Клуб.Опасные игры.

Рафаэль

Первое, что я осознаю, приходя в себя - это возбуждение и странное давление в паху, как будто член кто-то сжимает. Что-то не так. Он пытается встать - но не может.
Я тянусь рукой под покрывало, смутно соображая, что нахожусь у себя в кровати, а в комнату льётся дневной свет. Паника усиливается, когда пальцы натыкаются на что-то металлическое на члене. Я откидываю плед в сторону и смотрю вниз, на своё тело.
- Какого хера? — бормочу я и хватаюсь за это… «устройство целомудрия». Я ахаю от прикосновения собственной руки. Член выпирает из прутьев, и отчаянно пытается встать, и ощущение только усиливается из-за того, что он заперт в тесном пространстве.
Господи, блядь, что вообще происходит?
Десятки обрывков образов и впечатлений пытаются сложиться в мозгу в цельную картину, но я не могу думать ни о чем, кроме одного: мой член заперт — настоящим замком — в клетке. И это совершенно точно не мой кинк и не моя игрушка.
Ремни на талии изготовлены из гибкого пластика - их легко перерезать, но это не освободит меня ни от клетки, ни от кольца, замкнутого вокруг яиц.
Я сажусь, в ярости, и начинаю дёргать замок. Он маленький. Его можно срезать, если раздобыть нужный инструмент.
И тут замечаю клочок бумаги, заткнутый за ремень на бедре. Вытаскиваю его и разворачиваю записку с косым, размашистым почерком.
«Если ты её снимешь - я не буду тебя трахать целую неделю».
Я пялюсь в эти слова.
А потом… улыбка медленно растягивает мои губы. Я пока не думаю о том, как и почему всё это произошло. Воспоминания по-прежнему обрывочны и пока не складываются в общую картину.
Я всё же злюсь из-за клетки — я ненавижу ограничение и контроль, а это именно то, что происходит сейчас. Но в то же время – это и сладкое предвкушение и обещание.
Чуть успокоившись, начинаю прокручивать вчерашние события в голове. Сознание мутное, ничего толком не ясно, но я помню бойцовский клуб. Помню, как дрался с Домиником на ринге. Помню, как он ушел, а я остался валяться.
Потом был переулок. Эти тупые мужики.
Доминик остановил их… а потом…
Я не знаю. Очень смутно помню, кажется, камеру, но это какая-то ускользающая картинка. Доминик там точно был. Думаю, он собирался меня убить.
Вместо этого он заявил на меня права. Подчинил и присвоил.
«Если ты её снимешь - я не буду тебя трахать целую неделю».
Возбуждение горячей волной разливается в паху, заставляя мой член еще сильнее упираться в решетку. Давление невыносимое, это ограничение так ужасно раздражает.
Я выбираюсь из постели, морщась от болезненности синяков на теле. Лицо тоже саднит и ноет. Голова раскалывается. Мне нужна вода.
Я доползаю до ванной и кое-как разбираюсь, как отлить с этой идиотской штукой. Потом лезу под душ и смываю с себя последние отвратительные дни.
Попутно пальцами изучаю клетку. Никогда раньше не был в «устройстве целомудрия». Ощущения странные, но…как ни странно возбуждающие. Как будто чья-то рука постоянно сжимает меня.
После душа надеваю домашнюю одежду. Сейчас ранний полдень. В обычный день я бы пошел в спортзал, но сегодня лицо в синяках, ребра болят, и вообще всё, о чем я могу думать - член в клетке. Мне надо хоть чем-то заняться, поэтому я сажусь за рояль и играю.
Когда в моей голове порядок, я играю каждый день. Я люблю это. Музыка успокаивает мысли и направляет мою энергию, не опустошая и не выматывая меня. Ничто другое не даёт такого эффекта.
Но прошло несколько месяцев с тех пор, как я последний раз испытывал это чувство с музыкой, и теперь, когда оно вернулось, это такое огромное облегчение, что совершенно не хочется отпускать этот момент. Я просто играю и играю. И лишь спустя несколько часов замечаю, что за окном уже вечереет.
Ем ужин, привезенный службой доставки.
