Слезы Исиды

Темнота была густой, словно черная ткань, стянутая вокруг глаз. Я шла босиком по земле, шершавой, покрытой камнями и осколками глиняной посуды. Воздух был вязкий, влажный, наполненный эхом чьего-то тяжелого дыхания — может, моего.

— Калифа?.. — позвала я, но голос прозвучал глухо, будто кто-то прижал ладонь к моим губам.

Тишина. Затем — шорох. И снова... голос.

— Амонет... — сдавленный, отчаянный. — Амонет...

Я сорвалась с места, сердце стучало в ушах. Бежала, спотыкаясь, вслепую. Сквозь темноту — туда, откуда доносился её голос.

— Калифа! — крикнула я, и в следующую секунду увидела её.

Она стояла посреди песков, босая, в порванном платье, с лицом, испачканным пылью ,слезами и кровью. Я бросилась к ней, но, когда почти коснулась её руки — она отступила.

— Калифа! Это я! — я тянулась, дрожащими пальцами. — Я пришла за тобой!

— Ты не пришла... — прошептала она, качая головой. — Ты оставила меня там...

— Нет! Я не знала! Калифа, подожди! — я шагнула вперёд, но песок под ногами начал уходить, проваливаться, словно зыбучие пески тянули меня вниз.

Калифа снова оказалась впереди. Еще шаг — и она отвернулась.

Уходит.

Я кричала, вырывалась.

— Калифа! Сестра! Постой!

Но она не оборачивалась. И исчезла.

Я села резко, вся в поту, сердце колотилось в груди как бешеное. За окном рассвет ещё не наступил. Всё было так же темно. Всё... по-настоящему.

Я прошептала дрожащим голосом:

— Сестра... Я спасу тебя. Я обещаю.

Я резко поднялась с лежанки, сбив одеяло, и, не заботясь о прохладе утра, накинула лёгкую тунику. Сон не отпускал — стоял в груди, как ком. Я выбежала из дома, босые ноги глотали ещё холодную землю.

Воздух у реки был свежим, влажным, будто сама природа пыталась умыть мои мысли. Я опустилась на колени, зачерпнула воды ладонями и плеснула в лицо — раз, другой, третий.

Скинув с себя тунику, я шагнула в воду. Холод пробрал до костей, но я нырнула — полностью, с головой, будто хотела смыть всё: вину, страх, боль, бессилие.

Мир потемнел. Звук воды стал глухим. Всё закружилось, как будто я падала в бездну.

А потом — тепло.

Я очнулась, лежа на мокром песке. Веки были тяжёлыми, дыхание сбивалось. Первое, что я увидела — его глаза. Дарин. Он был испуган, мокрые волосы прилипли к его лбу, а ладони дрожали.

Я тут же прикрылась руками, приподнявшись.

— Что... что случилось?..

Он сглотнул и сел рядом, отводя взгляд.

— Я шёл к реке... и увидел, как ты тонешь. Без сознания. Амонет... ты не дышала. Я... я испугался.

Я закрыла лицо руками, сердце сжималось от стыда и боли.

— Я не хотела... я просто... — но слов не было.

Дарин молча подал мне тунику, не глядя — только вытянул руку, а затем отвернулся, позволяя мне прикрыться. Его щёки были едва заметно окрашены румянцем, даже в прохладном утреннем свете это было видно. Он всё ещё сидел рядом, но не смотрел на меня.

— Прости, — выдохнул он неловко. — Я... не хотел вторгаться. Просто испугался. Что ты тут делаешь так рано?

Я натянула тунику, всё ещё дрожа от холода и остатка сна.

— Мне приснилась Калифа, — прошептала я, глядя на воду. — Моя младшая сестра. Я звала её, бежала за ней... но она всё отстранялась. Словно... словно не хочет, чтобы я спасала её. Или не верит, что смогу.

Дарин тихо кивнул, и только тогда повернул голову, взглянув мне в лицо.

— Ты скучаешь по ней, — сказал он почти шёпотом, — и винишь себя. Я вижу.

— Я обещала себе, что спасу её, — продолжила я, сглотнув. — Я не могу просто жить здесь, зная, что она там. И чем дольше я жду... тем сильнее страх. А вдруг я не успею?Брат продал ее ...

