7. H
Мы с Фабианом, не глядя друг на друга, медленно потягивали безвкусный напиток из своих бумажных стаканчиков. И снова он заговорил первый: видимо, что-то его очень сильно беспокоило.
- Скажите, а...
- Меня зовут Ник, - перебил его я.
- Да. Ник. Мне сказали, что... ну... что мы с Вами... - он сбился и беспомощно замолчал, глядя куда-то в сторону.
Значит, ему тоже рассказали про наши «биологические следы». И он не кричит, что я его изнасиловал, и не бьется в истерике. Уже хорошо, значит, этой сцены я избежал.
- И что же тебе сказали? - уточнил я невозмутимо, откусывая очередной кусочек печенья.
- Сказали, что я занимался сексом, - наконец, нашел он формулировку и добавил еле слышно, - с Вами.
- Мне тоже это сказали, - спокойно кивнул я.
- Но почему мы этого не помним? Как можно такое забыть?
- Не знаю, - я одним глотком допил кофе, - именно поэтому мы здесь, в больнице. Если бы я вспомнил, что и как – я бы уже был в полиции. А ты, кстати, рассказывал инспектору про свое воспоминание?
- Нет.
- Почему?
- Это не воспоминание, это так... какая-то кровать, подумаешь... ничего важного...
Он снова отвел глаза. Я осторожно тронул его за плечо.
- Фаби, в чем дело?
- А Вы... что Вам грозит, если Вы вспомните, что мы с Вами..., - он снова не договорил и сделал какое-то движение головой, словно бы поставил точку. Я старательно обдумал свой ответ.
- Вспомню я или нет, значения не имеет. Экспертиза доказала, что это было. Поскольку ты несовершеннолетний, я совершил преступление. Будет суд.
- И что надо сделать, чтобы суда не было? – он поднял на меня глаза.
И в этот момент я ему поверил. Он был действительно напуган. Расстроен. Подавлен. Конечно, он мог бы быть гениальным актером, но что-то мне подсказывало, что – нет, никакой он не актер. Он обычный семнадцатилетний парень, который оказался в какой-то странной и запутанной переделке, неизвестно, почему, неизвестно, зачем, с незнакомыми ему людьми, да еще и в такой пикантной ситуации. И он просто не знает, что ему делать. Но при этом не хочет меня «топить».
- Я не знаю, - честно ответил я, - наверное, ничего сделать уже нельзя. Потому, что при таких уликах доказать, что мы просто мирно спали в одной кровати, нельзя. И вопрос сейчас только в одном: как ты попал ко мне в номер?
Парень прикусил губу, и меня опять окатило горячей волной: эту прикушенную губу я тоже вспомнил. Я его вспоминал, черт возьми, маленькими кусочками – но вспоминал... и эти воспоминания все до единого были связаны с физическим наслаждением.
- А если это все было действием тех самых наркотиков? У нас же в крови что-то... название какое-то... не помню. Что, если этот наркотик так подействовал? Тогда Вы – не при чем? Вы же не в себе были, получается?
- Да, адвокат именно так и скажет. Только... какая тебе разница? Почему тебя это интересует?
- Не знаю. Я не хочу, чтоб Вы пострадали. Тот инспектор меня долго спрашивал, точно ли я Вас не знаю? И если я признаюсь, что знаю, все быстро разрешится и забудется, как страшный сон. Но я же Вас не помнил... или мне нужно было соврать? Может быть, для Вас бы это тоже было лучше?
Он пытливо смотрел на меня, вытянув шейку, подняв плечики, просунув ладони между ногами и сиденьем – словно воробей на веточке, сидел и покачивался.
- Нет. Врать не нужно в любом случае.
- А если... а если я ничего не вспомню, и они ничего не узнают до моего дня рождения, суда не будет?
- А когда у тебя день рождения?
- Через два месяца, - Фабиан оживился, - ведь если мне будет восемнадцать, за что Вас судить?
- Но позавчера тебе не было восемнадцати, - напомнил я, - и это уже не изменишь и не передвинешь. И вообще... давай не будем об этом. Неприятная тема.
- Ладно, - согласился парень и поспешно добавил, - если я Вам надоел, Вы сразу скажите.
- Нет, не надоел, - усмехнулся я, - я смотрю на тебя – и начинаю тебя вспоминать.
Сказал – и прикусил язык. Черт, я же не собирался об этом рассказывать пока, ни ему – ни кому-либо другому... я должен сначала все вспомнить – и только потом уже решить, стОит ли признаваться в возвращении памяти.
