два
Стыд и боль окутывали со всех сторон, несколько раз ко мне в комнату заходила мама, которая приехала на следующий день. Этот ходил по квартире так, будто ничего не произошло и в полусне мне стало казаться, что это всего-лишь было ночным кошмаром. Но как только я делала хоть малейшее движение, то сразу же возвращалась в реальность, чувствуя боль каждым сантиметром тела. На руках виднелись синие круги, на бёдрах и шее синяки, а что творилось там — словами не передать. Адская боль при малейшем движении, спина пульсировала так, словно я упала копчиком на кафель, переворачиваясь и ударяясь вновь и вновь.
Несколько раз мама принесла мне чай, но я даже и носа не вынула из-под одеяла. Я слышала, как Виктор в коридоре сказал ей о том, что я заболела и меня лучше не беспокоить. Я не помню, как добралась до душа, как умылась и дошла до собственной спальни, закрывая дверь на замок. Да, теперь когда никого не было дома, я всегда закрывала дверь на замок. Жалкая деревянная преграда между мной и братом казалась стальным щитом, как жаль, что это не было правдой.
В комнату вошёл темноволосый парень и я тут же спрятала голову под одеяло, сворачиваясь калачиком. Аромат его парфюма я уловила даже через толстое зимние одеяло и меня словно током ударило. Не хочу это чувствовать.
— Грелку приложи, — бездушно проговорил он и кинул на кровать что-то тёплое. — Станет легче и дня через два всё пройдёт.
— Уходи, — шмыгнула носом я, трясясь от страха и ужаса, который холодным потом прошёлся по спине.
Кровать медленно прогнулась, а после Виктор сорвал с меня одеяло, нависая надо мной. Он смотрел хищно, словно зверь, который с минуты на минуту разорвёт вцепится в шею своей жертве, душа её до тех пор, пока она не перестанет биться в предсмертных конвульсиях.
— Что ты думаешь, Вивьен? — проговорил парень, обжигая горячим дыханием моё ухо. — Тебя заводит эта грубость, это противоречие и то, насколько ты жалкая и слабая в моём присутствии. Даже и пискнуть не в состоянии.
Я не могла и пошевелиться, лишь смотрела в зелёные глаза брата, всё сильнее трясясь под ним. Он опустил руку вниз, проникая под ткань пижамных шорт. Там всё болело и я приготовилась к новой порции боли, но он аккуратно развёл мои ноги, и проник одним пальцем внутрь, легко проскальзывая в меня.
— В следующий раз будешь трястись от боли и удовольствия, — проговорил Виктор, вытаскивая из меня палец и показывая мне.
Он был мокрым, настолько, что по его сгибу стекала какая-то мокрая слизь. Стыд захлестнул меня и я зажмурилась, борясь с желанием разреветься прямо сейчас.
— Прикладывай грелку, — скомандовал брат, и встал с кровати. — Через два дня я приду к тебе уже без наручников. Будешь умолять меня войти в тебя.
Через два дня мне действительно стало лучше, но я боялась высунуться из комнаты и показать ему, что уже полностью могу нагибаться. Я провалялась в кровати пять дней, всё это время вздрагивая и просыпаясь от каждого шороха.
На кухне было тихо, поэтому я решила выбраться из своего убежища и схватила первую попавшуюся булочку. Захватив с собой полотенце, я побежала в ванную комнату, включая горячий душ и чувствуя, как тёплые капли воды стекают по моему телу, казалось, немного облегчая боль, причиненную братом. Внутри было паршиво, хотелось кричать и разорвать всех к чёртовой матери… Матери… Кстати о матери.
Громко распахнув дверь, я увидела маму на кухне, сидя рядом с чемоданом. Женщина, надев миниатюрную шляпку, смеялась и разговаривала о чём-то с братом. Отца до сих пор не было и я прямо сейчас, укутанная в бадлон и полотенце, могла сказать то, что со мной сделал этот урод.
— Мам, не уезжай.
Это прозвучало не так, как я планировала. Нотки истерики и страха проскакивали в голосе и знала одно: смотреть на маму, а не на него. Посмотрю в зелёные глаза, всё, смерть. Я уже подписала себе приговор, стоя рядом со смертью. И единственное о чём я молилась, это о том, чтобы мама прочитала мольбу в моём взгляде.
— Дорогая, что случилось? — встревожилась женщина, поправляя идеальные тёмные кудряшки.
