Глава 3. Искры в пламени
Сначала всё было похоже на войну — войну взглядов, слов, привычек. Но постепенно их столкновения начали меняться. Там, где раньше была только злость, появлялись паузы, в которых рождалось нечто новое. И Сохен, и Хенджин это чувствовали, хотя никто не признавался первым.
— Ты слишком медленная, — сказал Хенджин в один из вечеров, когда они тренировались во дворе из застывшей лавы.
— А ты слишком громкий, — парировала Сохен, поднимая меч света.
Они тренировались вместе по его инициативе. Хенджин утверждал, что «ангел-хранитель должен быть в форме». На самом деле он хотел проверить её умение. Но со временем это стало чем-то большим, чем проверка.
Его удары были быстрыми, резкими. Он сражался, как буря, не давая ей передышки. Она отвечала — мягче, плавнее, но точно. Свет её клинка отражал тьму его пламени, и каждый их поединок превращался в танец противоположностей.
— Если будешь так махать, то первый же демон откусит тебе крыло, — усмехнулся он, когда её движение оказалось слишком медленным.
— А если будешь так усмехаться, то сам споткнёшься о свой пафос, — отрезала она.
Их перепалки становились привычными. И, к удивлению обоих, приносили удовольствие.
Иногда они смеялись. Настоящим смехом, который разносился по мрачным залам и заставлял демонов шарахаться в стороны, потому что они не понимали: как смех может звучать в аду?
Однажды, после особенно долгого поединка, Сохен устало опустилась на камень, тяжело дыша. Её волосы прилипли ко лбу, крылья чуть дрожали.
— Признайся, — сказал Хенджин, садясь рядом, — тебе нравится.
— Что именно?
— Драться со мной.
Она посмотрела на него и неожиданно рассмеялась.
— Если бы кто-то сказал мне раньше, что я буду сражаться ради удовольствия... я бы назвала его безумцем.
— Добро пожаловать в моё королевство, — хмыкнул он.
Но не всё было только в тренировках. Иногда они просто разговаривали. Сохен рассказывала ему о мире людей — о закатах, о том, как пахнет дождь, как дети бегают босиком по траве. Он слушал молча, но в глазах его загорались искры.
— Ты говоришь так, будто сама это всё видела недавно, — однажды сказал он.
— Я помню. Ангелы видят больше, чем люди думают.
— А я — нет, — признался он неожиданно. — Для меня это лишь слова.
Она замолчала, а потом мягко улыбнулась.
— Тогда я буду твоими глазами.
Эти слова почему-то задержались в его памяти.
Иногда Хенджин пытался шутить. Его юмор был мрачным, полным сарказма, но Сохен постепенно научилась отвечать ему тем же.
— Знаешь, — сказал он как-то раз, — если бы ты была демоном, я бы сделал тебя своей правой рукой.
— Если бы ты был ангелом, я бы отправила тебя на курсы терпения, — парировала она.
— Терпения? — он усмехнулся. — С тобой я уже заслужил медаль.
Она не выдержала и рассмеялась так искренне, что даже сам Хенджин улыбнулся. Улыбка на его лице была редкой и опасной, словно вспышка молнии в тучах. Но в этот момент она не казалась угрожающей.
Со временем даже демоны начали замечать перемены. Их повелитель всё ещё был суровым и беспощадным, но рядом с ангелом он менялся. Иногда он отпускал их ошибки, иногда его гнев гас в тот миг, когда Сохен смотрела на него.
Демоны шептались в страхе, не понимая, что происходит. Но никто не смел возражать.
В одну из ночей они сидели на уступе, где река лавы текла особенно ярко. Сохен сложила крылья, глядя на огненные потоки.
— Странно, — сказала она тихо. — Это красиво.
— Красиво? — он усмехнулся. — Это мука.
— И всё же — красиво. Свет и пламя так похожи, когда смотришь издалека.
Он посмотрел на неё и вдруг заметил, как её глаза сияют отражением огня. И впервые поймал себя на мысли, что не хочет разрушать это мгновение.
— Ты странная, — сказал он.
— Я привыкла это слышать, — улыбнулась она.
Тренировки продолжались. Иногда они заканчивались смехом, иногда — серьёзными разговорами. Но всё чаще в них появлялась лёгкость. Сохен уже не боялась его гнева так, как в начале. А Хенджин начал ловить себя на том, что ждёт их встреч.
— Знаешь, — сказал он однажды, когда она отбросила его меч в сторону, — ты становишься лучше.
— Это похвала от демона? — прищурилась она.
— Не привыкай.
Она хохотнула и ударила его рукоятью по плечу. Он сделал вид, что ему больно, и скорчился.
— Ай, ангелы жестоки!
— Демоны изнежены, — отрезала она.
Они оба смеялись, и этот смех звучал громче, чем ревущая река лавы.
Но за смехом скрывалась глубина. Они знали, что не должны быть близкими. Что их союз — против правил, против самих основ. Но чем больше они проводили времени вместе, тем сильнее становилась их связь.
Сохен замечала, как его взгляд задерживается на ней дольше. А он видел, что её улыбки становятся мягче.
И хоть ни один из них не признавался, в их сердцах зарождалось то, что пугало сильнее, чем любая битва.
В один из вечеров он сказал:
— Ты — свет. Я — тьма. Мы не должны быть рядом.
— И всё же мы здесь, — тихо ответила она.
Он замолчал. И впервые за века почувствовал, что его собственные законы рушатся.
Так их дни наполнились не только битвами, но и искрами смеха, шутками и редкими, но настоящими улыбками.
И, возможно, именно это — не сражения, не власть, не долг — было тем, что меняло их обоих.