Глава 15 Райан
Я медленно шагал по мощёной улице, чувствуя под ногами шершавую брусчатку, выгоревшую под жарким сицилийским солнцем. Ветер с моря приносил свежий солёный запах и лёгкий аромат апельсинов, растущих в садах за домами. Всё вокруг — смех детей, разговоры женщин у дверей, звон колокольчиков на шеях бродячих собак — наполняло воздух живой, простой жизнью.
Коннор ткнул меня локтем, указывая на витрину небольшой лавки, где стояли горшки с базиликом, розмарином и свежей мятой. «Всё здесь растёт само по себе, — сказал он, — без спешки, без насилия».
Я кивнул, вглядываясь в детали. Простой деревянный стол, за которым сидел пожилой мужчина с загорелым лицом и серебристыми усами, ловко чистил рыбу. Его глаза встретились с моими — глубокие, спокойные. В тот миг я почувствовал невидимую связь с этим человеком, словно он понимал, что жизнь — это не только борьба, а ещё и умение выстоять, не потеряв себя.
«Здесь люди живут иначе», — подумал я. Без тех правил, что закручиваются в наших головах, без войн за власть, без постоянного страха быть преданным.
— И всё же, — сказал Коннор, — они знают свою цену. Здесь, на Сицилии, кровь и земля — не пустые слова. Это корни, что держат каждого из них.
Мы шли дальше, минуя узкие улочки с потрёпанной штукатуркой, выцветшими росписями и старыми надписями. По балконам сушилось бельё, а с крыш доносились запахи свежесваренного кофе и табака. Всё это — живая часть мира, такой далекий от того, что я привык видеть.
Я остановился на площади, где дети играли под тенью старой оливы. Их смех был звонче любого инструмента, а в их беззаботности была своя сила — тонкая, но настоящая.
Внутри меня пронеслась тень того, что когда-то и у меня было свободным, беззаботным детством. Теперь же это казалось таким чужим, словно из другой жизни.
Коннор похлопал меня по плечу, и я понял — он не станет задавать лишних вопросов.
Мы зашли в небольшую тратторию, и хозяин встретил нас, будто мы были старыми друзьями, хотя видел нас впервые.
— Добро пожаловать! — сказал он с лёгким акцентом. — Вы здесь впервые?
Я улыбнулся и ответил:
— Да, просто хотим почувствовать этот город.
Он усадил нас за стол, и мы начали пробовать настоящую Сицилию — ароматные томаты, оливковое масло, свежие морепродукты, хрустящий хлеб и густое красное вино. Мы не спешили, наслаждаясь каждым мгновением, позволяя себе просто быть, без планов и масок.
Я ловил взгляд Коннора — понимание без слов. Мы оба знали, что когда-то искали ответы, а теперь просто пытаемся найти человеческую правду.
После ужина мы вышли на набережную, где морской бриз играл с волнами и освещал темнеющее небо. Обычные люди неспешно прогуливались, кто-то пел, кто-то сидел на лавочках, смотря вдаль.
Я вдохнул глубоко и сказал себе:
«Может, чтобы понять этот мир, достаточно просто слушать его, не заглушая шумом внутри».
Коннор улыбнулся:
— Иногда самое сложное — перестать бояться быть собой.
Ночь опускалась, и в свете фонарей Сицилия казалась живой и настоящей, словно приглашая меня начать всё заново. Эта прогулка не была просто экскурсией. Это было начало чего-то нового. Начало понимания. Начало того, что может изменить многое.
Коннор ушёл в магазин, растворившись среди полок с местными продуктами и свежими фруктами. Я остался один на набережной, ощущая, как лёгкий морской бриз играет с моими волосами и холодит раскалённую кожу.
Вокруг меня текла жизнь — люди спешили по своим делам, разговаривали, смеялись, наслаждались вечером. Но внутри меня всё было иначе. Мои мысли упорно возвращались к ней — к Шарли.
Я вспомнил её появление в казино, как она словно растворилась в тени, но при этом была острой и неуловимой, как пламя. В её взгляде было что-то большее, чем просто маска — там скрывалась история, которую она не спешила рассказывать. И вместе с этим — чувство одиночества, которое я ощущал знакомым.
Как часто люди надевают маски, прячут боль, силу и уязвимость за холодной улыбкой? Шарли казалась одной из тех, кто научился выживать в мире, где слабость — роскошь.
Я задумался: кто она на самом деле? Что заставило её стать такой? Какими демонами она борется в тишине? В её глазах горел огонь, но я не был уверен, что он согревал или жёг.
