Разрушение

Меня рвет. Какие-то остатки пищи и желчь льются на землю рывками. Держусь за капот, но не выдерживаю перегрузки и падаю на колени. Джинсы пропитываются грязью. Объездная дорога. Я уехал из дома Хосе сразу, предварительно оставив там один глок без следов от моих пальцев и сняв наручники. Нужно было действовать быстро, до приезда полиции — получилось. Следующее место — дом Дэвиса в Стелтоне. Но я не могу туда зайти. Я не могу найти Бо мертвой. Я не могу этого сделать. Нет.

Стич трется носом об бок. Оставил дверь открытой: надеялся, что он выбежит из авто и потеряется. А он не собирается. Вьется вокруг, плачет и поскуливает. Я плачу тоже. После утраты люди лежат дома, пытаются оправиться в тишине, занимаются организацией поминок и похорон. Мне нельзя спрятаться под одеялом. Я не устрою поминки. Я ее не похороню. Шансы, что ее тело в доме, крайне малы. Даже если она там....я не вынесу этого. Трус, жалкий трус, слабак, ничтожество.

Придется. Я обязан это сделать. Зайти и, если увижу ее, забрать. Бо нельзя оставаться одной, я ее там не брошу, нет, ни за что. Есть люди, которым одиночество противопоказано. Она всю свою короткую несчастную жизнь отдавала каждому заботу. И ей это самая забота необходима. Всегда была необходима. Я не позаботился о ней, я ни черта не сделал хорошего, я ее подвел. Обещал утром беречь хрупкое сердце, а уже вечером сердце остановилось.

Мне дышать запрещено. Пытать месяцами, годами, а потом убить — так со мной следует поступить. Пока ей там холодно, пока она в темноте, я сижу здесь, позволяю себе отчаянно заглатывать кислород в бестолковых стараниях успокоиться.

По трассе проносятся редкие автомобили. Деревья скрипят. Все почти также, как тогда. Я держал ее за талию, а она стыдливо прятала свою рвоту. Потом съязвил про курение — для чего только язвил? Зачем? Она не заслужила, не заслужила, что я за человек, я не человек, она умерла, умерла, никаких больше поцелуев, никаких объятий, слов, смеха...

Нет, все совсем не также, как прежде.

Поднимаюсь и стону в плаче. Вытираю слезы, запрокидывая голову. Небо. Как же страшно теперь смотреть на это темное небо и знать, что она где-то там и рядом уже не окажется. Я не верю в Бога. Я молился за нее, а ей дали мое наказание. Если бы Бог был, то не допустил бы подобного. А если он есть и допустил — то не Бог это вовсе, а самый настоящий изверг.

И все равно, да, Господа нет, но Бо должна быть в лучшем месте. Неужели нет для нее больше мира? Нет нигде? Так нельзя. Нет, для нее так нельзя, я не вынесу думать иначе.

Ад есть, уже проверено. И рай есть тоже. Когда она лежала в моей постели — это и был рай. Значит, ей уже не больно. Она там. Такая, как она, точно находится там. И вдруг меня скрючивает опять. Я не попаду к ней. Мы не встретимся даже так. На что мне надеяться? На перерождения, о которых мы с ней говорили? А если и их нет? Что мне делать без нее?

Заползаю в авто и сглатываю несколько раз. Стич тоже рядом, что я ненавижу каждой клеткой разломившегося тела. Еду дальше. Много курю и все продолжаю поглядывать на телефон, который разрывается от СМС.

Мэт не затихает последние четыре минуты. И я жду, что на экране покажется уведомление от нее. Я не должен ждать, это бессмысленно, но жду.

Сверяюсь с адресом и наконец паркуюсь у дома Дэвиса. Свет не горит, машины нет. Я только трачу время впустую. Затягиваюсь снова и снова, а потом собираю себя так, как это возможно. Железная хлипкая дверь не заперта. Вокруг один мрак, пахнет потом. Нащупываю выключатель в прихожей и морщусь от света. Разбросанная вещи вынуждают закусить подрагивающую губу. Она боролась и здесь.

— Бо? — зову сырым голосом.

Никакого ответа. Ни единого звука, кроме алкашей на улице. И я зачем-то говорю вновь:

— Бо?

И опять:

— Девочка...