Он долго молчал, а затем мягко сказал:

— Тогда тебе нужно не тонуть в реке, Амонет. А держаться на плаву — ради неё.

Я встала с влажного песка, туника липла к телу, но мне было всё равно — я чувствовала, как внутри что-то дрожит. Подошла к Дарину ближе, заглянула ему в глаза. Он смотрел внимательно, с той самой тревогой, которую не каждый способен спрятать.

— Спасибо, — тихо сказала я. — За то, что вытащил меня.

Он только слегка кивнул, будто не знал, что сказать. Я отвернулась, собираясь уйти, но вдруг почувствовала, как его пальцы мягко, но крепко обхватили моё запястье.

— Амонет... — Его голос был твёрже, чем обычно. — Мы узнаем  , где твоя сестра!В какой город он её продал?

Я застыла, слова не сразу нашли путь к моим губам. Повернулась к нему, и уже гораздо тише, почти шёпотом, ответила:

— В Мемфис. Он говорил... в самый лучший дом любви. Как будто это утешение.

Дарин сжал челюсть, в его взгляде мелькнула ярость.

— Тогда я начну с Мемфиса.

Я ушла, не оглядываясь. Но кожей чувствовала его взгляд, будто тянул за собой, будто не отпускал. Он стоял на берегу, всё ещё напряжённый, с мокрыми рукавами и серьёзным лицом.

Когда я пришла в себя, вернувшись в дом, уже начиналось утро. Я быстро переоделась, причесала волосы, позавтракала лепёшкой и тёплым настоем с инжиром — желудок всё ещё сжимался от сна, от воды, от слов Дарина.

Чуть позже я отнесла Амену отвар. Он был в палатке, беседовал с одним из воинов. Его глаза скользнули по мне — как всегда, цепкие и внимательные — и задержались на чуть дольше, чем требовалось.

— Лично, как велено, — сказала я и подала ему глиняный сосуд.

Он усмехнулся уголком губ.

— Хорошая память, лекарь.

Мы обменялись взглядами, но я не задержалась — меня ждала Мира, и мы собирались на рынок. Солнце уже поднималось над горизонтом, рассыпая золото по песку и крышам.

Мира была бойкой и шумной, как всегда. Пока мы перебирали глиняные флаконы с маслами, она взглянула на меня с той своей хитрой, сестринской ухмылкой.

— Ты нравишься моему брату. Я это вижу.
Я чуть не выронила сосуд.

— Что? — пробормотала я, делая вид, что внимательно изучаю аромат корицы.

— Не притворяйся, Амонет. Он смотрит на тебя так, будто ты редкая звезда, упавшая к его ногам.

Я покраснела и попыталась перевести разговор, но Мира только хихикнула.

Я глубоко вдохнула, стараясь скрыть улыбку и отвела взгляд на прилавок, полный маленьких амфор с маслом жасмина. Но от её взгляда было не спрятаться.

— Мне... кажется, он просто благодарен, — выдохнула я, аккуратно крутя сосуд в пальцах. — Не думаю, что это что-то большее.

Мира рассмеялась тихо, легко, почти с жалостью.

— Амонет, ты лечишь тела, но будто совсем не чувствуешь сердца.

Я бросила на неё взгляд. Она продолжала:

— Он не смотрел бы так, если бы это была просто благодарность. Мой брат не из тех, кто разбрасывает взгляды. Особенно на женщин.

Я замолчала, сердце стучало громче. Мира тем временем выбрала амфору с розовым маслом и протянула мне:

— Возьми. Это для тех, кто начинает чувствовать, даже если боится себе признаться.

Мира вдруг легонько толкнула меня в плечо, игриво прищурившись.

— Я знаю, что твоё сердце уже отдано другому, не так ли? — протянула она, и в голосе звучала не упрёк, а тёплое, почти сестринское поддразнивание.

Я опустила взгляд, будто прижала смущение к груди, и не смогла сразу ответить. Щёки налились жаром, и я невольно сжала амфору с маслом крепче.

— Амонет, — мягко продолжила Мира, — всё в тебе говорит об этом. Ты просто не умеешь прятать чувства, и это... красиво.

Я не знала, что сказать. Но она не ждала ответа. Её лицо немного посерьёзнело.

