будет радоваться птицам в небе, бабочке, севшей на его руку, он больше в принципе не уверен, что будет улыбаться. В зелëных глазах больше нет блеска. А в голове только и поëтся песня...
«Залью кипятком грамм пятнадцать пуэро, лишь так вижу краски
И вся наша жизнь - это только страницы во всей этой сказке.
Никто не звонит и не пишет, у каждого свои проблемы.
Глаза не горят, почему же их руки так пахнут горелым?
На кухне в дыму залипаю в окно, лишь дома и квартиры.
Вдохнул ощущение того, что опять я один в этом мире.
Мир каменных блоков накроет закатом, мы что-то забыли.
То время когда мы о чём-то мечтали, когда мы любили.
Навсегда в твоём сердце пустота,
Твои слёзы лишь вода
И когда-то ты полюбишь.
Каждый день миллионы серых стен,
Город замкнут кроет тень.
В этом мраке ты закуришь...
Я выйду из дома и сяду в автобус под номером восемь.
Неважно куда я поеду, неважно куда меня носит.
Деревья уже зеленеют, так много берёзок и сосен.
Походу настала весна, но по факту внутри давно осень.
Я еду сквозь время, сквозь бурю эмоций и воспоминаний.
В момент стало страшно и грустно, внутри затаилось дыхание.
Когда нам не хочется думать, тогда заостряем внимание
На том, что когда-то любили, на том, что теперь потеряли.
Лето шестнадцатый год
И тот зелёный лес Москва, помню всё:
Пьяные подростки до утра, искали приключения.
Не нужно слов, они нам больше просто ни к чему,
А всё скажут пьяные глаза.
Эта боль теперь наполняет твой мир
И не нужно ничего менять.
Всё что было осталось нашим прошлым:
Море бухла, табак и бошки,
От пустоты в тебе, так тошно,
Нас окружило зло и пошлость.
Это осталось нашим прошлым,
Море бухла, табак и бошки,
От пустоты в тебе, так тошно.
Нас окружило зло и пошлость.
Навсегда в твоём сердце пустота,
Твои слёзы лишь вода
И когда-то ты полюбишь.
Каждый день миллионы серых стен,
Город замкнут кроет тень.
В этом мраке ты закуришь...»
(ФОГЕЛЬ - МИР КАМЕННЫХ БЛОКОВ).
Он закуривает, и достаëт телефон. Ни одного сообщения. Ну конечно, Арсению же ведь наплевать. Ему всегда было и будет плевать, о другом мечтать было и нельзя, а сейчас даже и просто мечтать о чëм-либо было уже невозможной вещью. Вмиг жизнь разделилась на «до» и «после». Вмиг понадобился просто тупо свежий воздух, чтобы не задохнуться в этой лжи людей, которые находятся рядом, но никогда не говорят правды.
Шастун курит без остановки, он не думает сейчас ни о чëм, разве только о том, что нужно будет как-нибудь сходить в магазин за новыми сигаретами, потому что пачка начинает заканчиваться. Вспоминать раз за разом один и тот же момент, когда его сломали по кусочкам не хотелось, но о другом мысли сейчас не шли, потому он предпочитал подумать о сигаретах. Становилось холодно, но было похуй. Хуже уже не будет. Что может быть хуже, чем быть выебанным наимерзейшим человеком, узнать правду о том, кого любишь, и, собственно говоря, в этот же день быть отвергнутым. Арсений, конечно, не знает всего этого, но ему, собственно говоря, особо, походу, и не то что бы было небезразлично всë то, что происходит с Антоном.
Зеленоглазый возвращается только к утру, и ничего не говоря укладывается спать, желая просто исчезнуть из вселенной хотя бы на миг, просто, блять, забыться.

***

Попов засыпает быстро, особо не волнуясь о подростке, вероятно, просто решил проветриться и загулялся.
Сон его спокоен, и просыпается он тоже в абсолютно спокойном и даже радостном состоянии, даже не подозревая о том, что этой ночью Антон далеко не просто гулял, и Арсений был нужен шатену этой ночью, до безумия нужен...

