XVI
Прошло уже несколько месяцев. Мы с Дэвидом — как будто два переплетённых ритма: его — ровный и уверенный, мой — быстрый, насыщенный работой и новыми проектами. Я просыпаюсь не под напоминание «тренировка» и не под звук дверного звонка агента — а под его голос, который слегка хрипловат от сна и по-французски шутит, как будто он всё ещё в каком-то другом ритме мира. Он приносит мне кофе в постель, укутывает одеялом плечи, а потом идёт в свою часть квартиры — ноутбук, звонки, расписание Килиана. Он — и моя опора, и моё оружие.
Дэвид — не просто красивый и мускулистый темнокожий француз. Он менеджер, который смотрит на футбол так, как другие смотрят на живопись: с пониманием, с требовательностью и с любовью. Он — человек, который годами был рядом с Мбаппе, знает о нём больше, чем кажется, и именно это знание делает наше положение тонким и опасным. Мы не только влюблены; мы — союз ненавязчивой силы. Он приносит букеты без повода; я готовлю ему пасту и ставлю на стол тарелку, с которой он ест, как ребёнок, с закрытыми глазами. Он дарит мне книги, иногда — дорогие вещи; чаще — вещи, которые мне действительно нужны. Он заботится о мелочах: два полотенца в ванной, зарядка для телефона в нужном кармане, свежие фрукты в вазе.
Мы вместе много смеёмся и мало драматизируем. По утрам он уходит на работу — и в этот момент мне кажется, что я дышу свободнее. Я работаю и расту: съёмки, интервью, аналитика. Моя лента в соцсетях превратилась в микс профессионального и личного — репортажи с закрытых тренировок, интервью с ведущими нападающими, острые колонки. Люди читают. Люди обсуждают. Хейтеры шепчут, фанаты лайкают, коллеги присылают весточки поддержки. За спиной — история, связанная с Мбаппе, но теперь у меня есть собственная история: я — журналист, у которой тесная профессиональная сеть, у которой — что важнее — лицо в медиапространстве.
В то же время мир не забыл нас с Килианом. Газеты и таблоиды метались — сначала он, потом я, потом снова он. Его игра, казалось, или расцветала, или тонко менялась: в некоторых матчах он был бесподобен; в других — люди выискивали причины в мелочах. Некоторые комментаторы с нравоучительной уверенностью писали, что «она отвлекла»; что «отношения — это расслабление, а не стимул». Я читала эти строки и улыбалась холодно: ведь я не играла вместо него. Я работала. Я строила мосты, которые не вели к скандалу — а к моей карьере.
Дэвид знал, как это работает. Он умел быть рядом с Килианом и одновременно рядом со мной, не создавая театральных сцен. Их дружба — сложная, честная; они провели вместе миллионы часов: тренировки, тактические совещания, посиделки до утра, когда обсуждают стратегию. Он знал все слабые стороны Килиана и в то же время хвалил его игру, когда та сияла. Это делало наш союз одновременно искренним и стратегическим. Я — мост между миром журналистики и миром футбола; он — человек, что может распутать узлы и заново связать канаты.
Тем временем у Килиана появилась новая девушка — Кейт Лоудсон. Белокурая, стройная, модельная; на её фото — идеальная осанка, студийный свет и предсказуемая улыбка. Пару раз я видела их совместные снимки: шикарные кадры, идеальные позы, подписи «love» и «my world». Они выглядят как пара с обложки — и люди это любят. Журналы пишут про новую «идеальную пару», блогеры делают сторис, а фанаты обсуждают, кто из них выиграл в этой игре публичных отношений. Я вижу в ней не конкурентку, а образ — красивый, отточенный, но поверхностный. Люди видят картинку, не видя тканей, из которых сшита эта картинка.
Внутри меня — смесь. Есть злость, да; есть желание кусать губы, когда читаю очередной заголовок, где моё имя рядом с его — но не так, как мне бы хотелось. Есть радость, потому что мой телефон не молчит от предложений: эфиры, проекты, приглашения на конференции. Есть лёгкое чувство вины, которое приходит ночью, тихим шагом, спрашивая: «Это месть или защита?» Но потом я смотрю на Дэвида, на то, как он приносит домой цветы просто так, как он смеётся, когда я ставлю тарелку с пастой, и понимаю — иногда месть выглядит как жизнь.
