7
Меня еще ни разу в жизни не целовали.
Конечно, я думала о своем первом поцелуе, о том, каким он будет и с кем, но даже в страшном сне мне не могло присниться, что это произойдет с человеком, от которого меня буквально трясет. С человеком, который обругал во мне все, что можно: начиная от фигуры и заканчивая характером.
И, наверное, поэтому я сначала даже не сопротивляюсь его горячим губам, прижавшимся к моим, потому что ни в одной вселенной не могло быть такого, чтобы Никитин добровольно коснулся меня.
Но спустя бесконечно долгую секунду я вдруг осознаю, что это все реально. И его широкая твердая грудь, прижавшая меня к стене, и его терпкий, какой-то непривычно мужской запах, и жаркое мятное дыхание, и наглый язык, размыкающий мои губы и проникающий в рот.
Он. Меня. Целует.
Это происходит на самом деле!
И вот тогда я начинаю вырываться: я дергаю руки, намертво стиснутые его пальцами, как кандалами, и возмущенно мычу ему в рот, потому что кричать не получается.
В голове вспыхивает спасительная мысль о том, что надо заехать ему коленом между ног, но еще до того, как я успеваю это сделать, Никитин вдруг разрывает поцелуй.
Но не отпускает меня.
Стоит и смотрит своими бесстыжими глазами, которые сейчас потемнели так, словно в его зрачках клубится ураган. На губах нет привычной ухмылки. Наши лица все еще слишком близко, и я чувствую на своей коже его дыхание.
Мне жарко, мне страшно, и... как-то еще. Я не понимаю это чувство: оно незнакомое, странное, тянущее. Оно раздражает точно так же, как и Никитин.
- Отпусти, - хриплю я. Пытаюсь плюнуть ему в лицо, но не могу. Во рту все слишком пересохло, я и языком шевелю еле-еле. — Я не хочу! Не хочу!
- Думаешь, я хочу? - ухмыляется Никитин и разжимает пальцы с таким видом, как будто ему противно было меня держать. - Считай это подарком на окончание школы, Петренко. Ничего лучше этого с тобой не случится.
Можешь сказать «спасибо», кстати.
Я хватаю большую линейку, лежащую у доски, и швыряю ее в Никитина, который, к сожалению, легко уворачивается.
- Что за чушь? - задыхаясь, говорю я. - Меня тошнит от тебя и от твоих мерзких слюнявых поцелуев! А ты еще ждешь, чтобы я спасибо тебе сказала? Больной! Извращенец! Если ты еще раз ко мне подойдешь...
- Не подойду, - скучающим тоном сообщает он. - Такие ледышки, как ты, вообще не в моем вкусе, Петренко. Девочка должна быть горячей и прикольной, а у тебя вечно выражение лица, как у старой училки. Спорим, к тебе ещё никто в жизни не подкатывал и это твой первый поцелуй?
- Нет! - яростно возражаю я, но щеки против воли вспыхивают.
- Да! - хохочет Никитин. — А знаешь почему? Все просто боятся яйца отморозить об твою правильность.
Его слова бьют меня под дых и внезапно пробуждают болезненные воспоминания.
В прошлом году мне нравился Рогов. Не знаю почему, просто нравился. Я помогала ему с домашними заданиями, напоминала про долги, которые у него были по учебе, и даже один раз шла с ним домой из школы, когда у нас обоих был факультатив. Но на четырнадцатое февраля валентинку и коробку рафаэлок от него получила Вика. А потом он при всех позвал ее на свидание, а потом рисовал сердечки под ее подъездом и таскал ей цветы. А я вынуждена была выслушивать Викины стоны о том, как ей надоел этот придурок.
За лето моя странная симпатия испарилась, и когда я пришла в сентябре в школу, то глядя на прыщавое лицо Рогова и его сутулую спину, никак не могла понять, что же в чем нашла. Но чувство обиды осталось. Меня и правда никогда не выбирали. И это действительно мой первый поцелуй.
Самый отвратительный поцелуй в мире! С самым бесящим меня самовлюбленным идиотом!
- Если ты еще раз протянешь ко мне свои грабли, я обращусь в полицию, - ледяным тоном говорю я и машинально растираю запястья, на которых остались красны следы.
- Капец ты грозная, - ухмыляется Никитин. - Расслабься, у меня и без тебя целая очередь желающих.
- А ты им номерки выдаешь? - не удерживаюсь я. - Или как это все происходит?
Никитин хмыкает и окидывает меня придирчивым взглядом.