Арсений медленно плетëтся на кухню, и видит там уже отпивающего кофе Антона, только в нëм что-то изменилось... Взгляд потускнел, появились небольшие мешки под глазами, и... Он стал словно бы совершенно не тем, каким был.
- Доброе утро, - неуверенно сказал учитель, разглядывая подростка.
- Доброе? Хм... Ну, допустим, - холодно и будто бы не совсем заинтересованно в разговоре ответил шатен, допивая своë кофе.
- Всë хорошо?
- Всë отлично, - Антон допивает, и уже подходит мыть кружку, после чего уходит с кухни.
Арсений ещё несколько секунд стоит как вкопанный, и даже не понимает, что могло произойти за один чëртов вечер? Всë, Арсений. Всë изменилось. Просто Антон никогда не будет прежним. И всë по вине твоего отчаянного бывшего и тебя самого, что раскидывается холодными фразочками, даже не задумываясь обо всех исходах.
Брюнет выпивает свою кружку и тут же идëт в комнату подростка, намереваясь выяснить, что произошло, и заходит.
- Антон, может, поговорим?
- Мм, о чëм? - безразлично спрашивает он, пялясь в ленту вк в телефоне.
- Что-то случилось?
- Я уже сказал, что всë отлично, - грубо отвечает тот, закусывая губу, и боясь сейчас выглядеть слабым и беспомощным, как вечером, перед Алексеем...
- Посмотри на меня, пожалуйста, - встревоженно говорит голубоглазый, садясь рядом с таким будто бы другим и абсолютно незнакомым ему человеком, которому сейчас абсолютно безразлично всë, что происходит.
- Ну смотрю, и чë, - холодные нотки металла в тембре покалывают глубоко в груди, а этот ненавистный взгляд убивает внутри всë живое.
- Тош, ты где был ночью?
- А тебя ебëт?
- Да, мне важно.
- Нихуя тебе неважно, не еби мне мозги тем, что не является правдой.
- Антон! Да что ëп твою мать с тобой?
- Всë окей, просто ты доебался. В школу я уже собран, у меня ещё пять минут до выхода, не опоздаю, я пиздецки пунктуальный, хули тебе ещё от меня надо?
- Шастун!
- Всë, уходи.
- Тош, это из-за вчерашних моих слов всë?
- Мне похуй на тебя, я тебя не люблю и ты мне не нужен, мне в принципе никто не нужен, я не слабак, который ревëт с хуйни и сопельки растягивает с носа из-за того, что кто-то сказал, что не любит. Поэтому можешь не париться. Мне тупо плевать.
- Ладно... Но если ты захочешь рассказать мне правду, то я выслушаю.
- Да ты у нас психолог, я так погляжу. Нахуй иди, ок? Мне пора в школу.
Зеленоглазый больше даже не хочет слушать брюнета, а только берëт рюкзак и уходит.
- Хочешь, я тебя подве... - но он не успевает договорить, и дверь звонко закрывается.
Становится совестно и ещё совершенно непонятно, что случилось всего за одну ночь... Это остаëтся загадкой для мужчины, но он пытается надеяться, что дело только в его словах и мальчик просто позлится и успокоится. Но если бы всë было так, он бы не был настолько сломленым. Его взгляд не был бы таким холодным и безразличным ко всему, что происходит вокруг. Он бы ещё был способен улыбаться. И в его бы лексиконе было, пожалуй, вероятно, поменьше матерных выражений.
Арсений мчится на работу, а у самого сердце колотится бешено. Почему-то он очень винит себя и переживает за подростка, хочет его увидеть быстрее и убедиться, что тот хотя бы просто, блин, живой и дышит... Хотя что с того, что он даже дышит, если его сердце разломано?
Попов влетает в кабинет, и все на месте. Он пытается весь урок максимально спокойно объяснять тему, а к самому концу спрашивает Шастуна. Кто-то с задней парты крикнул, что мальчик любит Арсения и он ëбаный пидор, отчего голубоглазый сердито вдруг настроился, а Шастун на это лишь звонко, но одновременно так злобно засмеялся, словно псих... Что с ним происходит, твою мать?
