Слезы
Я попятилась назад, сердце бешено колотилось, глаза в панике метались в поисках клинка — но его не было. Руки дрожали, и вдруг я почувствовала холодные пальцы гиксоса, сжимающие мою шею.
Он придвинулся ближе, губы шептали с издевкой:
—Красавица , смерть близка.
Душил сильнее, и я боролась за каждый вдох, пытаясь найти хоть каплю силы.
Я резко вонзила кулак в его лицо — удар пришёлся точно в нос. Он лишь слегка отпустил меня, зашипел от боли и в ответ ударил по моей щеке. Кровь хлынула ручьём из его носа, капая на землю.
В этот момент за моей спиной прозвучал грубый, низкий голос Амена:
— Пусти её, или ты не умрёшь быстро.
Гиксос лениво повернул голову, взглянул на него и, кинув меня на землю, медленно достал клинок, холодно сказал:
— Ты опоздал, воин. Эта ночь будет твоей последней.
Амен встал, твердо поставив ноги на песок, глаза горели решимостью. Гиксос, хоть и хромал но , сжав зубы, снова поднял клинок. Началась жестокая схватка.
Первым ударом враг нанес резкий выпад сверху вниз, но Амен ловко парировал клинок своим мечом, отразив удар с глухим звуком металла о металл. Он тут же ответил резким выпадом в бок, но гиксос успел отскочить, уклонившись.
Второй раз враг попробовал прорваться сбоку, нанося серию быстрых колющих ударов, но Амен двигался плавно и уверенно, словно танцуя — каждый удар отражался, каждый выпад блокировался щитом и мечом. Он отвечал контратаками — быстрыми и точными, не давая врагу расслабиться.
Гиксос сделал замах с разворотом, чтобы сокрушить мечом, но Амен прыгнул назад, отскочил, и в ту же секунду нанёс мощный удар в колено врага. Гиксос застонал, теряя равновесие, но не сдавался.
Бой становился всё более напряжённым, вокруг летели искры от ударов мечей, дыхание обоих было частым и тяжёлым. Амен чувствовал, как адреналин наполняет каждую мышцу, а сердце стучит в груди как барабан.
С последним мощным рывком Амен ударил гиксоса в плечо, заставив его отступить. Враг попытался ещё раз нанести удар, но Амен ловко перехватил инициативу и с силой вонзил клинок в грудь гиксоса. Тот с глухим стоном упал на колени, затем на землю, а Амен тяжело выдохнул, опуская оружие.
Бой закончился, но напряжение всё ещё висело в воздухе.
Амен тут же бросился ко мне, подхватил на руки и осторожно усадил на землю. Его руки тряслись, когда он вытер кровь с моего лица, а голос срывался от волнения:
— Амонет, Исфет, я же просил тебя... Почему ты вся в крови? Платье, лицо... Ты ранена?
Я опустила взгляд, пытаясь удержать слёзы, и тихо сказала:
— Дарин... он...
Амен резко вскочил на ноги, провел рукой по лицу, словно пытаясь собрать мысли, и с серьезным голосом сказал:
— Амонет, мне нужно тебя увести отсюда.
Он крепко схватил меня за руку, но я резко вырвала ее и твердо сказала:
— Нет. Я не оставлю тебя. Исида... Ее тоже нужно найти.
Его лицо нахмурилось, в глазах вспыхнула злость:
— Амонет, я могу о себе позаботиться. Но если ты будешь здесь...
В этот момент я увидела, как к нам быстро приближается гиксос. Я вскрикнула:
— Амен!
Он мгновенно повернулся, отразил удар клинком, и началась ожесточённая схватка. Его движения были быстрыми и точными, он ловко блокировал удары врага, используя каждый шанс, чтобы нанести ответный.
Гиксос не сдавался — он сделал попытку нанести удар в плечо, но Амен перехватил движение и глубоко вонзил клинок в бок противника.
Я сидела неподвижно в тени, сердце бешено колотилось, глаза широко раскрыты от страха. В груди сжималась боль, когда я видела, как Амен защищается и не сдаётся, хотя враг был силён и опасен. Каждый его выпад, каждый блок — борьба за жизнь, которую он вёл не только для себя, но и для нас всех.
Вдруг, после одного рывка, он подскочил ко мне, приставил клинок к моему горлу , все еще истекая кровью и холодно произнёс:
— Воин, скажи мне, чья жизнь тебе дороже — её или твоя? Если её — проколи себя этим клинком. Если нет — я вспорю ей глотку.
