Глава 4
Отец разбудил нас, когда туман ещё полз по земле и птицы пели неуверенно, будто проверяя — пришло ли утро по-настоящему. Его большая тень возникла в тёплом полумраке логова, и я, разлепляя глаза, сразу ощутил в воздухе что-то другое. Что-то важное.
— Вставайте, — тихо сказал он. — Сегодня вы идёте со мной.
Лайра потянулась и уткнулась мне в бок. Она всегда просыпалась медленно, цепляясь за остатки сна, как когтями за ствол. Я уже бодрствовал, хотя сердце билось чуть быстрее. Это был наш первый выход с отцом. Не просто игра возле логова, не пробежка под наблюдением матери. Это было что-то настоящее.
Солнце ещё не поднялось, когда мы ступили под сень деревьев. Бахрад шёл первым — как всегда, уверенный, бесшумный, тяжёлый как сам лес. Я чувствовал себя мелким, почти щенком рядом с ним. Но он не смотрел на нас как на беспомощных. Он говорил с нами, как с теми, кому нужно знать.
— Запоминайте запахи. Вот здесь — прошёл кабан. Он спешил. Видите, как остались царапины на корнях? — Он указал лапой, почти не сбавляя шага. — Кто-то напугал его.
Я вдыхал, стараясь уловить, запомнить. Земля пахла сыростью, мхом и чем-то ещё — тревожным. Лайра шагала рядом, её взгляд бегал по листве. Она замечала больше, чем я, но пока боялась говорить. Всё этим утром казалось серьёзным.
— Когда идёшь по тропе — не доверяй тишине, — продолжал отец. — Иногда она значит больше, чем шум. Тишина может быть перед прыжком. Перед смертью. Слушайте джунгли — не только ушами.
Я молчал, кивал, вжимал в себя каждое его слово. Его голос был как камень: тяжёлый, неторопливый, надёжный. Он не говорил лишнего. И в этом был смысл.
Мы остановились у ручья. Он бежал меж камней, прозрачный и быстрый, как шёпот. Отец опустился на лапы.
— Если хочешь поймать кого-то у воды — не стой с наветренной стороны. Пусть твой запах будет в стороне от потока.
Он показал, как замирать. Как ждать. Как читать тропу по следам, как различать свежую царапину от старой. Лайра всё чаще задавала вопросы — её интерес захватывал. Я был рад: у неё получалось. Но и завидовал по-детски.
Мы двигались часами. Джунгли пробуждались, птицы кричали, что-то шуршало в зарослях, но отец был спокоен. Он говорил, что мы пока — не охотники, а тени. Нам нужно стать частью леса, а не нарушителями.
И вот, где-то ближе к середине дня, мы нашли следы.
Я заметил их первым — земля была примята, не так, как ступает зверь. Круглые вдавленные формы, пахнущие чужим. Отец подошёл. Его лицо стало каменным.
— Люди, — сказал он. — Недавно.
Лайра напряглась. Я почувствовал, как внутри всё холодеет, словно ветер пробежал по спине.
— Здесь были двое. Вон те следы — глубже. Один нёс что-то тяжёлое.
Отец долго смотрел в ту сторону, откуда пришли следы. Потом принюхался.
— Запах дыма. Почти незаметный. Значит, костёр был давно. Но он был. Слишком близко.
Мы пошли по следу. Осторожно, медленно, будто каждый шаг был уже частью чего-то гораздо большего, чем просто прогулка. Я старался идти, как учил отец: низко, мягко, слушая листву.
Они не были далеко. Следы вели к опушке, где трава примята, и в воздухе всё ещё держался чужой запах: табак, металл, масло. Я не знал этих слов, но чувствовал их. Они были неправильные. Джунгли их не любили.
— Ушли ночью, — сказал отец. — Может, на запад.
Он замолчал. Я ждал, что он скажет что-то ещё — но он просто смотрел на выжженную траву, на мусор: обёртки, верёвку, кусок ткани.
И вдруг я увидел — на стволе дерева была вмятина. Нож.
Я не понимал, почему сердце начало стучать громче. Но что-то внутри уже знало: это опасность. Это те, кто не играет по законам леса.