- Какие тут все смелые. А когда у тебя, тот, кто сказал это, будет в жизни херота какая-то, и тебя обосрут, тебе тоже весело будет? - всë так же наигранно изображая только радость, спросил Антон, не отрывая взгляда от того, кто и сказал те слова: от Максима Феодосьева.
- Шастун... Ты знаешь, кто это сказал?
- Знаю, Арсений Сергеевич, конечно же Максимка, наш любимый смельчак. Думал, твою жопу прикрывать буду? Да мне пофиг, чë там с тобой будет, сладкий мой.
- Неправда, я не говорил такого, Антон, ты псих что ли?
- Хах... Ну, если не он, то, конечно, я псих.
- Так. Максим Феодосьев и Антон Шастун, остаëтесь после этого урока.
- Чëрт, - тихо произносит Феодосьев, проедая своим взглядом такого, блин, чересчур уж смелого Шаста. Надо его проучить, пожалуй.
Зеленоглазый всë же отвечает на тему, что сказал учитель, и получает оценку пять. Тут же звенит звонок, и все одноклассники расходятся, кроме, конечно, Антона и Максима...
- Оба подошли ко мне, - холодным тембром рыкнул брюнет.
Максим подошëл сразу, а Антон более безразлично и медленно, будто бы вообще не заинтересованный в происходящем.
- Максим Феодосьев, как вы объясните своë поведение?
- А что тут объяснять? Ну видно же, что вы ему нравитесь, он на вас смотрит вечно...
- Даже если так, вас, Максим, это не должно волновать. Это как минимум бестактно с вашей стороны. Вы должны извиниться перед Антоном.
- Мне не нужны его извинения, он лицемер и будет врать, глядя в лицо, а потом отпиздит меня за заброшкой, - абсолютно спокойно прервал их диалог подросток, говоря о таких вещах с такой безразличностью, что это даже немного приводило в ужас...
- Как много раз Максим тебя бил, Антон, что ты так уверен в таком исходе?
- Было пару раз.
- «Пару раз» - это сколько, Шастун?
- Раз пять примерно, - врëт, намного больше. Его часто били, и не только Максим. Просто так. Его с самой началки не полюбили одноклассники.
- Тогда Максим точно должен извиниться, и пообещать больше не бить тебя.
- Арсений Сергеевич, отпустите его и меня, на уроки пора, плевать, что он там делать будет, просто забудьте, наплюйте.
- Почему мне должно быть плевать на такой беспредел?
- Побил, а когда-нибудь кого-то поцелует со всей нежностью. Лицемерил, а когда-нибудь со всем сердцем кому-то скажет о том, как дорожит. Он не плохой, и это не беспредел. Я не маленький, и должен сам справляться.

В глазах Феодосьева сейчас читалось едва заметное уважение.
- Что ж... Ладно. Надеюсь, вам обоим это будет уроком. И вы больше не будете драться, а подумаете о дружбе.
- Мне пора на урок, - единственное, что говорит Шастун, уже выбегая из кабинета с рюкзаком.
День проходит спокойно, и выходя из школы, Шаст замечает своих «присосавшихся» друг к другу друзей.
- Хей, геюги, отлипните друг от друга, - первая фраза за день, которую он действительно пытается произнести весело.
С друзьями хочется быть весëлым, будто бы всего этого ночного кошмара не было. Но всë ещё побаливающий зад напоминает о том, что это было наяву, к сожалению.
- Мхахах, - отстраняясь от своего парня, тут же засмеялся Серëжа, - привет, Шаст, как день прошëл? Что нового?
- Та всë как обычно... Нового...
