Глава 12
Доминик
Я смотрю в зеркало заднего вида, мимо бессознательного Рафаэля на заднем сиденье - на фары машины позади меня. Мы выезжаем за пределы города, и теперь Рокко больше не может скрывать, что преследует меня. Я приказал ему отъебаться от меня на днях, когда поймал за слежкой. Всё, чего я добился – Рокко стал хитрее. В этом мы, наверное, похожи. Рафаэль тоже не заметил, что я следил за ним все эти четыре дня.
Издалека я смотрел на его полное саморазрушение, на то, как он разваливается. Я, чёрт возьми, наслаждался этим. Это успокаивало меня.
Внешне он держался идеально. Безупречная одежда, идеальная прическа. Все пялились на него, как всегда: в спортзале, в стейк-хаусе, в его клубе. За эти дни я так и не зашёл в «Лаш», но видел, как он входил-выходил не раз.
Наверное, большинство видели в нём того же сексуального, уверенного в себе мужчину, к которому все привыкли. Зато я замечал все его уловки, с помощью которых он скрывал от окружающих дрожащие руки.
Рафаэль никогда не был уравновешенным, даже в более лучшие дни. Уж я-то это знаю. Я слежу за ним уже несколько месяцев. А если быть честным - гораздо дольше, просто раньше я делал это редко. Только когда мог это провернуть, не засветившись.
Что касается его непредсказуемости – окружающие давно привыкли, что он то обаятелен, то резок, то замкнут. В последние пару дней он стал молчаливым. Это заметил бы кто угодно. Но я видел, как он стал опасен.
Я не собирался вмешиваться сегодня. Я не был готов к встрече с ним. Но как только понял, что он задумал, удержаться не смог.
Никто не имеет права трогать Рафаэля, кроме меня. Даже на этом показушном бойцовском шоу. Мои руки чуть не выломали хромированные перила, с такой силой я в них вцепился, когда тот накачанный выпендрежник дважды ударил Рафаэля в живот и один раз - в лицо.
Почему Рафаэль вообще это допустил? Я же видел своими глазами, как он разделал мужика на куски несколько дней назад, а потом мне пришлось вырубать его силой – даже тогда, когда он был настолько обдолбан, что едва держался на ногах. Сегодня же он даже не пытался защищаться.
И если его намерения ещё могли вызывать вопросы на ринге, то в переулке он расставил все точки над i, развеяв последние сомнения.
Руль жалобно скрипит под давлением моих напряжённых рук. Я снова смотрю в зеркало заднего вида, но теперь игнорирую раздражающий свет фар позади — мой пристальный, полный гнева взгляд устремлён на безвольное тело пленника на заднем сиденье.
Так дальше продолжаться не может. Он отвлекает меня. Лезет мне в голову, проникает под кожу. Я должен положить этому конец.
Я сворачиваю на дорогу, ведущую к нашему семейному поместью. Рокко уже даже не делает вид, что прячется, и когда я подъезжаю к задней части дома, он едет следом, паркуя свой Додж Чарджер рядом с моей Ауди.
Он выходит из тачки одновременно со мной. Остаётся стоять возле неё, ожидая неизбежное, мысленно готовясь к тому, что должно произойти, пока я решительными шагами иду к нему. Он не реагирует ни тогда, когда я рывком хватаю его за куртку, ни даже тогда, когда с силой припечатываю его к боку его машины.
- Что я тебе, блядь, сказал? — рычу прямо в лицо.
- Я помню, что ты сказал.
- И ты решил, что можешь похерить мои приказы?
- Я думаю, что ты нуждаешься в моей помощи.
- Не тебе, сука, решать, в чем я нуждаюсь!
Он не спорит, не дерзит. Просто стоит – здоровенный, молчаливый и спокойный как стена. Я с силой его отталкиваю и делаю шаг назад.
- Если тебе так чертовски хочется помочь, то тащи его жопу в камеру, — рявкаю я и направляюсь к подвальной двери.
Спускаюсь первым, прохожу через подвал к потайной двери, и дальше - в камеру.
