XII
Утро прокралось в комнату медленно, как будто само не решалось нарушить тишину. Сквозь неплотно прикрытые шторы на подушку легли полоски солнечного света, и в них плясали крошечные пылинки, будто мир ещё не успел проснуться до конца.
Я лежала, не открывая глаз, слушая. Где-то тихо тикали часы. Легкий скрип мебели, возможно, дерево откликалось на смену температуры. И ровное, спокойное дыхание рядом со мной. Он всё ещё спал.
Я осторожно повернулась. Килиан лежал на спине, одна рука чуть вытянута в мою сторону, будто даже во сне хотел быть ближе. На губах у него едва заметная полуулыбка. Он выглядел моложе, спокойнее, мягче. Без шума стадионов и вспышек камер. Просто он — такой, каким его вижу я.
Я подтянулась ближе, положив голову ему на плечо, вдохнула его запах — немного цитруса от шампуня, кожа, тепло и что-то тёплое, что пахнет просто "домом". Он пошевелился во сне, и я улыбнулась, целуя его ключицу.
Медленно открыла глаза. Комната была всё такой же: белая, простая, солнечная. На полу лежала моя сумка, аккуратно поставленные туфли, мой свитер, перекинутый через стул.
Никакой сценичности — просто жизнь, просто утро после вечера, который был настоящим.
Я осторожно выскользнула из-под одеяла, села на край кровати. Голова чуть кружилась — не от вина, а от слишком ярких эмоций. Я чувствовала себя легко. По-настоящему.
На цыпочках прошла в ванную, умылась холодной водой, заплела небрежную косу, накинула его рубашку, что висела на спинке кресла — и вышла обратно.
Он уже приоткрыл глаза, потянулся, лениво прикрыл ладонью лицо от света.
— Доброе утро... — пробормотал, глядя на меня сквозь ресницы.
— Утро, — прошептала я, подходя и ложась рядом. Он тут же обнял меня, притянул ближе.
— Ты всегда такая красивая по утрам?
— Только когда сплю у тебя, — улыбнулась я, утыкаясь носом ему в грудь.
Он засмеялся, голос ещё хриплый, тёплый. Я чувствовала, как его рука легко скользит по моей спине, как будто рисует на мне утро.
— Может, останешься здесь на весь день? — прошептал он.
— Тогда я стану слишком избалованной, — усмехнулась я.
— Ты уже. Но ты заслужила.Он поцеловал меня в висок.
Мы ещё немного полежали в мягком, ленивом тепле утра, пока лучи солнца медленно скользили по постели, щекотали ресницы и ложились янтарными пятнами на простыни. Его рука всё ещё лежала на моей талии — тяжёлая, уверенная, тёплая. Я чувствовала, как он дышит ровно, почти мурлыча от покоя.
Но голод и уютный порыв подняли меня с постели. Я поцеловала его в висок и, на цыпочках пробравшись в его рубашке, ушла на кухню.
Там было прохладнее — я вздохнула полной грудью, вытянулась, ощущая приятную усталость в мышцах. Потянулась за туркой, включила плиту, и кухню наполнило знакомое урчание воды, аромат свежемолотого кофе. На деревянной доске я нарезала авокадо, черри, сбрызнула соком лимона. Яйца для пашота уже ждали, вода с уксусом закипала. Всё текло размеренно, с любовью.
В сковороде зазвучала чиабатта — с маслом, чесноком, чуть хрустящая по краям. Я поджарила её, рядом положила кусочки прошутто, выложила всё на тёплую тарелку, украсила базиликом. Ничего особенного — но в этом и было всё.
Я стояла у плиты, чуть раскачиваясь в ритме мягкой итальянской мелодии, что играла на фоне. И тут — руки. Сзади. Тепло его тела обволокло меня. Он прижался ко мне, мягко целуя в шею.
— Боже, как ты вкусно пахнешь, — прошептал Килиан, будто сонный, — и ты, и еда.
Я улыбнулась, не оборачиваясь.
— Ещё минута — и завтрак будет готов. Потерпи. А то спалю всю твою кухню.
Он тихо рассмеялся, но не отстранился сразу. Его пальцы нежно провели по моей талии, потом чуть скользнули вверх по руке. Он дышал в шею, лениво, будто не хотел упустить ни мгновения близости.
Но я всё же повернула голову:
— Килиан… завтрак.
Он обречённо отступил, подняв руки вверх, и пошёл садиться за стол. Я подала ему тарелку и поставила чашку кофе рядом.
— Официально лучший запах в этом доме, — сказал он, втыкая вилку в хлеб. — Ну, после твоих духов.
Он сидел напротив, всё ещё в своей мягкой футболке, с лёгкой взъерошенностью во взгляде и паром от чашки кофе, что поднимался между нами. За окном лениво тянулись облака, тёплое утро будто и не торопилось рассыпаться на день.
— Адель… — его голос был тихим, почти шорохом, но не терял силы. — Мы вместе?
Я застыла на секунду. Руками держала вилку, но есть расхотелось.
— В смысле? — переспросила я, хотя в точности знала, о чём он.
Он откинулся на спинку стула, склонил голову немного вбок, как будто хотел рассмотреть меня под новым углом.
— Мы с тобой пара? Или... это просто то, что случается между нами, когда удобно? Я должен знать.
Я опустила взгляд. Почему-то слова застряли. Где-то внутри меня, в месте, где живёт правда, было движение — нежное, беспокойное, сложное.
— Килиан… — тихо выдохнула я. — Я пока не знаю.
Он не перебил. Только лёгкое напряжение промелькнуло в его лице — почти незаметное, но я уловила.
— То, что между нами, — это настоящее. Я не играю. И ты не игрушка. Но… — я пожала плечами. — Всё слишком быстро. Я только недавно вернулась из Севильи. Мы были как в вихре — чувства, касания, твои друзья, вечеринки, съёмки… Всё будто случилось сразу. Я не успела подумать. Почувствовать по-настоящему.
