Слишком родные
для меня важно
чтобы вы оставляли
звезды и комментарии,
этим вы помогаете продвигать
историю, и мне от этого
безумно приятно, спасибо❤️
____________________________________
Я закрыла блокнот. Осторожно. Словно боялась, что он треснет, если нажму сильнее.
Обложка была горячей от моих рук.
Я провела пальцами по краю, провела взглядом — и спрятала его обратно в сумку,
глубже, под свитер, как будто от чужих глаз.
Но главное — от самой себя.
Надо было прийти в себя.
Просто — пожить несколько минут как человек.
Я поднялась с кровати, по пути сняв с себя резинку, и волосы рассыпались по плечам.
На кухне было прохладно, но привычно.
Я включила свет, закинула чайник и, не думая особо, открыла холодильник.
Нашла пару яиц, остатки картошки и чуть сыра — хватит, чтобы не умереть с голоду. Поставила сковороду, включила плиту, начала резать.
Движения были механическими, но в этом и было спасение: знакомые, простые, земные. Пока сыр шипел на сковородке, я почти впервые за сутки дышала свободно.
И тут — щёлкнула входная дверь. Я услышала, как кто-то вошёл, снял кроссовки, повесил куртку. Потом голос, знакомый и родной, с лёгкой хрипотцой: — Я дома.
— Заходи, — крикнула я, не оборачиваясь. — Я на кухне.
Марат зашёл в проём и завис.— Пахнет едой. Не верю.
— Сама в шоке, — усмехнулась я. — Садись. Готово почти.
Он присел за стол, потянулся, зевнул.— Как будто всю неделю не спал.
— Ну, не ты один, — я разложила тарелки. — Держи.
Он взял вилку.— Спасибо.
Минуту мы ели молча. Просто наслаждались тишиной, обычной едой, обстановкой без автоматов и решений.
Но потом я всё-таки спросила.
Слишком давно хотела.
— Слушай... а Айгуль?
Он резко перестал жевать. Я заметила, как глаза чуть потускнели, а лицо стало закрытым, как ставни на окнах.
— Мы... не вместе, — тихо ответил он, не поднимая взгляда. — Уже месяцев шесть, наверное.
Я нахмурилась.— Чего?
— Родители её. — Он вздохнул. — Говорят, я бандит, убийца. Запретили ей вообще со мной общаться.
— Ну и? — я резко опустила вилку. — Ты что, послушал?
Он пожал плечами.— А что делать? Она боится их. Не может пойти против. Там всё сложно, Саш.
Я покачала головой, кипя изнутри.
— Сложно?! Зато вот так — всё, расстались?
— Она не хотела, — Марат прошептал. — Плакала. Сказала, что любит, но не может.
— Марат. — Я посмотрела ему прямо в глаза. — Ты любишь её?
Он молчал секунду, но потом выдохнул:— Да.
— Тогда борись. Объясни. Рискни. Плевать, кто что говорит. Родители, соседи. Ты не должен уходить, если любишь.
Он немного помолчал, затем грустно улыбнулся:— Ну ты даёшь. А ведь раньше сама говорила — «всё это ерунда, отношения, это не про нас».
— Тогда я не встретила его, — прошептала я, и Марат не понял, но промолчал.
Я подтолкнула к нему ещё хлеб, он взял.
Мы ели медленно. В каждом кусочке было — «жить дальше».
И я знала, он понял меня.
Может, не сейчас.
Но ночью — он напишет ей.
И пусть весь мир подождёт.
Мы уже почти доели, когда Марат, ковыряя вилкой крошки на тарелке, вдруг спросил:— Ну а Москва-то как?
Я криво усмехнулась. Отодвинула тарелку, вытерла руки о салфетку и откинулась на спинку стула.
— Пиздец полный, вот как.
Он поднял брови, но не перебил. Я сама продолжила.
— Это были Ореховские. Сунулись на Теней. Не напрямую, так... на нервах играют. А нервы у всех на пределе. И знаешь, ждать они не будут. Им пофиг, что Валера ничего не помнит. Пофиг, что там внутри у нас происходит. Им важна территория, контроль, деньги. Всё как всегда.
Марат слушал молча, только челюсть чуть сжалась.
— Мы ехали, трасса была пустая, как вымершая.
