Истории путешественника во времени

Небольшая вспышка света разорвала предвечерние сумерки. Две человеческие фигуры появились на недавно выженном поле.
Почему недавно? Потому как под ногами их стелились клубы дыма и пепла, ещё теплого пепла.
– Правда, это самое красивое, что ты видела? – голос первого человека, парня, прозвучал с детской, почти святой верой. Его голову покрывал ряд бинтов, а светлые, больничные штаны и рубашка успели испачкаться. На нижней части его лица была кислородная маска, в которую поступал очищенный воздух, а за его спиной был небольшой баллончик, с помощью которого он дышал.
Вторым человеком была девушка, едва ли старше паренька. На ней из белого был лишь халат медсестры, но и тот начинал терять свой изначальный облик: края рукавов и низ начали темнеть от пепла и дыма, окружающего их. У неё с собой не было кислородной маски и первый вдох показался слишком удушающим. Она прикрыла рукавом нос, чтобы хоть немного исправить свое положение.
– Да – сухо ответила девушка. От картины, открывшейся ей, на глаза начинали наворачиваться слёзы. Либо это было от дыма и пепла?
В любом случае, не это она ожидала увидеть.

– Наш отряд остановился на планете Хортус, на месте старого ботанического сада. Растения без должного ухода разрослись и там теперь настоящие, непроходимые джунгли! – с восторгом рассказывал ей молодой солдат буквально несколько дней назад. Они попали в военный госпиталь почти одновременно, может с разницей в неделю или две: девушка, после своего прибытия на планету, записалась в лечебницу святого Румера как медсестра-сиделка. Это был этакий акт доброй воли и дань уважения происходящему на соседних планетах. На сложные операции её не пустят, но с элементарными заданиями справиться ей было под силу.
Парня привезли немногим позже. Он служил в диверсионном отряде и во время одной из вылазок во вражеский тыл нарвался на пехотную мину.
Его буквально собирали по кусочкам, едва успев вытянуть с "того" света.
Ещё в прошлом столетии с такими травмами он бы погиб, так и не покинув поле боя, не говоря уже о том, чтобы пережить перелет. Но это был период, который в последствии историки назовут эпохой «Великой перестройки», когда несколько крупных империй втянулись в масштабную войну, прокатившуюся эхом по всей вселенной.
Уровень вооружений подскочил, как и уровень медицины.
Хорошим показателем этого самого уровня служил тот факт, что молодой солдат, собранный как пазл, по кусочкам, уже через неделю начал сидеть на постели. А ещё через полторы — впервые испытал прочность своих ног.
Он быстро шел на поправку, а главным свидетельством этого факта была его чрезмерная болтливость, от которой убегала большая часть медсестер и врачей. Даже больным, лежащим в одной палате с ним в какой-то момент начинало казаться, что этот парень болтает слишком много. Что от его разговорчивости не скрыться.
Казалось, что он рассказывал абсолютно обо всем: О своей родной планете. О своем отряде. О видах и красоте той природы, что его окружала. Он рассказывал об этом с неподдельным восторгом. Но, казалось, замолкал лишь для того, чтобы принять пищу и немного поспать. Он болтал даже на процедурах. Большую часть дня проводил за рассказами о всех тех воспоминаниях, которые всплывали в его голове.
Из-за этого то большая часть медицинского персонала и старалась его избегать — он обеспечивал их длительной головной болью.
Девушка же, как младший сотрудник, чаще всего отправлялась к этому пареньку для проведения простых процедур, либо осмотра.
Вскоре выяснилось, что юная особа была не против слушать повторяющиеся рассказы парня и её назначили к нему сиделкой на постоянной основе.
Стоит заметить, что виды, которые описывал раненный солдат воспроизводились в голове как живые. Из-за этого, у девушки складывалось впечатление, будто она сама бывала в тех, сказочных и таких теплых, в воспоминаниях паренька, местах.
– Помню, просыпаешься по утру, а природа вокруг тебя сразу же докладывает об обстановке: если же просыпаешься в полной тишине, такой, что не слышно ни шелеста листьев под порывами ветра, ни треска веточек под лапками небольших зверьков, ни стрекота насекомых — значит враг делал вылазку на нашу территорию, а может и вовсе шпиона какого послал, нас выискивать. – парень тогда сидел на постели, одеяло было скомкано на его ногах, он постоянно жестикулировал, словно и сам бродил по джунглям, проживая все воспоминания вновь и вновь. Странствуя по ним, как по дворцам памяти.