Он продолжал смотреть на меня, не отводя взгляда. Молча. Только слегка кивнул, будто говорил «Я слышу».
— Я не хочу быть девушкой «футболиста». Я хочу быть собой. Хочу понять, что ты хочешь от меня — и что я хочу от этого всего.
Тишина между нами не была холодной. Она была нужной. Настоящей. Как вдох перед откровением.
Он наклонился немного вперёд, положил ладонь на мою руку.
— Тогда я подожду. Сколько надо. Я не прошу ответов сейчас. Я просто… хочу, чтобы ты знала: я здесь. Не временно.
Я слабо улыбнулась. Это было… по-настоящему.
Мы ели дальше — молча, но в той тишине было не отдаление, а уважение. Тепло. Мысли, которые только начинают созревать.
И где-то внутри — очень глубоко — я знала: я ему не безразлична. А он — уже часть моей истории. Вопрос лишь в том, какой именно.
Мы доедали завтрак — тёплые остатки яиц, чуть подрумяненный хлеб, свежие фрукты. Килиан неспешно пил свой кофе, а я лениво крутила ложку в чашке, ловя отражения солнечных бликов в чае.
Он вдруг отставил чашку, вытер пальцы салфеткой и сказал с той легкостью, в которой пряталась надежда:
— Поехали со мной в отпуск. Просто мы вдвоём. Море, пальмы, солнце. Ты и я. Никакой суеты.
Я подняла глаза. Он смотрел на меня с такой открытостью, с тем теплом, которое всегда в нём появлялось, когда он не был футболистом, не был кем-то «из мира» — а просто Килианом. Тем, кто мог обнять ночью за талию, поцеловать в висок, молча налить мне воды посреди ночи, когда мне снился тревожный сон.
Я вздохнула. Нежно. Не отвергающе. Но твёрдо.
— Нет… — мягко ответила я. — Не сейчас.
Он не сразу отреагировал. Как будто хотел уточнить — не сейчас или совсем нет.
Я опустила взгляд и продолжила, уже чувствуя, как слова прорастают во мне из глубины:
— Сейчас всё слишком тонко, понимаешь? Только начинается. Я не хочу убежать от реальности в отпуск. Я хочу сначала понять, какая у нас эта реальность… здесь. Дома. В повседневности. А не в каком-то райском пузыре, где всё красиво, но временно.
Он чуть склонил голову и посмотрел на меня так, будто искал правду между словами. Не обиду — нет, просто уязвимость, в которой всё было настоящее.
— Я не бегу, Адель. Я просто хотел… побыть с тобой. Без всего.
Я подошла ближе, коснулась его пальцев.
— Я знаю. И мне это… чертовски приятно. Но я прошу — давай не торопиться. Если мы чего-то стоим… оно не исчезнет, даже без моря и пальм.
Он улыбнулся — чуть грустно, но по-настоящему. Его пальцы обвили мои, и в этой тишине не было холодности. Только принятие.
— Хорошо, — сказал он. — Я подожду. А пока — мы можем просто полежать на диване и смотреть глупое кино?
Я рассмеялась.
— Вот это уже идеальный план.
*****
Я стояла в спальне, складывая вещи в свою сумку. Всё казалось привычным — мои кремы, смена белья, мягкая футболка, которую я любила носить дома. Всё двигалось медленно, под мелодию утренней тишины, которую иногда прерывал шелест листьев за окном и гул далёких машин. Но внутри было что-то странное. Тепло, но немного колко в груди.
Дверь слегка приоткрылась, и Килиан зашёл, облокотившись на косяк. Волосы чуть растрёпаны, на нём его домашние спортивные штаны и тонкая серая майка. Он выглядел невероятно... просто и близко. Именно так я его и любила — в этих моментах, когда он был не «Килиан Мбаппе», а просто мужчина, к которому тянулась моя душа.
— Ты собираешься? — спросил он, подойдя ближе, легко присев на край кровати. Его голос был спокойным, но я почувствовала что-то в оттенке.
— Да, — я ответила, не оборачиваясь сразу. — У меня ещё работа, съёмки. Хочу заехать домой переодеться.
Он кивнул. Некоторое время мы молчали. Он наблюдал, как я застёгиваю молнию на косметичке, как поправляю аккуратно свёрнутую рубашку.
— Я, кстати… — начал он, и его голос стал чуть тише, — завтра уезжаю на пару дней. На Ибицу. С ребятами.
Я повернулась к нему, застыла на секунду. Его глаза были спокойны, он пытался быть непринуждённым. Я выдавила лёгкую улыбку:
— На Ибицу? Ну… хорошо. Вы заслужили отдых после всего.
Он усмехнулся, пожал плечами:
— Да, просто сменить обстановку. Парни решили — и я подумал, почему бы и нет.
Я кивнула, застёгивая сумку. Внутри было спокойно… слишком спокойно. Как перед грозой. Сердце не било тревогу — но в нём поселилась тонкая вибрация, едва слышная, но настойчивая. Интуиция. Не ревность, не недоверие… а именно ощущение, что где-то за горизонтом — поворот, который я пока не вижу.
— Конечно. Это же не клетка, — произнесла я легко, стараясь держать голос ровным. — Мы свободные люди, верно?
Он подошёл ближе, взял меня за руку, провёл пальцем по внутренней стороне ладони.
— Только не думай глупостей. Это просто пара дней. Я напишу. Я вернусь.
Я кивнула, заглянув ему в глаза. Он говорил искренне. Но моё сердце всё равно нашёптывало что-то неясное… как будто какой-то шёпот ветра, который предсказывает перемены.
— Я знаю, — тихо ответила я. — Просто... береги себя.
Он наклонился, поцеловал меня в висок. И на миг в этом поцелуе было слишком много чувств — почти как прощание. Почти.
А я стояла с сумкой в руке и знала: я не буду его держать. Но я запомню этот момент — до мельчайшей детали.
*****
Я взяла в руки свою сумку, поправила волосы и мельком взглянула на Килиана, который всё ещё стоял у окна, лениво листая сообщения на телефоне.
