О том, какова она - человеческая любовь
Том покинул свою каюту, как только убедился в том, что увиденное им не галлюцинация. Сомнений не оставалось, на его ложе спал Колин собственной персоной. На корабле был единственный человек, кто посмел бы без ведома капитана зайти в его каюту, да еще и «подарочек» оставить.
Айкен Илдвайн являлся правой рукой Дрого со времен первого плавания, он был предан Сторму и, пожалуй, единственный из команды сумел бы раскусить пирата. Этот человек был абсолютно не похож на морского волка: субтильный, невысокий, никто не знал, сколько ему лет, Илдвайну можно было дать от двадцати пяти до сорока. Он часто хохмил и дурачился, но как только речь заходила о деле, маска шута спадала, его взгляд становился холодным и безжалостным, и у новичков от него мурашки по спине бежали. Айкен был незаменим в сборе информации, он с успехом сливался с толпой и незамеченным мог проникнуть в любое место. Те, кто плохо его знали, считали, что он слаб, но в бою ему не было равных, Илдвайн зверел в пылу битвы и остановить его не представлялось возможным. В драке он был повсюду, возникал словно из воздуха, крушил все вокруг себя и вновь исчезал.
Иногда пирату казалось, что Дубина, так обычно обращались к Айкену, что-то подозревает, и в самом начале плавания пират ловил на себе странные взгляды помощника, но со временем Илдвайн словно оттаял. Он стал другом Тому — настоящим. Дубина многому научил пирата, и, если бы он не поддержал его идею о легальной торговле, с экипажем могли бы возникнуть проблемы.
Том нашел Айкена там, где и предполагал, возле камбуза. Поесть его помощник всегда любил и, несмотря на свои маленькие габариты, съедал вдвое больше среднестатистического матроса. Пока остальные отсыпались после ночного загула, Дубина что-то хомячил и недовольно бурчал на заспанного кока, гремящего за стеной посудой, убеждая поторопиться с завтраком.
Завидев капитана, Илдвайн расплылся в приветственной улыбке, при этом, не переставая жевать и хитро поблескивать глазами.
— Опять твои шуточки, Айк? Что за хрень творится в моей каюте? — Том был зол, и ему было не до утренних приветствий.
Помощник видимо был готов к такой реакции, он вскинул руки в успокаивающем жесте, но хитрый прищур никуда не исчез.
— Спокойно, кэп. Это подарок от всего экипажа, я тут абсолютно не причем. Это общая идея.
— Не прикидывайся дурачком, я знаю, что это твоих рук дело. Зачем и откуда ты его притащил? — пират наконец-то задал интересующий его вопрос, страшась услышать ответ.
— Хорошо, ты меня раскусил, каюсь. Просто ты такой напряженный в последнее время, на берег с нами не пошел, а тебе стоило бы отдохнуть, развлечься. И когда я увидел этого парня, то решил, что это отличная идея. Раз Магомет не идет к горе, то гора придет к Магомету. Он ведь в твоем вкусе? Ну, а если не понравился, юнга на корабле не помешает. Ну, так что? Не понравился? Айкен выжидающе уставился на Дрого.
— Ты так и не ответил, откуда ты его притащил? Вообщем, не важно, верни его туда, откуда взял. Немедленно.
— Ты действительно хочешь, чтобы я вернул парня на подпольный аукцион, с которого его обдолбанного опиумом продавали старым извращенцам? И быть может уже не в первый раз?
Когда Том осознал суть сказанного, внутри него все завопило: «Это не может быть правдой», организм Дрого среагировал соответственно. Перед глазами пирата разлилась кроваво-красная пелена, сердце забилось в бешеном ритме и откуда-то из глубины поднялось Нечто — злое, первобытное, темное, принадлежащее, как считал Том, памяти тела Марвина. Это Нечто затопило его с головы до ног, отключая мозг и заставляя тело творить страшные вещи. Том считал, что справился с приступами ярости, калечить людей и рушить все вокруг в щепы ему не нравилось, но хриплый полуживотный рык, вырывающийся сейчас из его горла говорил об обратном. Первое, что попалось под руку — вкрученный в палубу стол, за которым сидел Айк, стол с неожиданной легкостью отделился от палубных досок и чуть не улетел за борт, но отскочил от бортового ограждения и треснул пополам. На шум из камбуза выглянул кок и тут же спрятался обратно — припадки капитана уже давно стали притчей во языцех. Разъяренный Дрого даже не взглянув на Илдвайна, развернулся и двинулся обратно к своей каюте. Айкен остался сидеть на том же месте, недоумевая, почему до сих пор жив, если своим поступком настолько разозлил кэпа? А если не он виноват, то что стало причиной столь буйного поведения друга?
