Stars will fall | Карлайл Каллен

ЭСТЕЛЛА СНОВА ЕГО УВИДЕЛА, хотя в этом и не было особых сомнений. Через два дня после их прогулки вдоль озера он появился у ее окна в сумерках. Не то чтобы она ждала его, сидя и читая, пока солнечный свет тускнел, она как будто знала, что он там, еще до того, как выглянула в окно.

На этот раз они шли по лесу. Обычно Эстелла боялась идти по темным и жутким лесам, когда начиналась ночь, но его присутствие не оставляло места для беспокойства.

На этот раз он задавал ей вопросы, и она охотно отвечала. Она рассказала бы Карлайлу все, что он хотел. Конечно, он никогда не настаивал на чем-то большем, чем история семьи и хобби, но в ее голове не было ни одной мысли, которой она не поделилась бы.

Две ночи спустя он вернулся. На этот раз они оказались на лугу, лежали в траве и смотрели на звезды. Эстелла позволила Карлайлу рассказать ей о различных созвездиях, простирающихся по небу. Конечно, она уже знала многих из них, и он знал об этом, но Эстелла не любила ничего больше, чем слушать его. Были некоторые звезды, имен которых она не знала.

Он говорил о них так легко, словно информация была написана на странице перед ним.

Он знал так много, что сам мог бы стать звездой. Эстелла не удивилась бы, в конце концов, у него было неземное присутствие. Когда они лежали на мягкой траве, она обнаружила, что их руки снова переплетены. Это было то, к чему она привыкала. Шок от его ледяных рук теперь прошел, и Эстелла была наполнена только теплом, когда лежала рядом с ним.

Большую часть времени они проводили на улице. Эстелла не могла сказать, что знала, где живет Карлайл, но это не слишком ее беспокоило. Они ходили и легко вступали в разговор и выходили из него.

Тишина никогда не была ни вынужденной, ни неловкой, и Эстелла не могла вспомнить, когда в последний раз позволяла себе быть такой расслабленной.

Иногда они танцевали так же, как в ту ночь, когда они встретились. Сначала Эстелла подумала, что это будет странно из-за отсутствия музыки, но каким-то образом идеальная плавность их движений заполнила тишину и отвлекла их от умиротворения.

Иногда Карлайл тихонько напевал себе под нос, пока крутил ее. Эстелла ловила себя на том, что улыбается, и тогда его ангельский смех заполнял пространство между ними.

Несмотря на то, что дни все глубже вступали в зиму, Эстелла так и не осознала окружающий ее холод.

Они проводили самые холодные ночи, гуляя, пока Эстелла не увидела ее дыхание в маленьких облачках перед глазами. Это ее несколько шокировало.

Очевидно, отвлечение Карлайла не позволило ей осознать, насколько холодно на самом деле.

Карлайл утверждал, что едва чувствует холод, поэтому она решила не упоминать об этом.

Вскоре после этого наступило Рождество. Она не удивилась, обнаружив, что Карлайл был довольно религиозным. Эстелла никогда не знала, как относиться к религии. В детстве она помнила, как отчаянно верила в Бога, пока не помолилась Богу, чтобы он сохранил ее мать до ее дня рождения. После того, как она потеряла его, она предположила, что вера угасла, но ей все еще удавалось участвовать во многих религиозных праздниках.

Карлайл мало говорил о своих убеждениях, что было понятно. Он лишь сказал, что религия спасла его от более темного пути в жизни.

Эстелла часто ловила себя на том, что ей было очень любопытно, что он имел в виду, но она никогда не спрашивала. Если бы он хотел ей рассказать, он бы это сделал.

Эстелла знала, что секреты не обязательно означают что-то плохое.

К новому году Эстелла начала беспокоиться о том, как долго он будет рядом. Время всегда было против них так или иначе, но Эстелла хотела, чтобы дни не шли так быстро. Карлайл пробыл в Вашингтоне дольше, чем намеревался, она это знала, и хотя он продолжал говорить, что у него есть совершенно веская причина остаться навсегда, Эстелла задавалась вопросом, когда этого будет недостаточно.

Конечно, это была не единственная проблема. К августу Эстелла выйдет замуж за какого-то ужасно претенциозного мужчину, которого на самом деле не будет интересовать ее разум, кроме ее внешности.

Она не любила зацикливаться на будущем, зная, что она прячется в том, что станет ее самыми счастливыми днями. Они просто приближались.

