6
Я от неожиданности замираю.
Зачем он приперся ко мне?
А Никитин, небрежно подпирая голову рукой, рассматривает меня так, как будто я какой-нибудь товар на витрине.
- Что надо? - не выдерживаю я.
- От тебя? Ничего, - скалится он. - А что?
- А зачем тогда сел сюда? - хмуро спрашиваю я.
- Захотел и сел. - Насмешливые темные глаза внимательно следят за мной. - Места вроде общие, Петренко, не? Или надо было у тебя вначале письменное разрешение получить?
- Письменное? - фыркаю я. - А что, ты разве грамоте обучен?
- Ну контракты же я как-то читаю, - ослепительно улыбается Никитин.
- А разве это не делают за тебя специально обученные люди? - саркастично спрашиваю я и тут же злюсь на себя, что не смогла промолчать.
Не знаю, что происходит, но когда рядом со мной оказывается этот тупоголовый смазливый спортсмен, яд из меня просто льется, и не получается оставаться спокойной. Честное слово, меня в жизни так никто не бесил, как он!
Но на мое замечание про специально обученных людей Никитин лишь презрительно вздергивает одну бровь, потом снова оглядывает меня и тянет:
- А что, Петренко, завидуешь?
Я не успеваю ничего ответить, потому что звенит звонок и тут же в класс заходит наша математичка Анна Геннадьевна.
Никитин остаётся сидеть рядом со мной.
Математичка видит его и поджимает губы, явно замечая, что перед ним на парте нет ничего: ни ручки, ни тетради, ни сборника заданий ЕГЭ. Но она никак это не комментирует, просто идет к своему столу, сухо здоровается и начинает вести урок.
Сначала мы пишем проверочную работу. Мы - пишем, а Никитин лениво тыкает что-то в своем телефоне. Потом сдаем листочки, и Анна Геннадьевна разбирает с нами шестнадцатое задание из ЕГЭ. Мы решаем примеры у доски, а Никитин по прежнему сидит, уткнувшись в мобильник.
В одном ухе у него наушник, а на экране идет какой-то матч: маленькие фигурки бегают по зеленому полю с мячом.
У него мозг только на футбол заточен?! Он вообще ничего другого не воспринимает?
- Петренко, - раздается четкий голос математички. - К доске. Тебе второй пример.
Пф, это нетрудно!
Я, пачкая мелом пальцы, быстро расписываю по шагам, как надо найти значение выражения. И Анна Геннадьевна кивает.
- Все верно, садись.
Она ничего не говорит про оценку, но я рассчитываю на пятерку. И именно поэтому после звонка, когда я беру журнал, чтобы отнести его на другой урок, я тут же раскрываю его на странице с алгеброй и вижу...
И вижу, что напротив моей фамилии сегодня пустая клеточка. А напротив фамилии Никитина, который в списке прямо передо мной, нарисована аккуратная пятерка.
- Анна Геннадьевна, - громко говорю я. - Вы ошиблись.
Шумевший класс, который уже почти собрал вещи, с любопытством замирает. Всегда ведь прикольно, когда кто-то начинает разборки с учителем.
- И в чем же я ошиблась, Петренко? - ледяным тоном спрашивает математичка.
- Вы мою оценку за ответ у доски поставили Никитину.
- Я не оценивала сегодня ваши ответы у доски, - отрезает она. - Все, Петренко, свободна.
От жуткой несправедливости у меня даже горло перехватывает. Но я быстро с этим справляюсь.
- Тогда, - Мой голос сначала запинается, но потом становится громче. - Тогда откуда у Никитина пятерка?! Он же ничего сегодня не делал! У него даже тетради с собой не было!
- Петренко... - угрожающе начинает Анна Геннадьевна, но я не даю ей договорить.
У меня все клокочет внутри, и молчать просто не получается.
- Вы ставите ему оценки только за то, что он хорошо играет в этот идиотский футбол?! Но это ведь нечестно!
- Идиотский? - вдруг холодно переспрашивает Никитин и в одно движение оказывается рядом со мной, возвышаясь минимум на голову. - Откуда столько самомнения, чтобы называть идиотской игру, в которую играет двести пятьдесят миллионов человек во всем мире? Думаешь, ты умнее их, потому что посчитала два плюс два и получила правильный ответ?
Я от неожиданности теряюсь и не понимаю, что ему ответить.
Особенно когда остальные ребята в классе начинают орать «Так ее! Правильно, Тёмыч!»
- Замолчали! - прикрикивает на них Анна Геннадьевна. - Петренко, дай мне обратно журнал.
Я молча смотрю на неё не моргая.
- Быстрее, ну.
Ничего не понимая, несу ей обратно журнал. Математичка открывает его прямо при мне и рисует напротив моей фамилии двойку.
Я ошарашенно смотрю на эту оценку. У меня ни разу в жизни не было двойки. Ни разу!
- За что? - беспомощно выдыхаю я.
- За наглость и хамство.
- Но это же за поведение, их не выставляют в журнал, - беспомощно бормочу я.
Анна Геннадьевна недрогнувшей рукой выводит мне вторую двойку. В пустой клеточке предыдущего урока.
- Достаточно? - спрашивает она саркастично. - Или еще будешь спорить?
Я вздрагиваю, с трудом сдерживая жгучие слезы обиды, подкатившие к ресницам. Мои щеки горят от унижения.
- Буду, - с трудом выдавливаю я из себя. - Потому что это нечестно.
Никитин... Гад...
- Занимайся собой, а не чужими оценками, - обрывает меня математичка и встает. А потом ехидно добавляет: - Зависть никого не красит, Петренко.
С этими словами она берет свои вещи и выходит из кабинета, а вслед за ней расходятся и ребята. Представление окончено: больше тут смотреть не на что.