Том знал заранее, что пожалеет о своих действиях, но остановиться не мог, в этот момент он был солидарен с взбунтовавшимся телом. Все, что он хотел — это схватить и вытрясти из глупого мальчишки весь тот мусор, что засел в его голове, причинить боль, сломать, чтобы знал, как паршиво было сейчас пирату. За прошедший год он навидался гнили, порока, уродства, что царствуют в мире, и людей, что родились во всем этом и погрязли, сами становясь уродливыми и душой и телом. Вырваться из нищеты и невежества удавалось единицам, но тот мир навсегда отпечатывался в их сердцах. Том оставил Колина, влюбленного, повзрослевшего, ставшего хозяином собственного дома и бизнеса, а дрянной мальчишка все разрушил сам, собственными руками. И пусть он остался без денег и дома, но у него оставалась свобода и крепкая пара рук, способных трудиться. И вот какой выход он нашел, покончить с собой, а когда не удалось, исчезнуть и продавать свой зад мерзким извращенным старикашкам.
Все эти мысли лишь распалили впавшего в раж Дрого, он чуть не сорвал с петель двери собственной каюты. Об пол разбился керамический таз для умывания, сбитый точным пинком с крепления на прикроватной тумбе. Парусина, занавешивающая спальное место, была сорвана и отброшена в другой конец каюты. Парень на койке даже не пошевелился, опиумный морок еще не отпустил его, но пирату было начхать. Он схватил его за плечи и начал трясти, но тело Колина было абсолютно расслаблено, а голова безвольно моталась из стороны в сторону. Это не устраивало Тома, Колин должен прочувствовать всю глубину его гнева.
Пират вытащил обдолбыша на палубу, схватил за горловину рубашки и поволок его тело по палубным доскам, при этом чуть придушив. Вахтенные на палубе мечтали испариться, лишь бы не попасть под горячую руку капитана, а проснувшиеся от шума матросы, делали вид, что спят, в надежде, что буря обойдет их стороной. Том бросил тельце Колина и крикнул оторопевшим мужчинам: «Воды», за борт тут же бухнулось ведро, и уже через минуту перед пиратом стоял ушат полный морской водой. Матросы старались не пялиться на капитана, разрывающего на незнакомом юноше рубаху и окатывающего его из ушата. Тот закашлялся и еле слышно застонал, но так и не торопился приходить в себя, тогда пират схватил его за остатки рубахи, заставил сесть и жестко с оттягом отхлестал по щекам.
Глаза Колина распахнулись и стала видна знакомая бирюза, подернутая нездоровой дымкой забытья и непонимания. Его лицо некрасиво скорчилось, он закрыл непослушными руками ярко пылающие щеки и зарыдал. Горько, с надрывом, по-детски тонко подвывая, слезы градом катились, проскальзывая между некрепко сжатых пальцев. Рука Тома, занесенная для очередного удара, бессильно опустилась, припадок ярости прошел бесследно.
— Что же я делаю? — думал пират. — Он же не знает меня, если Колин и помнит, то только деревянную игрушку Томаса Отважного. Все это глупо и бессмысленно, он не поймет, не поймет.
Том с трудом сдержал порыв прижать к себе рыдающего Колина, погладить вздрагивающие плечи, зарыться носом в мягкие кудри на затылке и вдохнуть родной запах. Он во все глаза смотрел на своего человека, сейчас ему было все равно на то, как тот поступил с ним, на то, что Плюм запретил им встречаться, на то, что юноша продавал себя. Пират осознал, что его чувство к этому мальчику никуда не исчезло. Том понял, какова она — человеческая любовь.