Девушка сидела в полуметре от него на небольшом стуле и, наблюдая за движениями паренька, старалась поспеть за ходом его мысли и воссоздать то же, что видел он.
В её воображении вырисовывалась земельного цвета тент, спрятанный в особо пышных зарослях и скрывающий вход в подземную, небольшую комнату, а может даже ряд подземных помещений соединённых туннелями. Одни комнаты были штабом, другие медпунктом, а третьи: жилой зоной, где, на чем придется, спали такие же как и её пациент солдаты. Проснувшись утром они внимательно прислушивались к окружающей их природе, а та, в свою очередь, берегла их от напасти.
– В такие моменты наш главком, Карнавал, всегда прижимался к земле и нам, жестами, говорил делать тоже самое. – не смотря на то, что болтливость этого паренька могла бы послужить хорошей находкой для шпиона — он никогда не использовал настоящих имён и точных координат расположения их лагеря. Его рассказы всегда пестрили описаниями природы и эмоций, а не рационализмом и конкретикой. – И вот, едва раскрыв глаза, прижимаясь к холодной, сырой от утренней росы земле, мы покидали свои укрытия и... Наблюдали за птицами. – говорящий расплывался в задумчивой улыбке, он, продолжая лежать на постели, прижимался к той и имитировал описанные действия. От таких активный движений одеяло успело побывать под ним и точно свалилось бы на пол, если бы не девушка, успевшая вовремя его перехватить и, сложив, положить себе на ноги. – А знаешь, почему именно птицы? – парень приподнимался на руках, продолжая смотреть куда-то вперёд. В свои воспоминания.
– Нет. Почему птицы? – с лёгкой улыбкой отвечала девушка. Как правило, истории, которые рассказывал солдат повторялись, а потому ей уже был известен ответ на этот вопрос, но... Пареньку нужно было знать, что его кто-то слушает.
Получив такой ответ говорящий улыбался ещё шире.
– Птицы живут в тех джунглях с самого своего рождения, они лучше приспособлены к жизни в них. Каждый раз, когда появляется кто-то, либо что-то новое, невиданное ими ранее, стайки, как правило, изумрудных птичек, с небольшими, аккуратными пёрышками и миниатюрными, словно вырезанными из мрамора клювами окружают новые для себя объекты. Они сидят на самых макушках деревьев, сливаясь с листвой. Лишь маленькие, синенькие точечки, их глаза, видны с земли. В месте, где появляется что-то новое — их всегда больше всего. Первым эту особенность заметил замком Ленивец и мы научились этим пользоваться. Достаточно наблюдать за верхушками деревьев, за тем, как птицы исчезают и куда уходят. И мы уже будем знать где стоит искать врага. Вот так и в тот раз, мы, едва ли не зарывшись в землю по уши, прижимались к той, умываясь утренней росой. А земля была такой приятной... Живой. – парень, моментами, забывался и сжимал в кулаке смятую от его подвижности простынь, продолжая при этом широко улыбаться.
Обычно после подобного он на несколько минут замолкал, как бы осознавая тот факт, что сейчас над его головой не шелестят джунгли, а они с командиром не выслеживают птиц, чтобы найти с их помощью своих противников, либо следы пребывания тех на их территории.
– Но ведь бывало и такое, что вас будило щебетание птиц? – в такие моменты девушке приходилось подавать голос, заставляя солдата повернуть в её сторону голову и искренне улыбнуться.