И тут — стекло. Щёлк! — я резко щёлкнула пальцами — и сзади стекло в труху. Если бы я сидела чуть левее — могла бы не вернуться.
Он выдохнул и опустил голову.
— Работал снайпер. По машине. Но не по колёсам, не по водителю. Просто... напомнили о себе. Типа: «мы видим». Предупреждение.
Я замолчала на пару секунд.
Потом посмотрела прямо в него.
— Валеру надо быстрее приводить в себя.
Без него мы не выстоим. Ни Тени, ни бизнес, ни город. Они пока не лезут напрямую. Они его боятся, Марат. Не нас — его.
Марат кивнул.— А если не вспомнит?
Я отвернулась к окну.— Тогда начнётся война. Без шансов.
Он молчал. Я же продолжила:— Меня там ещё и наебать пытались по поставкам. Документы подтёрты, цепочка разорвана, всё так скручено, что хрен найдёшь, кто именно мутит. Но я нашла. Разобралась. И даже никого не убила. Пока.
Он хмыкнул.— Ты в офисе одна была?
— С Артёмом. И с Танькой той... Но у меня на неё глаз.
— У тебя на всех глаз, — буркнул он.
— Так надо. Мир теперь другой, Марат. И мы с тобой в центре.
Он кивнул, опёрся локтем на стол и вдруг серьёзно сказал:— Если начнётся...ты не полезешь туда одна?
Я посмотрела на него.— Не спрашивай, Марат.
Просто держи рядом аптечку.
И мы замолчали. В комнате снова стало тихо.
Только где-то на плите тихо булькало забытое масло. А с улицы — слабый морозный ветер, будто и правда мир знал, что впереди у нас — не просто день.
На кухне мы уже сидели в тишине. Я просто держала кружку с остывшим чаем в руках, когда щёлкнула входная дверь.
— О, — буркнул Марат, — родня подоспела.
Я обернулась через плечо, и в коридоре показались Крис и Вахит. С первого взгляда — ничего особенного. Но я сразу заметила, как Крис держится за перила. Как будто в груди пусто, а в животе — всё сжимается. Бледная. Губы чуть сухие.
Глаза тяжёлые, но, как всегда, делает вид, что всё нормально.
— Ну привет, — сказала я, поднимаясь.
— Привет, девочка, — устало улыбнулась Крис, хотя улыбка вышла какая-то неуверенная. — Ты дома, ну слава богу.
Вахит зашёл следом и, не теряя времени, сразу начал:— Так, слушай, нужно, чтоб ты пошла с Крис. Погуляли, расслабились немного.
Но не напиваться. Поняла?
Я вскинула бровь.— Ты сейчас серьёзно?
— Серьёзнее некуда, — кивнул он. — Чтобы глаза блестели, но чтобы на ногах стояла. Потом мы с Валерой подойдём. И скажем ему, чтоб отвёл тебя в качалку. Ну, а дальше... ты ж сама знаешь.
Я только махнула рукой, усмехнувшись:— Ага. Сценаристы вы, блин.
Он хмыкнул, и я пошла с Крис в комнату. Как только дверь за мной закрылась, она рухнула на кровать.
— Эй, ты чего? — я подошла, смотря сверху. — Тебе реально фигово?
Крис мотнула головой, потом положила ладонь на живот.
— Мне что-то последнее время вообще не по себе. Тошнота, слабость. Но я никому не говорю. Не хочу, чтобы суетились.
Я прищурилась и села рядом.— Подожди... Это не то, что я думаю?
Она молча посмотрела на меня, и в этом взгляде было больше ответа, чем в любых словах.
Потом покачала головой.
— Не знаю. Может. Может нет. Я... сама не уверена.
Но в голове всё путается.
Я вздохнула, взяла её ладонь.— Надо к врачу.
Срочно.
Она кивнула, чуть дрогнув губами.— Завтра. Обещаю.
Я аккуратно встала и начала переодеваться.
Крис села, потянулась, будто сбрасывая напряжение с плеч.
— Ты пойдёшь в этом? — она ткнула пальцем в чёрный свитер и джинсы.
— Ага. Уверенность — тоже оружие. Не обязательно вся в золоте, чтобы Валера посмотрел.
Она ухмыльнулась.— Он и так на тебя смотрит. Даже когда делает вид, что не смотрит.
Я кивнула, пряча улыбку.— Вот и пусть отведёт меня туда, куда надо. А там уж — как в первый раз.
