Клуб.Опасные игры.

Рафаэль

Сегодня вечером вместо эротического искусства шибари на сцене секс-клуба - неприкрытая грязь Глорихол *. Но это «Лаш», так что даже грязь здесь восхитительно эстетична.

** Если кто-то не знает, что происходит в клубе у Рафаэля 😊 Glory hole  (глорихол)— это отверстие в стене (или перегородке), обычно на уровне бёдер, через которое активный участник может, кхм... вставить член в "неизвестность" — то есть принимающий партнёр по ту сторону остаётся анонимным. Чаще всего используется для орального или анального секса, с акцентом на анонимность и фетиш анонимного взаимодействия – прим. переводчика

Публика видит только боттома. Он лежит на мягком столе, его ягодицы плотно прижаты к отверстию в искусственной стене. Ноги вытянуты вверх, прикованы к стене. Запястья привязаны к столу над головой. Сцена поставлена под таким под углом, чтобы зрители могли видеть его член, но не видели, кто трахает его по ту сторону перегородки.
Участник шоу – подтянутый парень спортивного телосложения, довольно привлекательный, с хорошим членом. Я выбрал его за его внешность и за его прекрасную чувствительность. Он реалистично стонет и выгибается, пока кто-то анонимно долбит его в задницу. Его член возбуждающе дергается и будоражит публику. Парень продержится долго, потому что не может дотянуться до себя. Если он не кончит без рук - то не кончит вообще.
Все зрители реагируют на происходящее на сцене: кто-то лапает партнера, кто-то дрочит, кто-то вообще уже трахается. Воздух в помещении пропитан мускусным запахом секса и почти вибрирует от хора стонов в зале.
Я стою в тени, взвинченный, со стояком, но пока просто наблюдаю за залом. Я еще не решил, что с делать с увиденным.
У Доминика, сука, хватило наглости заявиться сюда после того, как он по-хамски отшил меня прошлым вечером. Я, конечно, и раньше знал, что этот ублюдок с характером, который, если уж откровенно, мне по душе. Но это не значит, что я собираюсь играть честно.
Я снимаю рубашку, но оставляю черный галстук, контрастной полосой выделяющийся на голом животе. Сегодня на мне белые брюки, а под ними - черные стринги.
Никс не удивляется, когда я прячу рубашку в шкаф за барной стойкой.
- Текила? — спрашивает она, как ни в чем не бывало.
- Бурбон.
- О, сегодня вечером предстоит долгая игра?
- Некоторые шалости требуют терпения.
Она наливает мне двойной шот.
- Ты ведь и правда любишь дразнить. Уже выбрал жертву?
- Да. Себя.
Она фыркает, когда толкает мне тумблер *  по стойке, потому что не понимает, насколько я серьезен. Люди никогда этого не понимают.

** Тумблер (tumbler) – одно из названий специального стакана для виски, бурбона – прим. переводчика.

Я иду к краю толпы, потягиваю бурбон в тусклом свете и жду, когда Доминик меня заметит. Долго ждать не приходится.
Он снова держится в стороне и не участвует в общем развлечении. Некоторые люди приходят в клуб, желая просто посмотреть шоу. Но такие зрители всё равно обычно мастурбируют или хотя бы ёрзают на своих местах из-за возбуждения и волнения от увиденного. Доминик же совершенно неподвижен, будто всё, что происходит вокруг – вообще его не задевает. Хотя это ни о чем не говорит: в прошлый раз он выглядел точно таким же отстраненным, а я обнаружил его жесткий стояк.
Иллюзия безразличия рушится, когда он поворачивает голову в мою сторону.
Я даю ему время рассмотреть меня, пока неторопливо наслаждаюсь бурбоном. И он - не единственный, кто меня замечает. Я знал, что так и будет. Среди сегодняшних постителей присутствуют мужчины, которых я трахал.
Один из них, имени которого я не помню, начинает строить мне глазки. Он очень хорош собой, так что я улыбаюсь в ответ, подбадривая его. Он не один, поэтому наклоняется к спутнику, и они переговариваются между собой. Его партнер - очевидно, топ - бросает на меня оценивающий взгляд. Он тоже довольно привлекателен, а его рубашка провокационно расстегнута, демонстрируя поджарое мускулистое тело.