Мы были осторожны. У нас не было лозунгов «посмотри, что ты потерял». Мы делали ровно то, что хотели: встречались, обедали, смеялись и строили ту простую домашнюю жизнь, в которой он прижимает к себе меня, а я — ставлю кофе на стол, пока он шуршит бумагами менеджмента. По утрам я жду его дома. Мы готовим вместе, иногда едим у его родителей, иногда — у моих. Публичность вокруг нас росла — но не так, чтобы разрывать. Я стала тем человеком, кто может мягко держать в руках и клавиатуру, и чашку чая, и чей голос в эфире звучит уверенно.
И да — это мой тихий ответ Килиану. Не кричащая месть, а осмысленное «я живу дальше». Но ирония в том, что в то же самое время он сам не мог стоять на месте: его игра стала ещё ярче, еще собранней; тренер и аналитики хвалили прогресс. Газеты порой писали, что я «виновата» в слабой игре, а потом — когда он бил голы — что я дала ему свободу. Мир медийного футбола любит простые объяснения, но реальность сложнее: каждый из нас живёт своей жизнью, и наши действия пересекаются, создавая эффект зеркал.
Иногда я ловлю себя на мысли: да, я использовала — но использовала ли я вообще кого-то? Дэвид любит меня искренне; он показывает это в мелочах, которые не попадают в сторис. Он не инструмент мести, он — человек, который выбирает быть рядом. И в этом выборе — моя самая сильная защита и самый тонкий укол в ту непростую игру, в которой мы все оказались участниками.
Я готовлю очередной большой материал — интервью с одним из лучших форвардов мира. На столе — письма, предложения и черновики, а в голове — мысль, что жить хорошо — это лучшая месть. И пока мир обсуждает наши имена — я живу. Я люблю. Я работаю. И где-то рядом, в другом углу света, кто-то ещё улыбается в кадре для очередной обложки. Мир крутится дальше, и в его вращении у каждого из нас своя роль. Моя — быть полезной, сильной и, да, немного непредсказуемой.
****
Когда Дэвид написал, что собирается к Килиану и спросил, не хочу ли я с ним, я долго смотрела на экран, словно внутри боролась сама с собой. Сердце сжалось — впервые после расставания я должна была переступить порог того дома, который ещё недавно был для меня не просто местом, а целым миром. Домом, где мы с Килианом смеялись, спорили, готовили завтрак наспех и строили планы. Теперь это уже не мой мир. Но я согласилась — может, отчасти из любопытства, отчасти потому что хотела проверить себя: смогу ли я спокойно смотреть ему в глаза.
Мы ехали в машине Дэвида, и весь путь я смотрела в окно, глотая то горькое, то сладкое чувство воспоминаний. Дэвид болтал о чём-то своём, но я его почти не слышала. В голове крутились лишь картинки — его смех, его руки на руле, его голос, когда он называл меня «ma belle».
Подъехав к знакомым воротам, я почувствовала, как внутри всё перевернулось. Двор был тот же: аккуратный газон, ухоженные дорожки, даже тот же мягкий свет в окнах. Но сейчас здесь жила другая история, где мне не было места.
Дверь открыл он. Килиан. Он выглядел почти так же, но всё равно иначе: спокойный, собранный, в домашней футболке, волосы чуть взъерошены. Его глаза сразу нашли мои — и будто застыли. Он прикусил нижнюю губу, и я ясно увидела, что он не так уж спокоен, как хочет казаться. Я почувствовала, как сердце предательски дрогнуло.
И рядом с ним — она. Кейт. Его новая девушка. Стройная, ухоженная, с лёгкой улыбкой на губах. Она первой шагнула вперёд, протянула руку, её движения были уверенными, но слишком уж нарочито дружелюбными, как будто она пыталась подчеркнуть: «Я здесь. Я его выбор».
Мы обнялись — с Килианом тоже. Лёгкие, почти дежурные объятия, но в этих секундах я ощутила всю силу прошлого. Его ладонь скользнула по моей спине чуть дольше, чем нужно. Я знала — он тоже это чувствует.