Когда собираюсь переодеваться для клуба, нахожу свой телефон в кармане вчерашней куртки. До этого мне даже в голову не приходило проверить его. На экране мигают уведомления о пропущенных сообщениях.
Их два. Первое пришло утром.
Неизвестный: Она всё ещё на тебе?
Второе пришло около часа назад.
Неизвестный: Обиженные надутые губы — это так по-детски и так бесит.

Я сохраняю контакт под именем «Контролирующий Мудак» и отвечаю:
Р: Я не дуюсь. Просто не проверял телефон.
Ответ приходит почти мгновенно.
Контролирующий Мудак: Так чем ты, бля, всё это время занимался? Слесаря искал? 😊
Я отвечаю:
Р: Мне бы для этого понадобился телефон.
Контролирующий Мудак: Отвечай на мой гребаный вопрос.
Я улыбаюсь и печатаю:
Р: Играл на пианино.
И добавляю второе сообщение:
Р: Поскольку дрочить не мог.
Контролирующий Мудак: Тебе нравится?
Р: Ненавижу. И тебя тоже.
Контролирующий Мудак: Супер. Увидимся вечером. Веди себя хорошо.
Но я не могу так просто это оставить, поэтому стягиваю штаны, делаю снимок своего запертого в клетке члена и отправляю ему со словами:
Р: Как будто у меня есть выбор.
Контролирующий Мудак: Вау, спасибо. Пополню свою коллекцию.
В ответ на мои возмущенные ???, он присылает мне фотографию.
«Сука, блядь», — бормочу я, глядя на себя, валяющегося без сознания на диване со связанными над головой руками, с животом и грудью, разрисованными полосками спермы.
Р: Миленько, бля.
Контролирующий Мудак: Я тоже так думаю.
Улыбаясь, я бросаю телефон и заканчиваю одеваться. Для сегодняшнего вечера я выбираю черный корсетный жилет с ярко-розовой отделкой. Надевать под него рубашку не буду. Выбранные черные брюки настолько обтягивающие, что клетка на члене будет заметна любому, кто хоть краем глаза посмотрит мне между ног. В клубе наверху, может, никто и не обратит внимания. А вот внизу – заметят точно.
Синяки на лице легко скрываются консилером, но разбитая губа всё равно привлечёт взгляды. Впрочем, не в первый раз.
Начинаю вечер в верхнем ночном клубе. Последнее время я его подзапустил, всё чаще перекидывая дела на менеджера, Сэйлор. Она отлично справляется, но я вижу, что ей явно полегчало, когда я появился, чтобы помочь разобраться с кучей мелких вопросов.
Странно и немного забавно, как я сейчас сосредоточен и собран. Без амфетаминов и дури. Без мастурбации. Я продолжаю дико беситься из-за того, что член заперт в клетке, которая одновременно и отсекает возможность разрядки, и обещает её. И, тем не менее, именно из-за этой двойственности я могу успокоиться и думать.
Около полуночи я спускаюсь в секс-клуб. Доминик пока ещё не приехал. Вышибалы знают, что должны предупредить меня, как только он появится.
Никс сегодня не работает. Баром занимается Эйвери, и, заметив характерную выпуклость в районе моего паха, он приподнимает идеально выщипанную бровь.
-Занятненько, — комментирует он, приступая к приготовлению моего заказанного «Олд фэшнд» .
- Ни капли, — кисло отвечаю я.

«Old Fashioned» — классический алкогольный коктейль, один из самых старых в барной культуре, отсюда и название. Состав: бурбон или ржаной виски, сахар (обычно тростниковый или сахарный сироп), горький ликер Биттер ангостура, лёд, апельсиновая цедра или вишня для украшения (по желанию) – прим. переводчика

На сцене сегодня порка, звуки шлепков и реакция публики заставляют член изо всех сил стараться встать. Но стальная хватка клетки не позволяет.
Эйвери фыркает и подаёт мне бокал. Я иду в офис. Вчера я пропустил свою работу, и вообще уже какое-то время слишком отвлекаюсь от обязанностей, так что начинаю с просмотра отмеченных фрагментов из приватных игровых комнат.
Охрана следит за безопасностью, но все сессии записываются. И некоторые определенные слова, или действия, или поведение участников автоматически помечаются для моего просмотра и контроля.
