Слезы Исиды

Когда мы добежали до поселения, сердце у меня сжалось — половина домов уже была охвачена огнём. Пламя лизало крыши, поднималось в небо, окрашивая его в тревожный, алый цвет. В воздухе стоял запах дыма, крови и горячей пыли. Всё гремело — крики, звон клинков, ржание лошадей. Казалось, земля дрожала под нашими ногами.

Битва уже началась.

Гиксосов было много. Слишком много. Их доспехи поблескивали в свете пожаров, их крики раздавались как рев диких зверей. Войска  Амена сражались изо всех сил, защищая каждый клочок земли. Но враг подступал волной — яростной и беспощадной.

Я сжала руку Миры, и мы бросились вперёд — в сторону лазарета. Но вдруг перед нами возник Дарин. Он был весь в пыли и крови, на плече открытая рана, а на лице — ярость.

— Вы обе сошли с ума?! — выкрикнул он, схватив нас за руки. — Что вы тут делаете?! Вас должны были увести!

— Дарин, послушай, — попыталась я объяснить, но он перебил:

— Это не место для женщин! Амонет, Амен убьёт меня, если с тобой что-то случится! Мира, ты тоже?! — он в бешенстве глянул на сестру.

Мира вздернула подбородок.

— Мы не беспомощные, Дарин. Я не брошу тебя . А Амонет нужна в лазарете — там уже лежат раненые!

Дарин сжал челюсти, глядя на нас, словно пытаясь решить, кричать дальше или броситься вперёд в бой.

— Хорошо, — прорычал он наконец. — Но шаг в сторону — и я лично утащу вас обратно, хоть на плечах!

Он отпустил нас и обернулся к воинам, закричав им приказы.

Я встретилась взглядом с Мирой, и мы молча побежали дальше, прямо в огонь и хаос, где нас уже ждали те, кто нуждался в помощи.

Когда я вбежала в лазарет, сердце колотилось как бешеное. Воздух был пропитан кровью и гарью, пол был залит красным, кто-то стонал, кто-то звал мать... Раненые один за другим доползали сюда, оставляя за собой следы страдания и боли.

— Я помогу брату, — резко сказала Мира, сжав кулаки.

— Нет! — я попыталась ухватить её за руку, — Мира, стой! Тебя убьют!

Но она уже достала из-за пояса короткий нож и вырвалась, её глаза горели яростью и страхом за Дарина.

— Он не один там будет! — крикнула она и метнулась прочь, исчезнув за дымной завесой.

— Исфет... — вырвалось у меня сквозь зубы. Я стиснула челюсть, заставляя себя сосредоточиться. Сейчас я не могла бежать за ней — здесь умирали люди. Мне нельзя было оставить их.

Я схватила бинты, травы, всё, что было под рукой, и бросилась к ближайшему воину, у которого сильно кровоточила нога. Его лицо было мертвенно-бледным, он с трудом держался сознания. Я очистила рану, прижала ткань, добавила настой для остановки крови, и он застонал от боли. Но жил. Жил.

— Держись, — прошептала я и тут же бросилась к следующему.

Всё вокруг превратилось в вихрь — раны, кровь, стоны, мои руки в алых разводах. Внутри бушевала тревога за Амена, за Дарина, за Миру... но я гнала её прочь.

Сейчас я — лекарь. И я должна спасать тех, кого ещё можно спасти.

Амен в гневе прорубал путь сквозь строй гиксосов, как буря, не оставляя ни одного в живых. Его клинок свистел в воздухе, рассекал плоть и броню, и каждый враг, вставший на его пути, падал замертво. Он был как воплощённая ярость, как сам Анубис, вышедший на бой.

И вдруг — среди огня, криков и мелькающих теней — он увидел Миру. Она стояла с окровавленным ножом, дыхание сбивалось, волосы растрепаны, одежда испачкана в пыли и крови. Прямо на неё летел один из гиксосов.