Ветер принес запах соли и дальних морей, смешанный с ароматом сигар и дешёвого алкоголя из прибрежных баров. Я глубоко вдохнул, пытаясь унять внутреннее напряжение, но мысли рвались, словно птицы в клетке.
Я посмотрел на темнеющее небо, где первые звёзды робко зажигали свои огни. Что если эта встреча — не случайность? Что если моя дорога пересеклась с её не просто так?
Коннор ещё не возвращался, и я позволил себе на мгновение отключиться от мира вокруг. Я закрыл глаза и мысленно обратился к той тени внутри себя, которая всё ещё искала ответы.
Шарли. Кто ты на самом деле? И сможем ли мы понять друг друга, когда игра станет слишком опасной?
Я открыл глаза и улыбнулся — не потому что знал ответ, а потому что был готов искать его дальше.
Я стоял на набережной, погружённый в свои мысли, когда вдруг почувствовал резкое прикосновение к спине — холодный металл, прижатый к коже. Пистолет. В одно мгновение меня будто вырвали из внутреннего мира и вернули в реальность.
Страха не последовало. Внутри было странное спокойствие, будто я знал, кто стоит за этим движением. Моё тело не дрогнуло, не заёрзало, не потянуло к оружию — просто застыло, готовое к любому развитию событий.
— Не двигайся, — прозвучал тихий, ровный голос прямо у моего уха.
Я медленно повернулся и увидел её.
Шарли.
Чёрная маска скрывала нижнюю часть её лица, оставляя только глаза — холодные, серые, проницательные. Повседневная одежда — чёрная рубашка и тёмные джинсы — делали её неотличимой от ночи, но я узнал её сразу. Без маски или с ней — она была неизменно непредсказуемой и сильной.
— Ты всегда так встречаешь старых знакомых? — повторил я, склонив голову набок. — Или это какой-то особый сицилийский ритуал гостеприимства?
Шарли прищурилась — взгляд острый, как лезвие, но в нём сверкнуло что-то близкое к насмешке.
— Только если знакомый может быть потенциальной проблемой, — отозвалась она, не убирая пистолет, но и не целясь больше. — Или неожиданно оказывается на набережной без охраны.
— Приятно, что ты обо мне думаешь, — хмыкнул я. — Хотя проверять мою реакцию на оружие — немного... интимно, не находишь?
— Я предпочитаю узнавать людей в экстремальных условиях.
Она шагнула ближе, настолько, что я уловил слабый запах кофе и металла.
— Ты же не ожидал, что после Феникса я просто кивну и скажу «добро пожаловать в команду», да?
— Я ожидал, что ты не станешь целиться мне в спину. Хотя, знаешь...
Я медленно поднял руки в притворной сдаче. — ...если хотел бы напомнить, что живу в аду, ты справилась блестяще.
Она усмехнулась.
— А я думала, ты из тех, кто привык к аду и в нём же чувствует себя комфортно.
— Скучаю по ковру и бренди, — бросил я. — Но да, местечко знакомое.
Пауза повисла между нами, натянутая, как струна. Где-то неподалёку мяукнула кошка, нарушая тишину. Пистолет в её руке опустился чуть ниже. Не в жесте доверия — в жесте выбора. Она уже приняла решение, просто ещё не озвучила его.
— Скажи честно, — заговорила Шарли, вглядываясь в моё лицо, будто пыталась найти трещину, — ты веришь, что мы действительно можем быть на одной стороне?
Я усмехнулся.
— А ты — веришь, что можно жить, не выбирая чью-то сторону?
— Я давно перестала верить в сказки.
— А в чудовищ?
Она кивнула, медленно, почти незаметно.
— В них — верю.
— Тогда ты пришла по адресу, Шарли. Я чудовище с обязательствами.
Она наконец убрала пистолет за пояс, как будто эта сцена была всего лишь прелюдией. Но взгляд её оставался настороженным.
— Пойдём, — сказала она. — Здесь слишком много ушей, даже у стен.
— Ты ведёшь — я иду, — отозвался я. — Только, пожалуйста, без сюрпризов. Второго пистолета я могу не оценить.
— Успокойся, — хмыкнула она, бросив на меня взгляд через плечо. — Второй — в ботинке. Доставать долго.
Я фыркнул.
— Романтика XXI века. Никаких цветов. Только оружие и недоверие.
— Цветы вянут. Недоверие — живёт дольше.