Мы возвращались домой медленно, как будто сами джунгли не хотели отпускать нас. Тени деревьев вытянулись, трещины в земле покрывались прохладой. Где-то в гуще вспорхнула цапля, и отец на миг обернулся, прислушиваясь. Но звук не повторился. Только шелест наших шагов, да дыхание сестры у меня за спиной.
Мать ждала нас у входа в логово. В её взгляде была тревога, которую она не пыталась скрыть. Она подошла к Бахраду первой — коротко соприкоснулись лбами, как взрослые это делают, будто обмениваясь чем-то важным и невидимым. Потом она повернулась ко мне и Лайре, вылизала нас так сильно, что шерсть топорщилась клочьями. Сестра тихо заурчала, прижалась к матери. Я же смотрел на отца — он не спускал глаз с леса.
В эту ночь мы ели немного. Отец ушёл на охоту один, сказал, что хочет пройтись ещё раз — «по следам». Я слышал, как он это сказал. Тихо, почти шёпотом, но с тем особенным нажимом, каким он всегда говорил о важных вещах. Мать не стала спорить. Только проводила его взглядом.
Мы с Лайрой лежали в укрытии, прижавшись друг к другу. Она быстро уснула, тихо посапывая. Мне же было неспокойно. Я думал о тех следах — они будто заползли мне в голову, оставили в ней холод. Я думал о чужом запахе, о металлическом привкусе в воздухе, который уловил Бахрад. Мне хотелось спрятаться в мамином меху, как раньше, но я уже был не таким маленьким.
Отец вернулся позже, когда небо стало густо-синим. Он не сказал ни слова, только кивнул Шайне. Они отошли в сторону, думали, что мы спим. Но я не спал. Я слышал, как мать тихо спросила:
— Это они?
— Да, — ответил он коротко. — Совсем рядом. Пахнет железом. Дымом. И смертью.
Я не знал, что всё это значит. Но голос отца — тот, который не дрожал даже при встрече с коброй — звучал как будто сквозь лёд. И от этого стало по-настоящему страшно.
---
Ночь была душной. Сквозь листву пробивались первые лучи солнца, редкие, колкие, как иглы. Я ворочался, пока Лайра спала, поджав лапы. Мать лежала на входе в логово, прислушиваясь к каждому звуку. Отец дремал с открытыми глазами, как делал всегда, когда не доверял тишине.
И вдруг — звук.
Резкий, рвущий воздух.
Пах!
Я вскочил. Лайра проснулась и испуганно вскинула голову. Мать рванулась вперёд, а отец уже стоял. Второй выстрел — дальше, но отчётливо. Где-то вглуби джунглей всполошились птицы, поднялись с криком. Третий — как удар по сердцу.
И потом тишина.
Бахрад метнулся к выходу. Мать остановила его — взглядом, одним движением головы.
— Пока не знаем, где они. — прошептала она. — Не веди их сюда.
Они оба знали, что нас могут найти. Если запах браконьеров был рядом днём, значит за ночь они могли подойти ещё ближе. И сейчас кто-то, возможно, лежал мёртвый там, в гуще леса. Или... Кто-то спасался бегством. Я не знал, кто это был, но почувствовал, как в груди что-то сжимается.
Мы больше не спали. Ни я, ни Лайра, ни наши родители. Мы лежали, напряжённо слушая, как джунгли дышат иначе. Где-то вдалеке зашевелилась трава. Дятел застучал слишком резко. Бахрад встал и ушёл в тень, охраняя нас. Шайна сидела с расправленной спиной, как страж.
С того момента, как прозвучал первый выстрел, джунгли больше не были прежними.
---
Утром мы с Лайрой всё ещё не сомкнули глаз. Мать прижимала нас к себе, стараясь сделать вид, будто всё в порядке, но её уши дёргались при каждом хрусте ветки.
Отец вернулся молча, но его когти были в грязи, а усы дрожали. Он кивнул:
— Ушли. Но скоро вернутся. Их больше, чем я думал.
Это был конец нашей тишины.
Конец беззаботного детства.
И я чувствовал — мы все это чувствовали — что в этих тенях началась новая охота.
Но теперь охотились не мы.