Мы уже обсудили его поездку, и в комнате воцарилась тишина — не гнетущая, а просто спокойная. Такая, какая бывает между двумя людьми, которым хорошо даже без слов.
— Слушай… — я обернулась к нему, слегка прикусив губу. — А не хочешь со мной сегодня в зал? Честно, мне после вчерашнего не хватает немного движения. И, может, ты мне подашь гантели, как настоящий джентльмен?
Он медленно повернулся ко мне, приподняв бровь, а потом усмехнулся, сложив руки на груди.
— Подать гантели? Хм. Только если ты дашь мне фору на беговой дорожке.
— Без проблем, я дам тебе фору в пять минут — но потом будешь жалеть, — усмехнулась я, подмигивая ему.
— Договорились, — он шагнул ближе, наклонился к моему уху. — Но заодно посмотрю, как ты тренируешься. А то всё журналистка-журналистка… Адель в спортзале — это редкое зрелище.
— Вот и увидишь, — я схватила его за руку. — Но сначала ко мне. Мне нужно переодеться.
Мы вышли вместе, день уже успел разгореться, солнце било по стёклам машин, и в воздухе висела лёгкая летняя лень. Он открыл дверь машины, сел за руль, и мы поехали ко мне. По дороге мы болтали ни о чём — о том, как на улице пахнет нагретым асфальтом, о том, кто хуже водит — я или он, и, конечно, о том, кто из нас потеет сильнее в зале.
Когда мы подъехали, я взяла его за руку, потянула за собой:
— Пошли. Только предупреждаю: женская гардеробная строго засекречена.
— Я подожду у двери, как примерный… почти-сожитель, — с ухмылкой сказал он.
Я переоделась в спортивные леггинсы, короткий топ, завязала волосы в пучок, бросила полотенце в сумку и вышла к нему. Он молча скользнул взглядом по мне, но ничего не сказал — только слегка прикусил губу, кивая в сторону выхода.
— Ну что, чемпион, готов проиграть?
— Готов… только не забудь потом проигравшему кофе купить, — бросил он, открывая мне дверь.
И мы поехали в зал. Солнце освещало наши лица, музыка негромко играла в машине, и всё казалось простым. Таким настоящим. И пусть впереди была Ибица, съёмки, репортажи и тренировки — сейчас был только он, я и одна дорога на двоих.
В тренажёрном зале пахло привычной смесью металла, чистоты и лёгкого спортивного пота. Сквозь широкие окна лился утренний свет, делая пространство особенно ярким. Людей было немного, и это только добавляло ощущение личного пространства — будто весь зал сегодня для нас двоих.
Я бросила сумку в шкафчик, глянула в зеркало и поправила волосы, завязав их потуже. Килиан уже стоял у гантелей и крутил одну в руке, словно выбирая, с чего начать.
— Ого, ты действительно собрался тренироваться? — я подошла с улыбкой, став рядом.
— А ты думала, я просто буду стоять и смотреть, как ты прыгаешь на степ-платформе? — он бросил на меня лукавый взгляд. — Хотя, честно… я бы и так справился.
— Знай, что я не просто симпатичное лицо, — хмыкнула я и направилась к беговой дорожке. — Пять минут фору, помнишь?
— Уже бегу, Адель, — сказал он, включая соседнюю дорожку.
Мы начали — сначала плавно, в разговор. Он, как обычно, немного подшучивал, я смеялась, ощущая, как тело просыпается с каждым шагом. Потом пошли отжимания, планка, немного кардио. Я чувствовала, как мышцы разогреваются, как лёгкость и бодрость вливаются в кровь. Рядом Килиан был сосредоточен, серьёзен, но в перерывах между подходами всё равно находил время, чтобы бросить в меня полотенцем или прошептать: «Ты смотришься чертовски красиво, когда в бою».
В какой-то момент я подошла к зеркалу, вытирая лоб, и поймала его взгляд. Он стоял, опершись на тренажёр, и смотрел на меня, как будто впервые. В его глазах было восхищение — но не то, поверхностное, а настоящее. Тёплое, не торопящееся. Глубокое.
— Что? — я улыбнулась, отводя взгляд.
— Ничего. Просто ты… не такая, как все. И когда ты в своём ритме, в своём теле, с этим огнём — это чертовски вдохновляет, — сказал он, подойдя ближе.
Я покачала головой.
— Перестань. У меня ещё пресс на подходе. Не сбивай меня с пути истинного.
— Ладно. Но после тренировки — ты обещала смузи. Или хотя бы кофе.
— Только если ты меня обгонишь в финальном подходе, — сказала я, вызывающе прищурив глаза.
Он хмыкнул и побежал вперёд.
Это была наша маленькая война — но самая мирная из всех возможных. Спортивная злость, смешанная с флиртом. Пот, адреналин, сердцебиение. Наше тёплое утро продолжилось среди железа и движения, как будто мы с Килианом жили в своём отдельном ритме — быстрым, дерзким, настоящим.
Атмосфера в зале уже прогрелась — не только от наших тел, но и от подспудного напряжения между нами. Я подошла к зеркалу, встала у тренажёра для ягодиц и сделала глубокий вдох. Спокойствие, концентрация, упор. Всё как я люблю.
Я чётко расставила ноги, оперлась ладонями на ручки, спина ровная — и начала медленные подъёмы. Движение было контролированным, сильным, с полной отдачей. В отражении я видела себя — сосредоточенную, упругую, с лёгким румянцем на скулах.
Но ещё в отражении — я увидела его.
Килиан стоял метрах в трёх от меня, якобы делая растяжку плеч, но взгляд был вовсе не туда. Его глаза — скользящие, цепкие, жадные. Он изучал меня, моё тело, каждое движение. А особенно те мышцы, над которыми я как раз сейчас работала.
Я прикусила губу, чуть приостановилась и, не поворачиваясь к нему, спокойно сказала:
— Эй, спортсмен… может, ты тоже начнёшь качаться, а не глазами раздевать?
