СРЫВ*

Сколько я так сидел? Полчаса? Час? Я не помнил. Мне казалось, я даже задремывал – и снова вскидывался. Наконец, справившись со слабостью, я встал и, пошатываясь, вышел в коридор. Возле моей двери сидел полицейский, и я усмехнулся: отлично, я все еще подозреваемый. Практически, под арестом, хотя и неофициально. Захоти я сбежать – мне мягко намекнут, что делать этого не стоит. Впрочем, я не собираюсь сбегать.

Я дошел до соседней палаты и сверился с надписью на карточке: да, Фабиан Райнер.

Приоткрыв дверь, я увидел целую делегацию: и Олли, и вчерашний инспектор, и врач – все они стояли вокруг кровати. Видимо, мальчик-таки пришел в себя.

Олли обернулся, увидел меня и тихо что-то сказал Зигнеру. Тот кивнул и отступил в сторону.

- Подходи поближе, Ник, - немного напряженно пригласил Олли, и я сделал пару шагов к кровати. Почему-то мне казалось, что стоит мне увидеть этого мальчика – и я сразу все вспомню.

Он лежал на кровати бледный и жалкий. У меня сжалось сердце: господи, ну как я мог бы такого ребенка тронуть даже пальцем? Нет. Я не мог. Да, ему 17, но у него такой испуганный взгляд... впрочем, это просто больничная обстановка, все эти капельницы и приборы, а мальчик очень красивый. И вполне взрослый. Но все равно, черт возьми, он – мальчик!

Мальчик Фабиан Райнер тоже смотрел на меня. У него были карие глаза, обведенные, словно карандашом, пушистыми черными ресницами, и темные широкие брови, из-за его бледности казавшиеся угольными. Волнистые волосы, взлохмаченные подушкой, разметались вокруг головы, как лепестки у хризантемы; из-под больничной рубашки выглядывали худенькие руки с проводками.

- Фабиан, Вы знаете, кто это? – спросил тем временем инспектор мягко. Мальчик перевел взгляд с меня на него и отрицательно покачал головой. Я посмотрел на Олли: он хмурился и, кажется, все еще сомневался.

- Посмотрите получше, подумайте. Может быть, Вы видели этого человека раньше?

- Нет, инспектор, я никогда его не видел. А кто это?

Зигнер покосился на меня: судя по его взгляду, он точно так же, как и Олли, не слишком мне верил.

Я пожал плечами и подошел еще ближе, присев на край кровати: ноги дрожали, но мне было необходимо услышать все, что расскажет этот мальчик. Правда, выходило так, что он тоже ничего рассказать не может.

- Что Вы помните про тот вечер, когда вышли с работы? – продолжал Зигги.

- Я сел на поезд, доехал до своей станции... наверное... я не помню. Я помню, как сел в поезд. Это точно, потому, что боялся опоздать и запрыгнул в последнюю минуту. И даже зацепился заклепкой на джинсах, там торчала такая штука, за которую держатся... А дальше... нет, не помню. Простите.

- Ну, хорошо. А потом? Что следующее Вы помните?

- Следующее - это уже сейчас. Я проснулся, и врач привел Вас.

Мальчик говорил убедительно. Я смотрел на него и понимал, что он не врет – я его понимал, я точно так же не помнил ничего. Ноль. Словно кто-то взял – и вырезал кусок жизни размером с вечер и ночь.

- В поездах обычно есть видеонаблюдение, - вдруг пришло мне в голову, и я не сдержался: на звук моего голоса обернулись и Олли, и инспектор, - вдруг к маль... господину Райнеру тоже подсаживались какие-нибудь интересные попутчики?

- Мы проверим, - сухо кивнул Зигнер, и я прикусил язык: негоже подозреваемому соваться в расследование. Да еще и версии выдвигать. От старых привычек надо избавляться, господин бывший прокурор.

Олли тоже мазнул по мне глазами, и мне показалось, что он даже разговаривать со мной сейчас не хочет. Неужели они обнаружили что-то еще? Что-то, что меня закопает по самую маковку?

- Это Вы вызвали мне скорую? – вдруг обратился ко мне мальчик. Я от неожиданности подпрыгнул. А эти двое уставились на меня и ждали, что я отвечу. Мальчик тоже смотрел, но он смотрел с каким-то другим выражением лица. Без подозрения. Спокойно. Без страха.

- Да, - признался я.

- А как Вы меня нашли? – снова бесхитростно поинтересовался Фабиан, и я усмехнулся.

- Я Вас не искал. Я проснулся - и Вы лежали рядом. Без сознания.

- А почему я лежал с Вами рядом? – в глазах у мальчика мелькнуло удивление, но опять же, без страха. Я про себя подумал, что мои доблестные следователи могут расслабиться и просто слушать: все необходимые вопросы мне зададут и без них.

- Понятия не имею. Я точно так же, как Вы, ничего не помню.

- А голова у Вас сильно болит? – с сочувствием спросил Фабиан.

- Да. И еще слабость.

- И у меня так же, - поделился он, вздыхая.

Зигнер откашлялся и встал.

- Господин Райнер...

- Зовите меня просто Фаби. Не люблю я этих господ...

- Кхм. Фаби. Если что-то вспомните – позовите медсестру. Она вызовет меня. Хорошо?

- Хорошо, - покладисто согласился Фабиан и устало прикрыл глаза.

Мы вышли из его палаты. Зигнер и Олли молчали. Я не знал, стоит ли разговаривать при инспекторе, но судя по всему, они собирались уходить вместе, и общаться со мной адвокат не планировал. Пришлось придерживать его за локоть.

- Олли... подожди. Мне звонил Макс.

Зигнер совершенно бесцеремонно остановился тоже, внимательно прислушиваясь к тому, что я говорю. Не было никакого смысла секретничать при таком раскладе, и я рассказал им обоим – и про новости, и про фотографии.

- Это значит, что кто-то делал фотографии, понимаете? Все было спланировано заранее, кто-то находился в моем номере и фотографировал. Если бы я был в сознании, я бы этого не допустил. Как минимум, пару синяков и ссадины на кулаках вы бы сегодня увидели.

- Проверим, - скупо обронил Зигнер.

- Мы разберемся. Не волнуйся, отдыхай, - похлопал меня по плечу Олли. Я смотрел на его седые волосы, на его убегающий от меня взгляд, и понимал: нет, он мне не верит. Человек-детектор, человек-сканер, мой друг, в конце концов, он не верит мне ни в одном слове. Что уж тогда говорить о незнакомых детективах? Олли включил это свое знаменитое «дорогой, я попробую уменьшить твой срок. Но виновных я не вытаскиваю».

И в этот раз он ошибся... ошибся – именно со мной.

Я сдержанно попрощался и вернулся в свою палату. Мне было невыносимо горько, и почему-то показалось, что меня предали.