Мы свернули в узкий переулок, оставляя позади свет фонарей и безмятежные звуки вечерней набережной. Я шёл за ней, и где-то в глубине всё ещё чувствовал напряжение — но вместе с ним появилась странная ясность. Шарли была опасной. Но не врагом. Не совсем.
И чёрт побери, у нас явно был общий язык. Даже если он пах порохом.
Мы шли по узким сицилийским улочкам, вдыхая аромат жасмина и свежевыпеченного хлеба, который упрямо доносился из каких-то ночных пекарен. Шарли шла чуть впереди — ровная спина, лёгкая походка, рука всё ещё близко к поясу, где прятался пистолет. Но сейчас он не имел значения. Сейчас всё выглядело... почти мирно.
Я поймал себя на мысли, что со стороны мы, должно быть, выглядели как парочка.
Проклятая, странная, но всё же — парочка. Он — высокий, сдержанный, слегка опасный. Она — молчаливая, держащая руку на спусковом крючке в любой момент. У них — слишком много общего, чтобы это было случайностью.
Я усмехнулся про себя. Вот уж не думал, что меня когда-то согреет мысль о том, как мы смотримся в отражении витрин.
Мимо прошла пара — парень в растянутом свитере с рюкзаком через плечо и девушка в лёгком платье с красной заколкой в волосах. Они что-то бурно обсуждали, потом парень засмеялся и поцеловал её в висок.
Шарли на это не отреагировала. Но я уловил, как её плечи чуть расслабились. Лишь на долю секунды.
Мы прошли ещё немного, сворачивая за угол, где фонари уже теряли своё тепло, уступая место мягкой тьме. Дома отступили, открывая перед нами небольшой парк. Старый, запущенный, но красивый по-своему. В центре журчал фонтан — изо рта мраморного льва текла тонкая струя воды, отражающая свет луны. Вдоль дорожек цвели цветы — жасмин, розы, низкие кусты с бледно-сиреневыми лепестками. Всё было похоже на сон. Или как минимум на сцену из фильма, который точно закончится стрельбой.
Она опустилась на низкий каменный бортик у фонтана, не убирая маску. Её лицо по-прежнему было скрыто, и это только усиливало ощущение, что я разговариваю с тенью, а не с человеком. Она сидела прямо, чуть наклонив голову, как будто внимательно наблюдала за каждым моим движением.
Я присел рядом, не касаясь её, но чувствуя тонкое напряжение, словно между нами натянули невидимую струну.
— Ты всегда так встречаешь мужчин? — спросил я, не отрывая взгляда. — Тишина, маска и пистолет? Звучит, как неудачное свидание, если честно.
Шарли не ответила сразу. Повернула голову в мою сторону — медленно, намеренно. За черной тканью маски угадывались её глаза: холодные, пронзительные, наблюдающие.
— Лучше, чем банальные слова и лживые улыбки, не так ли? — ответила она негромко. Голос был чуть хриплый, и от этого только больше цеплял.
— Зависит от того, как заканчивается вечер, — пожал я плечами. — Если без ранений, я считаю это успехом.
Она не двинулась с места. Только продолжала смотреть, будто изучала меня, пытаясь решить, стою ли я следующего шага. Или выстрела.
— Ты всё ещё боишься, что я выстрелю? — тихо спросила она.
Я усмехнулся.
— Нет. Если бы ты хотела — уже бы сделала.
Я сделал акцент на последней букве, потому что именно она — не призрак, не угроза, а живой человек — сидела рядом, пряча всё, кроме глаз. Но даже через маску я чувствовал: она здесь. Настоящая. И что-то сдерживает её больше, чем приказ или страх.
— Ты, похоже, забываешь, кто из нас держал ствол к спине, — добавил я, глядя прямо на неё.
— Я просто проверяла, насколько ты живой, — отозвалась она.
— А ты, выходит, хотела убедиться, что я не мёртв внутри?
Никакой реакции. Но в тишине, что за этим последовала, было больше, чем в любом признании. Шарли откинулась немного назад, положив ладони на холодный камень, всё ещё в маске — упрямая, закрытая, как будто весь мир должен заслужить даже крохотный взгляд на её лицо.
Мимо проходила очередная пара — юноша с карамельными кудрями и девушка с венком из белых цветов. Они что-то шептали друг другу, смеялись, и тот смех — тёплый, небрежный — скользнул мимо нас, как напоминание о жизни без масок.