– Конечно! – он тут же садился на постели, едва ли не начиная сиять, как яркая лампочка. Он вновь становился до ужаса болтливым. – Тем, кто не бывал на этой планете может быть сложно представить... Но птиц там... Несчетное множество! Иногда нам приходилось просыпаться, потому как некоторые их стайки залетали в наши укрытия... Либо случайно попадали в них, пытаясь скрыться от проливных дождей, которых на Хортусе хватает с лихвой. Помню однажды мы проснулись потому как Кардинал, мой хороший друг, начал кричать во сне. Кричал так, будто его кто-то убить пытается, либо на кусочки порезать... Я, и ещё несколько товарищей из отряда подскочили сразу же. Для обороны мы схватили первое, что попалось под руки, и двинулись всей решительной, хоть и толком не проснувшейся толпой к Кардиналу. А ведь где мы спали? В каких условиях? Небольшие комнатушки, высотой полтора метра. Потолок и стены хоть и подпирались балками, но корневища деревьев и других растений держали землю не хуже. Мы приспособились крепить к этим корням небольшие, слабосветящиеся наклейки, чтобы в комнате для сна было не слишком ярко, но и темноты, какая бывает в гробу, тоже не было. – он смеялся громко, никого и ничего не стесняясь, – Так вот, в этой полутьме, мы, дружной гурьбой, подскочили к постели Кардинала. Смотрим: а на нем решила разместиться стайка местных птиц, «Генер». Птички эти сами по себе безобидные, размером не больше голубя. – каждый раз, начиная описывать животных, паренёк старался показывать размеры тех с помощью рук, соединяя те друг с другом, – Их перья переливаются на солнце словно небольшие изумруды и, при этом, практически незаметны в вечерних сумерках и ночной темноте. Головы их черны, словно испачканы в мазуте, а глаза не отражают никакого света. Будто две черные дыры, поглощающие всё, вокруг себя. Они охотятся на насекомых, а приманивают их к себе интереснейшим способом: в их хвосте имеется несколько светящихся в темноте перьев, которые и привлекают их пишу, состоящую обычно из светляков и прочей мошки. Так вот, скрываясь от дождя, эти птички попали к нам и, решив, что самым теплым и удобным местом для отдыха будет спящий Кардинал, он самый крупный из нашего отряда, уместились дружной стаей у него на груди. Вот только Кардинал такой чести не оценил и, ощутив тяжесть от их веса, а птичек было около десяти штук — мгновенно проснулся. А что он увидел, проснувшись? Как какой-то странный зверь вцепившись в него когтями и имея на спине светящиеся шипи лежит на нем! Так тут ещё и мы, повскакивали кто в чем, держа в руках то ботинок, то кофту, то подушку, то книгу... – слишком сильно проваливаясь в воспоминания солдат останавливал свой рассказ, вновь начиная громко смеяться. Описанная им картина, должно быть, в реальности выглядела ещё забавнее.
– А за то, что вы поднимали такой шум, вам не прилетало от начальства? – за тот период, который девушка провела рядом с парнем в роли сиделки, она уже успела понять, сколько времени тому можно пребывать в своих воспоминаниях, а когда ей стоит вмешаться. Всё же его не выписывали из больницы только из-за риска того, что паренёк может потеряться в собственной голове. Ему нужно было научиться себя контролировать.
– Конечно прилетало! – парень вновь повернул голову к своей собеседнице, но на этот раз его улыбка стала чуть скромнее и, может даже, стеснительнее, – После того случая, с Кардиналом, Карнавал ещё не раз гонял меня и других ребят на штрафные задания... И сейчас, наверное, тоже гоняет. Место то хорошее, красивое... – в тот момент в голову к девушке уже приходили мысли о небольшом "подарке" для солдата, вспоминающего с таким теплом родной отряд и проведенные в том месте дни, но как озвучить их, не показавшись при этом каким-то мошенником она попросту не знала. Поверит ли этот добродушный парнишка ей?

– Ты скучаешь по друзьям? – этот вопрос прозвучал неожиданно как для девушки, так и для её собеседника. Последний замер, словно пораженный выстрелом. Улыбка на его лице увяла, а голос стал отстранённым и тихим.
– Очень. Но меня к ним не отправят, не в таком состоянии... – парень махнул руками перед своим лицом и поник ещё сильнее. Он прекрасно понимал своё положение. У него было два образования, он занимал должность капитана небольшой группы в их отряде. Но и ему не повезло нарваться на вражескую мину. Забылся в пылу сражения. А теперь...
Кто он теперь? Вспомнят ли его товарищи о своем друге? Встретятся ли они когда-то? — эти мысли беспокоили его каждый день, не утихая ни на мгновение. Ему бы хотелось вернуться в родные, сделанные из земли, обвитые корнями стены. К родным, непроходимым на первый взгляд, джунглям. К шуму проливного дождя, бьющего по широким листьям деревьев и по навесам, под которыми скрывались их убежища.
Ах этот звук! Эта чудная мелодия! А щебетание птиц...
Здесь, в лечебнице, как и в городе вокруг неё подобного никогда не будет. Та и не должно быть... Парень это понимал. Точно так же как и то, что в своем сегодняшнем состоянии не подходит ни для одного из окружающих миров: ни для мирного города, ни для военных действий.
– Мне кажется, на один день... – в тот момент девушка ощущала, как что-то во рту пересохло. Она множество раз обдумывала этот разговор, но когда такой шанс выпал в действительности: она не знала, что говорить. И, как оказалось, волновалась не зря.
