Куклам тоже известно одиночество
С Томом происходило что-то странное. Он не знал можно ли назвать то состояние, в котором пребывает игрушка, пока находится вдали от хозяина, сном. Но он больше не мог спать. Пирата, конечно же, могли ввести в заблуждение засидевшиеся в мастерской создателя игрушки. Откуда им, не имевшим хозяина, знать, оживает или не оживает кукла без его присутствия. Ведь и сам Том, пока не встретил Колина, мог просыпаться в любое время ночи и дня, бродить, где ему вздумается. Но теперь в детской и ночью стояла тишина. Ни одна игрушка не пошевелилась и не ожила ни в первую ночь после отъезда хозяина, ни в последующие. А сам пират, сколько ни старался, не смог выключить сознание. Дни и ночи просиживал он там, где его оставил хозяин, на каминной полке в детской. То, что раньше происходило само по себе, сейчас стало недоступной роскошью. И все, что оставалось Тому – это ждать. И он ждал. День за днем, месяц за месяцем, год за годом.
Он видел, как постарела и осунулась леди Агата. Она приходила каждый вечер и сидела в детской у кровати Колина. Женщина улыбалась лишь тогда, когда Адель наведывалась из столицы с кратким визитом, и еще когда приходили письма от сына. Письма были длинными и подробными, но очень уж редкими и однообразными. Иногда Тому удавалось услышать отрывки из них, когда леди Агата зачитывала их заглянувшей в комнату Нэнси. Тогда тоска пирата хоть ненадолго отступала. И возвращалась столь же быстро, когда Том понимал, что Колину плохо там. Конечно, он не писал ничего подобного матери, не жаловался и не проклинал судьбу, но пират чувствовал безысходность и грусть в каждом слове. И Том не понимал, как же леди Агата может улыбаться, читая эти наполненные болью строчки.
Граф не отпускал Колина на каникулы, он писал, что мальчику полезно быть среди золотой молодежи, представителями которой являлись сын графа Эдмунд и его приятели. Брат также пенял сестре за ее "эгоизм" и совестил ее, что негоже мальчишке уж слишком часто околачиваться у материнской юбки. Но, как-то на исходе третьего года, граф смилостивился и разрешил Колину провести рождественские каникулы дома. Счастью матери не было предела, как не было предела хлопотам, которые породил долгожданный визит сына.
Том видел, как преобразились лица людей, слышал, как в доме с утра до ночи хлопали двери и окна. Слуги проветривали, выхлапывали, вычищали помещения; звенела посуда, гудело пламя в каминах. Дом будто ожил после долгой спячки. Впервые за три года залу украсили к Рождеству, установили там высокую пушистую ель.
Долгожданный день все-таки настал. Зимним морозным утром у дома притормозил дорожный дилижанс, с нижних этажей послышались радостные возгласы, и через минуту в детскую влетел раскрасневшийся и запыхавшийся Колин.
– Я вернулся! – крикнул он в тишину детской.
Том смотрел и не мог поверить, каким же взрослым стал хозяин. Он вытянулся, чуть раздался в плечах. Его вьющиеся крупными кольцами волосы отросли, и были аккуратно скреплены лентой на затылке. Одет он был в серую школьную униформу, юноша так торопился домой, что не успел даже переодеться перед дорогой. В бирюзовых глазах Колина сверкали слезы, он подбежал к камину стянул пирата с полки, обнял и закружил по комнате.
– Наконец-то дома! – закричал юноша и со всей дури рухнул в кровать. Через пять минут Колин спокойно спал, все также крепко прижимая Тома к себе. Заглянувшая в детскую леди Агата, хотела звать сына к столу, но застыла на пороге, умиляясь. Неслышно пройдя в комнату, она разула сына, укрыла пледом, поцеловала в лоб и долго любовалась расслабленным и таким уже взрослым его лицом.
Пират лежал прижатый ладонью к телу Колина и слушал размеренный ровный механизм под названием Сердце, что мерно стучал где-то там, спрятанный в груди хозяина. А в деревянной груди пирата творилось нечто невообразимое. Он чувствовал что-то внутри. Том знал кукол с механизмами, но был абсолютно уверен, в нем не было помещено ничего похожего. Пират родился из дерева. И все же внутри него будто трепыхала крыльями крошечная птичка то яростно и отчаянно, будто пытаясь вырваться, то нежно чуть ощутимо. А временами, она стихала, словно ее там и вовсе не было. Том, конечно, не думал, что в грудь к нему волшебным образом попала птица, но объяснить это по-другому он бы не смог. Это ощущение было пугающим и, в то же время, волшебным, пират долго прислушивался к нему и незаметно для себя, впервые за три года, уснул.
Проснулся он ближе к вечеру, Колина в комнате не было. В детской было шумно, ожившие игрушки весело обменивались впечатлениями. Том проболтал с ними до поздней ночи, в детскую хозяин вернулся лишь в четыре утра. Леди Агата так соскучилась по сыну, что никак не могла отпустить его от себя.
Колин еще долго сидел у очага и перебирал свои игрушки, про себя чему-то ласково улыбаясь, видимо, вспоминал свои детские игры и забавы. Затем улыбку сменила гримаса боли, хозяин попытался сдержаться и не смог, из глаз хлынули предательские слезы. И как тогда, три года назад, уже не мальчик, а юноша рассказывал Тому все свои беды и горести, а их за три года накопилось достаточно.
Колин был одинок. Сын графа Эдмунд был противным слащавым задавакой, но Граф не позволял юноше общаться с кем-то еще кроме высокородных хлыщей, все как один похожих на кузена. А те не любили его, не только потому, что Колин был не похож на них (его не интересовали наряды, кутеж и порок), но и потому что его отец не был рожден лордом. В школе его не признавали точно по этим же причинам. По природе своей общительный и открытый, впервые в своей жизни он остался один. Но одиночество можно пережить, зная, что рано или поздно ты вернешься домой. Но как жить во враждебной среде, где взять силы для противостояния? Характер и волю Колина начали ломать, постепенно, исподволь, он чувствовал это, но ничего не мог сделать. Его убеждения, взгляды на жизнь, вера в доброе и справедливое завтра каждый день подвергались сомнению. Он держался из последних сил, но как пережить еще три года и не сойти с ума юноша не знал.
- Помоги мне, Том, помоги! Я не поеду туда больше, пусть горит огнем эта столица, частная школа и граф вместе со своим сынком! Я там больше не выдержу! Хочу остаться с тобой и мамой, дома, навсегда.
Когда слезы ушли, Колин отнес пирата в кровать, и, как в старые добрые времена, поцеловал. Том хотел бы всегда быть рядом с хозяином, чтобы тот больше никогда не был один. Ведь куклам тоже известно одиночество.
- Веду себя как маленький, а мне ведь уже 14, говорю с игрушкой. Том, я, наверное, действительно спятил, но я так устал, и я не плакал три года.
Колин уснул, а пират все гладил его влажную от слез щеку и шептал: «Ты не один, хозяин, я всегда буду с тобой, до тех пор, пока мое тело не обратится в прах. Я даю тебе слово настоящей игрушки». Трепетная птичка в груди пирата вновь ожила, забилась тревожно, словно подтверждая клятву.
Неделя каникул, наполненная подарками, песнями, веселым смехом промелькнула и исчезла. Колин так и не сказал матери, что хочет остаться. В хмурое оттепельное утро почтовый дилижанс увозил юношу в столицу еще на долгих три года.