Разрушение

«Разрушь во мне то, что нуждается в разрушении. Укрепи то, что нуждается в укреплении»
— Джефф Фостер

Я пытаюсь дышать. Передо мной панель, где отображается скорость, лампочка бензобака, время и прочее... 70 километров в час, полная заправка, 20:24. Я пытаюсь дышать. Я пытаюсь. Пытаюсь.

Слышу звук полицейской машины. Назойливый, громкий. Останавливаюсь. В окно стучат с просьбой опустить стекло.

— Добрый вечер, Вы...

Много слов. Очень. Мое сердце — где оно? Что с ним? Я не чувствую пульса, я не чувствую себя.

— Сэр, — грубый голос, требующий к себе внимания.

— Да?

«Да». Как мне удалось сказать это короткое слово? Горло сжимается — больно, но недостаточно для того, чтобы умереть от удушья. Жаль. Я бы хотел умереть прямо сейчас. Мне нужно к ней. Бо. Моя девочка. К тебе. Я хочу к тебе.

— Вы превысили скорость. Можете выйти из машины и предъявить документы?

Жмурюсь, мотнув головой.

— Сэр, Вы принимали запрещенные вещества? Алкоголь?

— Нет.

— Пожалуйста, выйдите из автомобиля...

— Моя девушка... — я сжимаю зубы, издавая тихий вой, сочиняя ложь, — Она... попала...в реанимацию...пожалуйста, мне нужно ехать к ней, сейчас же.

Мужчина напрягается и собирается что-то сказать, но его напарник неожиданно кричит издалека:

— Майк, у нас ограбление банка на Авер Плейс! Всем постам велели отправляться туда!

Он чертыхается и срывается с места, а я снова нажимаю на педаль газа. Нет слез. Запрещаю себе рыдать. Если начну — не остановлюсь. Найти его, отомстить, пытать, убить — я должен сделать это как можно скорее.

Тело. Где он оставит ее тело? Ей холодно. Я согревал ее, она постоянно мерзла. Мне нужно согреть и сейчас.

Торможу у дома Мэта и выхожу из Доджа. Ломлюсь в дверь. Он открывает и застывает со смесью шока на лице.

— Старик...

— Где ты был? — выдавливаю, борясь за каждую букву, — Я писал тебе, Сука, я писал, Мэт! Где ты был?!

— Писал? О чем писал, я не понимаю, что произошло...

Из-за его спины высовывается шлюха с боев, и меня скрючивает. Ноздри раздуваются. Секунда, две, три. Проталкиваю его через порог и приколачиваю к стене за шею. Он кряхтит, глаза почти выкатываются. Проститутка кричит и убегает вглубь комнаты.

— Она умерла, — содрогаюсь прямо в налитое страхом лицо бывшего друга, — Он ее убил, он изнасиловал ее и убил. Я писал тебе, а ты был занят трахом с этой шкурой! Ты был ей нужен, ты мне, тварь поганая, был нужен! Она умерла! Бо больше нет!

Мэт скребет мое предплечье, и я отпихиваю его в сторону. Он ошарашено падает, захлебываясь кашлем.

Прошло двадцать минут. Тебя нет в этом мире уже двадцать минут. Я уже мертв без тебя, вернись, умоляю, вернись.

— Кто убил? Курт, что ты несешь? — он поднимается, впиваясь в мои плечи и встряхивая, — Что за хрень ты городишь, а?!

Я открываю рот: из него, опережая ответ, льется что-то нечленораздельное и отчаянное. Я не вынесу такой боли. Как можно справиться с этой потерей? Чувство, словно у меня разрывается и горит синим пламенем каждый орган внутри. Хватаюсь за грудь и склоняю голову. Оседаю на пол. По-видимому тело сводит судорогой. Мэт что-то кричит.

— Господи, Боже мой! Курт! Приди в себя, Курт!

— Это паническая атака, — доносится голос шлюхи, — Умой его холодной водой...