Я как раз проматываю середину одной сцены, когда приходит сообщение от Большого Джона.
«Шеф, он здесь».
Сердце пропускает удар. Член снова пытается безуспешно встать внутри клетки. Возбуждение очень сильное и раздражающее своей безвыходностью.
Я переключаюсь на текущую камеру. Слежу за Домиником от входа до бара. На нем серые брюки, которые эффектно подчеркивают его задницу, и та самая полупрозрачная черная рубашка, в которой он впервые пришёл в клуб. Короткая стрижка, как всегда, идеально небрежная и сексуальная.
Когда Доминик подходит к бару, Эйвери, похоже, сразу чует, что с этим мужчиной флиртовать не стоит, и просто молча наливает бурбон, будто занимается важнейшим делом. Доминик расплачивается и остается стоять между баром и зоной отдыха посетителей, оглядывая зал.
Я ухмыляюсь, зная, что он ищет меня, в то время как я уже смотрю на него. Он возвращается к бару, ставит бокал на стойку, достает телефон из заднего кармана и что-то набирает на экране.
Мой телефон пиликает уведомлением.
Контролирующий Мудак: Играешь со мной в игры?
Я смеюсь и почти не вру:
Р: Просто смотрю порно.
На экране Доминик хмурится, глядя в телефон. Прежде чем он успевает ответить, я отправляю:
Р: Не стоит так злиться. Это вроде как моя работа.
Доминик оглядывается, ищет камеры. Замечает одну и смотрит прямо в нее. Он не может меня видеть, но я всё равно вздрагиваю, будто он смотрит мне в лицо.
Он отставляет напиток и начинает осматриваться. Сначала я не понимаю, а потом до меня доходит - он ищет вход в офис. Я откидываюсь на спинку кресла, предвкушаю, как он разозлится, потому что не найдёт…
Вот дерьмо.
У меня есть секунд пять, чтобы прийти в себя, когда Доминик замечает совершенно неприметную дверь в офис - и этого явно недостаточно. Как только дверь распахивается, у меня болезненно вздрагивает член, ударяясь о прутья, сердце подпрыгивает в груди, и я уверен — всё это моментально отпечатывается у меня на лице.
Я смотрю поверх мониторов на Доминика в дверном проёме. Его темные глаза пылают взрывоопасной смесью ярости и одержимости.
С течением дня всё больше фрагментов прошлой ночи вставали в голове на свои места, как части паззла. Он чуть не убил меня. Он совершенно серьезно собирался это сделать. Даже при всем том голоде, с которым он меня хочет — а это, блядь, очевидно, если судить по тому, как член выпирает в его серых брюках — он меня ещё и ненавидит с не меньшей силой.
Ситуация накаляется до предела.
- Иди сюда, — грубо приказывает он, и я содрогаюсь, когда мой член пытается подчиниться.
Доминик с хитрым прищуром наблюдает за моей реакцией на команду. За тем, как моё тело без раздумий её истолковывает, пытается выполнить и не может.

Тут у нас игра слов, которую в переводе не передать без потери смысла, поэтому напишу пояснение. Дело в том, что в английском языке слово «come» имеет значения: «идти» (подходить, приходить) и «кончать». Доминик подзывает Рафаэля к себе (come – иди сюда, подойди), а тело Рафаэля, находящееся на грани из-за клетки – реагирует на подзыв как на команду (come – кончай). Потому Доминик и наслаждается реакцией на свои слова, для него это часть игры в контроль – прим. переводчика

Я поднимаюсь со стула. Когда отхожу от стола, взгляд Доминика тут же падает на мой пах. Его губы чуть приоткрываются. Ощущение клетки – как от сжимающей мой член руки – становится острее.
Это мука, агония. Мне нужно, чтобы он встал. Мне нужно кончить.
И только Доминик может это мне дать.
Я подхожу к нему.
Я жду, что он сразу же потянется к моему запертому члену, но вместо этого он протягивает руку к моему лицу. Ладонью обхватывает челюсть, большим пальцем нежно гладит ушибленную скулу – точно там, где под консилером скрывается синяк.
- Только я могу причинять тебе боль, - шепчет он.
У меня перехватывает дыхание. Он такой опасный мужчина — и при этом рядом с ним я чувствую себя в полной безопасности.