— Не переживай, — встрял Виктор и меня обдало ледяной водой. Дыхание спёрло и я всё же перевела взгляд на парня, по одному только его виду понимая, что мне не сдобровать. — Ей просто снятся кошмары.
— У нас есть прекрасное успокоительное, и тем более с тобой Виктор, чего ты можешь бояться?
— Мам, тогда я пойду сегодня на ночёвку к Дарии, — скрупулёзно начав подбирать варианты своего спасения. — У неё как раз родители на даче, так что мешать не буду.
— Ну, даже не знаю, — нахмурилась женщина, и я видела, что она вот-вот согласится.
— Дария стоит на учёте в наркологическом центре, — добавил Виктор и меня передёрнуло. — Я, как твой брат, не хотел бы, чтобы ты общалась с такими людьми.
— Ох, дорогие, у меня самолёт через час! Вивьен, не думаю, что это хорошая идея.
Воздух словно выбили из лёгких, ударяя в грудь множество раз. Последняя надежда ускользнула от меня, то, за что я так отчаянно цеплялась последние дни своего существования. Мама чмокнула меня в бледную щёку, после потеребила брата, целуя в лоб.
— Милый, помоги мне с чемоданом.
Они скрылись за дверью и как только я услышала щелчок, то тут же понеслась в комнату, надевая джинсы и молниеносно закидывая вещи в рюкзак. Плевать где я окажусь: на вокзале, на улице или в отделении, я знаю одно — надо бежать. Раскрыв входную дверь, я на бегу врезалась в чью-то тёплую грудь. Знакомый аромат страха и ужаса за доли секунды пробрался в самые отдалённые участки тела, заставляя меня трястись и содрогаться. Слёзы тут же опалили щёки и я начала отступать на шаг назад, бросая вперёд себя, как препятствие, рюкзак.
— Виктор, — голос дрожал и срывался, а слёзы уже намочили бежевый плащ. — Я тебя умоляю…
Резко сорвавшись, я забежала в комнату, закрывая дверь и приставляя к ней стул от компьютера. Это не спасёт. Абсолютно наиглупейший поступок, который разозлит его ещё больше. Подбежав к окну, я посмотрела вниз — седьмой этаж, спрыгну — переломаюсь вся, если не умру. Поджилки тряслись от поглощающего животного ужаса и страха, я металась по комнате, не зная, куда можно спрятаться.
Тихие шаги, ключ в моей двери и вот он стоит передо мной. Его взгляд не выражающий абсолютно ничего и это пугало гораздо сильнее, нежели ярость. Парень сделал три шага ко мне, откидывая стул в сторону и я упала на колени, рыдая и отползая к окну.
— Виктор, — шептала я, жмясь к батарее, надеясь на то, что в его сознании промелькнёт что-то человечное, что-то доброе. — Пожалуйста, извини, извини, я не хотела говорить маме!
Голос сорвался и теперь походил на какой-то хриплый шёпот. Ничего не сказав, брат схватил меня за шиворот плаща и потащил в свою комнату. Он одним движением руки бросил меня на кровать, снимая с себя футболку, оголяя широкие плечи и выступающие ключицы. Подкаченное тело подмяло меня под себя и я забила ладошками по его груди, стараясь оттолкнуть. Он был тёплым. А я холодной. Словно мотылёк загнанный в световую ловушку. Подлечу ближе к свету — убьёт.
Зажмурившись, я ждала своего смертного приговора, но никаких болезненных и рваных действий не последовало. Виктор аккуратно приподнял меня, снимая плащ и свитер. Так же аккуратно он стянул с меня кроссовки с джинсами, нависая и нежно целуя в висок.
— Все эти пять дней я боролся с желанием влететь к тебе в комнату и трахнуть, — прохрипел он, вновь целуя мои щёки, слизывая солёные слёзы. — Я прошу, не плачь.
— Как? — тихо всхлипнула я, уткнувшись носом в собственный свитер.
— За то, что ты попыталась сказать маме, я тебя конечно же накажу. Будешь вырываться — будет хуже, помнишь? Я в любом случае получу тебя: насильно или добровольно. Другого варианта нет.