Ей было так страшно. Как же она боялась, как она нуждалась в защите. Я не спас ее, я не сберег. Она просила меня не уезжать за лекарствами. Почему я не послушал? Почему я вышел из дома? Почему? Что я наделал, что я сделал с ней, что я сотворил, нет, нет, нет...

Мэт обнимает меня, тянет в свои руки. Он как всегда пахнет пивом. Неужели...неужели я больше не почувствую ее запах? Этот родной, любимый, самый лучший аромат вишни? У меня не получится без нее, нет, не получится.

— Курт, дыши, пожалуйста, дыши. Ты не в себе, я сейчас позвоню Бо, она тебе поможет, подожди немного...

— Она умерла! — кричу вновь, — Ты не понял?! Она мертва! Джейк убил ее!

Мэт отводит подбородок и мотает головой, его дыхание сбивается, он начинает говорить порывисто и рвано.

— Почему ты повторяешь это? Что ты принял? Прекрати это говорить, зачем ты это говоришь, а?!

— Бо умерла? Твоя девушка? Та, о которой все на боях говорят? — спрашивает безмозглая сука, — Джейк...какой Джейк? Джейк Дэвис?

— Синди, вышла нахрен из дома! — орет Мэт, заикаясь и продолжая держать мое лицо, — Курт..., — он сглатывает, — Пожалуйста...скажи, что это не так.

Я опрокидываю голову, заставляя себя собраться. Нельзя быть таким, не сейчас. Сначала отыщу его, а потом все остальное. Но что такое это самое «все остальное»? Кто я без нее? Моя нижняя губа трясется, как у подростка. Весь мокрый: от смеси жаркого и холодного пота, от предшествующих слез, от стакана воды.

— Это так, — подтверждаю тихо и ломко, — И тебя не было рядом. Ты не помог ей. Ты не помог мне.

— Я не знал...

— Да, потому что трахал подстилку.

Я не мог представить, что говорить бывает настолько больно и трудно. Я не мог вообразить, что слова бывают похожи на раскаленную сталь.

— Пойдем, — судорожно выпаливает Мэт, как в бреду, — Мы найдем его, пошли, давай, вставай, нет, он не мог, Бо нельзя трогать, не ее, нет, Бо, нельзя так с Бо...

Я отмахиваюсь от него и встаю, держась за стену. Он снова пытается приблизиться, начинает мельтешить, шептать и плакать. По его телу разливается отчаяние. Оно не сравнимо с моим, конечно, оно не сравнимо. Я не отчаян. Я убит. Медленно, но верно, каждая клетка меня разъедается в тоске по ней. Секунда за секундой — становится хуже. Потому что я знаю, что с каждым моим вдохом расстояние между нами увеличивается. Я обнимал ее в последний раз полтора часа назад. Через еще полтора часа это превратится в три часа, а через сутки от этого — в 27 часов. Дальше, дальше и дальше. То мгновение было между нами конечным. Другого такого не будет. Больше не будет никакого.

— Курт! — кричит в истерике, толкая меня, — Поехали! Быстрее! Я убью его, я, я, я сделаю с ним...

— Я еду один, — говорю сквозь зубы и пересекаю порог дома.

Мэт бежит следом, забыв о ботинках, благодаря чему носки хлюпают по мокрой земле. В машине скребется тварь: суетится и толкается носом в стекло. Ненавижу его. Он тоже ее не защитил. Она заботилась о нем, а он ничего не сделал в ответ.

Бывший друг в десятый раз касается меня, и я торможу, поворачиваясь к нему и разделяя каждый слог:

— Я. Еду. Один. Ты мне не нужен. Ты для меня мертв. Я знать тебя не желаю. Если ты дотронешься меня вновь — я убью тебя, Мэт, — он дергается, разражаясь слезами и повторяя ее имя, которое не имеет права произносить.

— Но...

— Я сказал, что убью тебя! — повторяю басом, и сукин сын отшатывается, — Хочешь что-то сделать, да?! Хочешь, твою мать, помочь?!