Я не отрываю глаз от его лица, пока он опускает свою руку ниже. Пальцы касаются моей шеи, грудины. Прикосновение исчезает, когда рука скользит по корсету, но я слышу легкий шорох пальцев о ткань. Дыхание сбивается, когда его пальцы опускаются ещё ниже. Вот они доходят до пояса и…
Я ахаю от легкого постукивания пальцев по клетке.
- М-ммм, — мурлычит он. – Надо же, ты всё-таки был хорошим мальчиком
Его взгляд опускается вниз.
- Говоришь, ты ненавидишь эту клетку?
- Да.
- И меня ненавидишь?
- Да.
- Но ты нуждаешься во мне.
Это уже не вопрос, но я всё равно отвечаю – еле слышно, одними губами.
- Дааа...
Большой палец гладит клетку так же нежно, как до этого гладил мою скулу. Ощущения наполовину притуплены, но от этого почему-то становятся ещё более интенсивными.
- Сними её, — прошу я.
- Пока нет.
Не могу сдержать досадный, разочарованный стон. Его губы слегка подрагивают, рисуя тень улыбки. Он выглядит спокойнее и безмятежнее, чем когда-либо прежде.
- Иди сюда — повторяет он, и, как и в прошлый раз, моё тело реагирует на слова раньше мозга – судорожным напряжением мышц, дрожью.
Я, как зачарованный, следую за ним из офиса. Ожидаю, что он поведёт меня к лифту, но он идёт в зал к одному из диванов.
Сегодня четверг, народу в клубе не так много. Диван свободен, публика разбрелась по залу.
Доминик садится, и на его лице продолжает играть насмешливая улыбка. Он растягивает игру, хочет сполна насладиться тем, насколько я издергался, хочет напиться моим разочарованием.
Я смотрю на него исподлобья. Он не получит всю власть так просто.
Я опускаюсь на колени между его раздвинутых ног. Его усмешка исчезает, как только мои руки ложатся ему на бёдра. Его губы приоткрываются, когда я медленно провожу руками вверх.
Я жду, что он схватит меня за горло, зарычит, остановит - но он этого не делает. Когда я дохожу до паха, я глажу большими пальцами сквозь ткань его набухшие яйца. Из-за музыки я не слышу, издаёт ли он какие-нибудь звуки, лишь чувствую, как дрожит всё его тело.
Я опускаю руки к поясу его брюк и расстегиваю пуговицу. Он сжимает руки в кулаки, когда я медленно тяну язычок молнии вниз. Под брюками у Доминика нет нижнего белья, и его возбужденный член - огромный, твердый и, сука, красивый - выскакивает наружу из ширинки и торчит вверх. Ствол, покрытый рельефными венами, и блестящая головка окрашены красным клубным освещением.
Я дрожу, у меня, кажется, бесконтрольно текут слюни, тело выкручивает от желания, и мне больно ниже пояса. Опускаю голову и беру член Доминика в рот. Его бедра вздрагивают и подаются вперед, вгоняя этот твердый член мне в горло. Я давлюсь, стону и впиваюсь пальцами в его напряженные бедра. Мой заточенный в клетке член пульсирует от безумного возбуждения, а яйца такие тугие и напухшие, что кажется – вот-вот лопнут.
Я двигаю губами по его стволу вверх-вниз, отчаянно желая получить хоть какое-то доступное мне удовольствие. Бедра Доминика дрожат, а смазка с его головки сочится мне в рот.
Я оставляю во рту один лишь кончик, ласкаю его языком, облизываю щель, а потом засасываю резко и жадно. Его пальцы сжимаются в моих волосах, тянут меня вверх. Я поднимаю голову и встречаю взгляд его темных и голодных глаз, но кроме вожделения в них есть нечто большее. Страх. Уязвимость.
Мне не нужно спрашивать, чтобы понять: он никогда не делал ничего подобного на публике.

Я упираюсь ладонями в край дивана, поднимаюсь, тянусь к его губам. Он отпускает мои волосы, обхватывает затылок, а второй рукой хватает пояс моих брюк. Мы сливаемся в голодном, отчаянном, жестоком поцелуе.