Мы зашли внутрь. Дом пах так же: дорогим кофе, древесными свечами, чем-то тёплым и уютным. Но я уже не могла назвать его своим.
Килиан, стараясь быть хозяином, а не бывшим, шутил, задавал вопросы, но его взгляд снова и снова возвращался ко мне. Он украдкой смотрел, прикусывая губу, как будто сдерживал слова или воспоминания. Я ловила эти взгляды и старалась делать вид, что ничего не замечаю. Но внутри было тяжело, словно каждая деталь — фотография на полке, его любимая кружка, вид из окна — напоминала, что я здесь уже чужая.
Кейт улыбалась, старалась держаться уверенно. Она то поправляла его футболку, то касалась его плеча — мелкие жесты, которыми женщины метят территорию. Я видела это. Я понимала её. Но всё равно больно было видеть, как чужие руки касаются того, что раньше было только моим.
А Килиан… он сидел напротив, разговаривал с Дэвидом, но глаза его всё равно возвращались ко мне.
________
Мы сидели за столом, и только что за Кейт и Дэвидом закрылась дверь — их шаги затихли в коридоре. Дом словно сразу стал пустым и слишком тихим. Передо мной стоял бокал вина, капельки медленно стекали по стеклу, а в груди нарастало странное напряжение.
Молчание тянулось, густое, почти вязкое. Я чувствовала на себе взгляд Килиана, но упрямо смотрела на свои руки, будто линии на ладонях могли подсказать ответ на вопросы, которые я сама боялась себе задать.
И вдруг его голос прорезал воздух, короткий и холодный, как удар:
— Ты счастливая с ним...
Я подняла глаза. Его взгляд был серьёзным, тяжёлым, в нём не было привычной лёгкой искры, только глубина, которая будто втягивала в себя. Я едва заметно кивнула и тихо ответила, почти шёпотом:
— Я знаю.
Внутри всё перевернулось. Я слышала собственное дыхание и биение сердца, слишком громкое для этой тишины.
Он чуть подался вперёд, локти упёрлись в стол, а в голосе появилась странная мягкость, от которой становилось ещё тяжелее:
— Давно я тебя не видел… За это время ты стала ещё красивее.
Эти слова повисли в воздухе, будто запретное признание. Я замерла, не зная, что ответить, и только уголки губ дрогнули — то ли от смущения, то ли от боли. Внутри было чувство, будто он с лёгкостью сорвал тонкую завесу, за которой я прятала всё это время свои настоящие эмоции.
****
На кухне пахло свежим тестом и расплавленным сыром. Я стояла рядом с Кейт, пока мы раскатывали тесто для пиццы, и неожиданно почувствовала, что между нами появляется что-то вроде временного перемирия. Она была из тех девушек, которые всегда слишком идеально причесаны, улыбаются чуть дольше, чем нужно, и говорят комплименты так, будто они заранее отрепетированы. Но всё же в тот момент, когда она ловко бросала в воздух кусочек теста и смеялась над тем, что оно упало на пол, я подумала: ладно, Кейт не такая уж и плохая.
Мы резали овощи, тёрли сыр, а её смех звенел в кухне, смешиваясь с гулом телевизора из гостиной, где Килиан и Дэвид уже громко спорили из-за голов в FIFA. Я наблюдала, как Кейт щедро поливает основу томатным соусом и кокетливо говорит:
— Пусть мальчики думают, что всё это мы делаем ради них. На самом деле — ради нас, — и хитро подмигнула.
Я лишь улыбнулась в ответ, решив не спорить.
Когда пиццы были почти готовы, Кейт вдруг отложила нож и повернулась ко мне:
— Адель, пойдём со мной как-нибудь посмотреть матч Килиана. Ты должна увидеть, как это выглядит со стороны. Атмосфера, фанаты, его игра — это невероятно!
Её голос звучал слишком восторженно, как будто она рекламировала не матч, а новый парфюм. Но в её глазах всё-таки скользнул настоящий интерес. Может, ей действительно нравился футбол.
Я чуть пожала плечами:
— Может быть- сказала коротко.