– Замолчи. – солдат тогда впервые всерьез повысил голос на девушку. Он закрыл уши руками, свернулся на постели калачиком, продолжая кричать. – Не говори того, что не имеет смысла! – ему до безумия хотелось вернуться к своим товарищам, в то месте, где парень хотя бы знал что делать и куда идти. Даже от маленькой надежды на возвращение обратно становилось невыносимо больно. Словно резали по живому, причиняя бессмысленные страдания.
Это ведь были просто слова? Его ведь никто не пропустит, его и с лечебницы то вряд ли выпустят... Каков тогда толк от этой надежды? Единственное, что ему оставалось — приложить как можно больше усилий, чтобы ничего не забыть из того, что ему приходилось видеть. Приложить все усилия и придушить на корню мысли и фантазии о том, чтобы вернуться в родную обстановку.
– Я... Я правда не хотела... – девушка тогда тихо подошла к постели паренька, положила руку ему на плече, но желаемого эффекта от этого действия не получила.
– Уйди. Я серьезно говорю — уйди! – солдат не хотел успокаиваться, хотя и перестал кричать. Теперь его слова больше напоминали рычание раненного зверя, пытающегося скрыть свою рану от сородичей, не подпуская тех к себе.

После той беседы ещё дня два солдат её игнорировал, предпочитая рассказывать истории любому, кто окажется рядом, кроме своей сиделки.
Такие их взаимоотношения продлились до того момента, пока, в один из вечеров, большая часть из тех больных, которые могли ходить, не вышла на улицу — любоваться метеоритным дождем.
– Ты почему не ушла? – у парня не было настроения покидать палату, а девушка продолжила сидеть рядом с ним.
– Я бывала много где, и видела не один метеоритный дождь и не один пейзаж... Но из всех больше запомнились виды, описанные тобой. На Хортусе были часты метеоритные дожди? – задавать вопросы сейчас, после, пусть не долгого, но неприятного затишья, было страшно.
После прошлого раза она тогда успела выслушать лекцию от начальства, на счёт своего поведения с больным.
«Тебе не стоит ворошить его прошлое и свежие раны. Ему предстоит долгий путь социализации. Ты должна быть очень осторожна со своими словами. Старайся больше не поднимать такой темы с ним.» — такой приказ она получила от руководства лечебницы. Но эта лекция не шла ни в какое сравнение с тем чувством, которое возникло, когда парень, наконец успокоившись после их беседы — затих.
Солдат мог казаться слишком приставучим из-за своей болтливости, но когда он молчал — становилось лишь хуже, будто что-то теплое покидало не только комнату, но и его. На обычно ярком и живом лице появлялась тень всего пережитого. Он словно старел на полвека вперёд, становился мертвецом. Его стремление к жизни исчезало...
– А ты правда можешь устроить мне встречу? Вернуться обратно? – ответил вопросом на вопрос солдат, девушка тогда удивлённо заморгала, поначалу, не веря своим ушам.
Могла ли? Конечно могла!
Должна ли была? В прямые её обязанности это не входило... Но ведь...
– Да... – ответ прозвучал спустя несколько секунд, но, кажется, парень этого не заметил.
Он, услышав положительный ответ, едва не подпрыгнул на одном месте, после повернул голову к собеседнице, продолжая беседу.
– Когда? – Паренёк старался выглядеть спокойным, но задуманное не удавалось: Он нервно сжал края одеяла и повернул голову к сиделке: если бы мог — заглянул бы ей в душу, чтобы убедиться в искренности слов и действий. Две ночи он не мог успокоиться, мучаясь от мыслей о небольшом шансе на встречу с товарищами. И, в конце конце, поддался ему.
А от утвердительгого ответа огонек в его душе разгорелся ещё сильнее.
– Завтра. Днём. – наблюдая за тем, как оживает её собеседник, девушка окончательно отбросила все приказы своего начальства. Они ведь даже не заметят! У неё есть все возможности, чтобы сделать их путешествие незаметным и, что главное, безопасным. Правда, стоило обдумать некоторые вопросы, но для этого у девушки был ещё целый день. И многие дни до этого. – А пока расскажи мне о том, что видел. О небе над Хортусом.

В то утро девушка, как и парень, явно была на взводе. Она выудила из старой сумки, с которой прибыла на планету массивные, наручные часы с толстым браслетом и грубоватым, прямоугольным экраном. Широкие рукава халата прикрывали их от глаз слишком любопытных пациентов, не давая детально рассмотреть, но вопросы, в особенности от коллег, девушке всё же поступали.
Называя часы «семейной реликвией» и, таким образом, отбиваясь от всех желающих поболтать, она смогла проработать целый день. Лишь её рассеянность выдавала тот факт, что было что-то, что не давало ей покоя.