— Да, я, я, хочу, пожалуйста, да, — хнычет он, вытирая глаза рукавом рубашки, — Я что угодно...что угодно, прошу, я не знаю...

Я открываю дверь авто и беру щенка за шкирку: он тут же верещит.

— Возьми его, — насильно пихаю, и Мэт растеряно смотрит на псину.

— Но...что мне с ним...делать?

— Мне плевать. Бо..., — меня скрючивает, я еле держусь, чтобы не упасть, — Она его любила. Мне смотреть на него тошно. Она бы переживала за него, переживала бы, несмотря на то, что эта трусливая скотина ее не спасла, — я оглядываю Стича, черные глаза которого извергают слезы, — Заботься о нем. Хотя заботы он не заслужил.

Мэт всхлипывает и кивает, рассматривая «подарок». Я бы закопал их здесь обоих, вместе.

— Как это произошло? Почему произошло? А где был ты? — тараторит, — Почему тебя не было, Курт?

Ничего не отвечаю. Нет сил ответить. Вина на мне, я знаю, это я, все из-за меня, она мертва из-за меня. Это должен был быть я, а не Бо.

Зачем ты забрала на себя? Почему ты так поступила?

— Курт, где ты был?! — срывается ублюдок.

Стискиваю челюсть и сажусь за руль, смотря в лобовое. Мэт так потерян, что просто идет в дом. Неожиданно слышу животный визг, смешанный с человеческим выкриком, и поворачиваюсь. Стич летит к машине, а бывший друг трясет пораненную укусом ладонь. Щенок скребется в дверь, жалобно скулит, пытается допрыгнуть до стекла. Плевать. Хочет со мной — ему же хуже. Я пытался облегчить ему дни. Открываю дверь, и он мигом запрыгивает мне на колени, облизывая щеки, тыкаясь мокрым носом в шею. Рычу, выкидываю его назад, поворачиваю ключи зажигания и жму на педаль газа. Мэт остается позади. Последнее, что я вижу: как он плюхается задом на порог и смотрит себе под ноги. Определенно, мы больше не встретимся.

Путь до забегаловки Крегли пролетает стремительно быстро. Однако, за это время, все во мне перестроилось. Шок ослаб. Теперь я соображаю, слышу отчетливо, органы зрения пришли в норму. Но это не радует. Мне не нужны детали этого мира без нее, мне без нее ничего не нужно. И единственное, на чем я концентрируюсь — месть. Миллиарды мелких трещин, заполненных гневом и скорбью. Джейк не единственный, кто будет страдать. Хосе. Он растрепался обо всем, и он заплатит за это сполна.

Кафе закрыто. Долблю в хлипкую стеклянную дверь. Один из братьев точно на месте. Крегли должны знать где может прятаться эта мразь. Они скажут адрес. Я заставлю их сказать.

Холодный ветер, вокруг все блеклое и мрачное. Стучу сильнее, громче. Начинается моросящий дождь. Спустя еще четыре удара, из глубины помещения показывается знакомый силуэт.

— Они не принимают гостей, — басит Яго, не открывая дверь.

Он высматривает еще людей и чуток успокаивается, понимая, что я здесь один.

— Кто на месте?

— Тебя не касается, Уилсон. Чего приперся, а? — огрызается он, — Вали отсюда.

Рука показательно заводится, хватаясь за пистолет. На секунду я думаю спровоцировать его, заставить выстрелить, но осекаюсь. Джейк Дэвис. Нельзя оставить его без наказания.

— Мне нужно попасть к ним. Сейчас же.

— Хочешь пулю в висок?! — настаивает он.

— Плевать я хотел на твою пулю. Впусти меня, иначе я вышибу эту чертову дверь!

Яго усмехается с прищуром.

— Только от тебя отстали — опять пришел огребать. Ну давай, вперед. Интересно посмотреть.