«Статус выебанный и почти убитый считается чем-то новым?» - грустно задумывается Шастун. Он, честно сказать, вообще удивлëн, что всë ещё держится и не рисует на себе новые шрамы, а ведь так до безумия хочется, особенно после того... Но нужно дотерпеть. Может, дома у Арсения, в его ванной закрыться, и незаметно это сделать, а потом просто убрать следы? Это, наверное, не будет слишком трудно. Всего-то закрыть дверь на замок.
- Нового... Ничего, вроде бы. У вас что нового?
Парни посмотрели друг на друга, и обратно на Шаста.
- Ну... В общем... Мы короче теперь вместе живëм.
- Ого... Круто.
- А у тебя там чë с Арсом?
- Ничего, - вдруг холодно ответил он, сменяя мимику своего лица.
- Что-то случилось, Тох?
- Ничего.
- Да уж... Значит, точно случилось, - заключает Дима.
- Бессмысленно у него спрашивать дальше, когда захочет, сам расскажет, - добавляет Сергей.
- В любом случае, мы рядом с тобой, и ты можешь к нам обратиться, если будет нужна помощь, - говорит Дима.
- Полностью подтверждаю, - добавляет Серж, приобнимая Позова.
- Спасибо, со мной всë правда в порядке... Всë отлично. Ладно... Я, наверное, домой уже. Устал очень, - он просто хочет быстрее прийти домой к Арсению, у которого он теперь живëт, и просто нанести себе новые шрамы, лишь бы заглушить моральную боль.
- Окей, - спокойно ответили друзья.
Шастун уже собирался идти сам, но услышал знакомый голос сзади.
- Я довезу, - Антон повернулся, и, конечно же, это был Арсений.
- Ок, - отвечает подросток холодно, даже не смотря на чужие голубые.
- Присаживайся, котëнок, - учитель бережно открывает машину, и Шастун, ничего не отвечая, садится на переднее сиденье.
Брюнет садится за руль, и они едут обратно домой.
Уже в квартире Антон особенно не разговаривает с учителем, а лишь отправляется в ванную под предлогом «искупаться», а канцелярский нож он прячет в карман джинс, что были на нëм.
Линия за линией, шрам за шрамом. Кровь течëт, бинт в руке прикрывает жгущую рану, и он не плачет, ему не больно. Физическая боль лишь позволяет отрезвиться и прийти на миг в себя, выработаться адреналину, и не чувствовать себя безразличным овощем, будто бы наркоманом, находящимся в бесконечной прострации. Он помнит, и очень хочет забыть. Было бы проще стереть из памяти, чем жить с этим дальше. Было бы проще вообще не знать Арсения, чтобы не попасть в ту задницу, что он попал. Антон жалеет, что оказался таким малолетним влюблëнным дебилом, и позволил всего за один день убить в себе всë. И позволить это сделать сначала своему любимому, а потом совершенно чужому, о ком он не знает ничего, кроме имени и истории... Но жалости к этому Алексею у него нет. Да, он сломлен так же, как и Шастун. Но Антон никогда бы не пошëл насиловать других, потому что так поступили с ним. Никогда бы не мстил, за то что его сломали. Да, ему больно, но он бы, блять, никогда так не поступил, потому что он не чудовище, а человек, сквозь боль и раны, сквозь слëзы и отчаяние, он сам будет погибать, но никогда не позволит умереть другому! Так почему именно он должен страдать? Он ведь такое солнышко, почему его вечно пытаются сломать, заставляют потухать? Он не потухнет! Сломается, отчается, заплачет, будет биться головой об стену, нанесëт себе новые раны, будет ненавидеть себя за каждую глупость и проступок, станет грубее на время к тем, кто сделал с ним то, что произошло, но он, сука, никогда не потухнет! Он будет светить, будет сиять, встанет, даже если упал. Он сильный и не сдастся. В конце тоннеля всегда есть просвет. И ему просто нужно набраться сил. Он устал. Но он встанет и пойдëт дальше. Пусть сейчас он убит морально и физически, но он всë ещё не уничтожен. И он справится, потому что он никогда не сдаëтся, даже когда очень хочет бросить всë - не бросит ни за что на свете, потому что это всë - не выход, и жизнь - борьба, нужно быть в ней победителем.