Как актив, я уверен, он наверняка бы меня разочаровал. Все до единого разочаровывают, поэтому я крайне редко выбираю пассивную роль, но сейчас для моей игры он мне подходит идеально.
Я не жду, пока он позовёт - вижу интерес в глазах. Они тут же освобождают место на диване, как только я направляюсь к ним.
- Вечер вам по вкусу? — спрашиваю я, играя роль владельца клуба.
- Как всегда, — говорит топ, — хотя, кажется, сейчас он станет ещё лучше.
О, и для меня тоже.
Я улыбаюсь и устраиваюсь на красном кожаном диване так, что его пассивчик оказывается зажатым между нами. Он в восторге, и тут же гладит руками наши ноги по бокам от него. Я делаю глоток бурбона, осматриваю зал и ловлю взгляд Доминика.
Он сейчас совсем не выглядит так, будто у него есть «другие интересы». Свет в зале приглушенный, и расстояние между нами приличное, я не могу рассмотреть в подробностях выражение его лица, но чувствую его взгляд – властный и пристальный.
Актив целует своего нижнего, и тот сжимает мое бедро. Топ прерывает поцелуй и смотрит на меня. Он разглядывает меня внимательно, с очевидным интересом, хотя его ладонь всё ещё лежит на груди партнёра.
- Энтони считает, что без труда справится с нами обоими. – говорит он.
Я ставлю стакан на стол, затем наклоняюсь и целую Энтони. Губы у него мягкие и сладкие. Он издает тихий, довольный звук, пока я исследую его рот. Я прерываю поцелуй, когда актив наклоняется ближе.
Когда он приближается настолько, что я чувствую его дыхание у своего лица, то говорю:
- У Энтони очень жадная дырочка.
Топ хихикает и целует меня. Поцелуй неплохой, но ничего особенного. А вот жгучий взгляд Доминика, сверлящий меня насквозь с другого конца зала – вот это меня заводит по-настоящему.
Я углубляю поцелуй, Энтони, едва дыша, выдыхает:
- Черт, парни, это так горячо...
Он, видимо, одновременно сжимает и член актива, и мой, потому что в ту же секунду, когда я чувствую его руку - топ ахает и стонет мне в рот.
Но я ничего не испытываю. Все мое внимание сосредоточено на стремительно приближающейся фигуре. По коже затылка бегут мурашки, когда тень Доминика накрывает меня. Он хватает меня за галстук и рывком выдергивает из поцелуя.
Его чувственные губы касаются моего уха, и он сердито рычит:
- Ты, блядь, чем тут занят?
Я поворачиваю голову, приближая свое лицо к нему.
- Изучаю свои… другие интересы.
- У тебя не может быть других интересов, — шипит он сквозь зубы.
Затем смотрит мимо меня на Энтони и рявкает:
- Убери свою ебаную руку с его члена.
Энтони тут же отдёргивает руку.
- Эй, — подает голос актив, вставая. - Не говори с ним так.
Не выпрямляясь, не увеличивая дистанцию между нашими лицами, не отпуская мой галстук, Доминик смотрит вверх. Взгляд такой угрожающий, такой опасный, такой хищный, что парень замирает.
- Знаешь, что я делаю с теми, кто пытается красть у меня? – спрашивает Доминик:

Когда острие моего ножа касается его живота, он медленно переводит взгляд на меня.
- Не угрожай людям в моем клубе, Доминик.
Он скалится, обнажая зубы.
- А ты не подвергай их опасности, Рафаэль.
- А с чего им быть в опасности?
- Потому что они трогают то, что принадлежит мне.
Я резко втягиваю воздух — и он накрывает мои губы своими. Его поцелуй - жестокий, яростный и собственнический до боли. Он откидывает мою голову назад, врывается языком в мой рот. Он меня пожирает.
Доминик поднимает меня с дивана, отбирая нож. Он не отпускает ни мой рот, ни мой галстук. Рука с ножом сжимает мою задницу, притягивая меня к нему. Он не касается лезвием, но всё равно в его обхвате чувствуется угроза — и мне это безумно нравится.