— Ты знаешь, — сказал я после паузы, — мы со стороны сейчас вполне сойдём за влюблённых.
Шарли чуть склонила голову, не отводя взгляда.
— Только если не считать, что я припрятала пистолет за пояс.
— Пф. В наше время — это уже почти жест симпатии.
Она тихо фыркнула — едва заметно. Но я уловил в этом коротком звуке больше близости, чем за всю предыдущую беседу. Мы сидели в тишине, рядом с фонтаном, под лунным светом и ароматами ночных цветов. Двое, которых давно нельзя назвать обычными. Но именно в этой странной тени Сицилии — среди фонарей, фонтанов и шёпота чужих шагов — я впервые позволил себе подумать, что быть рядом с ней — это не угроза. Это выбор.
И, может быть, даже — шанс.
— У них тут вино слишком крепкое, — бросил я, чтобы разрядить остатки напряжения. — Либо я просто отвык от нормальной еды.
— Вино тебе не виновато, — отозвалась Шарли, не убирая взгляда с воды. — Это ты слишком напряжён. Даже когда улыбаешься — будто извиняешься.
— Ты анализируешь меня?
— Ты сидишь рядом со мной. Это неизбежно.
Я усмехнулся и вытянул ноги вперёд, позволяя себе расслабиться. Фонтан негромко журчал, цветы благоухали чем-то сладким и тёплым, а Сицилия, как ни странно, не спешила нас прогонять.
— А ты всегда так сидишь? — я кивнул на её прямую спину. — Готовая к побегу. Как будто через минуту кто-то появится и начнёт стрелять.
Шарли не ответила сразу. Повернулась ко мне боком, скрестив ноги, но маску с лица не сняла. Я всё равно видел: её глаза чуть прищурились, как будто она улыбалась — по-настоящему.
— Я живу, как будто это может случиться, — сказала она спокойно. — И, если быть честной, это не самая плохая привычка.
— Может, и нет, — согласился я. — Но тебе бы пошло немного... беспечности.
Она чуть наклонилась вперёд, опершись локтями на колени, и посмотрела вверх — на ночное небо, где одна за другой начинали загораться звёзды. Свет фонарей мягко играл на гладкой поверхности воды, отражая её силуэт — собранный, почти застывший, но по-своему гармоничный.
— Слишком поздно для беспечности, Райан. Но не слишком поздно для... наблюдений.
— Это угроза?
— Это комплимент.
Мы оба на мгновение замолчали. Вокруг царила мирная, почти пасторальная тишина. И в этой тишине я снова поймал себя на том, что смотрю на неё. На изгибы силуэта, на то, как ветер цепляется за рубашку, на лёгкие движения пальцев, будто она всё ещё держит невидимый пистолет. И при всём этом — она была... очаровательна.
Странным образом.
Не в привычном смысле. Не как актриса с экрана. А как кто-то, в ком красота — в деталях: в сдержанности, в силе, в том, как она не давала себе ни расслабиться, ни исчезнуть.
— Ты выглядишь, будто сейчас опять скажешь что-то пафосное, — пробормотала она, не глядя.
Я хмыкнул:
— Просто думаю, что если бы ты была другой... мне, возможно, было бы скучно.
Шарли чуть наклонила голову, медленно, с задумчивой иронией.
— Забавно. А я вот думаю, что будь ты другим, я бы уже ушла.
— И что же тебя удерживает?
Пауза. Долгая. Тонкая. Как нить на грани разрыва.
— Любопытство, — наконец сказала она. — И... ты умеешь молчать. Это редкий дар.
— Ты говоришь это, будто хочешь сделать мне предложение выйти за тебя.
Шарли тихо засмеялась — негромко, закрыто, почти невесомо. Смех в маске — как шёпот призрака, но в нём было что-то живое, даже светлое.
— Не переоценивай себя, Лучано, — прошептала Шарли, и в её голосе скользнула усмешка. Но за ней... за ней пряталось что-то другое. Наблюдение. Знание. Холодная, точная стрела, нацеленная прямо в слабое место.
Она повернула голову, взглянув на меня сквозь маску, и добавила уже почти равнодушно, будто между делом:
— Тем более, ты ведь женат.
И всё.
Воздух исчез.
Моё тело продолжало сидеть на краю фонтана, пальцы спокойно лежали на коленях, взгляд скользил вперёд — на лунную дорожку, на тени деревьев, на пустую аллею. За спиной журчала вода, но внутри... всё замерло. Не на секунду. На долю. На мгновение между ударами сердца.