Глаза его были холодны, а голос — неумолим. Тишина повисла между нами, как перед бурей.
Я закричала, пытаясь вырваться из его захвата:
— Амен, нет! Прошу, нет!
Он встретил мой взгляд, его глаза были полны боли и нежности.
Гиксос сильнее прижал клинок к моему горлу, и я почувствовала, как тонкая струйка тёплой крови начала медленно стекать вниз. Его голос прорезал воздух, полный угрозы:
— Ну?! Что ты решил, воин? Один неверный шаг — и она мертва.
Я, задыхаясь от страха, сдавленно крикнула:
— Амен, нет! Пожалуйста, нет!
Амен посмотрел прямо в мои глаза.
— Душа моя, я люблю тебя...
С этими словами он резко воткнул клинок в себя.
В ту же секунду из-за спины раздался свист клинка — Мира побежала и отрубила голову гиксосу.
Я бросилась к Амену, сердце разрывалось от ужаса и боли. Сжимая его рану, я плакала, крича:
— Амен, прости! Амен, я тебя люблю!
Но он уже не дышал, глаза были закрыты, и тишина тяжелым грузом легла на мои плечи.
Я упала на колени рядом с его телом, будто всё вокруг исчезло. Мир больше не шумел, не кричал, не бился — был только он. Мой Амен.
— Нет... нет, — прошептала я, дрожащими руками беря его ладонь, такой большой, сильной... такой холодной. Я прижала её к своему лицу, к губам, сжимала, словно могла согреть.
— Не делай этого со мной... пожалуйста, не оставляй... — я звала его, сквозь слёзы, сквозь отчаяние. Склонилась, осторожно поцеловала его в лоб — всё ещё тёплый, будто спит.
— Ты не мог... ты не должен был... — я пыталась нащупать пульс, касаясь его шеи, его груди. Сердце не билось. Никакого звука. Только моё дыхание, рваное, больное, и слёзы, капающие на его лицо.
— Вернись ко мне... Амен, вернись... — прошептала я, вновь прижимая его руку к своей щеке, пока сердце моё медленно рвалось на куски.
Мои пальцы дрожали, я судорожно вцепилась в его руку, как будто могла удержать его в этом мире.
— Амен... — сорвалось с губ, жалобно, будто крик умирающего сердца. — Прошу... открой глаза... ты же сильный, ты же мой воин, ты же никогда не проигрывал... Не сейчас... не со мной...
Моя грудь сдавило так, будто в неё вонзили тысячу клинков. Я кричала, рыдала, теряя голос, хватала его лицо, его плечи, умоляла:
— Ты обещал... ты обещал мне, Амен! Обещал, что мы будем вместе, что ты не оставишь меня, помнишь? — я схватила его лицо ладонями, склонилась к нему, прижалась лбом к его лбу. — Я не могу... не без тебя... не оставляй меня, слышишь?
Я целовала его — в лоб, в губы, в холодную щёку. Всё, что оставалось мне — обнимать его мёртвое тело и надеяться, верить, умолять, словно безумная.
— Возьми мою жизнь, забери моё сердце, только вернись... Я не выживу без тебя, не смогу... — шептала я сквозь рыдания. — Ты стал частью меня, ты дал мне надежду, любовь, смысл... А теперь что? Пустота? Мрак?
Я снова попыталась нащупать пульс, приложила ухо к его груди. Тишина. Беспощадная, безжалостная тишина.
Я закричала еще сильнее, отчаяние прорвалось сквозь меня как огонь. Вдруг из ниоткуда появилась Исида — она стремительно подбежала ко мне, глаза её были полны тревоги и боли.
Я опустила голос, едва слышно прошептав:
— Девочка моя... ты жива?
Исида склонилась над Аменом, и я заметила, как одна слеза скатилась по её щеке. Она опустилась на рану Амена, прижимаясь к нему всем телом.
Вдруг, словно встряхнутый мощным током, Амен резко открыл глаза. Его дыхание стало судорожным, он хватал воздух, словно возвращаясь из тьмы.
Я схватила его руку и шептала сквозь слёзы:
— Держись, Амен... Мы спасем тебя...
Мы с Мирой с трудом оттащили Амена в лазарет, каждый шаг давался с огромным усилием. Исида бежала за нами, не отставая ни на миг, словно тень. Я рыдала, укладывая его на каменную лавку, чувствуя, как сердце разрывается на части.
Не теряя времени, я побежала к ящику с травами и бинтами, хватая всё необходимое. Вернувшись, стала осторожно обрабатывать рану, стараясь не причинить ему боль.