Ноги приросли к круглому старому ковру. Я одновременно боюсь найти ее здесь и очень нуждаюсь в этом. Сейчас я понимаю, как сильно нуждаюсь. Лучше так. В ином случае Дэвис выкинет ее где-то по дороге. Закопает...закопает в каком-нибудь лесу. Из горла лезет сдавленное отчаяние, я мотаю головой и жмурюсь, прежде чем шагать по следам беспорядка на полу. Уроненный торшер, осколки чего-то: все ведет к одной из трех комнат — единственной приоткрытой.

На пороге меня разрывает. Это всаживает в сердце нож, прокручивает острие, разрезает вдоль и поперек. Я думал, что не испытаю большей боли. Однако, ее разорванное нижнее белье на темном полу — становится чем-то, что я не познавал. Зубы сжимаются до скрежета, слезы окончательно иссякают, а в голове лишь одно: найти его немедленно. Никакой жалости к себе, никакой слабины. Ярость оттесняет любые чувства. Я обещал, что он будет страдать. И он, сука, будет.

Вчера на ней оставил синяки Джош Малек. Вчера я избил его на ринге. Та злость не сравнима с нынешней. Что-то нечеловеческое, пожирающее, делающее тебя тем, кого бы она боялась. Бо не узнала бы меня сейчас. Я и сам себя не узнаю. То, что я с ним сделаю, то, каким образом накажу — такие страшные картинки никогда не заполняли мои мысли раньше. И они наслаиваются друг на друга, порождают новые и более изощренные варианты. В конечном итоге, я надеюсь, что кто-нибудь поступит со мной точно также — потому что я ничем не лучше Джейка.

Бо доверяла мне свою безопасность. Я повторял ей, что со мной безопасно. Эта ложь непростительна.

Ночь сгущается. Выезжаю на пустынную трассу и включаю фары. Смотреть вправо невыносимо. Часть меня отказывается соглашаться с тем, что Бо не спит на сиденье, свернувшись калачиком. Часть меня до сих пор полагает, что когда-нибудь она будет здесь снова. Ведь не может так быть. Она дышала и смеялась днем, а вечером все оборвалось. Нелогично и абсолютно бредово. Бо здесь. Я повернусь и обнаружу мирное лицо, маленькие ручки, сжимающие ремень безопасности — она делала так из раза в раз, когда мы ехали с моих тренировок домой. Но я не поворачиваюсь. Правда — не то, что мне нужно.

Мэт продолжает трезвонить. Он тоже любил Бо. Порой их дружба выводила из себя. Помню, как она доказывала, что я обязан с ним помириться. Я и не ругался. Просто злой был из-за предательства. Простил — для чего? Поверил. Да плевать, что поверил я. Бо ему верила, верила безгранично и безоговорочно. Но когда он стал ей по-настоящему нужен — предпочел трахать шлюху. При этом, узнай она о его поступке, все равно бы приняла извинения. Я их не приму. Ни за что.

Теперь звонит Чейз. Я ошибся. Стоило написать ему — он меня побаивается, поэтому ответил бы сразу же. Выдал бы местоположение Дэвиса. Тогда Бо была бы жива. Я бы успел. И не было бы туманной дороги с пустырями по сторонам, не было бы боли, все было бы хорошо. Я бы сжимал ее в своих руках, холил и лелеял.

Спасала меня. Наивно, бестолково. Что бы Джейк сделал? Он трус, не решился бы на выстрел. Она отдала себя зазря. Пожертвовала собой, когда жертвы были бессмысленны.

Это все слишком тяжело понять. Я проснусь. Вероятно, после непростого боя, мой мозг дал сбой и выкинул настолько долгий и пугающий сон. Я перенервничал из-за Джоша Малека. Сейчас вскачу в холодном поту, а Бо обнимет и поцелует. Все так и будет. Так правильно. Щипаю себя. На самом деле щипаю свободной рукой. Почему это не срабатывает?

Почему я не слышу ее нежный голос?

Почему я не чувствую родных прикосновений?

Почему я не ощущаю запаха вишни?

Почему я ее не вижу?

Почему?

Почему?