В январе все изменилось. Карлайл был врачом. Она узнала об этом через несколько недель после начала их встреч и была довольно удивлена.

Не потому, что он не казался таким, а потому, что ему потребовалось так много времени, чтобы упомянуть об этом. Большинство врачей очень хвастались своей профессией, всегда представлялись, называя свое звание и рассказывая о своем образовании и знаниях.

Эстелла очень уважала врачей. В конце концов, они делали отличные вещи. Она обнаружила, что становится еще более привязанной к ним, узнав, что Карлайл был одним из них. Он не любил говорить о том, что он делает, чтобы казаться лучше. В любом случае, ему это было не нужно, в глазах Эстеллы он и так был идеален.

В январе он начал уезжать. По Неваде распространялась отвратительная инфекция вплоть до Колорадо, и, казалось, она ползла на юг. Карлайла и многих других звали помогать, чем могли, что означало, что он уезжал, часто.

Он возвращался каждую неделю, чего могло бы быть достаточно, если бы Эстелла уже не чувствовала себя так, будто балансирует на конце часовой стрелки, ожидая падения. Карлайл тоже был этим недоволен.

Конечно, он никогда не откажется помогать другим, особенно если узнает, что его таланты в этой области могут иметь реальное значение, но быть вдали от Эстеллы оказалось сложнее, чем он себе представлял.

Каждую субботу он возвращался, затаив дыхание, ожидая за окном. Эстелла всегда стояла там и ждала. Ее лицо светилось, когда она видела, как он появляется из темноты, и улыбка расползалась по ее чертам. Они старались избегать разговоров об инфекции, потому что Эстелла знала, насколько обеспокоенным стал разум Карлайла из-за нее. Больше, чем он мог признать.

Каждую среду Эстелла получала письмо.

Первое было сюрпризом. Служанки принесли ей почту с любопытством, но она никогда не позволяла им узнать правду о том, что происходит. Никто другой не писал бы ей, и когда ее глаза прослеживали слова, она чувствовала, как будто слышала, как он говорит их ей на ухо.

Как и все остальное, что он делал, его почерк был безупречен. Тонкие, наклонные буквы были точны и организованы. Эстелла знала, что, хотя, казалось, было приложено немало усилий, чтобы сделать все буквы одинакового размера и длины, для него это получилось само собой.

Каждое письмо начиналось с фразы «Моя дорогая Стелла», которая заставляла ее чувствовать себя единственной женщиной в мире.

Вместо этого усилия уходили на слова. Он писал как поэзия, каждое из которых было запечатлено обещаниями, которые, как она знала, он сдержит. Эстелла все еще мечтала о нем каждую ночь. Она понимала, что она такая же наивная и безнадежная, как все героини в книгах, которых она раньше ненавидела, но она не могла избавиться от этого кружащегося внутри нее чувства, которое заставляло ее голову быть заполненной его словами и ничем другим. Они всегда говорят, что юная любовь горит ярче всего в конце концов.

Каждый раз, когда она закрывала глаза, Эстелла клялась, что чувствовала его холодный поцелуй на своих губах. Так было каждый раз, когда она видела его. Нежные объятия, которые длились несколько мгновений.

Иногда он задерживался дольше, а иногда его расчетливые мысли, должно быть, брали верх, когда он уходил с понимающей улыбкой.

Письма были собраны в коробке из-под обуви под ее кроватью. Между средой и субботой она перечитывала их снова и повторяла процесс, когда он исчезал каждую субботнюю ночь.

Это продолжалось до марта, и Эстелла изо всех сил старалась не бояться того, что случится с наступлением лета. Она бы с удовольствием видела его каждый день, чтобы максимально использовать время, которое они провели вместе, но она полагала, что так будет лучше, может быть, будет не так больно.

Эстелла сомневалась, что что-то сможет заглушить то, насколько ужасно это будет, но она все равно надеялась.

Они никогда не говорили о времени, если могли.

Карлайл знал, что путь Эстеллы был высечен на камне, и даже если ей не нравилась сама идея следовать по нему, она ничего не могла сделать.

Эстелла надеялась, что интеллект Карлайла найдет для нее простой выход, но даже он не мог найти ответа. Для нее это означало, что все безнадежно.