Я сжимаю руками его бока, ощущая под ладонями твёрдые мышцы под черной рубашкой.
Доминик разрывает поцелуй и склоняется к моему уху:
- Я знаю, ты хочешь, чтобы я выебал тебя прямо здесь, на глазах у всех, — он прав, я хочу. — Но мне нужно место, где ты сможешь кричать. Место, куда никто не сунется мешать, — потому что сейчас ты получишь по полной.
Ну неужели, слава богу.
- У меня есть такое место.
Он почти ласково усмехается.
- Я так и думал. Тогда пошли, пока я не перебил всех, кто продолжает трахать тебя глазами.
Буря во мне наполовину затихает. Я чувствую себя почти спокойно, отстраняясь от Доминика. Он идёт за мной из зала – в коридор, ведущий к приватным комнатам.
Я мог бы отвести его в одну из клубных комнат. Так я обычно и делаю. Моя личная игровая комната — именно личная. Я крайне редко туда кого-то впускаю. Но я хочу отвести Доминика именно туда.
Я направляюсь к лифту и ввожу код.
Как только мы заходим внутрь, и я нажимаю на кнопку «подвал», Доминик прижимает меня к стене. Его рука привычным жестом крепко сжимает мое горло.
- Не думай ни на секунду, что я не понял, чем ты сегодня занимался. Дразнил меня, провоцировал. Выставлял меня идиотом.
Я дышу, с трудом втягивая воздух через перекрытое горло.
- Ты мог бы снова отшить меня, как сделал вчера.
- И позволить другим лапать тебя? Нихера. Ты – моя добыча, моя игрушка и моя жертва. Трахаю тебя я и убивать буду тоже я. Никто, кроме меня, к тебе не может прикасаться.
Мой гнев из-за его «второго» свидания вспыхивает с новой силой.
- С каких это пор? Вчера это выглядело совсем не так.
- Вчера вечером ты вел себя как капризный сучонок и просто получил по заслугам.
Во мне бурлят невысказанные тысячи слов, но в этот момент двери лифта плавно разъезжаются, открывая нам помещение, ещё более личное, чем моё жилище. Мы на этаж ниже квартиры. За единственной дверью тут находится винтовая лестница, ведущая прямо в мою спальню.
Доминик поворачивает голову и замирает, уставившись в игровую комнату. Он отпускает мое горло, отстраняется от меня, выходит из лифта и идёт осматриваться по сторонам.
Дизайн комнаты - чистый декаданс с использованием темного, почти черного дерева. Мебель - красная и черная. Подсветка – бордовая, как раскаленный уголь, а готическая люстра испускает рассеянный белый свет.
Доминик - в черной рубашке и брюках, с сильным телом и прекрасным лицом, полным мрака и ярости - вписывается в этот интерьер идеально.
Я выхожу из лифта. Двери за мной закрываются, их матовая черная поверхность почти сливается со стеной.
Доминик медленно обходит комнату. Его взгляд скользит по изгибам тантрических диванов, по мягким скамейкам и креслам для бондажа. Он внимательно рассматривает секс-машины с дилдо и пультами дистанционного управления.
Проходит мимо кровати в глубине комнаты, замечает дверь, ведущую к лестнице. Разглядывает стойки с игрушками и инструментами, бар с внушительным ассортиментом. Изучает крестообразный андреевский крест с подъемником. Когда он возвращается ко мне, его темные брови нахмурены.
Мне хочется улыбнуться, подразнить, спросить легкомысленно: «ну, нравится?», но не получается. Я просто стою и жду его слов.
- Ты играешь тут сам с собой, так ведь?
- Чаще всего – да.
- Почему?

Я пожимаю плечами и пытаюсь пройти мимо. Он хватает меня и разворачивает лицом к андреевскому кресту. Подбивает ноги – и я неуклюже падаю на колени. Сжимая мои волосы в кулаке, он присаживается сзади, дергая и наклоняя мою голову, заставляя смотреть прямо на дилдо, прикрепленное к толкающему механизму. Панель управления секс-машиной и электронными фиксаторами размещена там, где должна находиться моя рука. И где она часто находится.