Здесь чисто. Никаких следов последних пыток и смертей, которые здесь были. Я отрываю металлический стул от пола и отодвигаю его в сторону как раз тогда, когда Рокко вваливается в камеру с Рафаэлем, перекинутым через плечо. Меня передергивает, но я сдерживаю инстинктивный рык при виде руки Рокко, обхватывающей ноги Рафаэля, и головы Рафаэля, свисающей почти у задницы Рокко.
- Вздерни его, — приказываю я.
Рокко смотрит на меня, ему явно это не нравится. Он знает, что я следил за Рафаэлем. И наверняка догадывается – и правильно – что я трахал его.
- Сначала сними с него куртку.
Рокко опускает Рафаэля на герметичный бетонный пол, но как только начинает расстёгивать на нём кожаную куртку, я отталкиваю его локтем в сторону и делаю это сам. Рафаэль всё ещё без сознания - я наколол его препаратами сразу же, как только усадил в машину. Его тело висит мертвым грузом, пока я пытаюсь приподнять его, чтобы стащить куртку с плеч. Рокко дёргает, и, наконец, стаскивает её.
Я решаю снять и рубашку. Хочу еще раз взглянуть на его тело, пока он ещё дышит.
Рокко выпрямляется и проверяет наручники, свисающие с балки. Я обхватываю Рафаэля за торс и поднимаю его. Рокко фиксирует его запястья.
- Доминик…, — начинает он, когда Рафаэль уже закреплён.
- Проваливай нахуй, — перебиваю я, не дав ему договорить какую-нибудь очередную хуйню.
Он всё равно не уходит сразу, будто в нём кипят невысказанные слова. Тогда я достаю пистолет из кобуры и направляю на него. Он понимает намёк и идёт к двери.
- Он великолепен, — говорит Рокко и быстро захлопывает дверь.
И я готов выстрелить в стальную поверхность хирургического стола, но стискиваю зубы и убираю оружие.
Да. Рафаэль великолепен. Даже сейчас – избитый, без сознания, с повисшей головой и расслабленным телом – он, блядь, всё равно прекрасен. Изящный, мускулистый, с идеальными пропорциями. Такой красивый и такой мужественный.
Его джинсы сидят достаточно низко, чтобы полностью открыть татуировку на нижней части живота. Сложный, извивающийся узор выглядел бы чрезмерно агрессивным в любом другом месте на его теле, но расположение делает его откровенно сексуальным.
Рисунок, перетекающий через его плечи со спины, повторяет этот орнамент и вводит новые элементы. Розы, шипы и - как я со временем рассмотрел - черепа. Они прячутся в узоре, сливаются с ним, их трудно различить. Но я понял, в чём суть.
Смерть.
Боль.
Красота.
Порядок и хаос, переплетённые друг с другом.
На спине рисунок расширяется, образуя неясные очертания крыльев.
Ах, мой Ангел. Какое извращенное чувство красоты. Зачем ты заставляешь меня хотеть тебя вот так?
Мой стояк надежно скрыт компрессионным бельем под брюками. Но, как и любая маска – это лишь обман для посторонних глаз. Создание видимости, не более, но я-то знаю правду.
У меня стоит на него. Всегда.
Я подхожу к нему вплотную сзади и тянусь, чтобы расстегнуть джинсы. Гнев бурлит в моих венах при воспоминании о том, что кто-то другой уже делал это с ним в переулке. Сегодня он в боксёрах вместо стрингов. Я раздеваю его догола.
Его вялый член свисает над яйцами. Даже без возбуждения он красив. Я хочу прикоснуться, но сдерживаю себя, чтобы не сделать этого.
Рафаэль начинает приходить в себя, когда я обхожу его и становлюсь спереди. Он поднимает голову. Его лицо покрыто синяками, губа разбита и распухла. Глаза затуманены. Но даже в таком жалком виде он всё равно красив.
Он кое-как находит опору и пытается опереться на ноги, снимая часть своего веса с наручников.
- Фууу…, — невнятно тянет он.
Я прислоняюсь спиной к стене и скрещиваю руки.
- Ты хотел, чтобы они тебя изнасиловали?
Его глаза сужаются, пытаясь сфокусироваться на моём лице
- Никто не смеет тебя касаться, кроме меня. Я же тебе сказал.
- Где ты был? — спрашивает он, медленно растягивая слова.
- Думал.