Мы обе вышли в коридор.
— Ну наконец-то, — Марат лениво подтянулся, увидев нас. — Как будто в платье выбирали.
— Да я не сомневаюсь, что тебе не терпится на нас посмотреть, — Крис хмыкнула и сунула руки в карманы. — Только, Маратик, сегодня ты — фон. Можешь даже в шкаф залезть. Не мешай.
— И тебе добрый вечер, — фальшиво вежливо проговорил он, закатывая глаза. — Приятно снова видеть твой яд.
— А я старалась, — подмигнула она.
Я закатила глаза и прошла мимо них.
— Пошли, пока вы не передрались на лестничной клетке. А то бабки опять жаловаться начнут, что "молодёжь у вас дерзкая пошла".
И мы вышли. День был тихим.
Город уже не шипел, как утром. Он будто затаился.
И я знала — он только начинается.
Мы вышли из подъезда, и мороз тут же обжёг щёки — свежий, колючий. Под ногами скрипел снег, и я машинально закуталась в шарф, подняв воротник куртки повыше. Крис шла рядом, руки в карманах, капюшон накинут.
Зима с Маратом уже были у дороги. Увидели нас — Зима махнул рукой:— Мы в качалку, позовёшь — выйдем.
— Ага, — кивнула я. — Если не забуду.
— Очень смешно, — фыркнул Марат и пнул снег перед собой, уходя с ним вместе.
Я только усмехнулась и повернулась к Крис:— Ну что, в магазин?
Она кивнула и пошла рядом, шагая медленно, чуть тише, чем обычно. Я заметила, как она иногда касалась живота, будто невзначай — не на живот как на живот, а как будто защищала что-то.
Мы дошли до круглосуточного — освещённого, как сцена. Я открыла стеклянную дверь, и вошли внутрь. Магазин был пустой, только охранник в углу ковырялся в пальцах. Я сразу пошла к стеллажу с алкоголем.
— Какое брать? — спросила, не глядя на неё. — Красное, белое, сухое?
— Ты же всё равно будешь пить одна, — отозвалась она устало. — Бери, что хочешь.
Я вытащила бутылку красного, сухого, с этикеткой, на которой была чёрная птица. Что-то в ней напоминало этот вечер.
— Эта сойдёт, — кивнула я и пошла к кассе.
Продавец был молодой, с прыщами и красным носом. Посмотрел на нас, кивнул, пробил. Я расплатилась, взяла бутылку и пошла к выходу. Крис шла рядом, молча, только слегка поёжилась, когда мы вышли обратно на мороз.
— Пошли в парк, — сказала я. — Там тише.
Она не возражала. Мы свернули за угол, мимо остановки, по узкой тропинке в снегу. В парке было тихо. Только фонари жёлтым пятном ложились на белый снег, и ветки деревьев были, как в сахарной глазури.
Мы выбрали лавку чуть в стороне, присели. Металл холодный, но терпимо. Я села первая, Крис рядом, чуть бочком, втянув плечи.
— Так, — я сняла перчатки, аккуратно сорвала плёнку с горлышка и начала откручивать крышку.
Потом резко хлоп — и всё, открыта. Бутылка в руке, как микрофон. Только не весело.
— Я не буду, — сразу сказала Крис. — Мне и так тошнит последнее время. Вдруг всё серьёзно...
— Да я знаю, — кивнула я. — Просто надо хоть кому-то нажраться.
И, не раздумывая, сделала большой глоток прямо с горла. Обжигающее, терпкое, оно сразу пошло внутрь — не в желудок, в грудь. Как будто там была дыра, и вино как раз для неё.
— Ну? — спросила Крис, укрыв руки в рукавах. — Рассказывай.
Я выдохнула, и изо рта пошёл пар.
— Москва... это был полный ад. Ореховские. Снайпер. Стекло — бац. Мы думали, что всё, — я сделала ещё глоток. — Только чудом вырулили. Вахит газу дал, а наши тачки нас с двух сторон прикрыли. Как в кино. Только страшно по-настоящему.
— Вахит ничего мне не сказал, — Крис раздражённо повела плечом. — Ни слова. Словно я вообще никто.
— Он не хотел, чтобы ты переживала, — я посмотрела на неё. — И правильно сделал.