Моя эрекция частично ослабла, когда Доминик начал осматривать комнату, но сейчас мое тело опять реагирует на вид знакомого механизма и возбуждается от грубого обращения.
- Почему? — повторяет он.
- Я не обязан тебе ничего объяснять.
Он тянется рукой и хватает мой член через белые брюки.
- Тебя никто не умеет трахать как надо?
Те немногие мужчины, которых я сюда приводил, восхищались комнатой. Им она казалась страстной, возбуждающей. Но никто ни разу не задал мне этот вопрос.
Они никогда этого не понимали.
А Доминик - понял.
- Тебе нужно жёстко, да? Тебе нужно, чтобы тебя использовали.
Мое дыхание сбивается.
А он продолжает:
- Тебе нужен кто-то, кто причинит тебе боль.
Я с трудом сглатываю. Он почти добрался до истины.
- И тебе нужно, чтобы это было по-настоящему. Без надуманности и притворства. Без ограничений и без стоп-слов. Поэтому ты лучше выебешь себя сам и представишь, что это делает кто-то другой, чем позволишь очередному неумехе разочаровать тебя.
Я так сильно дрожу, что даже не пытаюсь сопротивляться, когда кулак Доминика в моих волосах тянет голову вниз. Он прижимает мое лицо к лакированному деревянному полу.
- Ты такая жестокая, психопатная шлюха. Ты был совершенно бешеный той ночью, когда резал того ублюдка.
- Тебе понравилось смотреть?
- А как ты думаешь, почему я трахнул тебя в том переулке?
Жаль, что я не помню всё отчётливо. Вспышки - кусочки воспоминаний о переулке, всплывают в голове, но они отрывочны и расплывчаты.
Доминик поднимает меня с пола и захватывает горло, сжимая и отпуская, словно играючи.
- Расскажи, как ты проснулся, привязанный к дивану, весь в сперме. Тебе понравилось?
Я закрываю глаза, вспоминая.
- Да.
- Было больно?
- Да.
- Хорошо. Ты часто ходишь с пробкой?
- Часто.
- И сейчас с ней?
- Нет.
Он кусает меня за ухо.
- Почему нет? Думал, я не приду за тобой сегодня?
- Я знал, что придёшь.
- Правда?
- Да. Потому что ни с кем другим у тебя не получится так, как со мной.
Его рука замирает у меня на горле, потом он снова сжимает его, но это почти нежный массаж.
- Тогда почему же ты не подготовился?
- Я подготовился. Я специально не растянулся. Я хочу, чтобы ты сам сделал это своим членом.
Теперь дрожит он. Его мощное тело трясётся, прижимаясь ко мне. Он нуждается во мне – возможно, так же остро, как и я в нём.
Доминик поднимает меня на ноги, не убирая руки от моего горла. Он сжимает его ещё сильнее.
- Я так сильно хочу тебя убить.
Я откидываю голову ему на плечо.
- Я знаю.
Его ладонь скользит с шеи на обнаженную грудь, затем ниже – к животу и распластывается там, двигаясь в ритме моего дыхания. Мизинец ныряет под мой пояс.
- Моя прекрасная, безумная, суицидальная шлюшка.
Я полностью расслабляюсь, прижимаясь к нему спиной. Облегчение от того, что он меня понимает, успокаивает и размывает все мысли в голове.
Он расстегивает мои брюки. Медленно ведёт бегунок молнии вниз. Довольно цокает языком, обнаруживая тонкий черный треугольник стрингов, скрывающий мой член. Начинает водить вверх и вниз по моей напряженной длине.
- Ты вчера ревновал? — спрашивает он.
- Да. И злился.
- Потому что думал, что я хочу ее?
- Нет. Потому что я знал, что ты ее не хочешь - и всё равно выбрал её.
- Хм.
- Почему? — спрашиваю я, раздраженный и всё ещё злой на него.