Разбитая губа начинает кровоточить. Он слизывает кровь, а потом врывается языком в мой рот, добавляя поцелую яркий медный привкус.
Рука на поясе начинает расстегивать мои брюки. Мы отрываемся друг от друга, одинаково тяжело дышим, когда его пальцы нащупывают клетку, исследуют мои разбухшие яйца, зажатые за ней.
Я достаю из кармана пакетик со смазкой, разрываю его зубами и размазываю прохладный гель по его члену. И пока моя рука движется вверх-вниз по его скользкому стволу, я наклоняюсь к нему и шепчу на ухо:
- Ты тоже нуждаешься во мне.
Он поворачивает голову, его зубы царапают мою шею, рука обхватывает мой покоренный член в его клетке.
Это всё признание, которое я получаю. Это всё признание, которое мне нужно. И этого - достаточно.
Я отстраняюсь, поднимаюсь на ноги и поворачиваюсь лицом к залу. Кто-то из посетителей кайфует от собственного тела, кто-то наслаждается, глядя на других.
Позади меня Доминик стягивает мои штаны, выставляя мой запертый член на обозрение голодным глазам вокруг нас. Он тянет меня за бёдра, притягивая к себе, направляя меня на свой член.
Я ахаю, когда головка упирается мне в дырку прямо рядом с ремнём клетки. Тугое кольцо мышц медленно поддается и открывается, я опускаюсь вниз, наслаждаясь каждым проникающим в меня дюймом, кайфуя от давления, жжения и ощущения наполненности.
Когда моя задница касается таза Доминика, меня пронзает дрожь. Его руки обвивают меня, крепко прижимают, заставляя расслабиться и усесться верхом полностью. В этой позе член идеально давит точно в простату. Доминик крепко держит меня, пока мое тело сотрясается в его руках. Мой член течёт в клетке.
Я откидываю голову ему на плечо, пока он забавляется с моими упругими яйцами и запертым членом. Ему ничего не стоило бы довести меня до оргазма даже в таком состоянии, но, похоже, он просто хочет меня помучить.
Он хрипло шепчет мне на ухо:
- Если ты и дальше будешь так дрожать и сжиматься на члене, я кончу.
Мое тело дёргается, и мышцы внутри конвульсивно обхватывают его еще сильнее.
- Блядь, — выдыхает он сквозь зубы, и приказывает:
- Руки - по обе стороны от меня. Поднимайся.
Я подчиняюсь. Он хватает меня за бёдра, откидывается на диван для опоры и начинает трахать меня снизу, вбивая себя мощными толчками. Я кричу.
- Вот так, — выдыхает он. – Послушно принимай меня.
Я запрокидываю голову и закрываю глаза. Мой член пытается дергаться в клетке, давится о прутья, пока он вбивается в меня снова и снова. Толчки неглубокие, потому что у Доминика мало места для движения, но они жесткие, уверенные и неотвратимые.
Я так сильно хочу кончить. Я балансирую на краю пропасти. Как будто скольжу по самой кромке, вот-вот сорвусь, вот-вот полечу – но никак.
Доминик ускоряется. Пальцы впиваются в бёдра до синяков. Он тоже приближается к краю.
Он вбивается в меня с такой силой, что я встаю на цыпочки, когда он, наконец, стонет и заливает меня изнутри. Его член бьётся в моём теле, мучая меня тем, как близко я.…вот-вот... но нет. Моё тело продолжает дрожать, с губ срываются жалкие стоны, пока Доминик напрягается, вжимаясь в меня... Мне нравится, что он кончает в меня. Мне нравится чувствовать горячий поток его разрядки, но я почти плачу от разочарования, когда он опускает нас обратно на диван.
Меня трясёт и выкручивает, как при оргазме – но это обман мозга, фантом, тень, мираж без разрядки. Мои чувства так перегружены, что я даже не слышу, что он мне говорит. Я не двигаюсь, не помогаю ему, когда он поднимается сам, поднимает и ставит на ноги меня, выскальзывая из моей задницы.