Солдат, как ни странно, был лишь немного болтливее чем обычно, но ничем не выдавал причины такого неожиданного поднятия настроения. Словно он догадывался о том, что задуманное его сиделкой не было чем-то, что могло бы одобрить начальство.
Большая часть рабочего дня прошла для них двоих как в тумане. Парень болтал без умолку, а девушка никак не могла отделаться от той картины, которую её воображение нарисовало во время вечерней беседы: темно-синее небо, виднеющееся сквозь темную листву, окружённую небольшими, сияющими холодным, фиолетовым светом цветочками. Это небо разрывают короткие вспышки пролетающих мимо метеоритов: они летают взад и вперёд, словно играют в салки. Наблюдающие за этим небом люди сидят на крепких ветвях деревьев, их одежда не позволяет им выделяться в их укрытиях, а потому, иногда, птички и прочая живность путает их с деревом, то прогуливаясь по солдатам словно по парку, то устраивая на них ночлежку.
Над их головами продолжают сверкать пролетающие метеориты. Значения имеют только непроходимые джунгли, вокруг них и, едва ли не звенящая тишина. Которую можно было нарушить лишь ветру и не спящим, ночным животным.

– И как ты собираешься всё обустроить? – подловив момент, когда вокруг никого не было парень, до этого рассказывающий одну из историй об их заданиях, на котором его отряд смог доставить пойманного ранее "языка" в выбранную ранее точку, задал интересующий его вопрос.
Девушка ведь не просто так сказала о том, что устроит ему небольшое путешествие? Это ведь не могло быть нелепой шуткой?
Всё же... Будь это так — его было бы легко обмануть. А кому хочется чувствовать себя обманутым?
– Тебе нужны объяснения или результат? – ответила вопросом на вопрос девушка, она невольно потянулась к наручным часам, словно стараясь скрыть те. Подсознательно защищая то, что являлось ключом к вопросу.
Если же солдат выберет объяснения — у неё могут возникнуть трудности, а в последствии и вовсе проблемы.

То, о чем она могла поведать в период «Великой перестройки» не слышали и не могли слышать, а потому... Объяснить что либо было бы очень затруднительно. К тому же, ещё одной проблемой было то, что в сборнике правил временных путешествий четко сказано: «Привлекать к себе внимание властей и, тем более, распространяться о том кто ты и чем обладаешь — запрещено».
С какой стороны не посмотри — это правило не зря было введено самым первым. Конечно, в последствии к нему появились приписки, которые разрешают его нарушать лишь из-за прямой угрозы привычного протекания событий, но и этот момент, в первую очередь, должен согласовываться с временными патрулями. В противном случае можно было нарваться на крупные неприятности.
И, даже учитывая тот факт, что девушка просто "одолжила" временной манипулятор, который и был теми массивными, и, казалось бы, устаревшими часами, нарушать это правило она не хотела. Разбираться с временным патрулем и, что хуже, с отцом, который был в разы страшнее всех возможных выговоров и судов, ей очень не хотелось.
– Результат. – через несколько секунд размышлений ответил парень. Он прислушался ко всем звукам, окружающим их. Вернулись ли пациенты с ужина? Закончились ли вечерние процедуры? Сколько у них ещё есть времени?
Его слух был сосредоточен на происходящем за пределами палаты. Ему стоило следить за тем, что происходит вокруг. Но, как ни странно, контролировать собственное тело было в разы легче, чем контролировать свои мыслительные процессы. Его мысли умчались к старым воспоминаниям о жизни и делах на Хортусе:
Родные виды. Родные голоса.
Казалось, что ещё немного и он услышит голоса капитана и замкома, удивлённые его появлением. В голове уже вырисовалась эта уморительная картина.
Так какая разница каким образом удастся переместиться с одной планеты на другую? Для тоскующих этой разницы нет.
– Вот и хорошо. – девушка позволила себе скромную улыбку, которая, впрочем, осталась незамеченной, – Но, раз уж я за тебя отвечаю, нужно кое-что сделать. – после этих слов она выскользнула из палаты солдата, после вернувшись с кислородным баллоном и маской.  Обычно у тех, кто прилетает на Хортус уходит несколько часов на то, чтобы свыкнуться с погодой и воздухом на нем.
Разница в веществах, которые находятся в атмосфере не велика, та и на планете нет чего-то опасного. Но у них не будет времени на то, чтобы привыкнуть. К тому же девушка не медик, а потому не уверена в том, какой финт может выдать организм человека, живущего уже месяц едва ли не в стерильных условиях? Всё же парень не покидал пределов лечебницы, в отличии от своей сиделки. Ей явно будет легче перенести подобные нагрузки.