Замок щелкает, и я попадаю в до омерзения знакомые стены. Еще два часа назад думал, что никогда сюда не вернусь. Еще два часа назад обнимал ее, целовал. Днем мы были в душе, а утром занимались любовью. Все не сломано. Все изничтожено. И это не вернуть. Не создать новое. Ее не будет со мной. Ее. Со мной. Не будет.

Слезный ком норовит выйти наружу, и я задерживаю дыхание, пока шагаю по замасленной кухне без поваров. В четверг у Крегли всегда пересчет, они закрываются раньше. В комнатушке, где желтая лампочка не освещает углы, меня встречает Стен. На нем растягивается удивление, а затем ухмылка.

— Я не хотел его пускать, но он сказал, что вышибет дверь, — тут же оправдывается Яго.

Стен, помедлив, кивает и откидывается на спинку стула. Железный стол держит на себе стопки купюр. Когда-то я защищал Бо здесь. Ненавижу себя за то, что позволил нам зайти так далеко. Надо было держать себя, не позволять брать сердцу верх. Последствия. Несправедливые последствия. Почему они коснулись ее? Почему она мертва? За что? Как расплата за мою ошибку досталась ей?

— Уилсон? — Стен вздымает бровь, — Что с тобой?

Я набираю спертый воздух в грудь, нервно моргая.

— Дэвис убил Беатрис. Мою...мою Беатрис. Час назад. Убил и сбежал.

Разве то, что я говорю, реально? Правда калечит меня самым губительным образом. Лучше бы проснуться и понять, что произошедшее — кошмарный сон. Черт возьми, как же я хочу проснуться. Пожалуйста. Я хочу быть с ней.

Двое уродов хмурятся, впадая в малое замешательство. Невозможно, но в них нет издевки. Я рассчитывал на другое. Яго тупится на мой вид, Стен отводит взгляд к бумагам. Я продолжаю. Заставляю себя продолжать.

— Рэй сказал убить его брата...

— Я знаю, что поручил Рей. Кто рассказал Джейку?

— Хосе, — мышцы непроизвольно дергаются, и я кошусь на Яго, который слегка расширяет глаза.

Стен напрягается, озлобленно обращаясь к охраннику:

— Вам обоим велели держать рот на замке. Или такого не было, м?

Яго, как мальчишка, вздрагивает и принимается оправдывать друга.

— Я исполнял приказ. Хосе...Хосе ненавидел Уилсона, поэтому и мог вас проигнорировать, но...

— Какие к черту «но»?! Вы двое страх потеряли?!

— Нет, нет, Хосе просто хотел, чтобы Джейк поскорее обо всем узнал и пошел мстить. Вы тоже этого хотели, Вы же хотели тоже, я думаю, Хосе...

— Да расплатился уже он, пытали мы его, долги вернул, все что надо сделал! Сукин выродок решил заняться самодеятельностью?!

Яго молчит, сильно нервничая.

— Отвечай, когда спрашивают. Вы оба и это правило забыли?!

Я протираю лицо, мотая головой сам для себя. Мне не нужны эти разборки, мне нужно ехать, ехать скорее.

— Не забыли. Это ошибка, большая ошибка, Стен...

Крегли прерывает его выпяченной толстой ладонью и переводит внимание на меня.

— Ты за информацией приехал? Денег взять?

— Информация и оружие. Другого не надо. Сколько заплатить?

Стен поджимает губы, раздумывая. Теперь мне кажется, что даже его бардовые подтяжки напоминают мне о ней. Помню, как она бегло осмотрела их в кабинете, на Новый год. Помню смесь ужаса на невинном лице в тот вечер. Я всегда причинял ей вред. Вся моя жизнь, в которую я затолкал Бо, разбивала ее чуть ли не ежедневно.

— Не продаю я оружие. Нет цены. Да и что мне с твоих бабок? Откажешься платить — тебя и убить бессмысленно. Одолжение сделаю, — бормочет он, почесывая лысеющий затылок, — Давай, сюда иди. А ты, — кидает для Яго, — Найди папку Дэвиса.