Он натягивает мои брюки и застёгивает их. Приводит в порядок себя. Кладет руку мне на поясницу и куда-то ведёт через зал. Я не замечаю других людей вокруг нас. С трудом понимаю, что мы выходим в коридор, и он что-то говорит о своей куртке. Я вдруг остаюсь один, и, не в силах стоять на ватных ногах, сползаю по стене, садясь на пол. Чувствую, как его сперма вытекает из меня.

Когда Доминик возвращается, я сижу на полу, опираясь локтями на колени и обхватив голову руками.
- Не смей сдаваться, — говорит он, поднимая меня на ноги. - Ты еще не закончил. И не скоро закончишь.
Он ведёт меня к личному лифту. Я еле-еле попадаю по кнопкам, вводя код. Мы заходим внутрь. Он продолжает держать меня — то ли чтобы удержать на ногах, то ли просто из желания быть ближе... Я ничего не соображаю, а кабина куда-то нас несёт.
Двери открываются прямо в мою игровую. Свет включается автоматически. Я по-прежнему вишу на грани оргазма. Не могу думать. Не могу принимать решения.
Доминик принимает их за меня.
Он ведёт меня к качелям, начинает раздевать. Я прижимаюсь к нему, как к единственной опоре в дрожащем мире, и утыкаюсь лицом в основание его шеи. Поза кажется странно знакомой. Доминик замирает и гладит меня по затылку.
- Я позабочусь о тебе, — шепчет он, — но сначала мне нужно тебя наказать.
- За что? — спрашиваю я, пока он отступает, чтобы распустить и расстегнуть мой корсет.
- За то, что ты позволил другим мужикам себя трогать, — отвечает он, спуская мои брюки до половины бёдер.
Он приподнимает меня и усаживает в качели. Холщовая петля крепко держит меня, поддерживая спину и голову, и выставляя задницу напоказ.
Доминик снимает с меня обувь и носки, затем полностью стягивает брюки. Высоко поднимает мою правую ногу, укладывая ее в стремя и фиксируя лодыжку ремешком-липучкой. Повторяет то же самое с левой ногой, полностью раскрывая меня. Все, что я могу - только смотреть.
На этом он не останавливается. Оборачивает мои запястья мягкими наручниками, скрещивает руки на груди и пристегивает их к раме, делая из них подобие смирительной рубашки.
Потом делает шаг назад и смотрит на меня, и я ловлю его взгляд из-под полуприкрытых век. Я тяжело дышу, запредельное возбуждение вытеснило все остальные чувства. Раздражение, злость – всё растворилось в смирении и полном подчинении. Я сдался ему.
Доминик снимает с себя одежду, я вижу, что он снова наполовину твёрдый. Из карманов своей куртки он вытаскивает провода, ремни и накладки. Достает пульт.
Сердце замирает, когда я понимаю, что он собирается со мной сделать. Он снимает защитную плёнку с двух накладок и приклеивает их мне на внутреннюю сторону бёдер.
- Ты раньше играл с током?
- Только сам с собой.
Его глаза закрываются, тело чуть подаётся вперед. Ему нравится этот ответ. Он тянет мои полные, тяжелые яйца. Я стону от облегчения при этом прикосновении — и тут он включает ток.
Разряд пронзает меня, выдергивая из податливого, затуманенного состояния. Я выгибаюсь, одновременно пытаясь и сбежать от боли, и догнать ее. Доминик довольно мурлычит и резко дергает меня за мошонку.
- Господи, ты так тут распух, — хрипло говорит он. - Ты весь день был возбуждён?
- Да, ебаный ты ублюдок!
Он лукаво улыбается моему внезапному проявлению гнева.
- Ну вот он, настоящий ты.
Я стону, дёргаюсь, сжимаюсь. Каждая мышца в моем теле напряжена. Синяки на рёбрах ноют, будто кто-то лупит по ним снова и снова. Доминик тянет и выкручивает мои яйца и увеличивает мощность.
Я бессильно откидываю голову, не в силах держать ее. Он не останавливается, пока я не начинаю биться в конвульсиях из-за пульсирующих разрядов тока. Слезы текут из моих глаз. Я так хочу выбраться из этой клетки, что готов выть. Разряд прекращается.
Доминик смахивает рукой мои слёзы. Затем проводит большим пальцем по синякам на моем лице. Касается разбитой губы. Легко скользит по синякам вдоль ребер, там, где скрещены мои руки.