Когда подготовка была почти завершена, парень, до этого сохранявший молчание, вновь заговорил.
– Почему ты это делаешь? Я ведь могу знать почему практически незнакомый мне человек собирается мне... Помочь. Где гарантия, что ты не врёшь? Может и не похоже, но меня сложно обмануть. – голова его была опущена, голос выдавал волнение. Он не привык бросать слова на ветер, и уж точно не хотел упускать такой шанс... Вырваться из той тюрьмы, в которую попал по собственной ошибке...
Стоит заметить, что эта ошибка и научила его излишней осторожности, в противном случае можно оказаться запертым в лечебнице, один на один со своими...
То, как прогнулась постель под весом девушки, когда та присела на неё, примерно в десяти сантиметрах от солдата отвлекло его от собственных размышлений.
– Когда ты рассказываешь о видах, о товарищах... Это греет душу. Твои воспоминания вдохновляют. Я не хочу, чтобы они увяли вместе с тобой. – через несколько минут, проведенных в тишине протянула девушка. Что она должна была сказать? Что просто могла? Либо что искренне хотела помочь?
А помочь ли? Возможно это была лишь прихоть, которой девушка могла навредить солдату? Насыпать соль, на свежую рану...
– И это всё? – с неверием уточнил парень, его слух стал ещё острее, прислушиваясь теперь не столько к тому, что происходило за дверью, как к тому, с какой периодичностью дышала его собеседницу, дрожал ли её голос.
– А когда ты замолкаешь и перестаешь говорить, то становишься похожим на мертвеца. Это пугает. Если я могу сделать хоть что-то... – девушка вновь затихла. И как ей лучше объясниться?

Говорят, когда люди много путешествуют, бывают в разных местах, когда этих странствий в избытке — уже ничто не может их удивить. Ничто не может пробудить в них интереса. Такие люди словно мертвы. Они продолжают жить, некоторые — продолжают странствовать. Но их душу уже ничего не может зажечь. Их ничего не привлекает.
Девушка была такой. Она с детства путешествовала с семьёй. Видела много разных видов, миров и планет. Но, в какой-то момент, ей показалось, что она увидела всё, что могла. Либо так показалось её отцу.
Он снял с руки временной манипулятор и запер в одном из многочисленных ящиков офисного стола, стоящего в его кабинете. Из-за этого девушка так же была лишена путешествий. Хотя, на несколько лет она действительно перестала стремиться к ним. Ровно до того момента, пока не наткнулась на этот самый манипулятор, случайно.
То, как она начала это путешествие, длящееся до сих пор, было волей случая. Она не намеревалась всерьез куда-то отправляться... Манипулятор сам решил, что он уже достаточно времени провел на полке. На нем сработали старые координаты, с которых и началась её история. Со свежим стремлением к открытиям, к знакомству с новыми людьми.

– А ещё, возможно... – девушка осеклась, после быстро поднимаясь с постели, за палатой послышался звук шагов пациентов. Ужин уже завершился и теперь все возвращались по своим палатам. Им стоило поторопиться. – Теперь ты спокоен? – она взяла паренька за руку, помогая подняться с постели и вновь ярко улыбнулась, тот, немного помедлив, кивнул. – Чудесно. – девушка, убедившись, что сейчас возле палаты никого не было, как и в самой палате, закатила рукав медицинского халата, нажала несколько кнопок на часах на запястье. От этих действий перед её лицом появилась едва светящаяся голограмма с достаточно простой панелью управления. Прикинув в голове нужные координаты девушка ввела те, после положив руку с манипулятором на плече солдату, – Сейчас может быть не очень приятно, но я рядом. Совсем скоро мы окажемся на Хорту... – последний слог утонул в тишине комнаты. Два человека исчезли в вспышке света, не оставляя после себя и следа. Лишь освещение на мгновение мигнуло, но вряд ли на это кто-то обратил внимание.

Через пол секунды двое людей оказались в другом месте. Ещё какое-то время им понадобилось на то, чтобы прийти в себя после пространственного прыжка: У девушки, так как она была привычнее к подобному, ушло чуть меньше секунды на то, чтобы вновь понять где низ, а где верх и как верно держать равновесие. У парня же возникли трудности, но его успели подхватить, не давая упасть, позволяя вновь обрести равновесие.