— Мира! — рявкнул Амен и бросился вперёд, метнулся, как молния, и в последний момент вонзил меч в грудь врага, спасая её.

Он схватил её за руку, развернул к себе, глаза горели.

— Мира, что ты тут делаешь?! — проревел он.

— Амен... — выдохнула она, — я воин. Я не могла бросить Дарина. А Амонет...

Она замолчала.

Грудь Амёна резко вздыбилась.

— Где она?! — его голос стал похож на рёв льва. — Она тоже тут?!

Мира опустила глаза.

— Да... она в лазарете. Сказала, что не может уйти, им нужна её помощь...

Амен зарычал, и в его взгляде вспыхнул страх, отчаяние и ярость.

— Проклятье, Амонет... — прошептал он и резко развернулся, вновь взяв меч. — Я найду её. Или пусть боги разорвут небо!

Я только закончила перевязывать рану на ноге Раэля — крови было много, но я справилась. В лазарете витал тяжелый запах крови, дыма и боли. Снаружи слышались крики и звон стали, всё внутри меня дрожало, но руки не должны были дрожать — я была нужна им.

И вдруг — будто грохот грома — дверь распахнулась. Сквозь дым, с окровавленным мечом в руке вбежал Амен.

— Амонет! — в его голосе смешались гнев и страх.

Он подошёл в два шага и резко схватил меня за руку, держа так крепко, будто боялся, что я исчезну.

— Исфет, ты с ума сошла?! — ярость горела в его глазах. — Что ты тут делаешь?!

Я почувствовала, как моё сердце забилось в горле. Он дрожал. Не от страха — от ярости. От боли.

— Я... — выдохнула я, — Амен, я не могла уйти. Они... они истекают кровью. Им нужна я. Я должна быть здесь.

Его грудь тяжело вздымалась, он смотрел на меня, как будто не верил. А потом — не отпуская — прижал меня к себе, сильно, до боли.

— Ты сведёшь меня с ума, Амонет, — прошептал он мне в волосы. — Но если бы я не нашёл тебя сейчас... я бы сжёг весь этот мир.

Амен тяжело дышал, его лицо было мрачным, как грозовое небо. Он отступил на шаг, обернулся, вытащил из-за пояса второй клинок и резко вложил его в мои руки. Лезвие было немного тёплым от его тела, и дрожь пробежала по моим пальцам.

— Не смей отсюда выходить, Амонет, — голос его был тихим, но в нём звучала сталь. — Если я увижу тебя на поле боя... я не смогу мыслить здраво. Я сломаюсь. Понимаешь?

Я молчала, губы прикусаны, пальцы сжимали рукоять.

— Сиди тут, помогай. Делай своё. Но не вылезай, слышишь? — он говорил резко, почти рычал. — Я бы лично утащил тебя в убежище, но не могу бросить своих людей.

Он резко развернулся и ударил ногой по стулу у стены — тот с грохотом разлетелся в щепки. От неожиданности я вздрогнула. Но в следующую секунду он схватил меня за лицо, приблизился так близко, что я ощутила тепло его кожи, и поцеловал. Страстно. Быстро. С болью и отчаянием.

— Даже не думай выходить, Амонет, — бросил он, уже уходя в грохот битвы, а за ним захлопнулась дверь.

Я бросилась к столику, где лежали травы, сосуды и ступка. Пальцы дрожали, словно от холода, но это была не стужа — страх, тревога и осознание, что сейчас, в эту самую минуту, кто-то умирает... кто-то, кого я знаю... кто-то, кого люблю.

Я торопливо зачерпнула сушёные лепестки, перемешала их с корнем амри и каплей смолы мирры, залила кипятком и стала быстро толочь смесь, пока пар не окутал лицо и не наполнил воздух пряным запахом. Воинам нужен был отвар. И не один. У меня не было права дрожать.