Была пятница 29 апреля, когда Эстелла сидела в своей комнате и читала последнее письмо. Большую часть писем она могла читать во сне. Может, она слишком много их читала, но его отсутствие делало это необходимостью для нее. Однако эта пятница была не похожа на другие пятницы, это был ее двадцать второй день рождения.

В детстве Эстелла обожала дни рождения.

Она любила внимание, подарки и вечеринки. После смерти матери эта идея не была такой идеальной. Она согласилась на гламур вечеринки и держала улыбку на лице всю ночь. Но ее мысли беспокойно блуждали по ее комнате и письмам под кроватью.

На вечеринке было больше женихов. Некоторые получше тех паразитов, которых ее отец приводил ей раньше. Ни один из них не был Карлайлом, это было то, что Эстелла никогда не сможет забыть.

Она была поглощена мелодией слов, когда в ее окно застучал свет.

Первой реакцией Эстеллы был страх, вторая надежда, и когда она вскочила, чтобы раздвинуть шторы, она поняла, что во второй раз она была права.

Карлайл улыбался ей через стекло со своей обычной красотой и осанкой. Эстелла изумленно уставилась, когда она открыла окно и позволила ему грациозно подняться в ее комнату.

«Ты здесь?» Эстелла рассмеялась от волнения, обняв его за шею. «Сегодня пятница».

«Я знаю», — пробормотал он, крепко обнимая ее за спину, прижавшись губами к ее плечу. Они замерли так на мгновение, прежде чем холодный сквозняк ворвался в окно, и Эстелле пришлось отстраниться и снова закрыть его.

Он никогда раньше не был в ее комнате, вспомнила Эстелла, наблюдая, как он медленно оглядывается. На стенах не было ничего, что отражало бы ее личность. Ее мать выбрала большую часть декора в соответствии со своими вкусами, и как бы Эстелла ни напоминала свою мать, они были совершенно разными.

«Что ты здесь делаешь?» — спросила Эстелла, когда он повернулся к ней лицом. «Я был в Вайоминге, где инфекция не так сильна, поэтому я смог приехать сюда пораньше», — объяснил он, меряя шагами комнату, «и я не собирался пропустить твой день рождения... поэтому я купил тебе несколько вещей».

Карлайл полез в карман пальто и вытащил оттуда небольшой сверток, завернутый в серебро.

Эстелла с благоговением уставилась на коробку, ее глаза снова обратились к его.

«Тебе не нужно было ничего мне дарить», — она слегка улыбнулась, забирая у него подарок.

«Я хотел»

Эстелла осторожно сорвала бумагу с коробки и сняла крышку с бархатной обертки.

Внутри лежало великолепное золотое ожерелье с маленькой подвеской в виде звезды. На мгновение она не могла отвести от нее глаз. Звезда была такой идеальной, такой простой, такой элегантной. Она выглядела так, словно нашла ее во сне.

«Мне нравится», — просияла Эстелла, вытаскивая ее из коробки, — «поможешь мне надеть?»

Карлайл кивнул с улыбкой, когда он взял у нее подвеску. Она повернулась к нему спиной, откинув волосы в сторону. Подвеска идеально лежала между ее ключиц, и она постаралась не дрожать, когда почувствовала его холодное прикосновение к квадрату своей спины.

«Я рад, что тебе понравилось»

«Это идеально», — улыбнулась Эстелла, снова повернувшись к нему лицом, — «Спасибо... огромное»

Она потянулась вперед, чтобы снова поцеловать его, он запустил пальцы в ее волосы, притягивая ее к себе. Их тела столкнулись так же гладко, как краска, идеально выкованные в форму.

«Я скучала по тебе», — прошептала Эстелла, когда они отстранились

«Я тоже скучал по тебе, мучительно скучал», — улыбнулся Карлайл, глядя на нее. Было что-то в его красоте, что лишало ее дара речи. Он часто говорил о ней то же самое, и хотя Эстелла не верила, что она может быть в такой лиге, как он, она знала, что он действительно имел это в виду.

Эстелла снова спровоцировала поцелуй, счастливая чувствовать присутствие его руки на затылке, когда его губы нежно двигались по ее губам.

Медленно она почувствовала, как мир угасает, когда электричество потрескивало на их коже. Карлайл положил другую руку ей на спину, притягивая ее ближе. Эстелла не могла вспомнить, чтобы это было так раньше. Должно быть, он скучал по ней.