Антон натягивает на себя наконец футболку с джинсами, и смотрит на время: девять вечера.
Спать он не хочет, особо ничего не хочется. Но его попытка уйти гулять останавливается чужой рукой, держащей его запястье.
- Куда ты в девять вечера собрался?
- Гулять, чë, нельзя?
- Нельзя.
- А если у меня девушка новая?
- Будете гулять днëм, я за тебя отвечаю.
- Мм, а вчера не отвечал.
- Шастун, я всë сказал!
- Отпусти меня, я всë равно уйду. К тому же, я сам за себя отвечаю, если чë, скажу, что сам виноват во всëм, что со мной происходило.
- Шастун! Я тебя не отпущу, а будешь так себя вести, уложу тебя спать с собой.
- Мг, да мне похрен, на словах ты и выебать можешь.
- А ты что, хочешь?
- Да вы заебали со своей еблей, просто отъебитесь от меня, - вскрикивает подросток, усиленно пытаясь отстраниться от чужой руки, так больно сжимающей запястье, - мне больно!
Учитель уменьшает хватку, и подростка вдруг мягко обнимает, тот сначала пытается оттолкнуть, но потом отвечает взаимностью.
- Прости, Тош, я просто боюсь, что ты убежишь, я переживаю за тебя, - тихо на ухо Антону произносит учитель, поглаживая подростка по спине.
Невольно капля слезы скатывается по лицу подростка, и капает на чужую рубашку.
«Чëрт... » - думает Антон.
- Ты плачешь?
- Нет,я не плачу, - дрожащим голосом произносит он, и становится противно от самого себя.
«Слабак... Такой же, как и при Алексее» - осуждает сам себя и винит в собственном поведении Шастун.
Учитель ещё ближе прижимает уже немного дрожащего Шастуна, и вдруг немного отстраняется, и целует того в щëку, тепло разливается по телу, но воспоминания снова начинают въедаться в голову и становится больно.
- Антош, я же вижу, что что-то не так... Скажи мне правду, тебе станет легче, - этот нежный голос заставляет доверять, но воспоминания - это просто сто шагов назад.
- Всë отлично, я пошëл уроки делать, - единственное, что он говорит перед тем, как уйти в свою комнату.
В душе много ран, которые не дают свободно вдыхать воздух... Поцелуй в щеку на миг показался тем, что нужно, но являлся опустошающим, ведь теперь за каждым чужим прикосновением следовало ожидание насилия.
Антон решил позаниматься учëбой, лишь бы не думать о том, о чëм он сейчас думал слишком часто.
Постепенно он засыпает... Арсений накрывает его одеялом, а сам уходит в другую комнату спать. Он не знает почему, но действительно сейчас очень переживает за этого мальчика.
Шастун плохо спит, и всë время просыпается. Ему снится один и тот же кошмар: то самое место, и тот самый Алексей. Психика сдала напрочь, и сил терпеть нет. Он вздрагивает, и просыпается. Трясëтся от страха и боится снова вернуться в тот кошмар, что с ним случился. По лицу скатывается новая слеза, и внутри чувствуется ощутимый страх, не дающий спать и существовать дальше. Сейчас нужна поддержка, чьи-нибудь объятья, но кому можно так доверять, чтобы рассказать правду? Верно, никому. Любой способен предать, а Шастун и до этого момента особенно никому не доверял. Антону в принципе трудно доверять. Он рассказывал всë только друзьям, потому что знал, что они его не бросят, но в последнее время надоело их нагружать своими травмами, и он боялся, что в один момент ему скажут: нытик, отъебись.