— Ага, правильно, — язвительно сказала она. — Ещё бы меня под кровать спрятал. Всё логично.
Я усмехнулась.— Крис, ты и под кровать не влезешь — характер не позволит.
Она хмыкнула, но улыбнулась.— А ты что, прямо так влезла во всё?
— Не то слово, — я глотнула ещё. — По документам прошлась. Меня наебать пытались — не вышло.
Разобралась, раскопала всё. Там такие схемы...
Если бы не я — никто бы и не понял, где подвох.
— Ты вообще охуевшая, если честно, — сказала она, покачав головой. — Сразу видно — Валерин человек.
— Ага, — я прошептала. — Только он пока не мой.
Мы на секунду замолчали. Вино в горле горело всё сильнее, но теперь уже приятно. Как будто даёт силу.
— Он вспомнит, — тихо сказала Крис. — Саша... Он не сможет не вспомнить.
— Не знаю, — я сказала, глядя в пустой парк. — Но я сделаю всё, чтобы он вспомнил. Даже если придётся разнести пол-Москвы.
Крис кивнула, потом посмотрела на меня вбок.
— А если он вспомнит, но всё будет по-другому?
Я посмотрела ей в глаза.— Тогда я выстрелю первая.
Мы засмеялись. Но под этим смехом — тревога.
Молчаливая, как воздух в этом парке. И только фонари освещали нас, две тени на скамейке, одну с вином, вторую — с тайной.
...мы всё ещё сидели. Холод медленно подбирался к ногам, пробирался сквозь джинсы, но я не шевелилась. Вино уже не пекло так остро — внутри стало чуть теплее, будто оно нашло место, куда лечь. Крис молчала. Иногда слегка вздыхала, как будто у неё внутри шёл свой разговор — с собой, с ним, с жизнью.
Я закрутила крышку на бутылке, положила её рядом на скамейку. Долго смотрела, как пар изо рта исчезает в темноте.
— Помнишь, как всё начиналось? — вдруг сказала я, тихо, почти шёпотом.
— Что именно?
— Ну... всё. Тот первый день. Качалка. Видеосалон.
Зима, Турбо. Всё было таким... другим.
Крис усмехнулась, но грустно:— Ага. Я тогда думала, что это игра. Что мы просто тусуемся, дерзим взрослым, слушаем рэп и крадём сигареты.
— А потом в какой-то момент всё стало настоящим.
Кровь, страх, любовь, смерть.
Крис посмотрела в небо, тёмное, с разбросанными звёздами.— У нас нет права ошибаться, понимаешь? Теперь, когда всё это уже внутри.
Я кивнула. Снег скрипел где-то вдалеке — то ли прохожий, то ли собака пробежала. Я чуть натянула рукава свитера на пальцы, прижала ладони к щекам.
— Если с ним что-то случится, — сказала я медленно, — я не переживу второй раз.
Крис резко посмотрела на меня.— Так не случится.
— Но если...
— Саша. — Она наклонилась ко мне ближе, положила руку на мою ладонь. — Ты сделаешь всё. Я это вижу. И он уже чувствует. Ты для него как запах дома. Как знакомый стук сердца. Он может не помнить, но он это знает. Он просто ещё не понял, что именно вспоминает.
Я закусила губу, глубоко вдохнула. Снег начал падать — редкий, крупный, медленный. Я вытянула ладонь, и хлопья таяли, едва касаясь кожи.
— А ты? — спросила я вдруг. — Ты боишься?
Крис посмотрела вниз, на живот, потом снова на меня.— Боюсь. Но я выбрала быть с ним. И если это значит — идти через ад, то я пойду. Пока могу идти.
Мы обе замолчали. Сидели в тишине, окружённые белыми деревьями и ночным городом, который, кажется, устал жить так же, как и мы. И никто из нас не знал, сколько ещё будет времени, пока всё не рухнет — или не вернётся на круги своя.
Но в тот момент мы просто были. Две девочки. Две женщины. Две солдатки этой жизни.
И мы дышали.
_____
Мы всё ещё сидели. Снег теперь шёл мягко и чуть гуще, ложился на лавку, на наши капюшоны, на бутылку с вином, которой я то и дело поднимала ко рту. Воздух стал ещё холоднее, но мне было уже всё равно — вино растеклось по телу как медленный огонь, греющий изнутри. Щёки горели, как после мороза, только без мороза. Я чувствовала, как расслабляются плечи, и отпускает то напряжение, что тянулось внутри всё это время. Я выдохнула, и в темноте пар снова скользнул вверх, исчезая в заснеженном воздухе.
