Глава 11
Рафаэль
Да пошёл он нахуй. Прямиком в ад.
Прошло уже четыре грёбаных дня.
Дважды я торчал у его дома, как привидение - и ничего. Он, что, уехал из города? Да что за нахер, где он вообще?
Я уже почти сорвался и решился попросить Ноа найти мне его номер, но… сейчас я избегаю Ноа. Приходится это делать.
Он и так уже достал меня до чёртиков своими ежедневными сообщениями-проверками моего «ментального статуса», как будто мне снова семнадцать. Началось это как раз после того, как я убил в переулке того мудака, чьё имя я уже даже не помню.
Мне приходится прилагать усилия, чтобы осторожно формулировать ответы, чтобы ни одно слово не вызвало у него желания немедленно приехать ко мне. Потому что, если бы он увидел меня в последние несколько дней - он бы сразу понял, что я собираюсь сделать.
Я не часто дохожу до этого граничного состояния. Для меня бой без последующего траха — так себе удовольствие, и мне совсем не по кайфу, когда мне разбивают лицо в хлам. Но… либо это, либо кого-то убить, но для второго у меня никого нет на примете.
Это Данте может месяцами кайфовать, выслеживать и бродить вокруг да около, изучая повадки. Ему хватает этой неспешности. А мне нужно немедленное удовлетворение.
Этот бойцовский клуб обслуживает геев. Бойцов подбирают не только по умениям, но и по смазливой роже. Наверное, мне должно польстить, что Иван так обрадовался, увидев, как я вваливаюсь в его бурлеск-клуб. Я не появлялся там пару лет, а он не терял и секунды даром - тут же подкатил ко мне у ярко-развратной барной стойки с предложением заменить кого-то в сегодняшнем шоу.
И вот он я - в подвале, точно таком же безвкусно-пошлом, как и ночной клуб наверху. Ярусы с хромированными перилами и тошнотно-розовая подсветка. По залу раскидано с полдюжины шестов, на которых дрыгаются мужики, развлекая толпу между боями. Всё, что не глушит шумоизоляция, забивает ор и музыка, доносящиеся сверху из клуба.
Босиком, в одних черных джинсах, я уже собираюсь выйти на ринг, когда Иван хватает меня за локоть.
- Продержи его не менее четырех минут, иначе я тебя больше туда не пущу, — предупреждает он.
Я бросаю взгляд на соперника. Он разминает свои фитнес мышцы почти с такой же показухой, как дрыгаются танцоры у шестов. Театрально вышагивает по белому боксерскому полу, будто это сцена. Хотя… ладно, по сути это так и есть.
Дело вот в чем: я люблю накачанные мышцы. У меня они тоже есть, и у Доминика тоже. Но если за ними ничего не стоит — ни умений, ни безжалостности — грош им цена.
Я хмурюсь.
- Целых четыре минуты?
Пальцы Ивана сжимаются крепче.
- Минимум, четыре.
- И что я получу за то, что буду таким послушным мальчиком?
- Его.
Иван кивает подбородком в сторону VIP-зоны наверху. Я поднимаю взгляд.
- Да ну нахуй — бормочу себе под нос.
Доминик опирается на хромированные перила, запредельно соблазнительный в черном жилете и белой рубашке. Его взгляд прожигает меня, словно он меня ненавидит. Я хмурюсь и корчу ему недовольную мину в ответ, хотя сердце внутри несется вскачь как безумное.
- Четыре минуты, Рафаэль, — напоминает Иван и отпускает мой локоть.
…Что?
Ах, да. Заставить этого качка продержаться целых четыре минуты. Я, конечно, постараюсь, но я, блядь, не волшебник. Пусть даст мне хоть что-то, с чем можно поиграть.
Мы начинаем кружить друг вокруг друга на ринге. Я уворачиваюсь от его ударов, будто изучаю его, но изучать-то там особо нечего.
Я бью в живот.
Он всхрюкивает и отступает, пританцовывая по рингу, чтобы свет от прожекторов эффектно вырисовывал его плечи.