Арсению Сергеевичу точно нельзя было доверять, потому что Шастун убедился в том, что он всего лишь игрушка. А, в общем-то, кроме того набора людей, что был, у него не оставалось никого, с кем бы он мог поговорить и обняться прямо сейчас. Он вновь пошëл в ванну, снова закрыл дверь, и порезы стали ложиться на ещё не совсем зажившие, на ещë болящие, от чего боль должна была быть сильнее, но он почти еë не ощущал, потому что сейчас никакая боль не была сильнее моральной. Кровь текла второй раз подряд за день, а он молча смотрел на это, и так безразлично, будто бы не думал сейчас о том, что мечтает убить себя уже когда-нибудь. Красиво ли будет падать с крыши? Ему всегда хотелось стать птицей... Но он всë ещё не стал. Хотелось крыльев, чтобы улететь, но всë что могут люди в высоте - лишь падать, падать и молчать, разбить не только сердце, но и душу, исцарапать себя, истрепать и потерять даже собственное тело, до этого изнутри испепелëнное переживаниями.
Он снова наносит бинт, убирает следы, и собравшись, выходит из душа. Сейчас будто бы немного легче, но это недолгий эффект, он скоро пройдëт, и оставит подростка мучаться с его травмой.
Шастун выходит и плетëтся в комнату, но его окликивает чужой голос сзади.
- Антош, почему не спишь? - заспаный и такой милый сейчас голос немного успокаивает, и позволяет думать, что Антон ещё не сошëл с ума.
- Да так, воды захотел, вот и встал, - спокойно ответил тот, не желая продолжать диалог, и двинулся к своей комнате.
Арсений пошëл спать дальше, вполне удовлетворëнный этим ответом. Антон начал слушать музыку... Ему не хотелось больше спать, потому что снился один и тот же кошмар, который было невыносимо больно переживать из раза в раз.
Луна была сегодня светла, и хотелось выйти на свежий воздух. Бояться больше нечего. Он не боится умереть, а мечтает о смерти. Не боится быть изнасилованным, потому что уже пережил эту боль, и просто нанесëт новые порезы, как-нибудь переживëт. Не боится больше. Надоело бояться. Он незаметно закрыл дверь за собой и ушёл гулять. Достал новую сигарету в тишине и снова закурил. Пусто на улице и в сердце тоже. Он разбит, но больше не страшно, потому что хуже уже не будет.
Парень до последнего был убеждëн, что он один на улице, пока к нему не подсела какая-то девушка тоже с сигаретой между пальцами. Она молчала, и еë глаза показались родными, такими же опустошëнными и сломленными. Хотелось ей доверять, ведь было похоже, что она не просто так села к нему.
- Что-то случилось? - спросил он, разглядывая молча курящую девушку.
- А с тобой что, если думаешь, что со мной случилось?
- Со мной.. Да... Ничего... Просто любопытно.
- У меня тоже это «ничего». Знаешь, с незнакомцами иногда проще говорить, чем с родными. Знаешь, что видишь их в первый и последний раз, и готов сказать им всë, что произошло. У тебя тоже нет того, кому ты доверил бы всë это, весь этот груз за спиной?
- Да, - грустно ответил шатен, выдыхая дым из своих лëгких, - а тебя тоже?..
- Да. У тебя есть синяки?
- Нет... Я был почти сразу послушным. Только вот, где губы, видишь? Больно было...
- Понимаю... А меня избил и вырубил, потому что я не слушалась совсем... Мне было до безумия больно и страшно... Так мерзко...
- Мне тоже...
Сероглазая улыбнулась краем губ, но те мешки под глазами и несколько фиолетовых синяков, кровавых ран, это всë выглядело до ужаса больно... Но она улыбалась...
- Как тебя зовут?
- Антон... А тебя?
- Вообще Мелисса, но меня часто зовут Лисса.
- Приятно познакомиться, Лисса.
- И мне, Антон. Погуляем? Я здесь все дворы знаю, недалеко живу.
- Пошли.
И они пошли... Некоторые улицы ещё освещались фонарями, какие-то не очень, но постепенно становилось легче, потому что он был теперь не один. Нашëл ещё одну заблудшую душу, и сломленое сердце. Она его поймëт и поддержит, знает, как это больно. Они - опора друг для друга. Два поломанных сердца, что пытаются починить друг друга. Впервые шатену за эти несколько дней так спокойно и не страшно.
