Глава 20
Тишина стояла особенная. Та, что приходит не просто после трагедии, а когда сама природа замерла от горя. Небо над джунглями будто потускнело. Ни всплесков воды у Сангари, ни щебета птиц. Все, кто был частью этих лесов, знали — кто-то ушёл. И ушёл навсегда.
Шайна несла тело Лайры, прижав его к груди. Словно маленькая, израненная, полусогнутая тень, она ступала сквозь подлесок. Молча, не замечая ни острых веток, ни царапин, что оставляли на её морде низкие кусты. За ней, в шаге — Бахрад, тяжёлый, как сама гора, с глазами, полными тьмы. Сархан шёл следом, будто и не тигр вовсе, а пустая оболочка. С ним был Ниру, молчаливый, хмурый, с поникшей головой. Он даже не знал, что можно сказать другу, потерявшему сестру. Слов просто не было.
Ноэми шла в стороне, чуть поодаль. Её хвост волочился по земле, как и взгляд. Она понимала: мать, потерявшая дитя, не нуждается в словах. Только в том, чтобы кто-то просто был рядом. Не для утешения. Для тишины.
Тело Лайры было завернуто в листву, и только её мордочка с застывшими глазами была видна. С кожей снятой, с ранами. И всё же — такой знакомой. Такой родной.
К утру они добрались до подножия огромного дерева. Старого, корневого, с корнями, будто жилы самого Каханаар. Здесь Шайна и остановилась. Здесь когда-то Бахрад в одиночку отбивался от браконьеров. Здесь Кайан однажды потерял своё гнездо в буре. Здесь, под этим деревом, они решили похоронить Лайру.
— Здесь, — тихо сказала Шайна, и больше ни слова. Она легла рядом с телом дочери и не двигалась. Дыхание её было ровным, почти незаметным.
Бахрад начал копать. Молча, решительно. Лапами, когтями, с силой. Земля была плотной, но он не остановился ни на секунду. С каждым вздохом будто выкапывал не просто яму, а часть самого себя. Сархан стоял рядом, не зная — должен ли помочь, или наоборот — отойти. Он чувствовал себя виноватым. Перед отцом. Перед матерью. Перед Лайрой.
Когда яма была готова, Шайна подняла голову. Она поднесла морду к носику Лайры и замерла на мгновение.
— Я тебя слышу, — шепнула она. — Даже сейчас.
Бахрад и Сархан вместе уложили тело тигрёнка в вырытую лощину. Листья калираи, свежие, ароматные, были положены рядом. Их принесла Ноэми — традиция древняя, забытая, но она помнила. И эти листья хранили в себе символ: покой, очищение, путь обратно к джунглям.
Молчание нарушил только лёгкий шелест — это кто-то подошёл. Первый был волк Равар, старый, с глубоким шрамом на шее. За ним — Саэль, пантера, которая помогла убить людей в ту ночь. Потом трое леопардов, и вскоре — целая стая. Кто-то кивнул Шайне. Кто-то склонил голову. Никто не говорил. Потому что боль — она одна на всех.
Кайан прилетел позже всех. Старый, дрожащий, он приземлился на корень и молча посмотрел вниз. Его голос, когда он заговорил, был не как у вороньего провидца. А как у друга.
— Они забрали не просто Лайру. Они отняли у нас день. Утро. Они отняли у джунглей детский смех. А значит, это касается каждого из нас.
Животные молча слушали. Даже птицы на деревьях не тронулись.
Бахрад выдохнул и встал перед всеми. Его силуэт будто вырезался из тумана, как из камня.
— Здесь лежит моя дочь, — начал он. — Её кожа — теперь у людей. Её сердце — в пыли. А её голос — в молчании. Она не умерла в бою. Не в голоде. Не в законе джунглей. Её убили. Забрали. Разорвали.
Он поднял голову. Взгляд был твёрдым, голос не дрогнул.
— Я не прошу вас. Я не уговариваю. Я лишь скажу: если завтра они придут за вашим детёнышем, вы вспомните этот день. Если они снимут шкуру с вашей подруги — вы вспомните Лайру. И если кто-то среди нас считает, что стоит бежать — подходите ближе. Чтобы я вас запомнил. И разорвал первым.
Некоторые животные зарычали. Равар поднял морду и тихо выл. Леопарды опустили головы. А сила Бахрада была в его боли. И все чувствовали её.
Сархан шагнул вперёд. Его голос был ниже, чем обычно.
— Я был рядом с ней. Я видел её в последний раз. Я не спас. Но я клянусь. Ни один из тех, кто коснулся её тела, не уйдёт из этих джунглей живым. Мы найдём их. Всех. Не из мести. Из долга.
Он подошёл к могиле, положил лапу на землю.
— Прости меня, Лайра. Прости.
Мать закрыла глаза. Потом Бахрад опустил землю в яму. Медленно. Шайна помогала. Потом — Сархан, Ниру, Ноэми, другие звери. Гробницы у животных не бывает. Только земля. Только пыль. Только корни, что потом переплетутся с кровью.
Когда всё закончилось, никто не ушёл сразу. Некоторые легли рядом, кто-то просто молча смотрел на небо.
— Когда у джунглей отнимают дыхание, они молчат не от страха, а потому что собирают силу... — произнëс Кайан, наконец.
С этими словами он взмыл в небо и исчез в листве.
Ночь снова сгустилась. Но на этот раз — уже не от страха. А от ожидания. В лесу было слишком тихо. Слишком спокойно. Как перед началом бури.