Кейт улыбнулась, но улыбка её была такая же «идеальная», как её прическа. Я поймала себя на мысли, что она немного фейковая. Словно маска, за которой скрывается кто-то другой — настоящая Кейт, которую я пока не знала.
Мы поставили пиццы в духовку, и кухня наполнилась ароматом расплавленного сыра, чеснока и свежего базилика. Из гостиной послышался громкий крик Килиана:
— Да ну, Дэвид! Это был офсайд!
Я и Кейт переглянулись и одновременно рассмеялись.
— Вот видишь, — сказала она, вытирая руки о полотенце. — Они там в своём мире. А у нас свой — с пиццей.
Я кивнула, и вдруг почувствовала странное облегчение. Пусть Кейт и казалась наполовину фальшивой, но в этой кухне, среди теста, сыра и запаха пиццы, она была почти настоящей.
Запах свежей пиццы наполнял комнату, смешиваясь с тихим смехом и обрывками разговоров. Тарелки с еще горячими кусочками стояли посреди стола, и каждый тянулся за своим любимым вкусом. Кейт с азартом спорила с Дэвидом о том, какая пицца вкуснее — с ананасами или классическая «Маргарита». Я смеялась, слушая их, и время будто замедлялось — вечер был простым, но от этого особенно тёплым.
Килиан сидел рядом, его рука то и дело касалась моей, словно случайно, но каждый раз сердце отзывалось лёгким толчком. Я делала вид, что не замечаю, но внутренне улыбалась — ему не нужно было слов, чтобы я поняла, как сильно он не хочет, чтобы эта ночь заканчивалась.
Когда тарелки опустели, а разговоры плавно затихли, мы вышли на улицу. Воздух был прохладным, наполненным запахом ночного Мадрида. Мы с Кейт и Дэвидом попрощались первыми, но в тот момент, когда я обняла Килиана, он прижал меня к себе сильнее, чем обычно. Его дыхание обожгло моё ухо, и шёпотом, который был только для меня, он произнёс:
— Только не забывай меня…
Я закрыла глаза, ощущая, как его слова оседают в груди тяжёлым грузом, и всё же выдавила лёгкую улыбку:
— Ты последний, кого я буду слушать, Килиан. Игра окончена. Ты попал в офсайд.
Он тихо засмеялся, хотя в его взгляде сквозила тоска. Наши пальцы разжались медленно, словно не хотели отпускать друг друга. Я пошла вперёд, не оборачиваясь, но ощущала его взгляд до самого конца улицы, и знала — это прощание было лишь началом чего-то большего.
****
Я закрыла за собой дверь и на секунду прислонилась к ней спиной. Дом встретил меня тишиной — той особенной, густой тишиной, что всегда бывает после долгого дня, когда внутри всё ещё звенит от эмоций. Скинув туфли, я прошла босиком по прохладному полу, словно шаг за шагом возвращаясь из его мира в свой.
В зеркале коридора я поймала своё отражение: чуть растрёпанные волосы, усталость в глазах и одновременно лёгкая, тёплая улыбка, которую не могла стереть. Словно всё, что было до этого дня, растворилось, оставив только нас двоих и то, что между нами родилось.
Я зажгла маленький торшер в гостиной — мягкий свет окутал комнату, делая её уютной. Бросила сумочку на диван и машинально достала телефон. На экране — несколько сообщений, непрочитанные уведомления… но я не спешила их открывать. В голове звучал его голос, в груди ещё жило ощущение его прикосновений.
На кухне я поставила чайник, слушая, как вода набирает силу в кипении. Этот звук странно гармонировал с моим внутренним состоянием: немного усталость, немного волнение, но больше всего — чувство лёгкости. Словно я вернулась не просто домой, а к себе самой.
Я села с чашкой чая у окна. За стеклом тихо мерцали огни ночного Мадрида, а я думала о нём — о том, что он может сейчас делать, что чувствует. Между нами уже не было привычной дистанции: я знала, что стоит только набрать его номер, и он ответит.
В ту ночь я долго сидела в тишине, позволив себе роскошь вспоминать каждую деталь, каждое слово, каждый его взгляд. И впервые за долгое время я почувствовала не просто интерес или симпатию — это было глубже, теплее. Это было начало чего-то нового