Крис молча сидела рядом, укрытая в пуховике, с руками, спрятанными в карманах. Иногда она бросала на меня короткие взгляды — внимательные, как будто ждала, когда я начну.
— Слушай, — выдохнула я наконец, глядя в перед собой. — А можно я тебе просто скажу, а ты не будешь смеяться?
— Я вообще когда над тобой смеялась?
— Когда я в шляпе ходила с пером — смеялась.
— Так это была не шляпа, а трагедия, — она усмехнулась, — ну и то по-доброму.
Я тоже рассмеялась — коротко, и почти беззвучно. Потом замолчала, потянулась к бутылке, глотнула ещё, прижала её к коленям.
— Я, наверное, больная, — сказала я. — Ну, совсем. Потому что я всё ещё люблю его, как в первый раз. Даже сильнее, наверное. Даже когда он меня не помнит, даже когда бесит, даже когда...
Я запнулась, провела ладонью по лицу, будто сгоняя с себя эту слабость.
— Даже когда сам себе не верит.
Крис медленно повернулась ко мне, глаза серьёзные.
— Это не болезнь, Саша. Это ты. Ты всегда была такой — либо по горло, либо никак.
Я посмотрела на неё. Снег падал на ресницы, на нос. Она сидела прямо, но в глазах — понимание.
— Знаешь, что самое страшное? — спросила я тише. — Что если он не вспомнит? Если тот Валера, которого я знала, остался где-то в прошлом. И теперь будет просто...другой человек.
Крис покачала головой.— Не будет. Он всё равно в нём. Я его вижу, когда он на тебя смотрит. Пусть не понимает, почему — но глаза у него как будто знают. И тянет к тебе. Всегда тянуло.
Я прикусила губу, почувствовала, как глаза чуть защипало — быстро моргнула. Глупо. Слезы от вина — это вообще стыд. Но в этот момент было плевать.
— Я не могу без него. — Голос мой дрогнул. — Понимаешь? Не могу. Как будто у меня внутри что-то пропадает, когда его нет. Как будто я перестаю... быть.
— Саш. — Крис накрыла мою ладонь своей. — Ты не одна. И ты сильнее, чем думаешь.
— А если его заберут?
— Никто не заберёт. — Она смотрела мне в глаза серьёзно, твёрдо. — Пока ты рядом — никто. Ты его стена. Его дом. Он сам это поймёт. Просто нужно чуть-чуть подождать. Чуть-чуть.
Я кивнула, и снова посмотрела в темноту парка. Фонари бросали тусклый свет на деревья, на снег, на наши следы.
Я сделала ещё один глоток, уже медленно, как будто с благодарностью — не к вину, а к тому, что хоть кто-то рядом понимает.
И в тот момент я знала — я всё равно буду бороться. С памятью, с врагами, с собой. Потому что любовь к нему — это не просто чувство.
Это моя природа.
...мы с Крис всё ещё сидели, хоть вино почти закончилось и воздух стал заметно ледянее. Я смеялась громко, почти до слёз — рассказывала ей, как мы с Вахитом на границе Москвы чуть не подрались из-за дороги, как Артём напугал меня до смерти ночью. Крис смеялась со мной, сдержанно, прикрывая рот ладонью, но я видела — ей тоже стало легче. Хоть немного.
— А потом я говорю ему: «Слышь, командир, я вообще-то здесь главная!» — я хохотнула, наклоняясь вперёд, — а он как затормозит, аж голову стукнула об стекло!
Крис прыснула, прикрыв лицо варежками:— Ты ненормальная!
— Знаю! — гордо кивнула я. — Но я — эффективная! И красивая! И... — я чуть не выронила бутылку, — немного пьяная.
Но тут она вдруг замолчала. Я тоже почувствовала — воздух будто стал плотнее. Мы обе повернули головы — и в просвете между деревьями, прямо на дорожке, шли они.
Вахит. Сокол. Вова. Марат.
А впереди всех — он.
Валера.
Идут, будто случайно тут оказались. Но мы-то знали. Мы все — кроме него. Слишком синхронно, слишком тихо. Как будто сцена была уже написана заранее, и все играли по заданным ролям.