— Дарин... Он добрый. Всегда был таким. Наш отец был мудрым и справедливым человеком, научил его защищать, но не причинять боль. А когда наши родители умерли, Дарин стал для меня щитом. Он берег меня, как если бы я была последним, что у него осталось от тех времён.

Она замолчала на мгновение и улыбнулась как-то печально.

— Поэтому, когда он смотрит на тебя, я вижу в его глазах то же, что когда-то видела, когда он смотрел на меня маленькую — тепло, защиту... ценность.

Я подняла на неё глаза. В груди было странное, колючее чувство — словно тепло и вина сплелись воедино.

Наш разговор прервал знакомый голос:

— Вам не кажется, что этот слишком пряный?

Я обернулась — Дарин стоял всего в нескольких шагах от нас, с лёгкой усмешкой на губах. Видно было, что он тоже просто гулял по рынку. В руках он держал мешочек с финиками, а взгляд уже скользил по склянкам с маслами, что мы перебирали с Мирой.

Он подошёл ближе, наклонился и принюхался к одной из амфор. Затем взял небольшую склянку с тонким резным горлышком, поднял на меня глаза и протянул её:

— Тебе подойдёт вот этот. Лёгкий аромат лотоса с нотами апельсина ... тёплый, но не навязчивый. Такой, как ты.

Я растерянно взяла склянку, чувствуя, как щеки заливает жар. Мира хмыкнула рядом, и я точно знала — она что-то поняла в этот миг гораздо быстрее, чем я.

Дарин улыбнулся краем губ, протянул пару монет продавцу, кивнул ему и сказал негромко:

— Это подарок.

Я раскрыла рот, чтобы что-то возразить, но он уже отвернулся, бросив напоследок:

— Наслаждайся ароматом, лекарь.

И, не оборачиваясь, растворился в толпе. Я осталась стоять с маленькой склянкой в руках, не зная, что сказать, не зная, что чувствовать.

Мира тут же подалась ко мне, ткнув локтем в бок с хитрой улыбкой:

— Ой, Амонет, ну и кашу же ты заварила. Если Пан Амен узнает, я лишусь и брата, и подруги!

Я сгорела от смущения:

— Это просто вежливость...

— Конечно, — протянула она насмешливо. — Особенно вот это «тёплый, но не навязчивый. Такой, как ты». Обычная торговая фраза, не иначе.

Я покачала головой, пряча улыбку. Но в груди уже клубился странный тёплый ком — из благодарности, смущения... и чего-то ещё..

Мы вернулись в поселение, и я сразу почувствовала, как усталость от прогулки с Мирой и Дарином начала отступать. Но в душе всё равно оставался легкий трепет — от того, что с каждым новым шагом я всё больше погружалась в эту сложную, неясную игру с Амeном.

Как только я вернулась, я направилась в свой уголок, где уже подготовила всё для создания нового отвара. Я решила, что сделаю его таким, чтобы Амен не нуждался в ежедневных дозах, а этот настой стал бы для него постоянной частью. Чтобы не зависеть от меня каждое утро, чтобы его боли ослаблялись, а он мог бы больше не переживать за свою жизнь.

Процесс занял несколько часов, а затем, в предвкушении, я с гордостью принесла результат. Это был не просто отвар, а нечто более глубокое, что могло бы работать на длительное время.

Когда я зашла в его шатёр, Амен сидел на своём месте, изучая карты, как всегда поглощённый важными делами. Я подошла к нему и протянула чашку с отваром, тихо сказала:

— Вот, попробуй. Это новый отвар. Я надеюсь, он поможет тебе больше, чем предыдущий.

Он взглянул на меня, его лицо было серьёзным, но в глазах промелькнул интерес. Амен взял чашку и, не говоря ни слова, выпил. Я наблюдала за ним, затаив дыхание, когда он завершил и поставил пустую чашку на стол. Вдруг, схватив меня за руку, он притянул меня к себе, и я почувствовала, как его крепкие объятия окружили меня. Я погрузилась в них, теряя всякую осторожность, как будто эти объятия были спасением от всего, что происходило вокруг.

— Спасибо, — прошептал он мне на ухо.