Снаружи небо горело багрово-красным заревом. Сквозь открытые ставни доносился грохот мечей, крики, удары. Где-то там Амен. Где-то там Дарин. Мои близкие . Мои сердца. Я видела, как к лазарету, шатаясь, приближались раненые. Один воин, с рассечённым боком, держась за стену, буквально вполз внутрь, оставляя за собой кровавый след.

—Я помогу, обопрись на меня.

Второй рухнул прямо у входа, и мне пришлось вернуться  к нему, чтобы перетащить внутрь.

Крики снаружи усиливались. Мечи сталкивались в оглушительном звоне. Люди падали замертво — я это знала, даже не выходя. Кто-то не успевал доковылять, кто-то умирал на месте, и этот лазарет уже был полон тех, кого хоть как-то можно было спасти.

Я не имела права бояться. Я не имела права выходить.

Но каждое биение сердца напоминало мне: Амен там. Дарин там. И если они падут — я почувствую это каждой клеточкой.

Дарин отбивался яростно, словно в нём горело пламя всей земли, защищающей себя. Его меч свистел в воздухе, каждый удар был точным, отточенным, но гиксосов было слишком много. Один из них подкрался сзади — тихо, как змея в траве. Меч уже был занесён над спиной Дарина, всего миг — и он бы не успел.

— Брат! — раздался крик Миры.

С хрипом, с рывком, с силой, будто вырывая из самой души ярость, Мира вонзила нож в шею врага, подскочив сзади. Кровь хлынула потоком, забрызгав её лицо, но она даже не моргнула.

Враг захрипел, выронил оружие, и рухнул к ногам Дарина.

Дарин обернулся, дыхание тяжёлое, на лице — испуг, смешанный с гневом.

— Ты что творишь, Мира?! — рявкнул он, схватив её за плечи. — Я же сказал тебе быть в безопасном месте!

— А я сказала, что не брошу тебя! — выпалила она, глаза сверкают, будто в них сама буря. — Если бы я осталась, тебя бы уже не было, Дарин!

Он сжал челюсти, глядя на неё, потом вдруг резко притянул к себе и крепко обнял.

— Сумасшедшая... моя сумасшедшая сестра, — пробормотал он в её волосы. — Хорошо, что ты рядом.

— Я всегда рядом, брат, пока ты дышишь — я с тобой, — тихо ответила она, выдергивая нож из тела врага. — Теперь сражайся, как будто за нас обоих.

Гиксосы окружали со всех сторон, словно чёрная река, захлёстывающая берега. Крики, звон металла, запах крови — всё сливалось в хаос. Бадру, израненный, но не сломленный, держал оборону у северной стены. Его меч дрожал в руке, но он всё ещё бился — за поселение, за своих.

— Ну давай, подойди ближе, тварь, — прошипел он, когда один из врагов бросился на него с клинком.

Бадру едва успел отбить удар, и тут же второй воин обрушил меч ему в спину. Бадру развернулся, но слишком поздно.

И вдруг — резкий свист воздуха, глухой удар. Враг застыл на месте, а затем его голова с шумом покатилась по земле, оставляя за собой кровавый след.

Перед Бадру встал Амен, с глазами, полными ярости, и клинком, ещё капающим кровью.

— Ты начинаешь уставать, Бадру, — хрипло сказал он, не сводя взгляда с поля. — А я говорил — отдыхай, пока можешь.

Бадру тяжело дышал, отступая на шаг, затем вытер пот со лба и криво усмехнулся:

— А я тебе говорил, Пан Амен, что без тебя мы как без щита. Рад, что ты здесь.

Амен перевёл взгляд на него, коротко кивнул и стиснул зубы:

— Пока я жив — никто не пройдёт. Возьми новых бойцов, перекрой запад. Я удержу эту сторону.

— Понял тебя, — коротко ответил Бадру и, хромая, побежал дальше, крича приказы.

Амен повернулся обратно к врагам. Его лицо стало каменным.

Он поднял меч.