Я остаюсь последняя в классе и медленно собираю вещи в сумку, стараясь размеренно дышать, чтобы успокоиться.
Почему-то в кабинет не заходит новый класс, видимо, здесь нет следующего урока, и поэтому меня никто не трогает и я могу прийти в себя. Постепенно сердце перестает колотиться как бешеное, непролившиеся слезы высыхают, и я уже готова идти на четвёртый урок, но внезапно распахивается дверь кабинета.
- Ты еще тут, Петренко? - слышу я насмешливый голос Никитина.
- Тебе какое дело? - огрызаюсь я, надеясь, что по моему лицу незаметно, что я только что чуть не разревелась.
- Просто стало интересно, что ты тут так долго делаешь, - тянет он, делает шаг в кабинет и захлопывает за собой дверь. - Страдаешь от того, что не получилось восстановить справедливость во всем мире? Или мучаешься от зависти к чужим заслугам?
Какой же он мерзкий.
Ненавижу его!
- А ты зачем пришел? Позлорадствовать? - хмуро спрашиваю я. - Вперед, можешь хоть описаться от счастья, что из-за тебя у меня теперь две двойки стоят.
- Двойки? - вскидывает он бровь. - Поздравляю. А при чем тут я?
- Потому что мне их только что поставили! По математике! Не делай вид, что ты не знаешь!
- С чего бы? Я понятия не имел, что там тебе эта старая корова нарисовала, - равнодушно бросает Никитин.
- Все претензии к ней. И двойка, Петренко, это не конец света. Это не вылет из группы, не пенальти, не красная карточка, это просто тупая цифра на тупой бумажке, которая не значит ничего.
- Дл тебя не значит! А для меня да!
- Как же скучно ты живешь, Петренко, - презрительно фыркает Никитин.
Я хочу ему ответить, но тут вдруг звенит звонок.
Черт, это же на урок уже! Получается, на русский я опоздала!
Я быстро хватаю сумку и иду к дверям, но на моем пути все еще стоит Никитин, загораживая проход своими широкими плечами. Сдвинуть его с места все равно что сдвинуть тяжелый шкаф, может и реально, но не в моей весовой категории.
- Пропусти! - требую я.
- А если не пропущу? - На его губах возникает коварная усмешка, и я опять против воли смотрю на ямочку на его щеке. - Прикольно же будет, если староста и отличница прогуляет урок. Неужели тебе никогда этого не хотелось?
- Я не ты! — чеканю я. — Это ты инфантильный и безответственный, а я к учебе отношусь как к работе, как к своему будущему, ясно тебе?
Красивое лицо Никитина презрительно кривится.
- Вот смотрю я на тебя, Петренко, и думаю...
- Думаешь? - язвительно перебиваю я. - А разве вам тренер не запрещает думать?!
- Думаю, с чего вдруг такое самомнение на ровном месте? - продолжает он, не отвечая на мою провокацию.
- А у тебя?
- Ты не путай, - холодно улыбается Никитин. - Я знаю, в чем я лучший. И так думаю не только я. А ты? Учишься на пятерки в какой-то занюханной школе провинциального городка, носишься со своей должностью старосты, требуешь, чтобы тебя все в задницу за это целовали и это типа твои достижения? Ты поэтому и цепляешься так ко мне? Бесит, что кто-то тебя, такую королеву, в чем-то превосходит!
Я просто дар речи теряю от его наглости.
Он вообще слышит, какую чушь он несет?! Я цепляюсь?! Это он мне прохода не дает! А еще смеет обвинять меня в зависти к нему. Да было бы чему завидовать!
- В чем ты меня превосходишь? - яростно спрашиваю я и воинственно вскидываю подбородок, чтобы заглянуть прямо в эти бесстыжие цвета неба глаза. - В том, что можешь мячиком в ворота попасть? Так этим только дети в детском садике хвастаются. Без своего футбола ты ноль без палочки. Тебе учителя даже по самым простым предметам оценки рисуют, потому что сам ты ничего решить не в состоянии.
- Мне кажется, Петренко, или ты меня сейчас назвала тупым? - опасно прищуривается он и делает шаг ко мне.
На его лице уже нет никакой насмешки, а выражение голубых глаз злое и серьезное, как сегодня, когда я сказала, что его футбол - идиотская игра.
Кажется, у меня получилось задеть самого Никитина. Вот только вместо радости я ощущаю страх, а по позвоночнику прокатывается какое-то неминуемое предчувствие опасности, как когда ночью идешь одна по безлюдной улице.
Я машинально отступаю, сглатываю враз пересохшим горлом и, собрав последние остатки смелости, выговариваю:
- Знаешь, удары по голове бесследно не проходят, а теперь подумай, сколько раз тебе по голове мячом прилетало. Даже если там и были какие-то мозги, они...
Я не успеваю договорить, потому что Никитин резко делает шаг и прижимает меня к стене рядом с доской.
- Отойди! - я пытаюсь его ударить, но он легко перехватывает мои руки и стискивает запястья. Его сила и напор пугают.
- Отпусти! - вскрикиваю я. - Ты тупой придурок! Пустое место!
Никитин молча смотрит на меня. И выражение его лица не сулит мне ничего хорошего.
Я чувствую, как сердце заходится предательским стуком. Мне страшно.
Он сильнее меня, и, кажется, я его разозлила. Хотя губы Никитина сложены в привычную ухмылку, его голубые глаза сейчас пылают от ярости.
- Какая же ты до мерзости правильная, Петренко, - с обманчивой мягкостью тянет он. - Настолько хорошая, что аж тошнит. Так и хочется тебя испортить.
И вдруг впечатывается в меня жарким унизительным поцелуем.
🤏🏼🤏🏼 интриги вам