Мелисса и Антон шли молча, не нагружая друг друга разговорами, но эта тишина была комфортной и даже несколько нужной сейчас для обоих. Не хотелось особенно ни о чëм говорить. Они только иногда брали сигарету и закуривали.
Постепенно светлело, и солнце уже поднималось наверх.
- Встречал когда-нибудь рассвет с кем-то?
- Нет, к сожалению... Да и не с кем было.
- Значит, сегодня ты встретил рассвет с кем-то впервые. Это круто, - девушка мягко улыбнулась, - а ты влюблëн?
- Можно я не буду об этом говорить? Больная для меня тема... - ей можно было говорить, что больно, а что нет, она поймëт, сама пережила много боли.
- Конечно.
- А ты?
- К сожалению, была влюблена. Он меня, собственно, и изнасиловал. Мы с ним встречаться начали, ну и... Я была не готова к... А он сделал это насильно.
- Ужасно... А у меня... Это бывший того, кого я люблю...
- Ужас... Ревность?
- Нет, месть.
- За что же?
- Да долгая история...
- У нас времени бесконечность.
- Кхм... Не хочу говорить... Об этом...
- Ладненько... Не хочешь - не говори. Но я тебя поддержу, мы с тобой в одной связке, с одной болью.
- Спасибо...
- А хочешь выспаться?
- Хотелось бы... А то снится постоянно кошмар один и тот же...
- Понимаю, у меня так же. Но я заметила, что когда засыпаю с кем-то в обнимку, мне намного легче, и кошмары постепенно прекращаются.
- Мне не с кем спать в обнимку.
- Тогда пошли ко мне.
- Что?
- А чего тебе бояться? Я приставать не буду, мне вообще без надобности это.
- Кхм... Ну... Вообще... За меня человек один переживать будет... Наверное...
- И какой же?
- Тот, кого я люблю... Я с ним живу сейчас...
- Ого! Кхм... Ну, с ним тогда вместе спи, что за проблема тогда?
- В этом и проблема. Мы не можем спать вместе. Он мой учитель, а сейчас просто мачеха со своим мужиком съебалась хер знает куда, а меня оставила, ну а он решил меня к себе взять.
- То есть, он тебя не любит?
- Да, не любит. Он сам мне сказал об этом... Я не ожидал другого. Ему двадцать пять, а мне семнадцать. Между нами ничего не может быть.
- Плохо...
- Да всë равно уже как-то... Ладно, пошли к тебе. Неважно. Я не уверен, что он будет переживать. По-моему, ему наплевать.
- Уф... Да уж. Так, всë, пошли, грусти достаточно, давай повеселимся, - сказала девушка, мигом хватая парня за руку.
И вот, они пошли к ней. Всю дорогу, конечно, молчали. И вот, дошли...
Дом был достаточно светлым, несмотря на остальные дома, что были вокруг. Внутри подъезда всë тоже выглядело достаточно опрятным, совсем недавняя краска, и ни одной надписи, удивительно. Они прошли в квартиру, она на удивление тоже была до безумия светлой и уютной.
Было много мебели, много светильников. Всего много.
- Ты богачка что ли?
- Ахах, ну, уж с деньгами проблем нет.
- Повезло.
- Чаю?
- Не откажусь.
Они быстро прошли на кухню, и девушка поставила чайник подогреваться. Села рядом, и снова достала сигарету, закурив. Белый дым разошëлся по комнате. Она курила Mackintosh (Это сигареты, набитые английским трубочным табаком. Отечественная разработка, пользующаяся популярностью не только на родине, но и в странах СНГ и Европы. Сигареты продаются в металлическом портсигаре. Стоит одна упаковка от 400 руб).
- Реально богачка.
Чайник закипает, и девушка наливает ему чëрного чая.
- Спасибо, Лисса.
- Пожалуйста.
Он немного отпивает и прикрывает глаза, до безумия хочется спать.
- Давай спать, Тох. А то ты сейчас сидя уснëшь.
- Я совершенно не против.