Он пошатывается. Без цепей, наверное, уже упал бы.
- О том, как отсасывал у меня?
По позвоночнику будто скользит лёд. Да, я действительно думал об этом. О том, как я взял его твердый член в рот, как чувствовал его толчки во мне. Как слушал его стоны. Как сам стонал, дроча себе. Как кончил, едва почувствовав, что его член задергался у меня во рту и по языку растекается его вкус.
Я говорю:
- Я думал о том, чтобы убить тебя.
Он тяжело глотает. Мысли его заторможены из-за наркотика, но он всё же собирает их в кучу и произносит:
- Потому что ты слишком хочешь меня.
Наверное, он слишком обдолбан, чтобы заметить, как я вздрагиваю, но я дрожу – потому что, да, это именно так.
Одно дело – признать это там, в его игровой комнате. Там это значило только то, что значило. Проблема в том, что здесь… сейчас… это стало чем-то большим. Всеобъемным.
Я действительно, по-настоящему хочу его.
Вот почему я сосредоточился на нем, а не на Данте, хотя именно Данте выпустил ту последнюю пулю в голову моего отца. И, честно? Я рад, что он это сделал. Рад, что они с Рафаэлем напали на отцовский особняк той ночью. И мне на самом деле плевать на видимость мести. «Месть» с самого начала была только предлогом, чтобы приблизиться к Рафаэлю.
Но с тех пор, как я начал эту игру с ним, я чувствую себя не в своей тарелке. Будто стал не собой.
И я не люблю паниковать. А именно это и случилось после того, как я отсосал ему. Я запаниковал. Даже не из-за какой-то конкретной мысли. Просто накатил жуткий, первобытный ужас. Я не знаю, откуда он. Из прошлого? Из воспоминаний об отце? Об Острове?
Или изнутри, из меня самого? Потому что я хочу Рафаэля так сильно. Потому что в тот момент я почувствовал, какую власть он может иметь надо мной.
Вот почему я должен это сделать.
Он великолепен.
Да какого хера Рокко вообще это сказал?
Правая нога Рафаэля выпрямляется, и тут же бессильно подламывается. Наручники натягивают запястья.
Я отталкиваюсь от стены и подхожу к нему. Встаю вплотную, прижимаясь к его голому телу. Он наваливается на меня, и я беру на себя часть его веса. Он опускает голову, и лицом зарывается мне в основание шеи, вздыхает – и полностью расслабляется, найдя во мне опору. Его дыхание щекочет мою шею.
Потом он опять отключается.
*.*.*.*.*.*.*.*.*.*.*.*.*.*.*.
Рокко отлипает от винной стойки, когда я выхожу из тайного прохода обратно в подвал. У него мрачное выражение лица и будто поникшая фигура.
- Убирать? — спрашивает он тускло.
- Да пошёл ты, — отвечаю я.
Он моргает. А потом по его широкой роже расползается самая тупая, дебильная ухмылка на свете.
Я прищуриваюсь.
- Пойду пожру, — говорит он, направляясь к двери в дом, все еще улыбаясь, как идиот.
Я провожаю его взглядом, сверля спину, потом иду к ступеням и наружной двери. Гравий хрустит под подошвами, когда я возвращаюсь к машине и открываю багажник. Копаюсь в сумке, пока не нахожу то, что нужно.
Возвращаюсь в камеру.
Рафаэль безвольно висит в наручниках, опустив голову. Я подхожу к нему. Закрепляю ремни на бёдрах, фиксируя на месте клетку, потом аккуратно вкладываю внутрь его член. Замыкаю кольцо вокруг члена и яиц.
Присаживаюсь и тянусь между его ног за последним ремнём, пропуская его между ягодиц. Веду вдоль промежности к кольцу. Фиксирую ремень, вставляю замок и поворачиваю ключ. Затем убираю ключ в карман.
Сидя на корточках перед ним, я любуюсь прекрасным зрелищем: его член заперт внутри решётки моей клетки. Любуюсь головкой и прекрасным длинным стволом, изгибающимся над яйцами. Я обхватываю их ладонью и глажу – так же, как делал это, когда сосал ему.
«Он великолепен», — сказал Рокко.
Да.
Он великолепен.
И он мой.