Охранник молниеносно бросается к одному из сейфов и возится с цифрами. Я подхожу к столу и склоняюсь, опираясь о него кулаками. Стен как-то сочувственно вздыхает и наливает в граненый стакан водку. Не верю ему. Они держат девчонок в борделях. Вырученные деньги — вот они, перед носом. И часть с проституции, без сомнений.

— Мы не злодеи, Уилсон. Зря ты так, — отпивает спиртное, — Жалко мне ее, правда. Милое создание, непричастное.

— Не злодеи, — презрительно повторяю очевидный бред.

Яго продолжает судорожно копошиться в бумагах. Знает прекрасно, что свое получит. Не пропустят Крегли непослушание мимо.

— В нашем бизнесе важно быть жестоким. По-другому никак. Но мы справедливые, как бы ты не кривился.

— Справедливые? А девушки, которых вы насильно продаете? А Бо...а моя Бо, которую вы затащили в этот ваш чертов кабинет? То, что вы ей там наговорили — справедливо? А Сэм Дэвис? Я его за что убил, а? — накидываю внахлест, но Стен перебивает.

— По-порядку, Уилсон. Девушек, которые продаваться не хотят, единицы. Их отдали родные папаши — и мы принимаем такую оплату. Не на нашей совести это. Не на нашей. Девчонку твою мы позвали без цели обидеть. Рей хотел поговорить с ней — ты его знаешь, болтун он, такой человек, всякое мелит, иногда страшное, да, но это разговоры только, не более. Мы бы ей не навредили. Да и сам ты виноват — чего привез к нам? Башкой надо думать было, — Яго наконец-то кладет перед нами папку, а Стен объясняет дальше, — Сэма ты убил заслуженно. Он нас за день до этого кинул с деньгами — поэтому получил. Ничего мы не делаем просто так, Курт.

Я испускаю почти рычание, отмахиваясь.

— Мне нет дела, я должен его догнать, дай мне все что знаешь, дай все, Стен.

Он допивает водку и открывает аккуратно-сшитое дело: явно постарался Мейсон, их секретарь. Где он сейчас? Неважно, неважно, сосредоточься на мести. Не то что бы это было сложно. Нет. Я хочу истязать его, хочу смотреть, как он рыдает, как умоляет, и пытать жестче с каждым часом, с каждым днем, неделей. Но это ее не вернет. Я потерян, я без нее не выживу. Пытаюсь цепляться за что-то: даже за ничего не значащего Мейсона, в слепой надежде ухватиться за какую-то нить существования. Не выходит. Я умер. Умер вместе с Бо.

— Так, смотри, повторять не стану, — он выдергивает карту за краешек из мусора бумаг на столе, — Вот здесь его дом, 12А,— обводит красным маркером, — В Билтоне есть еще одно захолустье: они с Сэмом жили там раньше. Свалили из-за проблем с законом и заныкались в Стелтоне. Третья улица, 127-ой номер, — ставит еще один круг и точку, — Больше ничего у него нет.

Я прикидываю примерное расстояние. Два дня езды на машине. Хорошо. Не буду спать. Не лягу, пока не расправлюсь с ним. Спать...как спать без нее?

— Где живет Хосе? — хриплю, пытаясь звучать твердо.

Яго тут же выпаливает:

— Нет! Нет, Стен, не говори ему...

— Молчать! — командует и усмехается, быстро делая на карте новую пометку, — 45В, здесь. Все понял?

Киваю и перевожу взгляд на несколько стволов, лежащих на стеллаже. Стен разводит рукой в жесте «выбирай».

— Два 22-ых Глока и полный магазин.

Крегли безмолвно смотрит на охранника, и тот нехотя отдает требуемое. Перепроверяю. 17 патронов в каждом. Хватит с головой.

— И, Уилсон, — добавляет Стен, — Впредь: не оставляй в живых того, кто может придти к тебе домой. Этот урок ты усвоил, не так ли?