– Правда, это самое красивое, что ты видела? – с неподдельной наивностью в голосе спросил солдат. Девушка, едва скрывшая удушающий кашель смогла лишь выдавить сухое: "Да".
Взгляд её мгновенно метнулся на временной манипулятор. Неужели он перенес их куда-то не туда? Она ошиблась при вводе данных? Координаты были верны. Они переместились на планету Хортус. Через три с половиной недели после того, как парня вывезли с него из-за полученных на задании травм.
– Всего-то "да"? – удивлённо переспросил солдат. Он сделал несколько неуверенных шагов вперёд, а после замер на одном месте. Вокруг было слишком тихо, под ногами не ощущалась мягкость лесного грунта, не похрустывали небольшие веточки, до слуха не доносился тихий шелест листьев под порывами ветерка. Та и того лёгкого ветерка, блуждающего среди деревьев тоже не было. Парень не мог ощущать тяжести воздуха из-за кислородной маски, точно так же как и не мог увидеть картины, окружающей его из-за бинтов на глазах, но одного слуха ему хватало чтобы понять главное: Что-то было не так. Что-то на Хортусе изменилось.
Та картинка, которую солдат старался всё это время удерживать в своей голове замерцала и потухла, скрывшись за черным полотном неведения.
– Просто... Мне нечего добавить... – стараясь придать своему голосу хоть малую тень живости протянула девушка, но, по последующей реакции парня поняла, что обмануть его ей не удалось. Солдат сделал ещё пару шагов вперёд, намерено задевая носками землю, поднимая с той облака пыли и пепла. Он ощущал, как нечто, пепел, покрывает открытые участки его кожи так, как покрывает стены побелкой.
Черное полотно, нависшее над его воспоминаниями пошло серой рябью.
Парень, продолжая прислушиваться ко всему, что его окружает: присел. Он провел рукой по земле, сжал в кулак то, что ему удалось собрать. Сквозь пальцы посыпался, местами теплый, пепел.

Различия между пеплом и землёй, если так задуматься, кардинальны. Земля имеет комковатую структуру, в ней попадаются то камешки, то веточки. Пепел же более мягкий и нежный. Это, разумеется, зависит от того, что горело. В нем так же могут быть небольшие камни и угли, но, как правило, его структура более однородна.
И именно эту структуру ощутил солдат.
– Что ты видишь? – он поднялся на ноги, делая шаги в ту сторону где ранее стояла девушка. Те воспоминания, которые паренёк старался удержать в голове исчезли, рухнув, подняв своим падением завесу из пыли и пепла. Неужели то, к чему он стремился всё это время... Исчезло? От этих мыслей ноги становились слишком тяжёлыми, а в груди появлялось неприятное, щемящее чувство. Так похожее на то, которое сковало парня, когда тот узнал, что ослеп.
Только в этот раз это чувство было слишком сильным, не позволяя солдату ни игнорировать, ни убегать от него. Та и убегать, судя по всему, было уже некуда.
Под ногами тихо шелестел мягкий пепел.
– Ты увидела всё с самого начала... И почувствовала ведь... Здесь всё сгорело! – голос его невольно начал становится громче, в словах проскакивали нотки дрожи. Руками он потянулся к маске, чтобы снять ту с лица и добавить в список рабочих чувств ещё и осязание, но ему помешали. Девушка его остановила.
– Это вредно! – она схватила парня за руки, не давая совершить задуманное. Если ей было трудно дышать во всей этой обстановке, так что же будет с пареньком, если его забросить в подобные условия без защиты? Девушка не сможет помочь тому, если он упадет либо начнет задыхаться.
– Но на тебе ведь нет кислородной маски?! Как ты дышишь?! Что ты знала?! – солдат перешёл на крик. Его голос в окружающем их тумане разлетелся эхом на километры вперёд, но их всё равно окружало лишь выженное поле. Кто мог их услышать?
– Я не знала, что происходит на Хортусе... – теперь солдат держал свою сиделку за руки. Её запястья были настолько тонкими, что спокойно помещались в его ладони, держа девушку крепко — паренёк не давал той уйти от него, от созревшего разговора. Он чувствовал, как изнутри его начинает пробивать неприятная дрожь. Ему лгали? Где они? Что произошло?
Ответы на эти вопросы не давали покоя, не давали парню собраться с мыслями и, отодвинув эмоции на второй план, всё спокойно обдумать.
И можно ли говорить о спокойствии, когда в твоей жизни произошло... А что, собственно, здесь произошло?
– Я просто хотела помочь... – девушка сделала глубокий вдох, из глаз всё же покатились слезы, – Я думала...