И снова пошёл в бой.

Все это время рядом со мной была Исида — маленькая, но отважная. Она не отходила ни на шаг, словно чувствовала всю тревогу и страх, что витали в воздухе. Её мягкая шерсть слегка касалась моей ноги, и это давало мне хоть какое-то утешение среди хаоса.

Но вдруг я заметила, как она резко выскочила из лазарета, бросившись в сторону ворот. Сердце сжалось — что-то случилось. Я не раздумывая бросилась за ней, перепрыгивая через разбросанные повсюду обломки и раненых воинов.

Тревога сковала меня — я понимала, что опасность уже совсем близко.

Исида резко остановилась, её тело напряглось, и из глубины её горла вырвался угрожающий шипящий звук. Я пыталась понять, куда она бежала и что её так насторожило, когда вдруг — внезапный удар в спину. Меня сбило с ног, я рухнула на землю.

Пока я пыталась прийти в себя, почувствовала резкий рывок — кто-то схватил меня за волосы и резко поднял голову. Передо мной стоял гиксос, его глаза горели диким блеском.

Он зарычал низким голосом:

—Думала, сбежишь? Теперь ты — наша добыча.

Я резко вырвала из-за спины клинок и вонзила его в его ногу. Он взвыл от боли, отпустил мои волосы, но тут же, с яростным криком, ударил меня по лицу. Я отлетела назад, ударилась о грязный песок, чувствуя, как боль пронзает кожу.

Он вырвал клинок из ноги, кровь хлынула струёй, и он прорычал сквозь зубы:

— Ты пожалеешь об этом, исфет... никто не смеет мне противостоять!

Я попыталась встать, но он ударил меня по лицу с такой силой, что я отлетела назад и больно ударилась лицом о камни. В тот момент Исида бросилась на него — вцепилась в его лицо зубами и царапала когтями.

Он заорал от боли, пытаясь скинуть её с себя, корчась и размахивая руками, но Исида не отпускала ни на секунду.

В конце концов он с силой откинул Исиду в сторону — она отлетела прямо к стене здания. Она упала тяжело, вздохнув, но ещё была жива, хотя было видно, что удар был серьёзным.

Я попыталась подползти к ней, но в этот момент гиксос ногой ударил меня по лицу — боль взорвалась внутри, и я застонала. Тогда я услышала пронзительные крики Дарина — его голос прорезал хаос сражения, приближаясь ко мне.

Дарин пробирался ко мне, крича:

— Амонет, держись! Я рядом , я спасу тебя !

Гиксос замахнулся клинком, собираясь ударить меня, но вдруг Дарин встал между нами  — его ранили, и он упал на колени, держа бок.

— Дарин! — закричала я, пытаясь подползти к нему.

Гиксос приготовился нанести смертельный удар, но в этот момент откуда-то подбежал воин  и с мощным рывком отрубил гиксосу голову.

Я рухнула на колени рядом с Дарином, который уже истекал кровью.

— Не уходи, — прошептала я, сжимая его руку.

— Амонет... — слабым голосом сказал он, — борись... за всех нас...

Я прижала ладонь к его ране, стараясь остановить кровь, но она продолжала быстро сочиться сквозь пальцы. Сердце колотилось в груди, а слёзы текли по щекам, смешиваясь с пылью и потом.

— Нет, нет, Дарин! Пожалуйста, нет... не умирай! — кричала я, голос дрожал от боли и страха.

Он сжал мою руку, так крепко, что я почувствовала всю силу его воли.

— Если я умру за тебя, — тихо прошептал он, — я буду знать, что это не зря, Амонет. Я тебя люблю.

Я рыдала, стараясь делать всё, чтобы остановить кровь, каждое его слово пронизывало меня до глубины души.

Он осторожно провёл пальцем по моим слезам, будто стараясь утешить меня.

— Амонет... будь счастлива... — его голос стал хриплым, и изо рта пошла кровь.