Вдруг Мира, с дрожащим голосом, прошептала:
— Этого не может быть... Он был мертв...
В этот момент Амен тихо произнёс:
— Амонет...
Я легла рядом, поглаживая его руку и тихо ответила:
— Тише... береги силы... мы справимся.
Борьба длилась всю ночь, будто сама тьма затянула землю в свой неумолимый хват. Крики воинов, лязг оружия и глухие удары сливались в одно страшное эхо, которое эхом отдавалось в моем сердце. Вокруг падали лучшие из наших — храбрые воины, друзья, братья по оружию. Земля под ногами стала липкой от крови, а пепел и дым скрывали звезды. Мы держались из последних сил, сражаясь за каждый метр родной земли, за каждый дом, который могли защитить.
Но с первыми лучами солнца враги начали отступать. Войска Амена, несмотря на усталость и раны, смогли переломить ход битвы. Победа далась нам дорогой ценой, но мы выстояли.
Когда боевые крики стихли, а вокруг осталась лишь тишина, я опустилась на землю, сев рядом с Аменом. Его теплое плечо было для меня единственной опорой, и я позволила себе забыть обо всем, закрыв глаза и погрузившись в долгожданный сон.
Проснулась я от легкого прикосновения — чья-то нежная рука скользила по моей щеке, словно стараясь разбудить безмолвного духа. Открыв глаза, я увидела Амена, его теплый взгляд и заботу. В этот момент весь ужас ночи отступил, уступив место надежде.
Я вскочила, схватила его за плечо и, не отрывая глаз от раны, спросила дрожащим голосом:
— Амен, скажи, ты в порядке? Больно? Я уснула , прости я ...
Он тяжело вздохнул, с трудом улыбнулся и прошептал:
— Амонет... я сильнее боли, когда ты рядом. Просто... не отпускай меня.
Я сжала его руку, глаза наполнились слезами, но я старалась держаться:
— Я здесь, я не отпущу. Ты не один, мы вместе.
Прошло несколько дней. Сражение закончилось, но следы боли и потерь все еще витали в воздухе. Воины приводили в порядок поселение, укрепляли стены, собирали оружие, закапывали тела. В лазарете я почти не спала — лечила тех, кто выжил. Но он... Амен... все еще лежал без сил, тяжело раненый, с бледным лицом и повязкой, пропитанной кровью. Я каждый день меняла бинты, варила настои, дежурила у его ложа, затаив дыхание при каждом его вдохе.
Тем вечером я вышла к реке. Небо было окрашено в багряный, спокойный оттенок. Воздух звенел тишиной. Там, на камне у воды, сидела Мира. Ее плечи дрожали, она пыталась утереть слёзы, но они текли вновь. Я молча подошла, села рядом и обняла её. Она уткнулась в моё плечо и сдавленным голосом прошептала:
— Дарин умер... Мой брат... мой единственный близкий человек, Амонет... Он был всем для меня. Я не успела ему всего сказать... Я... я одна теперь...
Её голос дрожал, как струна на лютне, затронутая ветром. Она сжала мою руку, словно надеясь удержать хоть что-то живое.
— Когда мы были детьми, он уводил меня к берегу Хапи, — продолжала она шёпотом, — и рассказывал, что вода знает все тайны богов... Он говорил, что, если слушать внимательно, можно услышать голос самого Тота.
Мира вытерла слёзы тыльной стороной ладони, но они вновь скатились по её щекам.
— В знойные дни он носил меня на спине через поля, говорил, что я жрица, которую он должен защищать... даже когда сам был изранен после побоев. Он никогда не жаловался. Никогда.
Она ну мгновение замолчала, и в наступившей тишине плескалась только река.
— Когда у нас не было ни хлеба, ни меда, он всё равно улыбался. Говорил, что Амон видит нас, что он хранит нас... А я верила ему. Всегда верила.
Мира стиснула зубы, её голос стал почти злым от боли:
— Он должен был жить. Он был добрее любого, сильнее любого... Почему боги забрали Дарина? Почему не меня?
Я не пыталась остановить её слёзы. Не перебивала, не утешала ложью. Просто сидела рядом и слушала
— Я не знаю, почему так, Мира... — прошептала я наконец. — Иногда боги молчат, даже когда мы зовём их. Иногда — отнимают лучших. Не потому, что он сделал что-то не так... а потому что этот мир слишком жесток к тем, кто слишком светел.
Я провела ладонью по её дрожащей спине, чувствуя, как её боль пульсирует даже в моих пальцах.