— Ой, — выдохнула Крис.
— Мда, — я поправила волосы и быстро поправила куртку, натянула шапку пониже — вряд ли это что-то спасало, но надо было хоть что-то делать.
Парни подошли ближе. Валера остановился чуть раньше других, глядя прямо на меня.
Марат тут же заорал:— Бля, да она реально в хлам!
— Не в хлам я! — обиделась я, делая вид, что не могу удержать равновесие и слегка покачнулась. — Я просто... тёплая!
Крис захихикала, а Вахит, скрестив руки, кивнул:— Ну всё, миссия выполнена. Глаза горят. Щёки пылают. Работает схема.
— Какая ещё схема? — нахмурился Валера.
— Да ты чё, не видишь? — Марат тыкал в мою сторону. — Она в образе. Это Суворова сто процентов.
Я прищурилась, посмотрела на Валеру и, прищурившись, театрально сказала:— «Ты думаешь, если ты молчишь, я не слышу, как ты орёшь на весь мир, Турбо?»
Он замер на секунду. Моргнул. А потом тихо, будто сам не понял, откуда это:— «Ты думаешь, что я забуду, как ты плакала в пустом зале и звала меня по имени?..»
Тишина. Даже Вова не пошутил. Я сглотнула. Хотела что-то сказать, но в этот момент он снова взглянул на меня — пристально, глубоко, будто в самую душу. И всё понял. Или почти всё.
Вова прочистил горло:— Турбо, проводи её в качалку. Мы Крис домой отведём. Потом подтянемся.
Я хотела возмутиться, открыть рот, но не успела.
— Я могу, — вдруг сказал Сокол и шагнул вперёд. — Если ты не хочешь.
Турбо на это только чуть напряг скулы. И коротко, зло сказал:— Пошли. — Глянул на Сокола, как будто мог его испепелить этим взглядом.
— Я не пойду! — я фыркнула, с самым наглым лицом, покачнувшись. — Я вообще в парк пришла, я тут жить теперь буду, ясно?
— Саша, — выдохнул он с ноткой злости, — не доводи до греха.
— Не довожу я! Я — женщина! Свободная! Пьяная! И красивая, между прочим! — я ткнула в него пальцем, но промахнулась и чуть не свалилась с лавки.
Он выдохнул через нос, будто сам себе дал команду не убей, и вдруг шагнул ко мне, подхватил на руки так, будто я ничего не весила.
— Ты чё творишь?! — завизжала я, закидывая руки ему на плечи. — Ты офигел?!
— Заткнись, — отрезал он, и запах его духов резко ударил в нос. Всё смешалось — его тепло, грубость, аромат, воспоминания. Я машинально прижалась к нему щекой, но тут же очнулась и выпрямилась:— Поставь! Я жаловаться буду! В ООН!
— Поздно. — Он смотрел только вперёд, ни на кого не обращая внимания.
Парни застыли. Крис с раскрытым ртом.
— Вы это видели?! — шептала она. — Господи, он её несёт!
А он шёл.
А я уже не сопротивлялась.
И в груди всё переворачивалось.
Он нёс меня уверенно — будто делал это тысячу раз. Его шаги были чёткие, быстрые, и я, хоть и изображала из себя драматичную пьяненькую леди, всё-таки цеплялась за него чуть крепче, чем требовал спектакль. Голова слегка кружилась, а от его запаха вообще хотелось умереть и родиться заново. Он пах собой. Тем самым. Тем, от кого у меня три года назад вылетало сердце в ребра.
— Ты вообще всегда такой молчаливый, или только когда людей на руках таскаешь? — проворчала я, стараясь говорить, чтобы хоть как-то перекрыть бешеный стук сердца. — Или это у тебя от переохлаждения? Или ты просто... как это... ботан?
Он ничего не ответил, только сильнее сжал руки, будто хотел меня успокоить или наоборот — заткнуть без слов. Я не унималась:
— А может, ты вообще робот. Представляешь? Киборг! Киборг Турбо. Запрограммирован на молчание и угрюмость. При виде бабы — сбой системы.
Он продолжал идти. Спокойно. Идеально. И тут я почувствовала... как он чуть наклонился ко мне, и его нос скользнул по моей шее, почти невзначай, почти... машинально. Он вдохнул, тихо, будто себе под нос.