- Кому позволено причинять тебе боль? — спрашивает он.
Горло сжимается. Я бросаю ему в лицо:
- Тебя не было!
- Зато теперь я здесь, - отвечает он и засовывает два пальца в мою дырку, одновременно включая ток.
Он смотрит мне прямо в глаза, пока меня трясёт, выкручивает, пока я корчусь и проваливаюсь в эту чудовищную смесь удовольствия и боли. Моя задница сжимается и пульсирует вокруг его пальцев.
Он вынимает их и выключает питание. Я настолько разбит этой сенсорной перегрузкой, что даже не слежу за тем, что он делает, и не замечаю, как он вставляет ключ в замок клетки.

Я всхлипываю, когда кольцо расстегивается, освобождая мошонку. А когда он снимает клетку с члена, и кровь устремляется в него, я ору и вою от боли.
Доминик гладит мои бёдра, большими пальцами растирает и массирует ноющие яйца. Он замечает, как я напрягаюсь, и защипывает головку члена, опять останавливая мой оргазм.
- Пожалуйста, — умоляю я его.
- Кому позволено причинять тебе боль, Рафаэль?
- Тебе!
- Вот именно.
Он отпускает мой член. Тот ложится на живот, головка трётся о мои скрещенные руки, а тело качается от тяжелого дыхания.
Он надевает гибкие кольца с проводами на член и яйца, сжимает мой ствол и включает ток.
Я кричу и дергаюсь из последних сил. Мой член пульсирует в руке Доминика. Больно, но я хочу, чтобы он сжал сильнее.
- Пожалуйста, — выдыхаю я, когда он выключает питание. - Пожалуйста.
- Пожалуйста что?
- Трахни меня! Господи, Доминик, пожалуйста, трахни меня. Я, блядь, больше не могу, правда, мне нужно…
Мои слова растворяются в стонах, когда он снимает кольца с яиц и члена и начинает дрочить мне. Остаются лишь накладки на внутренней стороне моих бедер, и пульт в руках Доминика, который он не хочет выпускать из рук. Но, слава всем гребаным богам, он приставляет головку члена к моей дырке и, наконец, вталкивается.
Я извиваюсь на качелях, кричу, пока он заполняет это пустое, ноющее пространство внутри меня. Он нависает надо мной, тянется вниз, чтобы ухватиться за ручку под сиденьем. И потом… наконец-то, наконец-то, наконец-то - он начинает меня трахать.
На этот раз он не говорит ни слова. Он просто по-животному вбивается в меня. Я исчезаю, растворяюсь. Всё это дерьмовое утро, вся ебаная неделя - всё было ради этого: ради толчков его члена в меня и полного, безоговорочного обладания.
Звук движений члена в моей заполненной спермой заднице - одновременно грязный и божественный. И другие звуки дополняют эту музыку. Скрип цепей на качелях. Его рычание. Мои стоны и крики, когда очередной разряд тока снова пронзает меня, и я, наконец, лечу в долгожданную пропасть.
Мой член, зажатый между нашими телами, трущийся о его напряженный пресс – разряжается, выстреливая сперму струю за струей.
Доминик выключает ток, но не останавливается, продолжает трахать меня. Моего разума к тому моменту уже больше нет, осталось только тело. Я и не думал, что смогу кончить снова. Но кончаю.
Стону и сжимаюсь, когда мой член выстреливает ещё одной порцией. Доминик рычит и вбивается еще яростнее. Я всё ещё кончаю, когда он ревёт и взрывается внутри, наполняет меня горячими струями и толкается бедрами вперед, выдаивая из меня остатки оргазма.
Он напряжен до предела, его член содрогается глубоко внутри, а зубы царапают мою грудь.
- Ох, бля! — не может он сдержать крик. - Хннн — бляяяя!
Когда оргазм, наконец, отпускает его, он падает на меня, тяжело дыша.
Я уже начинаю отключаться, когда он поднимается. Лишь тихо мычу, когда его член выскальзывает из моей дырки, проливая сперму. Глаза закрываются ещё до того, как он целует меня.
Может, он думает, что я уже вырубился. Но в последнюю секунду, пока я ещё здесь – я слышу его шепот:
- Господи… ты совершенен.