Женат.
Это слово ударило сильнее, чем её пистолет в спину. Сильнее, чем любые напоминания о клане. Потому что оно несло за собой не обязательства — а цепи. Грубые, стальные, вросшие в кожу.
— Ах да... — выдохнул я негромко, позволяя уголкам губ изогнуться в почти безжизненной усмешке. — Спасибо, что напомнила. Как говорится, ни один вечер не обходится без легкого удара в пах.
Шарли не пошевелилась. Только тихо откинулась назад, положив ладони на край камня, маска скрывала всё, кроме глаз. Но я чувствовал: она наблюдала.
— Кейси, — сказал я, медленно, с той самой ленцой в голосе, что прячет за собой ярость. — Женщина моей мечты. Если мечта — это кошмар, от которого просыпаешься в поту.
— Ты звучишь, как человек, который забыл, зачем сделал этот выбор, — отозвалась она спокойно, без яда, без обвинения.
Я повернул к ней лицо. Всё ещё с этой фальшивой улыбкой. Всё ещё с теми словами, что не стоило бы произносить, но язык сам выбирал боль.
— Это не был выбор, Шарли. Это была сделка. Ржавый ключ к запертой клетке. Если бы я не женился на Кейси, моих братьев и сестру уже бы хоронили. Или продали по частям.
Пауза. Молчащая, как тень.
— Знаешь, что самое мерзкое? — продолжил я чуть тише. — Я ненавижу её. До дрожи. До головной боли. До тишины в душе, которую не может заполнить ничто. Но иногда, когда сижу рядом с кем-то вроде тебя... — я перевёл взгляд на её профиль, чёткий в свете фонаря, — я забываю, что ношу кольцо. Что связан. Что продан.
Она не шевелилась. Только смотрела в воду. Ветер чуть шевелил края её рубашки, и казалось, будто ночь тоже затаила дыхание.
— Ты не первый, кто хочет забыться, Райан, — произнесла она тихо. — Но напоминания — часть игры. Без них слишком легко потерять контроль.
— Я давно его потерял, — признался я. — Только теперь научился притворяться.
Мы сидели рядом — не как пара, не как враги. А как два человека, слишком давно привыкших жить в мире, где чувства — это роскошь, а память — наказание.
— Хорошо, что ты носишь маску, — сказал я спустя пару долгих секунд.
— Почему?
— Потому что если бы я увидел твоё лицо... возможно, забыл бы, как дышать окончательно.
Шарли не ответила. Только чуть склонила голову. И в этом движении было нечто хрупкое. Но не сломанное.
— Я не прошу у тебя ничего, — добавил я. — Ни обещаний. Ни веры. Ни пощады. Только не забывай... иногда, чтобы остаться живым, нужно позволить себе хоть на миг быть не тем, кем тебя заставляют быть.
Она долго молчала. Потом встала — плавно, легко, почти беззвучно.
— Ты умеешь красиво говорить, Лучано, — произнесла она. — Только помни: даже самые красивые слова не отменяют фактов. А факт в том, что у тебя есть жена. А у меня — оружие и причина держать тебя на расстоянии.
Я кивнул. Почувствовал, как снова начинается дыхание.
— Значит, игра продолжается?
— Игра никогда не прекращалась, Райан.
Она сделала шаг прочь от фонтана. Я последовал за ней. И где-то в глубине понимал — за этой ночью последует новая. Но та, в которой я снова позволю себе забыть... и снова заплатить за это цену.
Она не ушла сразу.
Медленно, будто что-то внутри всё ещё удерживало её здесь, Шарли направилась вдоль аллеи, туда, где клумбы расцветали бледной сиренью, жасмином и крошечными розовыми цветами, будто выпавшими из сна. Она наклонилась, не спеша сорвала один бутон, подержала в ладони, словно оценивая вес, мягкость, хрупкость лепестков. Затем другой, третий — как будто собирала мысли или воспоминания, а не цветы.
В этих движениях не было спешки или маскировки. Не было наигранной опасности. Только странное, почти незаметное освобождение от образа женщины, которая каждый день держит в руках судьбы, деньги и ложь. Как будто сейчас, среди тишины, фонарей и солёного ветра, она позволила себе просто быть — не управляющей, не стратегом, не защитником собственного имени. Просто женщиной, что идёт по аллее с букетом в ладонях.
