17
Сегодня предпоследний школьный день.
Надо выдержать сегодня и завтра, а потом уже будут только консультации и экзамены.
Я стою перед зеркалом, рассматриваю свое бледное отражение и вижу, как дергается нижнее веко на правом глазу. И руки подрагивают так, что аж противно.
- Никто мне ничего плохого не сделает, - вслух говорю я. - Бояться нечего.
Но все равно страшно.
Страшно, что засмеют, что будут шептаться за спиной, страшно, что эти идиоты все же успели сделать вчера какие-то фото...
На мгновение мне вдруг хочется позвонить Никитину и попросить его пойти в школу вместе со мной. У меня ведь даже его телефон теперь есть - он с него вчера вечером прислал мне сообщение:
«Спокойной ночи, Петренко❤️».
Интересно, кто ему сказал мой номер? Кто-то из одноклассников?
Еще и смайлик сердца этот дурацкий!
Я вздыхаю.
Понятное дело, что писать и тем более звонить ему я не буду. Но было бы и правда проще, если бы он был в школе рядом со мной. Хотя, кто сказал, что Никитин станет меня защищать? Может, наоборот теперь будет издеваться, раз я ему отказала?
Я собираюсь с духом, в десятый раз поправляю рубашку (кстати, мама и правда вчера ничего не заметила, когда я пришла в купленных Никитиным вещах, она ужин готовила и даже не посмотрела на меня), а потом беру сумку и выхожу из дома.
Чем ближе я подхожу к школе, тем тяжелее у меня на душе. Последние шаги вообще ощущаются такими неподъёмными, как будто у меня гири висят на ногах. Но тем не менее я, стиснув зубы, поднимаюсь по знакомому крыльцу и иду к кабинету математики.
Когда я захожу в класс, меня встречает привычная тишина. Вернее, тишины нет - все друг с другом разговаривают - но на меня никто не обращает внимания, словно я пустое место. За исключением, пожалуй, Коломазова и Рогова.
Они смотрят на меня с плохо скрываемым ужасом.
У Коломазова синяк под глазом, огромный, на поллица, у Рогова разбита губа и вообще вид помятый. Уточкина я совсем в классе не вижу. Интересно, это ему Никитин вчера нос сломал?
Похоже, они никому ничего не сказали про свое вчерашнее приключение. Ну и хорошо. Меня это полностью устраивает.
И, кажется, я зря боялась: они сами боятся меня куда больше.
С огромным облегчением я сажусь за свою пустую парту, и вдруг ко мне, поколебавшись, подсаживается Аля.
- Привет, - робко говорит она.
- Привет, - нейтрально отзываюсь я. - Тебе же сказали со мной не общаться. Разве ты не переживаешь, что о тебе остальные подумают?
- Мне неважно, - говорит Аля, и мне становится так радостно, что хочется улыбаться, но тут она практично добавляет: - Мы ведь все равно последние два дня учимся.
Моя радость сразу меркнет.
Ну да, теперь-то ей уже не страшно противостоять мнению класса. А где же эта смелость была неделю назад?
- Ты же не против, что я с тобой буду сидеть? - осторожно уточняет Аля, видимо, увидев выражение моего лица.
- Не против, - вздыхаю я.
Я даже за. Очень надоело быть в одиночестве, так хоть поговорить будет с кем.
На Алю осуждающе косятся, но никто ей ничего не говорит. Аля - очень мелкая сошка в иерархии нашего класса, всем даже связываться с ней лень. Кроме Вики.
Как только она заходит в кабинет во всем своем великолепии и видит нас, как тут же выдает.
- А я смотрю, кому-то нравятся предательницы и стукачки, да, Аля?
Но Аля только молча опускает взгляд и ничего не говорит.
Вика презрительно фыркает и садится на свое место.
Конфликт угасает, даже толком не начавшись.
Я оборачиваюсь, чтобы посмотреть на Коломазова с Роговым, у них снова на лицах вспыхивает ужас, и я ощущаю мстительную радость. Хоть какое-то возмездие за то, что я вчера пережила.
Заходит математичка, здоровается, оглядывает нас, и тут ее брови взлетают высоко наверх, к линии волос.