Я не медлю и поворачиваюсь к Яго, нажимая на спусковой крючок. Раздается хлопок. Рожа размазывается от близкого выстрела, и тело падает замертво. На плитчатой стене уйма крови, а во мне ноль сожаления. Точка невозврата произошла тогда, когда ее хрупкое сердце совершило последний удар. Я выжгу этот мир дотла. Он бесполезен, если Бо не дышит его кислородом.

— Молодец, — похлопывает по плечу, — Как закончишь с Хосе и Дэвисом — приходи к нам. Работу дадим.

Забираю карту, засовываю оружие за джинсовку, без спроса хватаю наручники что заприметил рядом с деньгами, и ухожу. Вдогонку доносится негромкое:

— Накажи его по заслугам, Курт.

Дождь прошел. Включаю дворники, чтобы убрать оставшиеся капли, и жду прогрева авто. Я был здесь больше получаса. Расстояние между мной и ублюдком растет с каждой секундой. Время — неизмеримое и пугающее понятие. Теперь я знаю. Знаю, что пытки бывают такими. Они не имеют конца. И с каждым мгновением принимают более раздирающий вид. Я без понятия, сколько еще повторю, что не могу без нее. Это единственное описание, но, черт, какое же оно неправильное. Это не какое-то «не могу». Это хуже. Мне без нее никак. Глаза снова на грани слез. Я весь трясусь. Держался у Крегли, а сейчас, один на один с собой, не в силах. Я хочу к ней. Хочу в ее нежные руки. Проснись я сейчас — прорыдал бы не меньше суток. А она бы гладила по затылку, утешала, шептала. Голос. Я не услышу ее голос. Никогда его не услышу. Никогда?

Наконец нажимаю на педаль газа. Стич послушно лежит сзади. До сих пор плачет и дрожит, но пытается не двигаться. Выкину по дороге. Умрет на трассе, потеряется в лесу — без разницы. Противно. Тупая шавка, неблагодарная, безмозглая. Она несла его по улице, пачкая вещи. Вытащила со свалки. Заботилась: гуляла, мыла, готовила правильное питание. А он? Чем он ей отплатил? Ссыкливо забился в угол, пока лапы этой скотины хватали ее, вытаскивали, пока она боролась, роняла тумбу, чтобы зацепиться за что-то, чтобы...

Я жму на тормоз около дома Хосе и выхожу из машины со скоростью света. Третья смерть за ночь. И все от моих рук. Я не вернулся раньше, я подвел ее, я не сдержал слово.        Вдавливаю большой палец в квадратный пожелтевший звонок и скоро слышу женский голос:

— Кто там? Кто Вы?

Мать? Жена? Девушка? Отлично. Он испытает то, что испытал я.

— С работы Хосе. Впустите меня.

Она сомневается, отчего приходится надвить:

— Это срочно. По поручению начальства.

Дверь приоткрывается, и я тут же вхожу, хватая женщину и приставляя дуло к ее виску. Крепко держу руки и торс, но шлюха неугомонно вырывается. На визг прилетает Хосе — с кухни на первом этаже. Непонимание, шок, ужас — то, что требуется. Я сделаю это со всеми. Они поймут, что это такое. Им придется понять.

— Курт...

— На колени. Сейчас же, — говорю холодно, — Быстро. Не смей, Сука, медлить.

Он приоткрывает рот, начинает панически дышать и трястись. Невысокая шатенка дергается с рыданиями. Вдавливаю глок и шиплю на ухо:

— Тебе лучше быть послушной. Ясно? — истерика не позволяет ей сконцентрироваться, приходится быть доходчивее, — Я убью тебя и эту мразь, если не замолкнешь.

Угроза срабатывает, но никто из них не знает, что озвученное произойдет на самом деле. У них нет выбора, нет также, как не было у меня.

Хосе падает на скрипучий пол из досок. Жилье ужасное. Пахнет краской. Делают ремонт? Больше он им не понадобится, зря тратились.