Девушка приобняла шатена, и тот обнял еë в ответ.
- Антош, ты такой комфортный...
- Спасибо, ты тоже. Давай спать.
И они встали, пошли вместе и легли, заснув в обнимку. Шастун даже забыл о школе, на которой должен был быть.
Он впервые себя почувствовал в безопасности. Он вообще впервые заснул кого-то обнимая, и это так до ужаса приятно.

***

Арсений с самого утра на взводе. Какого хрена? Где его носит? Чëртов пацан!
*Арсений Сергеевич*
Ты где пропал?
Чтоб через десять минут был дома!
Можешь не отвечать, мне наплевать, но только попробуй опоздать!

Шастун просыпается от сначала просто уведомлений, а позже и вибрирующего от звонка телефона. Он отвечает.
- Твою мать, Шастун, быстро домой! - грубый, сильно разозлившийся голос чуть не разбудил и девушку.
- Тише, разбудишь, - мягким голосом произносит подросток, прижимая к себе тихо сопящую девушку, всего за один день она ему стала будто бы сестрой, - возможно, она только сейчас выспится. Я скоро приду. В школе сам разберусь, раз прогуливаю.

А вот тут внутри учителя всë точно закипело и скрутилось.
- Так ты там ещё с девушкой?! Мм. Круто.
- А ты что, парень мой так возмущаться? Не твоë дело. Не превращайся в мою мачеху, пожалуйста. Иначе я буду жить в своей квартире один.
- Так заговорил? Хорошо. Я тут переживаю, а он там свою личную жизнь устраивает.
- Арсений Сергеевич, я не заставляю вас переживать за меня. Всего доброго.
Антон вешает трубку. Лисса приоткрывает свои глаза.
- Доброе утро, Антош, - какая же она милая...
- Доброе утро, солнышко, мне пора вставать, но давай ты мне дашь свой номер, а я потом позвоню, встретимся. Ты очень... Добрая. И я очень хочу с тобой общаться.
- Ладно, чудо. Мой номер...
Она продиктовала, и в последний раз на сегодня обнявшись, они распрощались, а парень со всех сил побежал домой за рюкзаком и в школу. Он опоздал и пришел только к третьему уроку, но сегодня можно, ведь химия, конечно же, как мы помним, по средам последняя.
- Тох, ты чë, опять проспал? - спрашивает Дима, наблюдая за Антоном, который скоро-наскоро укладывает на парту пенал, учебник и тетрадь. Он молчит.
- Тох?
- Нормально всë. Да, проспал. Хватит допросов.
- Странный ты сегодня.
- Обычный.
День проходил удивительно спокойно, и даже Арсений особенно не злится на Антона за то, что он так поступил и ушëл ночью. Честно говоря, Арсений даже винит себя за то, что не уследил, ну а вдруг ещё что-нибудь, вдруг эта девушка его бы убила, предположим? Попов всë ещё переживает за Шастуна и что с тем происходит всë ещё огромная загадка, которую Арсений надеется разгадать.
Шастун спускается по лестнице, но его голова начинает кружиться и всë будто бы в тумане. Он падает. Скатывается по ступеням, и слышит чужой крик и вздох, нежные губы, прижатые к лбу, и руки, уложенные на талии.
- Тоша, проснись... Что ж с тобой происходит, Антош? - взволнованный и нежный голос, знакомый одеколон, позволяющий приоткрыть глаза, - Тош, ты как?
- А... Что произошло?
- А почему от тебя пахнет... Сигаретами?
- Что? А... Э... Я не курю, правда. Просто прошëл мимо курящего, наверное.
- Антон, скажи мне уже правду, хватит врать, глядя в глаза.
- Арсений Сергеевич, давайте домой.
- Антон Андреевич, давайте правду.
- Я скажу правду только дома.
- Хорошо, тогда домой.
Они уезжают домой, где их ждëт серьëзный разговор, но вряд ли до конца честный.

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
Уфф, напряжëнная глава получилось, но вот как-то так😅