- А что это у нас тут за раненые на последней парте?
- Упал, - говорит Рогов.
- Подрался, - одновременно с ним отвечает Коломазов.
- Они за девчонку дрались! - кричит кто-то.
Значит, вот какую легенду они выдали классу?
- Вы и так у меня не особо умные, - саркастично говорит математичка. - А теперь еще пытаетесь последние мозги друг из друга выбить! Поберегите головы хотя бы до ЕГЭ.
Класс сдержанно смеется.
- Так, ладно, - продолжает она деловым тоном. - По нашим планам: оценки я уже выставила четвертные, поэтому сегодня займемся базовыми заданиями из ЕГЭ. Их должны на экзамене сделать все. ВСЕ! Вы поняли меня?
Начинается урок, кто-то решает у доски, кто-то в тетради, и тут вдруг без всякого стука распахивается дверь, и в кабинет вплывает Никитин. Вернее, вначале появляется огромный букет белых роз - реально огромный! - а только потом заходит сам Никитин.
Девчонки ахают при виде цветов, и даже суровая математичка изумленно замирает.
- Простите за опоздание, - с усмешкой говорит Никитин. - Долго не мог найти самые красивые розы.
- Ничего страшного, - кокетливо улыбается учительница, которая, кажется, решила, что этот букет для нее в честь окончания учебного года. - Это не очень ува жительный повод, но я...
Она замолкает, потому что Никитин бесцеремонно проходит мимо нее и кладет цветы на парту, где сидим мы с Алей.
По классу проносится удивленный вздох.
Букет занимает всю парту. Он красивый и пугающе огромный! Я таких роз в жизни не видела! Крупные цветочные головки, нежные белые лепестки, а запах такой дурманяще сладкий, что им сразу наполняется весь класс.
Сидящая рядом со мной Аля медленно заливается краской.
- Это... - шепчет она. - Это...
Но Никитин на нее даже не смотрит, взгляд его насмешливых голубых глаз прикован ко мне.
- С добрым утром, Петренко, - говорит он. - Надеюсь, ты любишь розы.
А вот теперь краснею я. Так, что аж щеки печёт.
Он с ума сошел? Вот так, при всех...
Издевается надо мной, да?
- Тём, это же шутка, да? - вдруг с вызовом спрашивает Вика, и от того, что эти слова произнесены в оглушительной тишине, они вдруг звучат очень громко.
Я вздрагиваю, а вот остальные, кажется, сразу же облегчённо выдыхают, потому что шутка - это вполне логичное объяснение. Это им понятно.
- Классный пранк! - радостно кричит кто-то из пацанов. — Оборжаться вообще!
Но Никитин вдруг рявкает на него:
- Рот свой тупой закрыл.
Опять повисает растерянная тишина, а Никитин спокойно мне говорит:
- Не обращай на этих придурков внимания, Петренко.
Внутри меня вспыхивает злость, и она вдруг дает мне силы преодолеть неловкость и смущение.
- Я не Петренко, - чеканю я, глядя в его бессовестную рожу. - У меня есть имя. И розы я не люблю. Ясно тебе?
- Ясно, Ир, - тянет Никитин, выглядя при этом почему-то очень довольным. — А что любишь?
И тут наконец вступает математичка.
- Молодые люди! - говорит она с возмущением. - Я вам тут не мешаю?
- Не особо, - нагло откликается Никитин.
- А вот вы мне да! Петренко, или выйди из класса и дай всем поработать, или успокойся уже.
Ну да, конечно же, наругать нужно меня, а не его! Как будто именно я тут главный возмутитель спокойствия!
- И цветы свои уберите! - скандальным голосом продолжает учительница.
- Это не мои, - тот же открещиваюсь я.
- Твои, - ухмыляется Никитин.
- Я же сказала, что мне не нравятся розы!
- Ну так выкинь, - пожимает он плечами, а потом ослепительно улыбается и идёт за последнюю парту.
Рогов и Коломазов теперь оказываются рядом с Никитиным. Судя по их лицам, они мечтают раствориться и просочиться через линолеум, а еще лучше выпрыгнуть из окна. Но мне на них, если честно, плевать.