- Я тоже Вас немножко вспоминаю, - тихо признался парень, - а Вы что вспомнили?
- Я пока вспомнил только запах корицы и ванили. И еще твой жест, которым ты волосы за ухо... да-да, вот этот. А ты?
- А я вспомнил, как пахнет... ну... Ваше тело. У Вас такой запах парфюма... как будто немножко горьковатый, но апельсин. Сейчас он не пахнет. Вы же в пижаме, и здесь пахнет кофе.
Я дернулся, хотя и ожидал чего-то подобного. Давно понятно, что чудес можно уже не ждать, и когда память вернется, я, видимо, буду молиться, чтобы она пропала опять. Сейчас меня, по крайней мере, не мучает совесть.
- Фаби, я... в общем, наверное, нужно заранее попросить прощения, хотя я и не знаю, почему это все произошло.
- Вам не за что просить прощения, мне было очень хорошо, - парень смутился, вскочил, едва не зацепился ногой за стол и поспешно устремился к своей двери. Я в два шага его догнал и придержал за руку.
- Фаби, ты еще что-то вспомнил? - мой голос прозвучал сейчас резко и даже немножко грубовато, но мне было жизненно важно знать, с чего все началось. Вся моя жизнь сейчас висела на волоске, и вежливость вместе со всеми остальными эмоциями я оставил на потом.
Парень испуганно смотрел на меня своими глазами олененка Бэмби и молчал.
- Фаби. Что. Ты. Вспомнил.
- Только то, что я сказал. Я помню, что мне было хорошо. Это ощущение, не больше.
- Что значит – хорошо?
- Вас устроит слово «оргазм»? – вдруг зло огрызнулся он, и я заметил у него в глазах слезы, - Отпустите меня.
Я разжал пальцы, и парень скрылся за дверью своей палаты.
Только тогда я вспомнил о нашем охраннике. Наверное, эту сцену можно было бы толковать не в мою пользу: гоняюсь за парнем, хватаю его, допрашиваю... опасливо обернувшись, я увидел, что охранник по-прежнему сидит, вольготно вытянув ноги и похрапывая. Ну, хотя бы в этом повезло, выдохнул я и скользнул в свою комнату.
Заснуть я не смог – видимо, мой организм выспался на много дней вперед, и теперь не понимал, какое время суток наступило.
Я лежал, сидел, мерил шагами комнату, но минуты тянулись, как резиновые, и около полуночи я понял, что схожу с ума.
Не выдержав, я осторожно выглянул из своей двери – охранника на посту не было, коридор был пуст.
В стеклянном окошке над соседней дверью тоже горел свет, и я заглянул, легонько побарабанив по двери пальцами.
Фабиан сидел на кровати по-турецки и что-то писал в небольшом блокноте, уместив его на коленку. Услышав мой стук, он вскинул голову и улыбнулся, но тотчас же прижал палец к губам и повел глазами куда-то в угол. Я вопросительно поднял брови, и парень показал мне пальцем на ухо – и потом снова приложил палец к губам. Ага, инспектор оставил здесь прослушку, дошло, наконец, до меня, и я, кивнув понимающе, отступил обратно в коридор.
Значит, прослушка есть и у меня, ведь я, в отличие от Фабиана, основной фигурант этого дела. А может быть, Олли и инспектор подозревают в чем-то и парня? Может, они, как и я, решили, что он валяет дурака и только изображает полную потерю памяти?
Дверь стукнула, и Фабиан мягко выскользнул в коридор.
- Я не хочу там разговаривать, - поежился он, мотнув головой в сторону своей двери, - мне все время кажется, что меня подозревают в чем-то нехорошем и ищут доказательства.
- Но тебе ведь нечего скрывать? – покосился на него я, - Ничего ужасного они не услышат, верно?
- Нет. Но я не хочу, чтобы завтра господин инспектор мне снова сказал, что я вру, и на самом деле я прекрасно Вас знаю, раз общаюсь с Вами, - парень опустил глаза и отвернулся.
- Он тебе так уже говорил?
- Да. После того, как я посидел немножко у Вас, а потом спать ушел. Он меня разбудил и вел себя так, будто я преступник. А я не преступник. Я не понимаю, в чем я могу быть виноват. Я вообще чуть не умер, и если б Вы не вызвали врачей, я бы сейчас в морге лежал.
Мне ужасно захотелось обнять его и погладить по плечу, но я сдержался.
- Может быть, зайдем в мою палату? Не стоять же нам в коридоре...
- У Вас то же самое, - понурился он, - я слышал. Они думали, я сплю, и говорили между собой.