Чертов Доминик. Четыре ебучих дня - ни слуху, ни духу. А тот факт, что он сейчас здесь, означает только одно - всё это время он следил за мной!
Я уклоняюсь от правого хука и заезжаю апперкотом в челюсть качка. Его голова откидывается назад. Он шатается. Наконец-то начинает выходить из себя.
Лезет напролом в атаку, размахивая кулаками. Я пригибаюсь, ускользаю, захожу сзади и бью по почкам. Его спина выгибается от боли.
Я даже приятно удивлен, когда он теряет выдержку и, наконец-то, начинает использовать свое декоративное фитнес-тело по назначению. Но он слишком медлителен и неуклюж, чтобы уклоняться от большинства моих ударов - даже тех, что я наношу вполсилы - но дважды ему всё же удается врезать мне в живот, пока я отвлекаюсь, чтобы краем глаза выцепить Доминика из толпы.
Когда его правый кросс задевает мне скулу, я подсекаю его левое колено ногой, выбивая из равновесия, и одновременно врезаю кулаком в челюсть. Он валится на пол.
Чувствую, что четыре минуты наверняка прошли, поэтому бью его ногой по ребрам.
Он стучит рукой по мату - сдаётся.
Я сразу же смотрю в сторону VIP-зоны и вижу, как Доминик снимает жилет. Наши взгляды встречаются, пока он расстегивает рубашку. Меня начинает охватывать возбуждение, когда он снимает ее, обнажая мускулистый торс. Забавно, как сильно его тело отличается от того, которое я только что уложил на пол. Даже мышцы Доминика двигаются иначе. У него другая аура. Иная, темная и мрачная энергетика – как будто на нём написано, что он убивает людей.
Он снимает обувь и носки, а потом спускается по ступеням к рингу. Обычно между боями для публики устраивают развлечения помягче, но сейчас напряжение между мной и Домиником ощущается физически. Смотрят все. Даже некоторые из танцоров на пилоне остановили свои выступления.
Либо у Доминика вообще не стоит, либо он надел компрессионное бельё под брюки, чтобы скрыть эрекцию. Оба варианта меня бесят. Потому что у меня штаны натягиваются спереди до предела, пока он идёт по матам ко мне.
- Где ты, блядь, пропадал? — спрашиваю я, как только он подходит.
Вместо ответа он бьет меня в живот. Пока я стою, согнувшись вокруг его кулака и глотаю воздух, он хватает меня за волосы.
- Сосредоточься, Рафаэль, — рычит он мне в ухо.
Я дёргаюсь, чтобы боднуть его, но он к этому готов. Рука, сжимающая мои волосы, резко дергает мою голову в сторону, сбивая направление моего удара. Теперь моя шея оказывается открыта, и он тут же сжимает её ладонью.
Опасная для меня позиция. Очень. Надо выбираться. Я всаживаю коленом ему в бок. Это выбивает меня из равновесия, я падаю на пол, но вырываюсь. Мгновенно откатываюсь назад, вскакиваю на ноги и вижу, как Доминик снова нападает.
Он хватает меня за запястье - явно сегодня нацелен на настоящую драку. Я использую его захват, чтобы развернуться вокруг него, зайти сзади, закинуть свободную руку ему на шею, запрыгнуть и повиснуть, обивая ногами его за талию. Это, конечно, по-любому хуёво для меня закончится, но всё равно стоит того, чтобы прижаться членом к его пояснице и зло прошептать прямо в ухо.
- Сколько раз ты мечтал о моей жопе за эти дни?
Он не может перекинуть меня через голову – я зацепился ногами слишком крепко. Поэтому идёт другим путём – резко бросает себя на пол вместе со мной. Падает на меня сверху. Удар оглушает меня настолько, что я ослабляю хватку и он выворачивается из моих цепких объятий.
- Ты не должен быть здесь. Не должен позволять другим мужикам прикасаться к тебе.
Я поднимаю ноги и зацепляю одну за его шею, сдёргивая его с себя. Швыряю его на мат и рычу в ответ:
- Если ты не хочешь ко мне прикасаться - придётся кому-то другому.