Я лишь закрыла глаза, ощущая тепло его рук, и почти сгорая от этих слов, забывая обо всём, что было ранее.

Амен нежно поднял мой подбородок, его ладонь была тёплой и мягкой. Я встретила его взгляд — в его глазах было что-то глубокое, что я не могла понять. Он медленно наклонился, его губы коснулись моих, сначала едва ощутимо, а затем с большей нежностью, словно проверяя, не исчезну ли я.

После поцелуя он отстранился, но не отпустил меня, его глаза оставались вкрадчиво прикованы ко мне.

Амен прошептал эти слова с такой настойчивостью, что я почувствовала, как у меня перехватило дыхание. Его голос был мягким, но в нем скрывалась сила, словно он не просто просил, а ждал ответа. Он всё так же держал меня, не отпуская, и его взгляд был полон чего-то глубокого, личного.

— Не уходи, останься сегодня в моих покоях, — повторил он, и его слова эхом отозвались в моем сердце.

Я не могла скрыть волнения, но и не могла сказать ему "нет". Я почувствовала, как вся моя напряженность, страхи и сомнения начинают растворяться в его присутствии.

Амен снова наклонился ко мне, и его губы нашли мои. Этот поцелуй был другим — не страстным, но нежным, как будто он пытался передать всю свою заботу и желание быть рядом. Я ответила на его поцелуй, позволяя ему поцеловать меня так, как он хотел. Мои руки инстинктивно обвили его шею, я не могла оторваться, словно его объятия стали моим укрытием от всего мира.

Прервав поцелуй  Амен провёл большими пальцами по моей шее, его прикосновения были тёплыми, почти убаюкивающими. Он смотрел на меня пристально, с той особенной серьёзностью, которая всегда появлялась, когда речь заходила о чём-то важном.

— Амонет, — мягко сказал он, — я отправил людей на поиски твоего брата.

Я удивлённо подняла на него взгляд.

— На поиски? — переспросила я.

Он кивнул.

— Да. Такие как он не должны разгуливать безнаказанно.

Я опустила глаза, сжав в пальцах край своей туники.

— Спасибо, Амен... Но иногда... я всё-таки думаю — может, он изменится?

Амен долго смотрел на меня, а затем его рука осторожно подняла мой подбородок.

— Ты добрая, Амонет, слишком добрая. Но есть люди, которых доброта только разъедает. Он сделал свой выбор. А теперь ты должна сделать свой — жить. Без страха. Без боли. Без него.

Я медленно провела рукой по его щеке, ощущая тёплую щетину под пальцами, и прошептала:

— А сестра?.. Что с ней?

Амен тяжело выдохнул, его взгляд стал мягче, почти болезненно нежным. Он обнял меня крепче, как будто хотел защитить от всех сомнений.

— Её тоже найдут, мерет, — тихо сказал он. — Верь мне. Я не отступлю, пока не верну тебе всё, что ты потеряла.

Я притянула его ближе, мои пальцы зарылись в ткань его одежды, и, ловя его взгляд, прошептала прямо в его губы:

— Амен... поцелуй меня.

Он не колебался. Наши губы встретились в жарком, голодном поцелуе. Он был глубоким, словно мы не целовались, а говорили друг другу то, что давно не могли сказать словами. Я чуть откинулась назад, облокотившись на стол, и почувствовала, как его ладонь легла мне на талию, поддерживая, будто боялся отпустить хоть на миг.

Он прижал меня к столу всем телом, не оставляя и капли пространства между нами. Его губы жадно скользили по моей шее, обжигая кожу, и я не сдержалась ,из груди вырвался стон, дрожащий, непроизвольный.

Он усмехнулся прямо у моего уха:

— Лекарь, вы стонете слишком соблазнительно... — прошептал он с хрипотцой.

Его рука тут же скользнула под платье, приподнимая его вверх, и обхватила мою грудь. Пальцы медленно ласкали сосок, сначала едва касаясь, описывая нежные круги, вызывая у меня мурашки по всему телу. Затем он прервал поцелуй, опустился ниже и взял сосок в рот — посасывая, прикусывая его так, будто наслаждался каждым движением, каждым моим вздохом.