Килиан застыл на секунду, затем хрипло рассмеялся, явно пойманный.
— Прости, но ты сама виновата. Это незаконно — так двигаться рядом с живым мужчиной.
Я обернулась, бросив на него взгляд из-под бровей:
— А ты тренируйся, а не испытывай мою силу воли.
Он поднял руки, будто сдавался:
— Ладно, ладно. Качаюсь, клянусь.
Я вернулась к своему упражнению, но на губах уже играла довольная улыбка. Я чувствовала на себе его взгляд и теперь — с намеренным вызовом — делала каждое движение чуть медленнее, чуть плавнее. Пусть смотрит. Но пусть и знает, что я всё вижу.
Между нами, в ритме гантелей и дыхания, пульсировала игра — едва заметная, но невероятно возбуждающая. И я знала: этот зал теперь запомнит нас обоих.
После напряжённой, но невероятно заряженной тренировки, мы вышли из зала в лёгком, почти молчаливом согласии — оба уставшие, но с тем приятным послевкусием победы над собой… и друг над другом. В воздухе витал солёный запах пота, горячих тел и чего-то неуловимо интимного.
— Ну что, качок, — усмехнулась я, бросив на Килиана взгляд. — Хочешь сказать, я тебя вдохновила?
— Не то слово, — выдохнул он, проводив меня взглядом, в котором читалось гораздо больше, чем просто спортивный интерес.
Мы направились к раздевалкам. Просторный коридор был залит мягким светом, стены тихо отражали наши шаги. Я толкнула дверь в женскую, бросив на него прощальную ухмылку через плечо:
— Постарайся не задерживаться, иначе я уйду одна.
— Уйдёшь — и буду винить зеркало, — усмехнулся он и скрылся за дверью в мужскую.
Я сняла с себя топ, переобулась из кроссовок в лёгкие балетки, и уже привычно переоделась в голубые джинсы и белую футболку, волосы заплела в небрежную косу. На шею повесила крохотный серебряный кулон, капнула немного духов на запястья — пусть легкий аромат ванили и цветов сопровождает меня и после зала.
Когда я вышла в холл, Килиан уже ждал, опершись плечом о стену. Он был в свободных шортах и футболке, волосы чуть влажные — видно, только что вытер. Выглядел расслабленно, но всё равно красиво, даже слишком. Его взгляд упал на меня, он скользнул глазами вниз и обратно, и мягко улыбнулся:
— Готова?
— Всегда, — ответила я и подтолкнула его локтем.
В шумном городском ритме, где асфальт под ногами уже начал прогреваться под июльским солнцем, мы шли бок о бок, уставшие, но с какой-то лёгкой искрой на губах — той самой, что появляется после честной работы над собой и рядом с кем-то, с кем тебе по-настоящему легко.
Мы свернули на тенистую улочку, где среди зелени пряталось небольшое уютное кафе. Там не было лишней суеты — только мягкая музыка, чашки, звенящие о блюдца, и запах свежего хлеба и кофе. Мы заняли столик у окна, с которого открывался вид на узкую мощёную улицу с раскидистыми деревьями, склонившимися над людьми, как будто оберегая их от палящего солнца.
Я откинулась на спинку стула, убрала волосы за ухо и посмотрела на Килиана. Он сидел напротив, скрестив руки, и что-то печатал в телефоне, а потом вдруг поднял взгляд — прямой, немного задумчивый.
— Ты когда-нибудь думала, как странно, что самые простые вещи — кофе после тренировки, разговор в тишине — могут быть такими… настоящими? — спросил он, глядя на меня, как будто хотел увидеть не только лицо, но и мысли.
Я улыбнулась, обвела взглядом кафе, людей, жизнь вокруг.
— Может, потому что в таких моментах мы настоящие. Без камер, без толпы. Просто ты и я, — ответила я, тихо и уверенно.
Он кивнул, потом резко, будто после внутреннего порыва, потянулся за телефоном.
— Давай сделаем фото, — сказал он почти небрежно, но взгляд у него был слишком серьёзный. — Пусть все думают, что ты — моя девушка.
Я приподняла бровь, с лёгкой игрой в голосе:
— Пусть думают? А что, если кто-то начнёт завидовать?
— Уже начали, — усмехнулся он, придвигаясь ближе. — Хочу, чтобы они знали: рядом со мной именно ты.
Я немного опешила. Слова пронзили неожиданно глубоко — не напоказ, не театрально. Он и вправду хотел, чтобы это было видно. Чтобы это было «официально». Он взял телефон, включил фронтальную камеру, и мы сделали несколько кадров: где я смеюсь, где он смотрит на меня, а я отвернулась, где наши головы почти соприкасаются.
На последнем фото он неожиданно взял мою руку, поднял к губам и тихо прошептал:
— Вот это выложу первым.
— Ты смелый, — сказала я, глядя на наши пальцы, переплетённые почти неосознанно.
— Нет. Просто знаю, чего хочу, — сказал он, и в его голосе было всё: лёгкость, решимость… и что-то уже очень похожее на любовь.
Мы сидели ещё долго, болтая о еде, детстве, любимых фильмах. Я рассказала, как маленькой девочкой бегала по тосканским полям, а он вспоминал, как первый раз вышел на поле, когда бутсы ещё были больше его ног.
Этот день был простым, как чашка кофе, и тёплым, как августовское солнце. Но именно в таких днях рождалось что-то важное. Что-то настоящее.
После кофе, лёгкой болтовни и пары украденных взглядов, которые разогревали не хуже летнего солнца, Килиан внезапно потянулся, потёр шею и сказал:
— Слушай, а может... ты поможешь мне сегодня?
Я приподняла бровь, едва заметно улыбаясь:
— С чем?
Он сделал невинное лицо, но в глазах уже танцевала искра:
— Ну, мне же нужно выглядеть... неотразимо на Ибице. А кто, как не ты, выберет мне самый красивый образ?
Я рассмеялась, откидываясь в кресле.
— Ах, значит, я теперь личный стилист?
