Глава 1
Я не сразу понял, что родился.
Мир встретил меня не светом — теплом. Всё было мягким, обволакивающим, как если бы само время стояло на месте и дышало рядом со мной. Я чувствовал, как бьётся сердце — не моё, чужое, огромное. Оно обнимало меня своим ритмом. Убаюкивало.
Потом пришёл запах. Тёплый, пряный, родной. Он был первым, кого я полюбил.
Это была моя мать.
---
Шайна лежала в логове, укрыв детёнышей своим телом. Логово находилось под корнями павшего дерева — старого, мшистого, как сама память этих джунглей. Листва свисала, как завеса, пряча их от посторонних глаз.
Двое комочков теснились у её живота. Один дышал глубже. Другой — тише. Первый был самый крепкий, не отлипал от её бока, словно с самого начала пытался понять, как устроен этот мир.
— Он живой, как огонь, — прошептала она, склонив голову к нему. — Чувствуешь? Даже во сне не угомонится.
— Это хорошо, — ответил Бахрад, появляясь в проёме логова. Его тень легла на листья, но не вызвала у Шайны тревоги. Его приход был, как шаг камня — тяжёлый, уверенный, привычный. — Пусть будет сильным. Эти земли не прощают слабости.
Он подошёл ближе и склонился к детёнышам. Пахло дождём, травой и кровью. Где-то неподалёку он оставил убитую лань — свою первую добычу после родов Шайны.
— Его имя будет Сархан, — сказала она тихо.
Бахрад поднял взгляд.
— Ты уже решила?
— Да. Он будет помнить. И будет идти до конца. Даже если останется один.
---
Я не знал тогда, что значит имя. Но знал, что оно моё. Когда мать произносила его, в её голосе звучало нечто особенное — не просто забота, а вера. Я чувствовал это даже кожей.
Сестра Лайра спала, уткнувшись в мой бок. Она была тише, мягче. В ней всё было округлым — движения, дыхание, даже взгляд. Мы часто соприкасались лбами, ещё не умея разговаривать, но уже зная: мы рядом. Мы вместе.
Я рос быстро. Первое зрение пришло неожиданно: всё оказалось ярким, болезненно резким. Листья ослепляли, свет играл тенями. Но в этом мире было что-то важное — он не пугал, он звал.
Каждое утро я слышал, как мать разговаривает с отцом. Их голоса не были громкими — джунгли не любят шума. Но в них всегда звучала правда.
— Он тянется к тебе, — шептала Шайна, глядя на меня с любовью, которую я ещё не понимал, но уже чувствовал.
— Он должен тянуться к жизни, — отвечал Бахрад. — Ты его нежишь слишком.
— А если это — сила? Тот, кто умеет любить, умеет и защищать.
Отец молчал. Он не спорил. В его молчании было больше, чем в словах.
---
Дни тянулись медленно, как река. Ливни приходили и уходили. Травы меняли цвет, воздух — запах. Я начал различать зверей по звукам. Мать учила нас слушать — не ушами, а телом.
— Шорох не всегда значит враг, — говорила она. — Иногда это еда. А иногда — путь, куда не стоит идти.
Отец же учил молчать. Сидеть и ждать. Наблюдать, пока не станет ясно: бить — или отступить.
Он редко ласкал нас, но когда рядом стоял Бахрад, я чувствовал: мы под защитой. Он был, как скала среди ветра — непоколебим.
---
Моё первое мясо — это был день, который остался внутри меня. Не вкусом — чувством.
Отец принёс молодого кабана. Шерсть была ещё тёплой, кровь не высохла. Он положил тушу перед нами и отступил. Мать не тронула. Мы должны были сделать это сами.
Я ткнулся носом — и впервые ощутил: это моё. Жизнь, ставшая пищей. Смерть, которая питает силу.
Я ел и понимал — в этом и есть суть. В этом — правда.
---
Когда солнце клонилось к закату, джунгли замирали. Мы ложились рядом с матерью, а отец уходил. Часто он возвращался поздно. Иногда — с ранами. Иногда — с молчанием.
— Опять чужие? — спрашивала мать.
— Пока держатся на границе. Но они чувствуют, что я старею. Скоро испытают нас.
— Тогда пусть знают, что ты — не один.
— Они будут смотреть не на меня. Они будут смотреть на него, — Бахрад кивнул в мою сторону. — Его запах уже стоит в воздухе. Ещё немного — и джунгли начнут узнавать его.
Я не знал, что такое «угроза». Но я знал — отец стал чаще уходить. Мать стала тише. И даже смех Лайры звучал не так громко.
Иногда по ночам я слышал странные звуки — скрип, звон, треск, не похожий на звуки леса. Они приходили с ветром, с запахом гари.
Я спрашивал глазами. Мать отводила взгляд.
Однажды она сказала:
— Есть вещи, которых ты пока не должен знать. Но скоро — узнаешь. Всё узнаешь.
Я не знал, что нас ждëт впереди.
Что будет запах смерти, не похожий на животный.
Что будет что-то, что джунгли не рождали.
Я был просто тигрёнком.
Сыном. Братом.
Будущим, о котором ещё никто не говорил вслух.
И это было до.
До всего.
Пока всё было цело.
Пока любовь была живой.
Пока ещё можно было смеяться.
Но история только начиналась.
А я — только открывал глаза.