— Но он не исчез, Мира. Пока ты помнишь его — он живёт. В каждом твоём слове, в каждой молитве, в каждом шаге. Он стал частью тебя. И никто не сможет отнять это у тебя. Ни смерть, ни время, ни даже сами боги.
Я прижала её крепче, чувствуя, как её горе разливается и во мне, снова и снова, как рана, что не заживает.
— Ты не одна, Мира... Я рядом. И он всё знал. Он ушёл с любовью в сердце, зная, что ты — его гордость. Он отдал жизнь не зря... Мы носим его в себе — в памяти, в крови, в каждом шаге.
Ты не одна. Никогда.
Мира вздрогнула у меня в объятиях, и вдруг обняла меня крепче, как будто искала в этом объятии опору, тепло, которое могло бы хоть на миг притупить боль. Её пальцы вцепились в мою спину, лицо уткнулось в шею — и я услышала, как сдерживаемый плач снова прорвался.
Спустя несколько мгновений она медленно отстранилась, смахнула слезу тыльной стороной ладони и посмотрела мне прямо в глаза. Губы дрожали, голос был тихим, но в нём звучала сила:
— Он любил тебя, Амонет.Я... никогда не видела его таким.Никогда.Пожалуйста, помни это. Не забывай.
Она медленно поднялась, словно собирая в себе остатки сил, и пошла прочь, оставив меня одну у реки, под шелест воды и багряное небо, полное тишины и памяти.
Я наклонилась к реке и зачерпнула ладонями прохладной воды. Облила лицо — и вместе с каплями по щекам скатились слёзы. Сначала одна. Потом другая. И уже невозможно было различить, где вода, а где — моя скорбь.
Я сидела на коленях, глядя в зеркальную гладь, и вспоминала. Как он вытаскивал меня из воды тогда, как звал меня, пока я задыхалась. Как стоял рядом, когда мне было страшно. Как спасал, не спрашивая, не ожидая, не требуя.
Он просто был рядом.
Он просто любил.
Молча. Без условий.
И теперь его больше нет.
Но я буду помнить.
Я уже собиралась подняться, когда вдруг... шаги. Медленные, с лёгкой хрипотой дыхания. Я повернулась — и сердце моё оборвалось.
Амен.
Он тяжело шёл ко мне, опираясь на посох, перебинтованная грудь еле поднималась от каждого вдоха. Но он шёл. Ко мне.
Я тут же вскочила и бросилась к нему.
— Амен! — схватила его под руку, поддержала. — Ты с ума сошёл? Тебе нельзя ходить!
Он лишь слабо усмехнулся, глаза искрились теплом и упрямством.
— Ты ведь меня тоже не послушалась, — сказал он, и, не дожидаясь ответа, нежно поцеловал меня в щёку. — Лекарь упрямый. Моя беда и моя сила.
Я обвила рукой его талию, поддерживая с каждой тяжёлой ступенью. Его рана всё ещё кровила, хоть и слабо, но тревога не отпускала. Он не должен был вставать, не сейчас... но я знала, что удержать его было бы невозможно.
Мы медленно шли к лазарету, и я, глядя вперёд, тихо спросила:
— Ты действительно был готов умереть за меня?
Он ничего не ответил сразу. Шёл молча. Я уже думала, что он просто проигнорирует — но спустя несколько шагов он остановился. Посмотрел на меня в упор, в глазах пылало то же самое упрямство, что и тогда, в тот миг.
— А если бы гиксос соврал? — спросила я, почти шёпотом. — Если бы он всё равно убил меня следом?
Амен ненадолго задумался, черты его лица стали серьёзными.
— Тогда бы мы встретились в Дуате, — ответил он, глядя вдаль.
Я едва не задохнулась от этих слов. Дуат... мир мёртвых. И он говорил об этом так спокойно, будто это был просто ещё один путь — если только я была бы рядом.
Он остановился. Затем его сильная рука подняла мой подбородок, заставляя встретиться взглядом. Его глаза были глубоки, как Нил ночью.
— Амонет, — сказал он медленно, — у меня не было выбора. По твоему горлу уже сочилась кровь... Я видел это. Если бы я сделал хоть шаг вперёд — он точно бы тебя убил.
— Я люблю тебя, Амонет. Я должен был тебя спасти. Хоть ценой своей жизни.
Я не сдержалась. Прижалась к нему всем телом, зарылась лицом в его шею, ощущая запах крови, пота и жизни. Той самой, за которую он боролся. За нас.
— Я тоже тебя люблю, душа моя... — прошептала я, дрожа от эмоций. — Ты — моё всё, Амен.