— Ты — моя муза, стилист, совесть и немножко пытка, — сказал он, вставая и протягивая мне руку. — Но я тебе доверяю. Полностью.
Через полчаса мы уже шагали по просторному бутиковому району, где витрины блистали так, будто каждое стекло полировали вручную с любовью и одеколоном Tom Ford. Я будто вошла в роль: серьёзный взгляд, прищур, анализ. Килиан же шёл рядом с лёгкой ухмылкой и полной уверенностью, что это приключение закончится не только покупками, но и моими руками на его воротнике, поправляющими его наряд.
Он знал — я не смогу устоять перед тем, чтобы привести его в идеальный вид.
В первом магазине я тут же вытащила с вешалки белую льняную рубашку с распахнутым воротом.
— Вот. Дышит, открывает ключицы. Девушки на Ибице будут падать одна за другой, — сказала я и подмигнула.
— Пусть падают. А я всё равно буду смотреть только на тебя, — пробормотал он, исчезая в примерочной.
Когда он вышел, я на секунду замерла. Рубашка сидела идеально, подчёркивая каждую линию его тела. Я прошлась к нему медленно, поправила ворот, наклонилась ближе.
— А теперь тебе нужны шорты. Такие… вызывающе стильные. Чуть выше колена. Чтобы ноги не остались без внимания.
— Ты хочешь, чтобы меня фотографировали все папарацци?
— Хочу, чтобы ты чувствовал себя как король, — улыбнулась я, отступая назад.
Мы продолжили тур. Был ещё магазин, где я настояла на чёрных сандалиях с грубой кожей, потом солнцезащитные очки — те самые, в которых он выглядел как богиня мести, сошедший с подиума.
Каждая примерка была игрой. Я ходила вокруг него, комментировала, он стоял в центре, чуть прикусывал губу, наблюдая, как я оцениваю его, как художница свою скульптуру. Между фразами — случайные прикосновения, лёгкие взгляды, и то напряжение, которое оставалось невидимым, но отчётливо осязаемым.
В конце, когда у нас уже были три пакета и пара свежих фото для «тайного архива», он наклонился ко мне:
— Спасибо. Теперь, когда я буду самый красивый на Ибице, у меня только один вопрос.
— Какой? — спросила я, зная, что он что-то задумал.
— Ты приедешь туда, чтобы следить, чтобы я не переоделся в нечто менее сексуальное?
Я рассмеялась:
— Нет, но я пришлю тебе инструкции в видеоформате. В крайнем случае — дрон с камерой.
Он приблизился, прижал пальцем прядь моих волос к уху и прошептал:
— Ты всё равно будешь в моей голове. Даже если не рядом.
А я… просто кивнула. Потому что правда была где-то в его голосе — тёплой, солёной, как ветер с побережья.
*****
Салон машины наполнялся спокойной музыкой и запахом свежего кондиционера, за окном медленно проплывали деревья и витрины.
Килиан вёл машину одной рукой, в другой — его пальцы лениво лежали на моём бедре. Иногда он слегка сжимал его, будто проверяя, действительно ли я рядом, действительно ли это всё происходит. Его прикосновения были невинно-небрежными, но я знала: он делает это специально, играя с границей между «просто близость» и «всё больше и больше».
Я чуть сдвинулась, пытаясь устроиться удобнее, но живот ныл неприятно. Я поморщилась.
— Эй, всё нормально? — его взгляд на секунду оторвался от дороги, и я поймала в нём беспокойство.
— Всё нормально, просто… живот болит. Ну ты понял. Женские дни.
Килиан сразу же замедлил ход, съехал на обочину и посмотрел на меня внимательнее.
— Тебе нужно что-то? Таблетки? Прокладки?
Я кивнула:
— Только заедем в супермаркет, ладно? Я быстро.
Он усмехнулся, запустил руку в мои волосы:
— Нет. Ты останешься сидеть. Я сам всё куплю.
— Килиан, ты хоть представляешь, сколько там видов?! — я рассмеялась.
— А ты просто напиши, какие, — сказал он спокойно, уже включая поворотник.
Через несколько минут мы остановились у небольшого, но уютного магазина. Я быстро набрала в телефоне: «обычные, с крылышками». Он посмотрел на сообщение, кивнул и выскочил из машины.
Я осталась в салоне. Тёплый воздух, слегка покалывающий в висках, ритмичная музыка и лёгкое ощущение неловкости — но не перед ним. С ним, наоборот, было легко. Просто… странно отпускать контроль. Доверять даже в таких вещах. Это сбивало с толку, но и грело изнутри.
Через несколько минут Килиан вышел из магазина с маленьким белым пакетом, уверенно неся его как будто это кроссовки, а не прокладки. В другой руке он держал шоколадку и бутылочку воды.
— Вот, — сказал он, передавая мне всё.
— И шоколад. Я знаю, ты его не просила. Но я читал, он помогает.
— Где ты читал?
— В жизни с тобой, — усмехнулся он, закрывая дверь и заводя мотор. — У тебя на лице всё написано.
Я посмотрела на него — и не могла не улыбнуться. Так просто, так по-настоящему. Забота без лишних слов.
— Спасибо. Ты сегодня герой, — прошептала я, разрывая обёртку шоколадки.
— Сегодня? — он прищурился, усмехаясь. — А как же всегда?
Я просто хмыкнула, а он положил руку обратно на моё бедро — теперь чуть крепче, уверенно, как будто знал, что имеет на это право.
И в ту секунду мне было так спокойно. Так, как бывает, когда знаешь: кто-то рядом — и всё будет хорошо.
Машина мягко скользила по улицам под позднее утреннее солнце, обнимающее город золотым светом. Я, чуть притихшая, сидела в пассажирском кресле, завернувшись в лёгкую кофту. После визита в магазин, где Килиан уверенно прошёл испытание под кодовым названием «женская полка», мы направились к моей квартире — нужно было забрать пару вещей: ноутбук, косметичку и удобные вещи на вечер.
Он остановился у подъезда, включил аварийку и обернулся ко мне:
— Хочешь, поднимусь с тобой?