Я уже почти поднимаюсь, когда он хватает меня и снова швыряет об пол. Его рука сжимает мой твёрдый член сквозь джинсы. Я резко втягиваю воздух — и тут же получаю кулаком в лицо.
Оглушенный, с трудом замечаю, как он поднимается… и уходит прочь, не оборачиваясь.
*.*.*.*.*.*.*.*.*.*.*.*.*.*.*
Я в переулке, когда они на меня нападают.
Ну, собственно, вот за этим я сюда и пришёл. Я знал, что официальные бои мне ничего не дадут. Доминик не в счёт — я его вообще не ожидал встретить. Я пришел на ринг потому, что был почти уверен: какой-нибудь побитый мной ублюдок с пришибленным эго пойдёт за мной не один. И, да, Мистер Качок не подвёл – притащил с собой троих друзей.
И вот ещё что - если до того, как я пришел сюда, у меня в голове был бардак , то сейчас там - абсолютная размазня Джексона Поллока.
Джексон Поллок — американский художник, один из самых известных представителей абстрактного экспрессионизма. Он прославился своей техникой "дриппинга" — когда краска не наносится кистью, а разбрызгивается, капает или льётся прямо на холст, лежащий на полу. Результат — хаотичные, дикие, экспрессивные картины, в которых нет чёткой формы, только эмоциональный взрыв. – прим. переводчика
Поэтому я не сопротивляюсь и даже не пытаюсь драться. Да мне с самого начала особенно и не хотелось, тем более что я и пришел за избитым лицом. А теперь? Я позволяю им бить меня. Когда они швыряют меня, и я изо всей дури бьюсь спиной о стену в переулке, я начинаю хохотать.
- Что, блядь, с тобой не так? — орёт Мистер Качок.
Да кто ж его знает?
Я откидываю голову назад, бьюсь ей о стену, и чувствую, как по подбородку течет кровь.
Я знаю, к чему всё идёт. Конечно, я, блядь, знаю.
- Давайте проучим его, — бурчит кто-то.
- Высокомерный ублюдок, — бормочет кто-то другой.
Я улыбаюсь.
- Зато у меня не маленький, в отличие от тебя.
Следует поток нетворческих, тупых оскорблений, и они снова начинают меня бить. Сильно. Больно. И боль возвращает мне азарт. Вот она, прелесть подобных моментов. Как будто играешь музыку. Перестаешь думать, и голове, наконец, становится легко.
Я бью в горло Мистеру Качку. Он отшатывается, задыхаясь. А его дружки, конечно, воспринимают это на личный счет.
Меня снова швыряют в стену, на этот раз лицом вперед. Прижимают, удерживают. Я чувствую, как кто-то хаотично рвёт пуговицу и молнию моих джинсов, кто-то пытается стянуть их вниз...
И тут раздается противный, мерзкий глухой стук.
Один из ублюдков врезается в стену рядом со мной и сползает вниз.
Крича, остальные резко разворачиваются. Я поворачиваюсь медленнее, но все же успеваю развернуться, прежде чем бессильно сползти по стене, как тот обмякший, а может, уже и мертвый парень рядом.
Мой зад шлёпается на землю, и я лицезрею тускло освещенную картину перед собой.
Мой спаситель — конечно же, Доминик — прорывается ко мне сквозь жалкую троицу. Он чертовски быстр для такого здоровяка. Уклоняется от удара одного, всаживает кулак в живот другого. Кому-то прилетает локтем в лицо. Кто-то получает пинок по яйцам и валится на землю, завывая.
Всё заканчивается быстро. Через пару секунд все валяются, а Доминик остаётся стоять один посреди переулка.
Он тяжело дышит, но, по-моему, это от злости, а не от усталости. Он направляется ко мне, присаживается передо мной. Его лицо скрывает тень, выражения на нём не разобрать. Тем не менее, я чувствую его напряжение, его решимость, его ярость, когда он поднимает пистолет — и с размаху обрушивает рукоять мне на голову.