— Курт, что ты творишь, Чава, что ты...

— Ты сказал Дэвису. Ты все ему рассказал. Знаешь, что он сделал?! — срываюсь, — Он насиловал ее, сердце не выдержало, она мертва!

— Кто? Я, я, не понимаю, я, Курт, отпусти...

— Бо мертва, — сглатываю, вновь готовый упасть, — Ты думал, что Джейк убьет меня! А он убил ее!

Объясняю это всем, но не верю собственному языку. Я в кошмарном сне, ты жива, ты жива, ты сейчас меня обнимешь.

Я не останусь без тебя. Ты не видишь? Не видишь, что со мной?

— Курт! — кричит Хосе, возвращая меня в эту поганую реальность, — Курт, что ты делаешь?! Нет!

Что я делаю? Часто моргаю и замечаю кряхтения. Сжимаю шею, почти душу. А незнакомка борется, наступает на ботинки, бьется в конвульсиях. На мгновение ослабляю хватку, вытаскиваю наручники и кидаю их, командуя:

— Пристегивай себя к батарее.

Челюсть Хосе ходуном.

— Курт, мне жаль, очень жаль, Чава, очнись, ты же, нет, Курт!

— Твою драную мать, выполняй что сказано! — ору басом.

Женщина шепчет с мольбой:

— Не надо, не делай этого, не слушай его, он больной, он....

Резко швыряю хрупкую фигуру и припечатываю лицом к полу. Сажусь сверху, придавливая спину коленом. Хосе подрывается, и я ударяю дулом в ее затылок, смотря на него исподлобья.

— Приковывай. Себя. К батарее. Последнее предупреждение.

Они оба рыдают навзрыд, заполняя дом всхлипами и отчаянными бормотаниями. Это не помогает. Мне не легче. Что бы я не сделал — легче не станет. Даже когда Дэвис будет рыгать кровью — это не мое лекарство.

Ты, Бо, ты мое лекарство, вернись ко мне, прошло не так много времени, ты можешь вернуться, пускай все будет как утром, я тебя прошу, Бо, я прошу тебя!

— Не убивай ее, — отстукивает Хосе, который наконец выполнил приказ.

Женщина дергается вновь, что вынуждает меня применить больше силы. Ублюдок спешно уговаривает:

— Мэй, детка, не надо, мы сейчас во всем разберемся, не вырывайся, пожалуйста, — он переводит залитый слезами взгляд на меня, — Скажи что сделать. Я все сделаю. Не трогай ее. Разбирайся со мной.

Это вырывает из меня усмешку: она ужасно дрожащая.

— С тобой?

Он часто кивает. Прошлая дерзость испарилась. Не похож сам на себя. Всегда был наглым и борзым, а сейчас — вот он какой сейчас. Скрючившийся, перепуганный до дерьма в штанах.

— Да, со мной. Я виноват, не она, она не при чем, Уилсон...

— Бо тоже была не при чем, — выдавливаю и вижу, как рука с пистолетом подрагивает, — Ты слил ему всю информацию. Она умерла из-за тебя. Знаешь, как я поступлю с твоей телкой в ответ, м? — я хватаюсь за ее волосы, заставляя их глаза соединиться.

— Курт! — отрицает он, не желая слушать.

Шлюха слишком громко захлебывается в соплях.

— Заткнись к хренам собачьим, ты уже труп, — рычу, склоняясь к мокрой щеке.

— Курт, умоляю! Я тебя умоляю, я все тебе дам, все, черт, умоляю, Господи, Курт, нет...

Хаос. Так много звуков. Они перемешиваются, создают горькую смесь. Я сомневался в существовании ада. Как оказалось, он существует. Ад здесь, на земле, а не под ней. И это не черти в котлах. Это утрата того человека, который был для тебя всем.

— Господи, умоляю... — повторяет свою мантру.