- Петренко, ты мало того, что заучка и командирша, так еще и язва. Если не исправишься, то сегодняшний поцелуй будет у тебя и первым, и последним. Никто не захочет с такой связываться. И сисек у тебя опять же нет.
- Зато мозги есть! - вспыхиваю я. - В отличие от некоторых!
- Утешай себя этим, - покровительственно говорит Никитин и идет к двери. А потом вдруг оборачивается и весело добавляет: - А на урок ты все таки опоздала, Петренко.
И уходит.
А я все еще чувствую на губах фантомный вкус этого поцелуя. Мята, терпкость, жар... Это не было противно.
Хотя должно было!
Я не понимаю, чего во мне сейчас больше: растерянности или злости. Стою какое-то время, прижав ладони к щекам, потом иду к окошку и бездумно смотрю в окно. Минуту, или пять минут, или десять не знаю. Потом делаю длинный выдох, беру свою упавшую на пол сумку и выхожу в коридор.
Я понимаю, что должна идти на уроки, но у меня нет сил. Вот просто нет сил. Две двойки, язвительный взгляд математички, Никитин, его оскорбительные слова, этот... этот поцелуй... Слишком много всего.
И хотя я в жизни так не делала, но вместо того, чтобы идти на остаток русского, а потом на сдвоенную физику, я спускаюсь по лестнице вниз, на первый этаж, прохожу через фойе, открываю тяжелые деревянные двери и оказываюсь на улице. И даже зажмуриваюсь на мгновение от того, как это хорошо! Лицо обдувает теплый свежий ветер, пахнет чем-то цветочным и очень весенним, а солнце так ярко светит, что хочется надеть темные очки.
И в этот момент я отчетливо понимаю, что в класс сегодня не вернусь. Мне очень стыдно от этого решения, но я ничего не могу с собой поделать.
Я неторопливо спускаюсь со ступенек крыльца, иду к дороге, но вдруг слышу веселый окрик:
- Эй, Петренко!
Замираю.
Нет, господи, нет, только не он! Ну за что?!
Медленно поворачиваю голову и вижу Никитина, который ухмыляется мне из открытого окна своей машины.
- Садись, прогульщица, подвезу.
Отворачиваюсь, делаю вид, что не слышу его, и продолжаю свой путь. Иду по пешеходному переходу, пересекаю двор, выворачиваю на узкую заасфальтированную дорожку, которая тянется ровно вдоль дороги, и замираю как вкопанная. Потому что на этой дороге снова стоит тачка Никитина. И это уже случайностью не назвать.
Самое дурацкое, что мне даже свернуть некуда: тропинка тут одна, справа от нее заросший овраг, а слева дорога.
Сжимаю зубы, поправляю ремень сумки на плече и с независимым видом шагаю по дорожке. А рядом со мной, буквально с той же скоростью, что я иду, едет Никитин на своей шикарной машине.
- Что тебе надо? - не выдерживаю я.
- Ничего, - лениво отвечает он.
- Тогда что ты тут делаешь?
- Домой еду.
- Не ври.
- С чего бы мне врать? - ухмыляется Никитин. - Что я, домой не могу поехать? Одной тебе что ли можно прогуливать, Петренко?
- Очень смешно! И вот с такой скоростью ты едешь домой?
- А я не тороплюсь.
- Зато я тороплюсь!
- Ну так садись ко мне, поедем быстрее, - подмигивает Никитин.
- Ни за что, - резко отвечаю я.
И больше не говорю Никитину ни слова. Просто иду, стараясь не смотреть в его сторону, и делаю вид, что ничья машина тут рядом со мной не едет. Наконец показывается здание аптеки, возле которого я могу свернуть с пешеходной дорожки в сторону своего двора, но едва я делаю шаг в ту сторону, как Никитин тормозит машину, быстро выбирается из нее и встает, преграждая мне дорогу.
- Давай провожу, Петренко. Тебе куда?
- Никуда, - упрямо вскидываю я голову.
Еще не хватало ему свой адрес сливать, мало ли для чего ему это нужно!
- Боишься? - усмехается он.
Голубые глаза весело сверкают, уголки губ подрагивают, и вообще выглядит так, что вся эта ситуация очень его развлекает. А мне вот ни капельки не весело!
- Что тебе от меня надо, Никитин? - устало спрашиваю я. - Тебя там твоя длинная очередь не заждалась?
- Переживаешь за мою личную жизнь? - тянет он губы в ленивой ухмылке. - Спасибо, Петренко, очень мило с твоей стороны.
- Никитин! - повышаю я голос. — Свали! Я домой хочу!
- Ну так вперед, - усмехается он. - Иди! Я провожу.
- Обойдешься. Я не пойду никуда, пока ты тут стоишь.