Он закашлялся, я склонилась ближе, ловя каждое его дыхание.

— Дарин... — шептала я, дрожа всем телом.

Он посмотрел на меня, и с трудом, но твёрдо сказал:

— Подари мне последний поцелуй... я не хочу умереть, не ощутив тебя...

Я украдкой коснулась его губ уголком своих и тихо поцеловала — нежно, трепетно, как прощание и обещании.

Я осторожно положила его голову на свои колени, чувствуя, как он становится всё слабее. Руки дрожали, но я не переставала давить на рану, стараясь остановить кровь, которая всё равно продолжала сочиться.

Он тихо говорил, голос едва слышный, но наполненный теплом и болью одновременно:

— Помнишь, как я спас тебя тогда, когда ты тонула в реке? Моё сердце в тот момент остановилось... Я думал, я не успел... Но когда ты открыла глаза, когда ты снова дышала... Амонет, я был самым счастливым человеком на свете.

Я смотрела на него сквозь слёзы, чувствуя, как каждое его слово становится последним, как бы напоминая о том, что связывает нас навсегда.

Он слабым голосом продолжил, едва слышно:

— Я всегда буду рядом с тобой, даже если меня не станет... Ты — моя сила, мой свет в темноте. Не забывай меня, Амонет... живи ради нас обоих.

— Дарин, пожалуйста, — тихо сказала я, сжимая его руку, — сейчас мне помогут донести тебя до лазарета. Я спасу тебя, слышишь?

Он слабо улыбнулся, глаза едва открылись:

— Не успеют, Амонет...

Я провела дрожащей рукой по его щеке, слёзы всё ещё катились по лицу.

Он прошептал:

— Я умираю на руках у любимой женщины... пусть даже ты меня не любишь, но я ухожу счастливым.

В этот момент нас заметила Мира. Увидев брата в таком состоянии, она бросилась к нам, несясь сквозь пламя и дым. Она опустилась на колени рядом с Дарином, рыдая навзрыд.

— Дарин, брат, нет, нет, нет! — кричала она, хватая его за руку.

Он слабым, но твёрдым голосом сжал её пальцы и сказал:

— Мира, сестра, будь сильной... Я тебя люблю, очень люблю.

Она рыдала ещё сильнее, но сжав губы ответила:

— Я постараюсь, брат... ради тебя... не отпущу надежду.

Дарин устало поднял на меня глаза — глубокие, такие родные, наполненные и болью, и нежностью. Его голос был слаб, но таким искренним, когда он тихо произнёс:

— Амонет...

В этот его дыхание остановилось навсегда. Его тело расслабилось, и сердце перестало биться.

Мира взвыла, словно дикий зверь, вырывая из себя душераздирающий крик:

— Дарин! Нет! Нет!

Её голос рвался, слёзы хлынули градом, будто обрушился весь мир. Я смотрела на неё, и мои глаза сами наполнились слезами — они текли ручьями по щекам, горячие и горькие, сливаясь с её страданием.

— Брат! — закричала она, голос сорвался, стал хриплым, пронзительным. — Брат, не оставляй меня! Прошу! Не смей!

Её руки дрожали, пальцы сжались в кулаки, ногти впивались в ладони до крови, но она не чувствовала боли — только пустоту.

Она всхлипнула, захлебнулась рыданиями, упала грудью на землю, будто хотела вцепиться в неё, удержать хоть что-то в этом рушащемся мире.

— Ты мой единственный... — прохрипела она, почти шепотом, — единственный...
— Ты же обещал... обещал, что не уйдёшь...

Мира снова закричала, уже не в силах сдерживать боль. Крик вырывался из глубины души, дикий, безнадёжный, обжигающий.

— Брат! Вернись! Я не справлюсь без тебя! Пожалуйста...

Она снова и снова повторяла его имя, как заклинание, будто этим могла вырвать его из лап смерти, вернуть в этот мир. Но тишина вокруг становилась всё глуше, всё тяжелее, и только её всхлипы и стоны заполняли воздух.