— Я тоже умолял Бога спасти ее. Но он отвернулся от нее, отвернулся от самого лучшего человека. Ты надеешься, что Бог придет на помощь к такому дерьму, как ты? К твоей потаскухе? — выдавливаю расшатанным голосом.

Хосе мотает головой, пытается собраться, говорит что-то еще, но для меня в этом нет смысла. Я нажимаю на курок второй раз за ночь, без всяких колебаний. Новый хлопок. Минус одна жизнь. Урод вопит, дергает руку. Металл наручников режет кожу запястья. Встаю и сажусь на кресло, укрытое дырявым пледом. Пытаюсь насладиться его горем — безуспешно. Пытаюсь найти в трупе передо мной утешение — тоже ничего. Ничего, нет ничего, я просто хочу к ней, я очень хочу к ней, я хочу уехать отсюда к ней.

— Весь мир был в ней одной, да? — всхлипываю и тут же вытираю слезы, — И ты чувствуешь, как становишься никем без нее? Чувствуешь себя жалким и беспомощным? Это хуже, чем ножевое ранение, чем переломанные кости. Ты не представлял, что бывает так больно, верно?

— Что ты наделал... — воет он, пытаясь хоть как-то приблизиться к расхреначенной башке, — Мэй. Мэй. Пожалуйста, Мэй, очнись, Мэй...

— Но знаешь, в чем тебе повезло? — сглатываю, одну мою ногу одолевает нервный тик, — Тебе не придется жить с этим, как придется мне. Я дам тебе помучиться еще пять минут, а затем...

Позади слышатся частые шаги. Молниеносно оборачиваюсь, наводя глок на источник звука, и открываю рот, теряя любой кислород.

— Ма...ма..., — кое-как говорит мальчишка трех лет, направляясь к трупу.

Он ничего не понимает. Присаживается рядом с матерью и припадает лбом к ее плечу. Ад есть. Мы, люди, — его творцы.

— Ма...ма...

Я убил его маму. Я убил мать ребенка. Он вырастет без мамы. Я лишил его этого.

— Маркос! Маркос, иди в спальню! — разрывается Хосе, — Курт, не трогай его! Не его! Он дитя! Не убивай дитя, Курт! Маркос! Уходи!

Сжимаю челюсть, выпуская воздух по чуть-чуть, чтобы сдержать рвоту. Мальчик имеет проблемы с развитием — это видно сразу. Меня колотит, когда встаю с кресла и насильно отрываю ребенка от тела.

— Курт! Нет! Нет! Только не его! Нет! — истерит Хосе.

Я закрываю пацана в спальне, чтобы он не видел то, что произойдет. Присаживаюсь к Хосе. Достаю телефон из его джинсов и инструктирую:

— Я звоню 911. Ты говоришь, что убил свою жену и называешь адрес. Затем стреляешь себе в голову. Это ясно?

Он все продолжает смотреть на Мэй, шепчет, плачет и молится.

— Я убью твоего пацана, если не придешь, сука, в себя! — кричу очевидную ложь, которая его отрезвляет.

— Я понял, — жмурится, — Понял.

Его желтое поло пропитано влагой — подстать моей одежде. Я знаю это состояние. К сожалению, я знаю его слишком хорошо.

— Скажешь другое — Маркос подохнет.

Набираю цифры и сую телефон к уху. Доносится шаблонное приветствие оператора: «Здравствуйте, Вы позвонили 911. Что у Вас случилось?».

— Я, я, — пытается Хосе, и я перевожу дуло к проходу в спальню, чтобы собрался, — Я убил свою жену. Приезжайте, пожалуйста. Адрес: улица Телласи, 45В.

Скидываю звонок, и ублюдок тут же вопит:

— Я не могу себя убить! У меня сын! Он аутист, Курт! С кем он останется?!

Я обхватываю его рукой пистолет, приставляю к черепу и принудительно вдавливаю чужой палец. Четыре смерти за два с половиной часа. И все. Абсолютно все. Из-за меня.

«Вернись»
— К.