- Одной загадкой меньше, - вздохнул я, - я догадывался, но наверняка не знал.
Мы медленно пошли в сторону все того же многострадального «дневного кафе», где хотя бы были стулья. Аппарат с шоколадками мерно гудел и светил своей витриной, остальное верхнее освещение было выключено.
Мы сели за самый дальний столик и замолчали. Я физически ощущал, как течет время, секунда за секундой, но что говорить, не представлял. Я даже не знал, зачем вообще пошел к Фаби. Пока я бегал туда-сюда по своей палате, мне казалось, что увидь я его – и снова начну что-то вспоминать и доберусь понемногу до воспоминаний о том, как же я вернулся из бара в свой номер, и откуда в нем появился Фабиан. Но сейчас он сидел со мной рядом, поджав под себя одну ногу, я смотрел на него, видел кончик носа из-под длинных, падающих на глаза, волос, видел мягкие губы – но совершенно ничего нового не вспоминал. В голове крутились какие-то бессвязные обрывки, даже не картинки – а вспышки ощущений. Тепло тела. Выдох. Легкий смешок. Все эти ощущения были совершенно безличны – перед глазами никаких картинок не возникало, и ощущения эти могли относиться к кому угодно. Но пришли почему-то сейчас...
- Какая-то дурацкая ситуация, - отчаянно вздохнул парень, - все перепуталось у меня в голове. Я Вас совершенно не помню, но при этом я знаю, как Вы пахнете. Как Вы целуетесь. Как Вы обнимаетесь.
- Ты все это вспомнил? – похолодел я. Фабиан медленно покачал головой из стороны в сторону, глядя в стол.
- Нет. В этом-то и проблема. Я не помню – Вас. Я помню какие-то ощущения. Просто, понимаете... мне больше некого вспоминать. Ну, в этом смысле, - он смутился, - это могли быть только Вы.
Мда, мне, в мои тридцать шесть, и в голову не могло прийти, что все объясняется так просто. Конечно, он вспоминал не меня. У него так же, как и у меня, проступили какие-то ощущения. Но если я мог себя успокаивать тем, что это относилось к кому угодно – Фабиан себя этим успокоить не мог. И все, что он вспоминал, могло произойти с ним только позавчера.
- Малыш...
- Не надо меня так называть, - выпрямился он резко, - пожалуйста.
- Ладно, - я был немного сбит с толку, но спорить не стал, - Фаби, мне не по себе от всего этого. Послушай меня, просто послушай и не перебивай. Я думаю, это связано с моей карьерой. Я решил, что буду избираться в прокуратуру, и перешел дорогу нескольким влиятельным и не слишком примерным гражданам. Я думаю, таким вот образом они решили меня убрать со сцены. В Вене в газетах появились наши с тобой пикантные фотографии. Мне придется подать из-за этого в отставку – совращение несовершеннолетнего, ты сам понимаешь. Будет суд, где нужно будет доказать, сам я тебя совратил, или же это произошло без моей вины. Но, в любом случае, мне придется забыть про выборы. Я не знаю, как это все было подстроено. Не знаю, кто подмешал мне наркотики в кофе. Кто дал их тебе. Кто привел тебя в мой номер. Где тебя нашли и как затащили ко мне. Я этого всего не знаю, не помню. Но я даю тебе честное слово, я этого не хотел. Я не искал тебя, не колол тебя никакой дрянью, клянусь тебе. И что касается секса... Я бы никогда не сделал этого с тобой, не будь наркотиков и всей этой ... ерунды.
Фаби слушал меня, расширив глаза. Когда я замолчал, он сглотнул и как-то очень по-детски переспросил:
- То есть, я Вам даже совсем-совсем не нравился?...
Я молча смотрел на него и не знал, что ответить. Мне стало не по себе. За всеми своими карьерными интригами и поисками виновников подставы я ни на секунду не задумался о том, что же произошло с парнем. Оказывается, я был у него первым. Надо же... и каково ему сейчас слышать от меня, рассуждающего с важным видом, что вот этот самый его «первый раз» - это результат наркотиков и какой-то политической игры? Но что я мог ему сказать?...
- Фаби, ты... ты мне очень нравишься, но... у меня есть жена и сын... я никогда не интересовался парнями, понимаешь.
- Понимаю, - пробормотал он еле слышно, - понимаю.
- Извини меня.
- Все в порядке, - парень улыбнулся потерянно и встал, - я... извините, я опять захотел спать. Спокойной ночи.
Пока он не скрылся за своей дверью, я не шевелился. Мне второй раз за день стало очень тошно...