Я запрокинула голову, прикрыв глаза, отдаваясь ощущениям. Его ладони, губы, язык — всё в нём ласкало мою грудь с голодной нежностью: он втягивал соски в рот, отпускал, обводил языком, пока моё тело не начало поддаваться сладкой истоме. Я чувствовала, как становлюсь всё влажнее, и, не выдержав, с мольбой прошептала:

— Господин... — раздвигая ноги шире.

Он усмехнулся, скользнул рукой вниз, нашёл самую чувствительную точку и круговыми движениями растер по ней мою влажность.

—Такая... мокрая, — прошептал он, обжигая дыханием мою кожу.

Его пальцы скользнули между складками, нежно поглаживая с лёгким нажимом. Наш поцелуй не прерывался, становясь всё более жадным. Иногда он нарочно водил рядом, едва касаясь, вызывая у меня тихие, умоляющие звуки. А потом снова возвращался к самой чувствительной точке, лаская её так, что я терялась в ощущениях.

Его движения стали быстрее, напористей, настолько, что я  едва могла отдышаться. Он знал, что делает,каждое касание было выверенным, точным.

Внизу пульсировало от возбуждения, а его пальцы то ласкали, то легко похлопывали, будто подзадоривая.

И вот оргазм захлестнул меня внезапной, всепоглощающей волной. Я не успела прийти в себя, как он резко развернул меня, прижимая в холодной поверхности стола , медленно погладил мои ягодицы и, склоняясь к уху, хрипло прошептал:

—Я хочу тебя, Амонет.

С этими словами он медленно опустил штаны, провёл рукой вдоль своего напряженного члена, лениво, будто дразня. Затем, не отрывая от меня взгляда, вошёл — медленно, уверенно.

Его головка скользнула внутрь, и моё тело жадно приняло его. Я вздрогнула, когда он заполнил меня до самого конца, оставляя внутри сладкое ощущение полноты и желания.

Сначала он двигался медленно, будто наслаждаясь каждым мгновением, крепко удерживая мои бедра в ладонях.

Но стоило мне застонать — едва слышно, искренне — как его ритм изменился. Он начал двигаться быстрее, резче, глубже.

Я вцепилась пальцами в край стола, едва удерживая равновесие, пока он неумолимо уносил меня всё дальше в вихрь наслаждения.

Он входил в меня полностью, каждый толчок был глубоким и точным. Я инстинктивно раздвинула ноги шире, впуская его ещё глубже. Он вбивался до самого конца, пока наши тела не слились в единое пульсирующее движение. Его горячее, тяжёлое дыхание ощущалось у самого уха, заставляя кожу покрываться мурашками.

Я застонала громче, выгибаясь навстречу ему, теряя контроль. Он прижимался всё ближе, двигался быстрее, грубее, пока наконец не замер, вонзившись до предела. Его тело содрогнулось, и с хриплым выдохом он кончил в меня, прильнув к моему плечу. Его губы нашли мочку моего уха, оставив на ней тёплый поцелуй, и тихо, почти срываясь с голоса, он прошептал:

— Ты сводишь меня с ума, лекарь.

Я развернулась к нему, мягко коснулась губами его шеи и прошептала:

—Я лечу , а не свожу с ума.

Он провёл пальцами по моим вискам, будто очищая их от невидимой боли. Его голос стал ниже, теплее, как шелест ветра среди пальм.

— Иногда я боюсь, что ты исчезнешь, Амонет. Словно мираж среди песков.

— Я не мираж, Амен. Я кровь и плоть. Я стою перед тобой.

— Ты — больше. Ты как песня, которую я знал в другой жизни. Я не помню слов, но сердце всё равно поёт.

Затем он медленно наклонился,его  губы коснулись моих — мягко, будто он боялся разрушить что-то священное. И в этом поцелуе не было поспешности. Только обещание. Молчаливая клятва, что, даже если исчезнет мир, он останется.

— Ты не просто женщина, Амонет. Ты — моя равная. Моя половина. Моя царица, даже если на тебе нет короны.

— А ты — мой дом. Там, где ты — там моя тишина. Там, где ты — я не боюсь ночи.

Его губы скользнули к моему лбу, мягко, почти священно.

— С этого дня, — прошептал он, — пусть все боги будут свидетелями: ты — моя, и я — твой. Даже если солнце больше не взойдёт.