- Я тебе, кажется, уже говорил, что никуда не тороплюсь? - зевает Никитин. - Ну давай постоим тут.
- Да ты... Я...Я сейчас знаешь, что сделаю?!
- Ну? - заинтересованно спрашивает он.
- Позвоню... - я хочу сказать «в полицию», но потом вспоминаю, какие хороводы водили вокруг него полицейские, и мгновенно решаю, что это не лучшая идея.
Я делаю шаг в правую сторону, он тоже делает шаг вправо. Я влево и он влево.
- Так куда ты позвонишь, Петренко? - насмешливо спрашивает Никитин.
- Никуда! - я со всей силы толкаю его ладонями в грудь, но это бесполезно. Его мышцы твердые, как камень. И сам он не сдвигается ни на сантиметр. - Уйди!
- Ты меня лапаешь сейчас, если что, - с ухмылкой сообщает Никитин. - Напрашиваешься, чтобы я тебя снова засосал? Понравилось?
- Ах ты...
- Ирина!
Услышав ужасно знакомый голос, я неверяще оборачиваюсь. Но да, в нескольких метрах от меня и правда стоит моя мама. С двумя пакетами в руках. В супермаркет что ли ходила? Черт, когда я решила уйти с уроков, я совсем забыла, что мама сегодня дома. У нее так часто меняют график смен, что я постоянно в них путаюсь.
- Мам?
Она ставит один пакет на пол, машет мне рукой, потом снова берет пакет и... идет в нашу с Никитиным сторону.
- Отвянь, - сквозь зубы бросаю я ему. - И дай пройти.
Он без слов уступает мне дорогу, я быстро шагаю к маме, но этот придурок идет за мной! Ну не орать же на него при маме? Вот, блин, не повезло.
- Привет, - озабоченно говорит мама, когда я почти дохожу до нее. - А ты чего не в школе?
- Голова заболела, - неловко вру я.
- Выпила бы таблетку, зачем пропускать занятия из-за этого?
- Здравствуйте, - вмешивается в наш разговор Никитин и обаятельно улыбается. - Она пила таблетку, но не помогло. Поэтому лучше было уйти с уроков.
- Вдвоем? - с явным скепсисом уточняет она.
- Меня отправили ее до дома проводить, чтобы с ней точно все в порядке было, - легко сочиняет Никитин. - А то, знаете, головные боли штука опасная.
- Не менее опасная, чем вранье, - отрезает мама и придирчиво рассматривает Никитина. - А ты разве из их класса? Вроде я тебя видела где-то, но...
- Я Никитин, - небрежно поясняет он, и моя мама моментально меняется в лице.
- Сын Татьяны Георгиевны? - медленно говорит она. - Точно, у нее же в кабинете твоя фотография на стене висит. Вот почему лицо такое знакомое! Да, девочки в сестринской говорили, что к ней сын приехал, а ты, значит, в Ирином классе учишься? Она мне не рассказывала.
- Татьяна Георгиевна? - нахмурясь, переспрашиваю я. - А это...
- Саш, ты чего? - одергивает меня мама. - Это же наш главврач.
Я тупо смотрю на Никитина.
То есть мало того, что он известный футболист, так он еще и сын маминой начальницы?! А Нобелевскую премию он там случайно не успел получить, а?
- У вас сумки тяжелые, - вдруг заявляет Никитин. - Давайте я помогу.
- Не надо, - возражает мама. - Мы тут недалеко живем. В пятиэтажке за этим углом.
- И все же я помогу, - непреклонно заявляет он и буквально забирает пакеты из маминых рук.
А мне что остается делать? Ничего.
Я плетусь рядом с кислым лицом, пока мама с вежливой улыбкой спрашивает Никитина о его успехах в спорте. Мы доходим до подъезда, и мама останавливается.
- Спасибо, дальше мы сами.
- А лестница? Тут же нет лифта.
- Мы на первом живем, - сообщает мама, а я хмурюсь еще больше.
Почему бы ей сразу номер квартиры ему не назвать?
Или ключ от двери не выдать?
- Пока, - говорит Никитин, и на его красивых губах играет сладкая улыбка, от которой у меня мороз по коже. - Увидимся в школе.
- Ага, - буркаю я.
Мы с мамой заходим в подъезд, поднимаемся в привычной темноте по четырем ступенькам, потом я открываю дверь квартиры, а она вносит пакеты в дом.
Ставит их на пол, разворачивается ко мне и совсем другим, жестким голосом говорит:
- И что ты забыла рядом с сынком нашей грымзы? Еще и уроки вздумала прогуливать.