Останавливаюсь на обочине, чтобы перекурить и подышать две минуты. Смотрю на время. Путь из Стелтона продолжается уже полтора часа. Я не плачу. Запрещаю, пока не расправлюсь с ублюдком. Передо мной бескрайнее поле: без растительности. Снега нет, но земля мерзлая. Бо не дожила до лета, о котором так часто упоминала. Она забавно тараторила о том, как мы проведем три жарких месяца:

— Плавать. Я не плавала с августа, а это преступление! — возмущается, ерзая сверху на мне.

Поглаживаю спину, прикрытую громадной футболкой и улыбаюсь.

— Преступление?

Девушка кивает с нахмуренными бровями:

— Смеешься? А что смешного?

— Смеюсь с того, какая ты врушка, — щелкаю языком и сдвигаю ее ближе к себе.

Вечер, мы битый час валяемся на диване, забив на фильм и болтая о всякой ерунде. Вернее она болтает, а я просто слушаю. Из меня хреновый собеседник, но Бо это не смущает.

— И почему же?

— Мы плавали в бассейне, — напоминаю, и она цокает.

— Да это же не считается! Ты не понимаешь?! Я имею в виду плавать на озере. А может и на море! На море я не была много лет. Может, съездим? Курт, давай съездим! Я нам заработаю на поездку! Мы...

Качаю головой и наконец утягиваю ее в поцелуй: импульсивно. Итак весь извелся от ее неугомонных прекрасных бедер, которые юлозят по мне без устали. Она тихонько стонет от неожиданности, наши выдохи все горячее и...

Новое уведомление, которое вытаскивает меня оттуда, где я хочу остаться навсегда. Перехватываю сигарету, но она уже кончается, поэтому случайно обжигаю пальцы.

От кого: Чейз.
«Курт, я не стану расспрашивать. Дай тебя услышать. Пожалуйста. Нельзя оставаться одному».

Зачем-то перезваниваю. Он поднимает трубку молниеносно и молчит пару секунд. Отдаленно раздаются нечастые всхлипы — Мэт там, приехал к нему.

— Ты можешь на меня положиться, — проговаривает сдавленно, но четко, — Понадобится поговорить, помочь по существу — все сделаю, Курт.

— Хорошо, — выдаю, нервно моргая.

Стич запрыгивает на задние места, сделав свои дела. Кидаю на него яростный взгляд и матерюсь про себя. Надо было закрыть дверь.

— Курт...

— Не звоните мне. Не трогайте. Я сам свяжусь, если понадобится.

Каждое слово, как покорение Эвереста. И мне известно, что я его не покорю — сорвусь. Даже если получится забраться — сброшусь. Не вижу хоть толики смысла.

— Я буду звонить. Раз в день. Мэт...

— Его номер, считай, уже заблокирован.

Чейз, как мне кажется, кивает и поджимает губы. Бывший друг что-то бормочет. Они поставили меня на громкую связь, конечно. Мэт и без того себя винит. Прекрасно. Пускай это чувство его сожрет.

— Курт...ты...держись, прошу...

Я скидываю разговор и прикрываю глаза. Пять секунд на то, чтобы взять себя в руки. Ярость никуда не ушла. Мне лишь приходится приказывать себе не рыдать раз в пятнадцать минут.

Спустя еще два часа езды я проигрываю. Все тело колотится, а дыхание напрочь сбито. Слез все еще нет, но крик так и просится. Заправляю авто, покупаю щенку какую-то жратву и ищу ближайший мотель. Мог бы спать в машине, но мне необходимо хотя бы чуть-чуть вернуться во что-то знакомое. Мы с Бо ночевали в мотеле. Я лягу, представлю, что она сбоку, обниму вторую подушку, притрусь к ней носом и усну. Преследовать Дэвиса — превращается в недостижимую цель конкретно сейчас. Вымотан до предела, руль не слушается, иногда выезжаю на встречку.

Стич доедает свой корм, который я высыпал ему на пол. Не раздеваюсь, не осматриваю номер. Валюсь на двуспальную кровать, комкаю одеяло и остаюсь в подавляющей тишине. Хнычу. Правда хнычу. Закусываю несвежую подушку и что-то мычу. Собака робко прыгает на матрас и располагается у ног. Я не прогоняю его. Совсем не до этого.

Сон все же приходит. Самый худший сон за всю жизнь.

«Мне очень страшно проснуться без тебя»
— К.