Я покачала головой с лёгкой улыбкой:
— Нет, пару минут. Просто соберу всё и вернусь.
— Хорошо. Но не забудь свою тёплую кофту, а то вечером может быть прохладно.
— Так заботливо, — протянула я с игривой ноткой. — Ты точно не подменён?
— Просто не хочу, чтобы ты чихала на меня всю ночь, — усмехнулся он и подмигнул.
Я выбежала в подъезд, на ходу поднимаясь по ступеням. В квартире царила полутишина, как будто она ещё спала после моего ночного отсутствия.
Я быстро закинула в сумку самое нужное: пару вещей на переодеться, ноутбук, зарядку, пару книжек, которые так и не дочитала, и лёгкий аромат в стеклянной бутылочке, с нотками лаванды и ванили — он всегда дарил чувство уюта. На полке взгляд зацепился за старую фоторамку с семьёй — и я на секунду задумалась, как давно не была в Италии.
Спустившись вниз, я села в машину. Килиан как раз допивал воду, и когда я захлопнула за собой дверь, он повернулся ко мне с улыбкой:
— Готова?
— Всегда.
— Тогда поехали домой.
Домой. Так странно — но естественно. Его квартира стала местом, где не было пафоса, статуса, внешнего блеска. Только он, я и что-то, что росло между нами, иногда слишком быстро, иногда пугающе нежно.
По дороге мы почти не разговаривали. Музыка тихо играла на фоне, и в этой тишине было так много близости. Он иногда касался моего колена, то легко, то чуть дольше, как будто запоминая тепло. А я смотрела в окно и думала: интересно, как быстро человек может стать частью твоей повседневности — и при этом оставаться волнительно новым?
Когда мы подъехали к его дому, Килиан взял мои вещи:
— Я понесу, — и даже не ждал моего возражения.
— Ты что, теперь мой телохранитель?
— Нет, просто парень, которому нравится нести твои сумки, — бросил он через плечо, уже открывая дверь.
Мы вошли в прохладный холл. Всё было по-прежнему — чисто, стильно, но не безлико. Аромат чая, который мы заваривали ещё утром, будто остался в воздухе. Он разулся первым, поставил сумку у дивана и обернулся ко мне:
— Ну что, остаёшься у меня сегодня?
Я улыбнулась, снимая куртку:
— А ты ещё спрашиваешь?
Я прошлась по просторному дому, в руках — моя сумка, наполненная всем необходимым. В гостиной было по-домашнему уютно, и я ловила себя на мысли, как легко мне здесь. Быстро разложив вещи в спальне — косметичку на туалетный столик, свитер на край кресла, ноутбук на прикроватную тумбу — я потянулась, чувствуя приятную усталость после насыщенного дня.
Я пошла в ванную, чтобы принять душ, сбросить с себя городскую суету и тяжесть теплого воздуха. Открыв дверь, я замерла — в клубах пара стоял Килиан, под напором горячей воды, его спина была расслабленно согнута, он протирал лицо. Он не услышал, как я вошла.
— О, — сказала я чуть игриво, прислонившись к косяку, — ты раньше занял, да?
Он обернулся, и на его губах появилась мягкая, тёплая улыбка.
— Ты же знаешь, я всегда за горячую воду борюсь. Присоединяйся, если хочешь.
Я не колебалась. Близость с ним была не просто притяжением тел, а чем-то тёплым, настоящим, глубоким. Пар наполнял комнату, обволакивая нас, как тайное облако, скрывающее от остального мира. Мы стояли рядом, вода стекала по коже, а прикосновения были спокойными, внимательными. Он поцеловал меня сначала в висок, потом чуть ниже — и всё произошло естественно, словно продолжение взгляда, дыхания, как будто не могло быть иначе.
Это было не бурей — это было нежностью, в которой растворялись все слова. Всё, что мы не проговорили на диване, было сказано между каплями воды и вздохами.
Позже, уже в полотенцах, смеясь и толкая друг друга плечами, мы пошли на кухню. Волосы ещё немного влажные, а в воздухе витал аромат чего-то нового, домашнего, уютного.
— Ну что, повар дня, что сегодня на ужин? — спросила я, открывая холодильник и заглядывая вглубь.
— У нас есть паста, помидоры, базилик… Ты итальянка, тебе и карты в руки, — сказал он, подходя сзади и обнимая меня, уткнувшись носом в плечо.
— Хорошо, только ты режешь лук. Я от него плачу, — подмигнула я и достала всё нужное.
На кухне снова заиграла музыка — лёгкий джаз. Мы начали готовить ужин, будто были вместе уже тысячи таких вечеров. Всё было до безумия просто, но в этой простоте было настоящее волшебство.
На кухне пахло базиликом, свежими томатами и лёгким пармезаном. Сковорода тихо шипела, пока я помешивала соус деревянной ложкой, а Килиан резал лук — с очень серьёзным выражением лица, будто решал футбольную тактику на финал чемпионата мира.
— Осторожно, не плачь, — усмехнулась я, мельком взглянув на него через плечо.
— Я уже внутренне рыдаю. Этот лук мощнее любого защитника, — он усмехнулся, бросая порезанные кусочки в миску.
Я улыбнулась, но внутри что-то сжалось. Всё было слишком… хорошо. Слишком просто. Слишком близко. Мы стали слишком часто позволять телам говорить за нас. И вдруг в сердце закралось беспокойство — не слишком ли это беззаботно?
Я замерла на секунду, не отрывая взгляда от огня.
— Килиан, — тихо сказала я, едва ли громче шороха сковороды. — Мы с тобой… Я просто… Ты ведь понимаешь, что такая частая близость может привести к... ну, к последствиям?
Он поднял взгляд. В нём не было ни раздражения, ни смущения — только спокойствие и теплая сосредоточенность. Он подошёл ближе, убрал со лба прядь волос и заглянул мне в глаза.