Он приблизился к моим дрожащим губам и нежно прошёлся языком по ним, аккуратно проникая языком в рот и сплетая его с моим. В этот раз было всё по-другому. Его пальцы трепетно порхали по моему телу, аккуратно сжимая грудь и придавливая сосок. Он взял его в пальцы и нежно надавил, из-за чего волна удовольствия и отвращения прокатилась по моему телу. Оторвавшись от моих губ, он дорожкой из поцелуев спустился ниже, снимая трусики и срывая с меня лифчик. Оказавшись внизу, он аккуратно провёл языком по верхней половой губе и я содрогнулась, теряя фокусировку дыхания. Он не стремился вводить в меня палец, лишь раздвинул половые губы и проник языком внутрь, смачивая слюной. Какое-то странное чувство обдало всё моё тело и оно покрылось мурашками. Спина выгнулась, а руки скомкали простынь. Рваный выдох и его сильные руки, обхватывающие мои бёдра. Виктор каждый раз находил горошину клитора и проходился по ней языком, вызывая конвульсии и громкие вдохи каждый раз.
— Твою мать, я не могу быть нежным.
Рык срывается с его губ, и я вижу, что он трясётся всем телом.
— Наказание.
Он легко переворачивает меня на живот, ставя в коленно-локтевую. Его дыхание касается моей поясницы и мысли немного путаются, когда я чувствую аромат клубники. Я вижу, что из тумбочки он достаёт смазку и в темноте комнаты мои слёзы будут не видны. Опять боль. Опять эта боль…
Пальцы легко входят, растягивая стенки сфинктера и эти ощущения доставляют какое-то удовольствие. Одной рукой он растягивает меня, а второй вводит два пальца, задевая горошину клитора из-за чего я дёргаюсь и становится немного больно. Виктор начинает активно двигать пальцами и я выпячиваю задницу. Автоматически. Абсолютно не замечая этого. Сердце стучит как бешенное и я зарываюсь носом в простыни, сжимая в руках пояс от плаща. С губ срывается стон и я сама подаюсь назад, насаживаясь на пальцы. Я заполнена везде и это ощущение невозможно передать. Удовольствие вдвойне захлёстывает меня и я начинаю активно поддаваться ласкам брата. Он добавляет третий палец, из-за чего становится немного дискомфортно, но всего на каких-то несколько мгновений. Я чувствую, как сфинктер сжимается вокруг его пальцев и хлюпающий звук заставляет меня краснеть и стонать в матрас кровати.
— Проси, — хрипит брат, но я молчу, лишь тихо шепчу что-то неразборчивое.
Виктор добавляет четвёртый палец, быстрее вводя их в меня и я упираюсь плечами в кровать, выставив задницу, как последняя шлюха, которой заплатили больше, чем она просила. Парень вновь наклоняется и колечка сфинктера касается влажный язык. Его пальцы везде: в лоне, в заднице, во мне. Он во мне. Полностью. И как бы стыдно мне не было, я хочу.
— Пожалуйста, — шепчу я, чувствуя, как пылают щёки.
— Что именно?
— Войди в меня.
— Как?
— Жёстко.
Парень вынимает из меня пальцы и снимает боксёры. Сейчас я наконец увидела его член во всю длину и желание немного перекрыл страх. Отвернувшись, я закусила зубами покрывало и зажмурилась. Лёгкий толчок и тупая боль. Я держусь, не отстраняюсь. Член легко входит в меня и Виктор сипло выдыхает, когда я сжимаю его.
— Узко. Слишком узко, — шипит он, входя в мою задницу на всю длину.
Он ждёт. Я чувствую, трясётся, но ждёт. Его ломает, он хочет сорваться с катушек и начать вбиваться в меня в бешеном темпе, но он ждёт.
Киваю, привыкая к его члену и брат начинает аккуратно двигаться. Наращивая темп, становится приятнее. Комната заполнилась шлепками и жаркой агонией, Виктор сжимает мои бёдра, шлёпает по заднице, накручивает волосы на кулак, лаская горошины вставших сосков. Я протяжно стону, выгибаясь в спине и начинаю подмахивать в такт его движениям.
Мне стыдно. Мне жарко. Мне противно. Мне приятно.
Парень в очередной раз бьёт меня по ягодице, теряя последние капли самообладания и резким движением прижимает меня к кровати, продолжая грубо и жёстко трахать. Я хватаюсь за руку парня, оставляя царапины и громко стону, подхватывая гортанный рык брата. Щёки пылают от возбуждения, внутри всё хлюпает, а сердце бьётся в бешеном такте. Брат резко хватает меня за шею, чуть придушивая и целуя, грубо переплетая наши языки. Внутри разливается что-то тёплое и Виктор выдыхает мне в рот, подминая под себя.