А вот что делать с этим дурацким букетом?
Пока он тут лежит, я даже тетрадку не могу достать.
- Простите, Анна Геннадьевна, у вас есть ваза? - тихо спрашиваю я.
Она сверлит меня неприязненным взглядом, но потом высокомерно сообщает:
- Там в шкафу посмотри. Класс, успокоились и глаза все на меня! У вас ЕГЭ на носу, а вы мне тут всякие бразильские сериалы устраиваете. Махеева, к доске, решаем сто восемьдесят девятую страницу.
Пока Маринка, косо поглядывая на меня, выползает к доске, я иду к шкафу, нахожу там самую высокую и широкую вазу и сгружаю туда цветы. Пока без воды. Просто, чтобы они не мешали и не перекрывали собой все пространство нашей парты.
Кстати, вопреки ожиданиям, розы оказываются совершенно не колючими, все шипы с них заботливо срезаны.
Кажется, Никитин действительно думал обо мне, когда выбирал этот букет.
Но какой же он придурок, честное слово!
Оставив розы стоять в углу класса, я сажусь обратно за свою парту. И нет, я не обращаю внимания на ленивый взгляд Никитина, которым он провожает меня, словно хищник свою жертву.
- Ира, - шепчет мне Аля с круглыми от изумления глазами. — Ира, это что было?
- Ничего, забей, - грубовато отвечаю я.
- А вы что, с ним...
- Нет, конечно. Тебе же сказали: просто шутка.
- Ну ладно, - неуверенно бормочет Аля и начинает переписывать решение с доски.
Я пытаюсь решить пример сама, но очень быстро понимаю, что сегодня не мой день.
Концентрация теряется, уравнение плывет перед глазами, а все мысли только об этом чёртовом футболисте. Вот делать ему было нечего, надо было, блин, устроить перед всеми это представле ние!
Надеюсь, он больше ничего не выкинет.
Но когда звенит звонок и все подрываются со своих мест, вдруг встаёт Никитин и командует:
- Никто никуда не идёт.
Класс послушно замирает.
- Ничего себе заявление, молодой человек, - раздраженно закатывает глаза математичка. Кажется, она ещё не простила Никитину то, что эти цветы предназначались не ей. - У меня вообще-то есть дела. Не говоря уже о том, что вы мне точно не можете указывать.
- Вы тут и не нужны, можете идти, - царственно кивает он. - А все остальные пусть останутся.
- Зачем? - хмурится учительница.
- У нас классный час, кое-что обсудить надо, - широко улыбается он, вот только в глазах у него сверкает что-то недоброе.
- Ужасные манеры, просто ужасные, - бормочет вполголоса математичка, но, видимо, не осмеливается вступить с ним в открытую конфронтацию.
Она подхватывает журнал и выходит из кабинета, демонстративно громко хлопая дверью.
В кабинете остается только наш класс.
И что-то мне это совсем не нравится.
- Тёма, что происходит? - спрашивает Вика, бросив на меня злющий взгляд.
- Классный час, я же сказал, - невозмутимо говорит он.
- Серьезно, что ли? - фыркает Потапов.
- А что, похоже, что я ржу? - оскаливается Никитин, и больше желающих выражать свое мнение не находится.
- Ну так, может, будем тогда начинать, - робко говорит Ева. - Нам ещё на физику потом...
- Сейчас кое-кого дождёмся и начнём, - отвечает Никитин.
Тут, словно подтверждая его слова, распахивается дверь и в кабинет робко заходит Уточкин. С огромной марлевой нашлепкой на носу и круглыми перепуганными глазами.
- Ну вот теперь все в сборе, можно и начинать, - безмятежно говорит Никитин. - Тут несколько человек подготовили выступление. Давайте глянем. А то они ведь старались.
У точкин остается стоять у доски, опустив взгляд в пол, к нему медленно, будто на казнь, выходят Рогов и Коломазов, и я не выдерживаю.
Кажется, я примерно понимаю, что сейчас будет.
- Артём, не надо, - отчаянно выдыхаю я, глядя в холодное безжалостное лицо Никитина, но он мотает головой.
- Надо.