Я закричала. Громко, отчаянно, срывая голос до хрипоты — так, словно сама душа пыталась вырваться наружу. Но в ту же секунду мир вокруг будто погрузился в тишину. Всё замерло. Ни звука, ни шороха — даже ветер перестал шевелить листья.

Осталась только я. Я и оглушающее биение сердца, гулкое, неумолимое.

Оно заполняло всё пространство — в висках, в груди, в горле, в кончиках пальцев.

Я больше не слышала ничего, кроме его грохота. Даже собственный крик стал эхом, где-то далеко, как будто он принадлежал не мне.

Мир исчез.

Осталась только боль.

Я дрожащими пальцами закрыла его глаза. Холодные веки поддались под лёгким нажимом, и сердце моё сжалось от боли. Он больше не смотрел на меня.

Никогда больше не посмотрит.

Слёзы хлынули сами — горячие, обжигающие. Они катились по щекам, падали на его лицо, смешиваясь с пылью и кровью. Руки тряслись, дыхание сбивалось, мир вокруг стёрся.

— Дарин... не оставляй нас... — вырвалось из меня, надрывно, почти в рыдании.

Голос сорвался, оборвался, и всё, что осталось — это я и тишина.

Страшная, глухая тишина, в которой не было больше его.

Медленно, почти с благоговением, я провела дрожащими пальцами по его щеке. Кожа была холодной, слишком неподвижной. Я гладила его снова и снова, как будто могла вернуть тепло. Как будто могла согреть его своим прикосновением. Как будто могла остановить смерть.

— Проснись... пожалуйста... — прошептала я, почти не осознавая, что говорю. — Очнись, Дарин... не делай этого со мной...

Я провела рукой по его волосам, по лбу, снова по щеке. Прижалась лбом к его лицу, вдыхая остаток запаха, которого так боялась забыть. Он был рядом, но уже так далеко.

Я разрыдалась.

— Это всё из-за меня... — закричала я, задыхаясь, — Дарин, ты умер из-за меня!

Я всхлипнула, из груди вырвался хрип, и я снова закричала, громче, больнее:

— Это я! Это я виновата! Прости... пожалуйста, прости меня...

Слёзы лились нескончаемо, будто из меня вытекала сама жизнь. Я прижалась к его груди, обняла его так крепко, как только могла, будто надеялась, что он почувствует, обнимет в ответ. Но в ответ — только молчание. Леденящее, пугающее, невыносимое.

Я зарылась лицом в его грудь, слушая тишину, моля, чтобы она разорвалась хоть на секунду. Чтобы снова услышать биение сердца. Ещё раз.

Но ничего не было.

И тогда я поняла: осталась одна. Без него. С этой виной, с этой болью, с этой пустотой, которая теперь будет жить во мне.

В этот момент казалось, что время остановилось, и вокруг нас была лишь бездонная пустота — пустота без любимого брата, без друга, без жизни, которую мы так отчаянно пытались сохранить. В груди жгло болью, и сердце разрывалось на части, от невозможности поверить, что это — конец.

Я снова склонилась над Дарином и нежно поцеловала его в лоб — последний прощальный поцелуй, полный боли и безысходности. Его кожа была холодной, но я держала его так крепко, словно могла передать ему часть своей силы.

Потом схватила Миру за руку, пытаясь увести её в лазарет, но она вырывалась, стремясь вернуться к брату, не желая отпускать его из своих рук. Я крепко держала её, таща прочь, несмотря на её сопротивление.

Вдруг Мира вырвалась из моих рук.

— Я не брошу его! Он там один... Совсем один.

Я даже не успела понять, что происходит — почувствовала резкий удар, который сбил меня с ног. Я рухнула на колени, поднимаю взгляд — передо мной стоит гиксос, чьё лицо было искажено злобой и кровожадностью.