– Ты вообще не думала! – крикнул парень, после отталкивая девушку в сторону. Ей не удалось удержаться на ногах и она свалилась на землю, после заходясь в приступе тяжёлого кашля.
Дышать подобным воздухом действительно было вредно для организма. Для любого живого организма.
Не слушая то, как заходится в кашле его сиделка — солдат, оставшись один в полной темноте, сделал ещё несколько шагов вперёд, после приседая на землю.
Карнавал, Ленивец, Кардинал... Волшебная природа и дивная атмосфера... Всё исчезло. Утонуло во мраке.
Парень медленно склонялся вперёд, пока, в конце концов, не обхватил руками голову и, свернувшись калачиком, не лег на землю.

– До лечебниц не доходят вести о событиях из фронта... – прошло несколько минут после того, как приступ кашля у девушки стих. Какое-то время она стояла на одном месте в полной нерешительности: Стоило ли ей подойти? Что следовало сказать? Как помочь?
Помочь... Она уже один раз помогла. Хотела подарить надежду, а по итогу уничтожила её.
Парень, выглядевший до этого вполне здоровым и жизнерадостным, лежащий сейчас среди пепла и дыма выглядел всё равно что убитым.
Это она убила в нем надежду и теплые воспоминания.
– Нам следует вернуться обратно, в лечебницу... – девушка осторожно прикоснулась рукой к плечу солдата. Тот сжался ещё сильнее, до слуха донёсся приглушённый всхлип. – Нам... Тебе следует узнать об этом инциденте получше. – она старалась осторожно подбирать каждое слово. Следила за реакцией паренька на все свои действия, хотя, на деле, на знала, чем может, и может ли вообще как-то ему помочь. Всё её внимание было переключено на него, – Если разобраться во всем, то, возможно...
– Нам станет яснее кто вы и как оказались в этом месте. – девушку перебил третий, подошедший к ним человек. Этот человек был одет в военную форму, лицо его скрывал противогаз, он же и искажал голос военного. В руках он держал автомат, от которого, в таком дыму, было не очень много толку. Только если цель не отвлекалась, подпуская военного слишком близко к себе. Говорящий передёрнул затвор, давая жестом сигнал к тому, чтобы двое людей поднялись с земли.
– Кто-то, всё же, есть... – не сводя взгляда с оружия протянула девушка, говоря, она старалась заставить подняться паренька, не реагирующего ни на неё, ни на из нового собеседника, – Форма та же, что и у вас... Мы из лечебницы Святого Румера... – говоря всё это, девушка подняла руки вверх, стараясь всеми силами показать то, что они не были врагами.
– Лечебницы не пускают своих пациентов в зону боевых действий. – слова военного имели смысл, девушке стоило придумать достойный ответ, но, как на зло, все мысли сбежали из головы.
У её отца решать подобные вопросы получалось в разы лучше.

В один момент тьма, которая поселилась в голове солдата, та тьма, в которую он попал после своего ранения, была слишком объемной и густой. Она захватила собой все его мысли, не давая ни думать, ни воспринимать окружающий мир.
Эта тьма отступила только тогда, когда до слуха парня донёсся знакомый голос и глухой удар: «Вы же не могли оказаться на этой планете просто по щелчку пальца?» — это был голос Карнавала.
Сердце пропустило удар, паренёк подорвался с того места, на котором сидел. Они живы! Его отряд был живым! Пережил пожар! Она сдержала свое слово!
– Не мешай ему, Леший. – прозвучал второй, опять таки, до ужаса знакомый голос: Кардинал! – К вам множество вопросов, но ты слеп и явно не сам всё устроил. – старый знакомый, положив руку на плече пареньку заставил того сесть обратно на лавку. Голос его звучал не так радостно, как то, что представлял солдат.
– Она пыталась мне помочь... Я просто скучал... Меня окружала тьма, а она... – язык от волнения заплетался, парень вновь попробовал подняться. С комнаты донёсся капитанский голос командира и сдавленный ответ девушки.
Со стороны их беседа казалась чем-то жутким и жестоким.
– Планета изолирована для путешествий. К тебе вопросов меньше, ты слеп. Основная работа — её рук дело. А потому именно ей придется отвечать за инициативность. – парень вновь рухнул на небольшую лавочку.
Отвечать? Ей? Инициатива? — до этого подобные вопросы солдата не волновали, но сейчас?
А сейчас он смог вернуться туда, куда так стремился, а что дальше?
Вряд ли кто-то из них мог сказать, что ждёт их дальше.