Глава 9
День постепенно клонится к вечеру. Воздух вокруг становится мягче, прохладнее, а солнечные лучи — ленивыми и растянутыми. Листва слегка шумит от лёгкого ветерка, где-то вдали перекликаются птицы. Мы с Лайрой лежим на мягкой траве у входа в логово. Шерсть матери тёплая, почти жаркая, как жар солнца в полдень. Мы прижимаемся к её боку, лениво перебирая лапами, иногда глядя друг на друга и тихо фыркая. День был насыщенным, и усталость приятной волной стекает с плеч.
— А расскажи, — вдруг подаёт голос Лайра, — что-то… как это, из детства! Как ты росла?
Мать не отвечает сразу. Она медленно поворачивает голову и смотрит куда-то вдаль, в тени высоких деревьев. На её морде появляется выражение, которое я редко видел. Как будто тень проходит по её глазам. Это не страх, нет. Это что-то другое — как будто она ненадолго вернулась в очень далёкое и холодное место внутри себя.
— Хорошо, — говорит она наконец. — Только слушайте внимательно. И запоминайте.
Мы тут же вытягиваемся, прижав уши, будто от этого будем слышать лучше. А она говорит тихо, размеренно, не спеша. Голос матери низкий, с лёгким надрывом — не таким, как обычно, когда она ворчит или мурчит. Это другое.
— Это случилось, когда я была ещё младше вас, — начинает она. — Я жила далеко отсюда. Там, где земля была суше, а деревья ниже. Мы с братом были неразлучны. Его звали Рамис.
Я посмотрел на Лайру. Она тоже подняла голову, в глазах застыло внимание.
— Мы часто играли, — продолжает Шайна. — Бегали, как вы. Пугали птиц, пытались ловить стрекоз. Он всегда был первым — чуть быстрее, чуть смелее. И я гордилась этим. Тогда нам казалось, что всё вокруг — наш мир. Наш дом. Но однажды…
Шайна запнулась. Я заметил, как напряглись её плечи. Хвост её слегка дрогнул.
— …Однажды мы пошли к ручью. В тот день нас никто не остановил. Мы ушли без спроса. Родители были на охоте. Мы просто хотели воды. И поиграть. Но там были… они.
Мать посмотрела на нас пристально, но не строго.
— Люди. Сначала мы их не заметили. Они были тихими, сидели в засаде. У них были… Такие палки. С железом. И ещë что-то острое с зубами. Я слышала потом, что это называется «капканы». Когда Рамис подошёл ближе… он попался. Всё произошло за миг. Щёлк. Вся передняя лапа оказалась зажата.
У меня внутри что-то сжалось. Я знал, что дальше будет что-то плохое.
— Он закричал. Я никогда больше не слышала таких криков. Он дёргался, бился, но ловушка держала. А потом пришли двуногие. Они смеялись. Один держал копьё, другой что-то светящееся. Я хотела броситься на них, но… я была маленькая. Я боялась.
Лайра прижалась ко мне. Я чувствовал, как её сердце стучит.
— Я убежала, — прошептала Шайна. — Я бежала со всех сил, кричала, звала родителей... Когда мы вернулись, их уже не было. Ни людей, ни Рамиса. Только следы. И… кровь.
Мать замолчала. Мы молчали тоже. Слов не было. Только ветер, где-то за листвой. Тихий, осторожный.
— С тех пор, — продолжила она уже другим голосом, — я всегда помню: одиночество может стоить жизни. А доверие к людям — это нож в сердце. Никогда не забывайте этого, дети. Никогда не подходите близко к тому, что не понимаете. И не теряйте друг друга. Ни за что.
— Мы не потеряемся, — прошептала Лайра. — Мы будем рядом.
Я кивнул. Слишком сильно, чтобы говорить. В горле стоял ком.
Шайна придвинулась ближе, обняла нас своим телом, как только могут обнять большие, сильные лапы матери. Она не плакала. Но я чувствовал, как в груди её бьётся что-то тяжёлое.
— Вот почему я всегда рядом, — прошептала она. — Даже если вы меня не видите — я чувствую вас. Помню каждый шаг, каждый взгляд. Потому что тогда… я не успела.
Мы молча прижались к ней, стараясь стать ближе, впитаться в её тепло. Даже Лайра, обычно лёгкая и непоседливая, замерла. В этот момент между нами было что-то, чего нельзя было сказать словами. Только чувствовать. Мы — семья. И мы должны быть вместе. Иначе — наступит тьма.
Снаружи уже темнело. Где-то закричала ночная птица. В небе появлялись звёзды, тихо и не спеша. Всё вокруг замедлялось. Замолкали насекомые, приглушались шаги зверей. Наступала ночь.
Мать начала тихо мурчать. Не весело, как раньше. А глубоко, почти печально. Это звучание окутывало нас, как покрывало. Мы лежали рядом, Лайра дышала в мою шею, я чувствовал, как она зевает.
Перед тем как заснуть, я всё думал об этом Рамисе. Маленьком тигрёнке, таком же как я. Я представлял его морду, его лапы, его игры с Шайной. Я не знал, как он выглядел, но чувствовал — он был настоящий. И его больше нет.
— Мама… — прошептал я уже почти во сне. — А ты всё ещё помнишь его?
— Всегда, — ответила она. — И всегда буду.
Сон обрушился на меня, как волна. Но даже в этой волне, где тонули образы, я чувствовал что-то новое. Словно маленький кусочек чужой боли поселился во мне. И он стал частью меня. Потому что это была не просто история. Это было как предупреждение. Память.
История, которую я никогда не забуду.