— Эй, — мягко произнёс он. — Всё хорошо. Я тебя слышу. Я всегда слежу за этим… У меня отличная реакция. И, — он чуть склонил голову, будто пытаясь подать это с улыбкой, — при месячных вероятность — почти нулевая. Правда.
Я вздохнула, медленно. Но он не отпускал мою руку.
— Я понимаю, что ты тревожишься. И это правильно. Это не только о страсти, Адель. Это про уважение к тебе. К твоему телу. И к нам обоим. Но я тебя не подведу. Обещаю.
Сердце оттаяло. Он не стал отшучиваться, не стал переводить в шутку или молчание. Он всерьёз воспринимал мои сомнения — и это значило для меня больше, чем любые слова.
— Ладно, — кивнула я, — просто хотела быть уверенной. Слишком ценно всё это. Не хочу, чтобы мы сгорели слишком быстро.
Он поцеловал меня в висок.
— Мы не сгорим. Мы просто потихоньку разгораемся.
Я снова повернулась к плите, а он подошёл сзади и крепко обнял, прижимаясь тёплой грудью к моей спине.
— Ну, шеф-повар, что дальше по рецепту?
— Дальше… — выдохнула я, чувствуя, как успокоение и тепло наполняют грудь, — ты выкладываешь пасту, я заканчиваю соус. И потом ужин. Только не забудь — лук не жечь.
— Ты — моя инструкция ко всему в этом доме, — сказал он, целуя меня в плечо.
И мы продолжили готовить. Вдвоём. Спокойно. Ровно. Как будто знали — всё будет хорошо.
Мы сидели за столом, между нами стояла глубокая тарелка с пастой, на дощечке — хлеб с хрустящей корочкой, в бокалах легкое красное. Комната была наполнена ароматом итальянских специй, мягким светом и чем-то трудноуловимым — спокойствием, в котором можно было дышать полной грудью.
Я откинулась на спинку стула, положив вилку на край тарелки.
— Кажется, я наконец-то научила тебя не переваривать пасту, — поддразнила я, улыбаясь.
Килиан рассмеялся, допивая вино.
— Подумаешь. Я специально испортил пару раз, чтобы ты чувствовала себя нужной. Умный ход, да?
Я фыркнула, качая головой, и в этот момент он стал вдруг немного серьёзнее. Поднял глаза на меня — прямые, внимательные, без суеты.
— Адель… — начал он, слегка крутя бокал в пальцах. — Я хочу, чтобы ты чаще была со мной. Не только дома. На людях. Везде.
Я чуть нахмурилась.
— Ты про... публику?
— Да. — Он наклонился чуть ближе. — Я не хочу прятаться. Не хочу, чтобы ты была «где-то рядом» — я хочу, чтобы ты была рядом. По-настоящему. Со мной. На матчах. На интервью. На выходах. Я хочу, чтобы люди видели, кто рядом со мной. Чтобы это была ты.
Я молчала. Внутри меня всё словно приостановилось. Я смотрела на него, на этот открытый, честный взгляд, в котором не было ни давления, ни требований — только желание быть вместе по-настоящему.
— Это не потому что ты хочешь показать меня, как трофей? — тихо спросила я.
— Нет, Адель, — сказал он с твёрдостью. — Ты не трофей. Ты — мой человек. И мне хочется, чтобы мир это знал. Потому что я горжусь тобой. Тем, какая ты. Тем, как ты говоришь, двигаешься, думаешь. Ты рядом — и всё становится спокойнее. Увереннее.
Я опустила взгляд, провела пальцем по краю бокала. Слова коснулись чего-то очень глубокого. Мне было и тепло, и страшно. Всё, чего я избегала, вдруг встало передо мной в полный рост: камеры, публика, мнение людей. И рядом с этим — он, спокойный и готовый держать мою руку.
— Я… не знаю, Килиан, — прошептала я.
— Это большая вещь. Я боюсь не за себя. Я боюсь за нас. Что если всё разрушится, если мы не выдержим под светом?
Он протянул руку и легко коснулся моей ладони.
— Мы не обязаны делать это завтра. Но когда ты будешь готова — я хочу быть тем, с кем ты будешь стоять не только в тени.
Он сжал мои пальцы. — И я подожду. Но знай: мне бы этого хотелось. Потому что ты для меня не просто случайный эпизод. Ты — история, которую я хочу продолжать.
Моё сердце мягко и ярко защемило. Я не знала, что сказать. Поэтому просто сжала его руку в ответ. И он понял.
В комнате снова стало спокойно. Только мягкий свет, тарелки, запах базилика — и двое людей, которые учились быть честными друг с другом, не теряя себя.
После ужина мы не стали спешить — просто убрали со стола, оставив бокалы и остатки вина на потом, выключили яркий свет и поднялись в спальню. Я сбросила каблуки и переоделась в свободную хлопковую футболку. Он перекинул через плечо мягкий плед, включил только прикроватную лампу, и мы просто легли рядом.
Снаружи шуршал тёплый ветер, сквозь слегка приоткрытое окно тянуло ароматами ночного города. Он лежал на спине, а я положила голову ему на грудь, слушая, как размеренно стучит его сердце. Тепло его тела, его рука, лениво гладящая меня по спине, и тишина — настоящая, мягкая, такая редкая.
— Люблю вот такие вечера, — пробормотал он. — Когда всё просто. Без камер, без вопросов, без шума.
Я закрыла глаза.
— Я тоже… Тут спокойно. Ты такой настоящий именно здесь. Такой… не футболист.
Он усмехнулся и хотел было что-то сказать, но вдруг зазвонил его телефон.
— Это мама, — пробормотал он, глянув на экран.
Я сразу приподнялась. — Возьми. Конечно.
Он нажал «принять», сел на кровати, спиной опираясь о подушки. Голос на другом конце был тёплым и немного строгим — мать всегда остаётся матерью.