Я затаила дыхание, но потом быстро перевела всё в шутку:— Ага! Попался! Понюхал! Это я! Натуральный аромат шампуня «Зимняя грусть». Запомни.
Он остановился на секунду, будто переваривая, а потом, всё ещё глядя вперёд, сквозь зубы процедил:— Красивая...заткнись.
Я не выдержала — фыркнула, но не злобно, а как будто победно. И тут же начала сильно кашлять — винный смех перекрыл горло, и я судорожно откашливалась, пока он останавливался и опускал меня на землю.
— Всё, драма закончилась? — буркнул он.
— Не-а, — хрипло ответила я, — начинается.
И пока он смотрел на меня с лёгким недоумением, я развернулась на пятках и рванула вперёд — куда глаза глядят.
— Саша! — услышала я его голос сзади, но уже было поздно.
Я бежала, как могла, скользя по укатанному снегу, сапоги проваливались, капюшон спадал, дыхание сбивалось, но я бежала. Видела — вон качалка! Свет изнутри, двери полураспахнуты. Мне туда!
Я влетела внутрь, сердце грохотало, волосы слиплись от пота, рука дёрнулась к двери, но —
Хлоп!
Дверь резко захлопнулась, и вся тишина лопнула, как стекло.
Он стоял прямо за мной. Одна рука на двери.
Вторая... упёрта в стену рядом с моей головой.
Я обернулась и наткнулась на него всей грудью — буквально. И застыв. Он нависал надо мной, дышал тяжело, в глазах — огонь. Не игра. Ни капли.
— Ты думаешь, я слаб тебя догнать? — спросил он тихо, опасно.
— Я... — я сглотнула, всё ещё делая вид, что пьяна. — Я спортивная.
— Ты наказаные, — выдохнул он и наклонился ближе, настолько близко, что я почувствовала, как его дыхание касается моих губ. А потом — тишина.
Я зацепилась за его взгляд.
Он всё ещё стоял вплотную, прижав меня к стене, ладонь у моего виска, вторая — сжав мою руку, не давая даже пальцем пошевелить. Он смотрел на меня, и в этих глазах было слишком много — злости, растерянности, желания. Слишком много для человека, который ничего не помнит.
Я попыталась пошутить, голос чуть дрожал от напряжения:
— Чё, до качалки донёс, теперь, значит, сдашь меня в аренду или как? Или ты у нас по «вечерам воспитательных мер»?
Он не ответил. Ни слова. Только смотрел.
И в следующий миг — резко, с жадностью, с такой силой, что у меня перехватило дыхание — он поцеловал меня.
Не аккуратно. Не как будто проверяя. А так, будто ждал этого всю свою проклятую жизнь.
Он прижался ко мне всем телом, горячо, крепко, будто боялся, что я снова исчезну. Его рука поднялась к моей щеке, другая осталась на талии, вжимая в стену. Я не сопротивлялась — в этот момент это было всё, чего я хотела. Его губы были знакомые. Тёплые. Слишком родные. Мы целовались долго, как будто глотали воздух друг у друга, как будто все эти годы сжались в один момент — и всё взорвалось.
Но вдруг он отстранился. Резко, как будто сам себя испугался.
Он смотрел на меня, тяжело дыша, глаза горели.
— Твои губы... — хрипло выдохнул он, — слишком родные.
Я замерла. Ни слова. Слишком родные. Он... он чувствует. Он не помнит, но чувствует.
Я медленно, будто боялась спугнуть, выдохнула:— Ты говорил это уже... давно.
Он не понял, нахмурился. Смотрел, будто хотел вытянуть из меня все ответы.
— Валера... — прошептала я.
Он вздрогнул. Имя будто прошло сквозь него.
Но он отвернулся, шагнул назад, будто сам от себя пытался убежать. Провёл ладонью по волосам, прикусил губу.
— Я не должен был... — выдохнул он.
— Почему? — спросила я. — Потому что не помнишь? Или потому что чувствуешь?
Он посмотрел на меня. Тяжело. Ранено.
— Потому что я не понимаю, что ты для меня, а кажется, что... всё.
В этот момент моё сердце остановилось.
А потом снова забилось. Бешено.
__________
ТГК: Пишу и читаю🖤
оставляйте звезды и комментарии ⭐️