Я остался сидеть на краю фонтана, не отрывая взгляда. И чем дольше наблюдал за ней, тем явственнее ощущал, как что-то сжимается внутри — не от страха, не от боли, а от горькой близости. Я знал: в её жизни не было случайных жестов. Но то, как она сейчас подбирала цветы — было слишком тихо, слишком лично. Словно она собирала их для себя. Или для мёртвых воспоминаний, которые никто, кроме неё, уже не носит в сердце.
В этот момент зазвонил телефон.
Резкий, чужой звук пробежал по коже. Я не удивился — знал, кто это.
Коннор.
Экран светился его именем, а внутри всё помрачнело. Он, наверное, ищет меня. Может, волнуется. Или просто не понимает, куда я исчез. Я провёл пальцем по дисплею, поднёс телефон к уху.
— Райан? Где ты? Чёрт, ты должен был быть на набережной полчаса назад. Всё в порядке?
Я молчал, глядя, как Шарли медленно разворачивается. В её руках уже целый букет — небрежный, асимметричный, живой. Пальцы держат его крепко, как будто это единственное, что сейчас даёт опору.
— Возвращайся в Инганнаморте, — сказал я тихо, не сводя с неё глаз.
— Один? Райан, что случилось?
— Без меня, — отозвался я. — Всё в порядке.
И отключил.
Телефон остался в руке — тяжёлый, как напоминание о долгах. О правилах. О том, что я должен был бы делать. Но я не убрал его. Просто продолжал сидеть, вдыхая тёплый воздух ночной Сицилии, пропитанный жасмином, солью и чем-то... почти невыносимо человечным.
Шарли стояла в нескольких метрах. Не приближалась. Не говорила. Только смотрела.
И в этой тишине было больше смысла, чем в любых переговорах.
Шарли приблизилась почти неслышно, словно растворяясь в темноте и становясь её продолжением. Её шаги были лёгкими, но уверенными — не было в них ни спешки, ни нерешительности, будто она точно знала, куда идёт и зачем. В руках она держала собранный ею букет — странную, неровную композицию из жасмина, сирени и нескольких горько пахнущих цветов, таких, какие местные оставляют на каменных плитах, но которые сейчас в её ладонях казались неожиданно живыми. Она остановилась прямо передо мной, молча, не делая ни одного лишнего движения. Казалось, весь воздух вокруг сгустился, стал гуще, натянутей. Свет от фонаря за её спиной выхватывал отдельные черты: прядь выбившихся волос, запястье, напряжённые пальцы, сжимающие стебли.
Я медленно поднял взгляд, встретившись с её глазами. Они были открыты, ровные, почти спокойные, но в них пульсировало что-то глубже — не сказанное, не отпущенное, не прощённое. Её лицо по-прежнему было наполовину скрыто маской, но сейчас это не имело значения. Всё, что важно, читалось в её взгляде. Беззвучная, долгая пауза повисла между нами — не как тишина, а как вопрос, на который не существует правильного ответа.
И тогда она наклонилась. Медленно, осторожно, как будто приближалась к чему-то хрупкому, что можно разрушить неосторожным дыханием. Её лицо оказалось так близко, что я почувствовал, как её тёплое дыхание касается моей кожи. Оно было лёгким, с ароматом жасмина, кофе и чего-то ещё, тёплого, домашнего, неожиданно личного. Она не коснулась меня — ни щекой, ни лбом, ни губами, — но в этой близости было больше, чем в поцелуе. Больше, чем в прикосновении.
Я затаил дыхание, как будто любое движение могло всё разрушить. Внутри всё сжалось, словно что-то древнее и уязвимое поднялось со дна. Мысли метались одна за другой, выстраивая невозможные сценарии: если она наклонится еще ближе — что я сделаю? Если уйдёт — почему мне станет пусто? Если останется вот так — сколько я выдержу эту пытку? Я чувствовал, как сердце медленно вдавливается в грудную клетку, как будто само пытается стать меньше, тише, незаметнее, лишь бы не выдать себя. Хотел выдохнуть — но не смог. Хотел сказать что-то — но не знал, что именно. Я всегда знал, как владеть ситуацией. Но не с ней. Не сейчас.
Она не сводила с меня взгляда, и в её глазах было что-то, чего я не понимал. Слишком сложное, слишком живое, слишком человеческое. Будто она смотрела не на мужчину перед собой, а глубже — туда, где я уже давно боялся заглянуть сам. Я не знал, чего она ждёт, и не знал, чего жду я. Решения? Жеста? Спасения? Возможно — прощения. Или разрешения почувствовать.