Он убирает ладонь от моего члена. Поворачивает меня лицом к себе, но я не успеваю заглянуть в его глаза, потому что он кладет тяжелую руку мне на плечо и давит вниз. Я мог бы упираться, сопротивляться, но не хочу. Пока нет. Я позволяю ему опустить меня на колени.
- Отсоси, — приказной тон не терпит возражений.

Пока я расстегиваю его брюки, он снимает рубашку. Я стягиваю вниз черные трусы, освобождая тяжелые, набухшие яйца и внушительный, налитый член.
Он просто охуенный. Толстый, длинный, с выразительными венами и массивной головкой, на верхушке которой выступила капля предсемени, сверкающая, как бриллиант. Я слизываю её языком. Доминик издает довольный звук, а потом стонет от удовольствия, когда я беру его в рот.
Я заглатываю его глубоко, до самого горла. Он молчит, не издаёт никаких звуков, и я хватаю и сильно сжимаю его яйца. Он вбивается мне в горло, выбивая слезы из глаз и заставляя меня давиться, задыхаться, захлебываться.
А потом резко отстраняется и убирает член, не кончив. Приседает передо мной, приближая свое лицо к моему. Вытирает слезы с моих глаз.
- Иди, сделай мне выпить.
- Расскажи мне про твое второе свидание. Это был мужчина?
- Да.
- Вы трахались?
- Я смотрю, ты прям переживаешь.
- А ты разве не переживал сегодня в клубе?
- Это другое. Ты не имеешь права указывать мне, что делать.
- А я всё равно буду реагировать. Так же, как ты сегодня.
- Иди, сделай мне, блядь, выпить. Или я тебя привяжу и оставлю. А пульт заберу себе.
Я вздрагиваю — но не от возбуждения. Как он понял, что отказ в удовольствии — это единственное, чего я боюсь и не выношу?
Он расшнуровывает мои ботинки, поднимает меня на ноги. Я сбрасываю их, а он стягивает с меня брюки. Когда его руки нащупывают голую плоть моей задницы, он сжимает ее. Играет с веревочкой стрингов.
- Боже, ты такой грязный.
Он шлепает меня по заднице. Я освобождаюсь от брюк, снимая вместе с ними и носки. Теперь на мне только черные стринги и такого же цвета галстук, но их я не снимаю. Жду – разденется ли Доминик, но он лишь натягивает нижнее белье и брюки поверх своего стояка, застегивает молнию и бросает на меня предостерегающий взгляд.
Я направляюсь к бару. Обычно я не подчиняюсь так легко, но сейчас - боюсь, что он накажет меня отказом. А я могу вынести всё, что угодно, кроме этого.
Это была ловушка. Он не даёт мне дойти до бара.
Одним резким движением хватает меня и швыряет на стойку. Наверное, у него в кармане был пакетик смазки, потому что при внезапном прониковении внутрь его пальцев я чувствую, что они скользкие. Я вскрикиваю от неожиданного вторжения. Он двигает рукой резко, глубоко, нетерпеливо, разводя пальцы ножницами и растягивая меня.
Но мне нужен его член.
- Это не то, что я хо...
- Мне плевать, чего ты хочешь, Рафаэль. Решаю здесь я.
Я так разочарован и сердит, что просто опускаю голову на стойку бара и молча смиряюсь, и даже когда моя задница начинает уступать его настойчивым пальцам – внутри всё равно скручивается тугой узел обиды.
Он резко вынимает пальцы, и отталкивает меня. Я почти падаю со стойки, но удерживаюсь и встаю, а потом оглядываюсь и вижу, как он снова ходит по комнате. Разглядывает. Обдумывает варианты.
Решаю всё же налить выпить и продолжаю наблюдать за ним. Я расстроен, меня потряхивает, но руки слушаются - я наливаю два тумблера бурбона.
Мне кажется, всё это для него в новинку. Игрушки. Инструменты. Но он не задаёт мне никаких вопросов. Изучает всё сам.
Его заинтересовала бондажная скамья. Он обходит мягкую лавку с креплениями и ручками, внимательно рассматривая. Я опускаю руку и сжимаю свой ноющий член через тонкую ткань стрингов, медленно поглаживаю его, пока наблюдаю, как он изучает всасывающий мастурбатор, встроенный в скамью. Делаю глоток бурбона, пересекаю комнату и присоединяюсь к нему.