— Oui, maman. Salut…
(Да, мама. Привет…)
Он говорил на французском, и я не мешала. Просто наблюдала, как он меняется — как в голосе появляется особая мягкость, почти мальчишеская. Он смеялся, что-то объяснял, рассказывал, как прошёл день, коротко упомянул про ужин. В какой-то момент он даже повернулся ко мне и подмигнул, назвав меня "une fille très spéciale" — «очень особенная девушка».
Я чуть улыбнулась, снова устроившись рядом и прислушиваясь к их разговору. Там было всё: семейное тепло, привычные шутки, забота. Я вдруг почувствовала себя не просто гостьей в его жизни — я прикоснулась к самому корню его мира.
Разговор завершился тепло, с фразой отца на заднем плане: «On veut te voir bientôt. Et elle aussi.»
(Мы хотим тебя увидеть. И её тоже.)
Килиан положил телефон, посмотрел на меня. В его глазах был тот самый блеск — живой, светлый.
— Они хотят познакомиться с тобой, — сказал он спокойно.
Я прикусила губу.
— Это... серьёзно.
Он усмехнулся.
— Ты думаешь, я просто так показываю маме девушку по видеосвязи?
Я опустила взгляд. Это было пугающе приятно. Новый уровень. Настоящий шаг.
Я легла обратно рядом, положила голову на его плечо, и прошептала:
— Если когда-нибудь я всё же решусь быть рядом с тобой на публике… то и с ними — тоже.
Он не сказал ничего. Просто поцеловал меня в макушку, сжал мою руку в своей — крепко, уверенно, будто говоря без слов: «Я с тобой. Всегда».
После звонка всё стихло. В комнате воцарился вечерний уют, такой особенный, когда ты не просто отдыхаешь — ты рядом с кем-то, кому действительно доверяешь. Я чуть приподнялась с его груди и потянулась, взглядом выхватив из полутьмы полузакрытую гардеробную.
— Так, — сказала я лениво, но с улыбкой. — Ты же завтра уезжаешь. А чемодан у тебя, случайно, не волшебным образом сам не собрался?
Килиан откинулся назад, закатив глаза.
— Вот и началось…
— Не ворчи. Пошли, я помогу. Иначе ты опять возьмёшь одни футболки и забудешь про нормальные вещи.
Он усмехнулся и поднялся, пока я накидывала на себя тонкий кардиган. Мы зашли в гардеробную — просторную, почти как отдельная комната. Полки были аккуратно уставлены коробками с кроссовками, на плечиках висели костюмы, джинсы, рубашки. Но я уже знала: порядок — это заслуга ассистента. Сам он, будь воля, бросал бы всё по настроению.
— Сколько дней вы там? — спросила я, вытаскивая чемодан и ставя его на пуф.
— Три или четыре. Может, пять, если будет круто.
Я начала складывать вещи — белые льняные рубашки, парочку лёгких футболок, шорты, купальники… Он стоял рядом, наблюдая, и в какой-то момент сел на край пуфа, прижав подбородок к ладони.
— Как приятно, когда кто-то делает это за тебя, — с усмешкой заметил он.
— Ага. Будто у тебя не девушка, а личный стилист и логист в одном лице.
— Не девушка? — тихо переспросил он, но без давления. Просто задумчиво.
Я промолчала, сложив рядом парфюм и крем от солнца.
Он не стал настаивать. Лишь подошёл ближе и положил подбородок мне на плечо. Мы стояли так, перед открытым чемоданом, и мне было удивительно… спокойно.
— Ты уверена, что не хочешь со мной? — спросил он снова, мягко.
Я покачала головой:
— Не в этот раз. Но ты обещал мне Италию, помнишь?
Он кивнул.
— Помню. Я сдержу слово.
Я аккуратно застегнула чемодан и постучала по нему ладонью.
— Готово. Теперь ты точно будешь самым стильным на Ибице.
Килиан вдруг прижал меня к себе за талию и тихо прошептал:
— Самым стильным и самым скучающим. По тебе.
Я улыбнулась и коснулась его щеки:
— Вернёшься — я приготовлю тебе пасту лучше, чем в Риме.
Он усмехнулся.
— Тогда я, может, и раньше вернусь.
Мы шли из гардеробной, плечом к плечу, когда он вдруг остановился, развернулся ко мне и, глядя внимательно, сказал:
— Я хочу, чтобы ты осталась здесь. Пока меня не будет.
Я приподняла бровь, немного удивлённая, но с улыбкой, которая тут же расползлась по лицу.
— Одна? В этом огромном доме?
Он кивнул.
— Да. У тебя будет всё, что нужно: водитель, охрана, бассейн, кухня… комната с видом на Мадрид. Я хочу, чтобы ты чувствовала себя как дома. Ну, почти.
Я провела рукой по гладкой деревянной панели комода. Сквозь открытые окна в гостиную проникал мягкий воздух — с ароматами вечернего города, вдалеке слышались проезжающие мотоциклы, чей звук будто тонул в огнях столицы.
— А почему тебе так важно, чтобы я осталась?
Килиан подошёл ближе, не отводя взгляда.
— Потому что мне спокойнее. Потому что… я не хочу, чтобы ты исчезла отсюда, из этого пространства, пока меня не будет рядом. Мне нравится знать, что ты здесь.
Он замолчал на секунду. — Это не просто дом. Он становится другим, когда в нём ты.
Я замерла. Эти слова, сказанные просто, без пафоса, в самом центре испанского вечера, пробрались куда-то глубоко.
— А ты не думаешь, что мы слишком быстро во всё это вляпались? — шепнула я, поднимая глаза.
Он усмехнулся: — Думаю. Но мне плевать.
Я рассмеялась, тихо.
— Хорошо. Я останусь. Но без сюрпризов в духе «у тебя фотосессия на крыше в платье от Dior», ладно?
— Ладно. Только Netflix, ванильный чай и мои дурацкие голосовые с Ибицы.
Я шагнула ближе, обняв его за талию, положив голову на грудь. Мы стояли молча, слушая гул ночного Мадрида за окном.
И в этот момент я почувствовала — этот город, этот дом, этот человек… всё как-то сложилось.
Возможно, не навсегда. Но сейчас — точно моё