Доминик уже изучает механический толкатель с черным силиконовым дилдо.
- Ты позволяешь этой штуке трахать тебя? — спрашивает он, когда я протягиваю ему стакан.
- Да.
И как долго?
- Пока не закончусь.
Он делает глоток.
- А «закончиться» - это сколько и как?
- Поймешь, когда увидишь.
Свободной рукой он ослабляет мой галстук. Я позволяю ему стянуть его через голову и бросить на один из изогнутых тантрических диванов. Он ставит стакан на столик. Потом делает шаг ко мне и тянет стринги, оставляя их на мне, но сдвигая ткань так, чтобы освободить член и яйца.

Я обожаю, когда он трогает меня. Меня будоражат касания его пальцев, их нетерпеливые рывки и захваты. Он даже что-то напевает себе под нос, глядя вниз на мой подрагивающий ствол. Он берет его в руку и гладит. Я закрываю глаза, наслаждаясь этим моментом ласки, потому что знаю - он не продлится долго. Он забирает у меня стакан. Это и есть предупреждение для меня.
В следующее мгновенье я оказываюсь прижатым животом к бондажной скамье, даже не успев понять, как он меня так ловко завалил. Сопротивляюсь, но ровно настолько, чтобы усложнить ему задачу. Чтобы разозлить. Он шлепает меня по заднице и прижимает голову вниз. Наваливается на меня всем своим весом и пристегивает мои запястья к фиксаторам. Мой член неудобно прижат к скамье, не попав во вход мастурбатора. Я хочу туда, внутрь.
Доминик поднимается, фиксирует мои лодыжки и колени. Теперь я зафиксирован на скамье на четвереньках с пошло выставленной напоказ задницей. Как только всё закреплено, Доминик отходит. Его удаляющиеся шаги заставляют замирать от ужаса мое сердце, но вскоре я слышу дребезжание моей стойки с игрушками.
Когда он возвращается, я почему-то ожидаю удара плетки или кнута. Но вместо этого он берет мои яйца в крепкую, скользкую хватку. Наверное, он нашел смазку. Хотя, чего уж там – она тут расставлена повсюду.
Он мнёт, скручивает и оттягивает мои яйца. Блядь, как же это приятно. Потом он хватает мой член, смазывает его одним уверенным движением и, наконец-то, вталкивает его внутрь гильзы мастурбатора.
Я хочу начать втрахиваться в него немедленно, но Доминик всё ещё держит и тянет к себе мои яйца — и в этом чувствуется угроза. Он оттягивает их еще сильнее, так, что это почти больно - и застегивает на мошонке над яйцами тяжелое кольцо-растяжку. Вес, давление, тянущее ощущение плюс присасывающее тепло мастурбатора — это больше, чем я могу вынести. Я приподнимаю зад и сильно толкаюсь вперед бедрами в гильзу.
- Если ты начнешь трахать эту штуку — это всё, что ты сегодня получишь.
- Доминик...
- Я серьезно, Рафаэль. Ты замрешь и будешь ждать. Единственное, что будет толкать твой член в эту гильзу — это мой член в твоей заднице.
Я стону от разочарования и заставляю себя лежать неподвижно. Меня трясёт, но я ничего не могу с этим поделать.
Доминик издает довольный звук. Я слышу движение за спиной, звук падающей на пол обуви, звук расстегивающейся молнии, шорох стянутой одежды. А я весь дрожу, и так взвинчен и возбужден, что все мысли испаряются из головы.
- Гребаный ты боже ж мой, — бормочет он. — Ты такой охуенно красивый.
Я зажмуриваюсь от этих слов. Это то, что я ненавижу слышать. Это то, что мне необходимо слышать.
Когда я чувствую давление его головки у входа, из меня вырывается жадный и жалобный звук. Он толкается внутрь одним плавным, неумолимым движением, растягивая меня шире и глубже. Конечно, это больно, но это именно то, чего я хочу, именно то, что мне нужно. Быть заполненным. Быть использованным.
- Вот так, сука, да, — выдыхает он, когда полностью входит в меня, плотно прижимаясь тазом к моей заднице. Он не спрашивает, в порядке ли я, не дает мне привыкнуть к брутальному размеру его члена. Он просто наваливается сверху, хватается за ручки скамьи и начинает меня трахать.
Сначала это только боль. Она захватывает меня, выжигает мысли, и я просто отдаюсь ей, расслабляюсь в ней, принимаю её.
Потом сквозь боль начинает прорываться удовольствие. Мускулистая грудь и живот Доминика напрягаются у меня за спиной. Его стальная хватка на ручках скамьи удерживает меня не хуже ремней. Он резко вбивается в меня, громко шлепая бедрами по моей заднице, пока его член вонзается всё глубже, снова и снова.
Я стону.
- Вот она, моя грязная шлюшка, — шепчет Доминик мне прямо в ухо. — Ей нужен большой член, чтобы по-настоящему трахнуть ее дырку и разворотить к чертям задницу.
Боже, как же я люблю, когда он так со мной говорит.
- Тебе нравится трахать эту игрушку?
Я издаю хриплое согласное угукание - на большее я сейчас не способен. Вакуумная гильза мастурбатора сжимает мой член, скользит по нему каждый раз, когда Доминик толкается в меня.

Но Доминику нужны слова. Он отпускает одну из ручек, хватает меня за волосы - и угол его толчков меняется, принося мне новые ощущения.
- Отвечай, - он продолжает вбиваться. - Тебе нравится трахать эту штуку?
- Да-а-а, — выдавливаю я, в то время как мои яйца поджимаются, приближаясь к разрядке, но натыкаются на кольцо-растяжку. Я громко стону. Я хочу кончить.
И он это знает.
- Только посмей кончить без моего разрешения.
Мои мысли разбиваются вдребезги. В голове белый шум.
- Вот так, моя милая шлюшка, - Доминик отпускает мои волосы и снова хватается за ручку.
- Просто прими это, — говорит он мне низким, хриплым голосом, не переставая жестко и глубоко вбиваться в меня.
Яйца уже слишком тяжелые и полные. Член пульсирует так, что это уже больно. Все мое тело готово к разрядке. Он держит меня на грани слишком долго и безжалостно.
Его толчки становятся невыносимыми. Тело сводит от напряжения, яйца поджимаются к растяжителю слишком близко. Я начинаю конвульсивно биться, пытаясь освободиться из пут.
- Вот так, — хрипит Доминик, когда моя задница сжимается на его члене. - Сожми меня сильнее. Дергайся. Борись.
- Блядь! — выкрикиваю я, вжимаясь лицом в мягкую поверхность лавки, пытаясь сдержать оргазм.
- Бля, ты же душишь мой член, — выдавливает он сквозь зубы. Его яйца влажно шлепают об мои. – Кончай — сейчас же.
Кольцо на яйцах на даёт разрядке выйти сразу - оргазм начинается медленно, заставляя меня прочувствовать каждую секунду, а потом я взрываюсь. Кричу, когда сперма вырывается внутрь гильзы, сосущей мой член. Доминик продолжает долбить меня с неослабевающей силой, заставляя мой уже кончающий член продолжать трахать мастурбатор.
Я уже кричу, перевозбужденый до предела, когда он рычит и вбивается в меня мощным толчком. Его член дергается глубоко внутри, и я чувствую, как он заливает меня горячей спермой.
Я задыхаюсь, дергаюсь под ним, сжимаюсь, пока он наваливается на меня, все его тело вжимается в моё, словно он хочет слиться со мной и пометить меня собой.
- Блядь, — выдыхает он, пока его бедра продолжают судорожно дрожать. Лоб упирается мне в спину.  – О, боже!
Он всё ещё кончает. Я вскрикиваю, спазм выкручивает тело, и мой член снова разряжается в рукав.
Доминик тяжело наваливается сверху и замирает. И я хочу остаться так навсегда, прижатым, дрожащим, с его членом внутри.
Потому что именно здесь моё место.