Она не была уверена, сколько времени прошло, время становилось загадкой, когда они были вместе.

Эстелла обнаружила, что они становились все более и более страстными по мере того, как время тянулось, пока она не почувствовала, что знает, что будет дальше. Ее рука запуталась в его волосах, а ее ноги ударились о кровать позади нее.

Затем, как будто занавес упал, он отстранился с глазами, полными извинений и сожаления. Эстелла уставилась на него на мгновение, ожидая, что он заговорит. Казалось, он не мог найти слов, чтобы сказать.

«Я не могу», — он вздохнул в разочаровании, Эстелла задавалась вопросом, на что он злится.

«Все в порядке», — Эстелла искренне улыбнулась, — «нам не нужно»

«Я хочу», — продолжил он, его голос был пронизан правдой, — «я не хочу причинять тебе боль»

«Как ты вообще можешь причинить мне боль?» Эстелла рассмеялась над самой идеей: «Это не в твоей природе»

«Я не хочу рисковать», — пробормотал Карлайл себе под нос, «Я обещаю тебе, что так будет лучше»

«Пока у меня есть ты», — мягко улыбнулась Эстелла,

«тогда мне все равно, что мы делаем»

Они делали все, кроме. Эстелла не хотела подвергать сомнению его доводы, и ее это совсем не волновало. Она имела в виду каждое произнесенное слово. Однако она не могла лгать, что ценит то, как они двигались вместе, как его холодная кожа касалась ее. Эстелла была бы с ним вечно, если бы вечность была возможна.

Время всегда было против них с того момента, как они встретились глазами, но они потерялись в моментах, которые были вместе. Настолько, что время казалось незнакомцем.

Они немного поговорили после этого, когда Эстелла лежала у него на плече, повернувшись лицом к нему. Он лежал на спине, уставившись в потолок, как будто это было небо, полное звезд. Конечно, он не нашел ничего, кроме унылой штукатурки, но ей нравилось наблюдать за ним, пока его глаза скользили по потрескавшейся краске и сухим обоям.

Эстелла уснула быстрее, чем хотела.

Она бы с удовольствием провела всю ночь, разговаривая, чтобы не тратить это дополнительное время, которое им было даровано. Это было невозможно. Ее глаза были усталыми и тяжелее, чем она помнила.

Он измотал ее, и когда он обнял ее одной идеально сделанной холодной рукой и прошептал, что спать — это не слабость, Эстелла снова погрузилась в те прекрасные сны, которые она так любила.

Однако в тот раз все было иначе, поскольку, когда она проснулась, то обнаружила, что все еще живет внутри одного из тех снов. Эстелла почти не двигалась, она обнаружила, что ее голова все еще лежит на плече Карлайла.

Ее удивило то, что он вообще не двигался. Конечно, ему не могло быть так комфортно.

Она задавалась вопросом, спал ли он, когда она посмотрела на него, его глаза все еще царапали потолок. Эстелла решила, что он не мог провести десять часов, глядя на отслаивающуюся краску, он, должно быть, спит чутко. Это имело смысл.

Эстелла провела рукой по его груди, которая была такой же холодной, как и все остальное, его кожа не отличалась от гладкого камня. В конце концов, он был очень сильным. Сначала Эстелла этого еще не осознала, а теперь, увидев тщательно проработанные мышцы на его руках и торсе, она не могла поверить, что могло быть иначе. В конце концов, он выглядел так, словно был создан по образу и подобию небес.

Его взгляд переместился на нее при прикосновении, и улыбка заиграла на его губах.

«Идеально», — прошептал он, и Эстелла почувствовала, как ее сердце засияло.

«Ты хорошо спал?» — с интересом спросила Эстелла.

«Так же хорошо, как и всегда... может, немного лучше, а ты?»

«Великолепно», — просияла Эстелла, — «Я бы хотела, чтобы ты была здесь каждую ночь».

«Я тоже», — вздохнул Карлайл, — «Я бы хотел, чтобы звезды написали нам лучшую судьбу».

Согласившись Эстелла, снова прижавшись к его плечу.

У нее всегда было желание рационально спросить его о будущем, надеясь, что его спокойный тон заставит ситуацию казаться менее ужасной.

Однако это было пустым желанием.  В ее сознании это было слишком много раз прописано. У них не было надежды быть вместе, ни в какой вселенной.

Карлайл играл с ее волосами, накручивая длинные локоны на пальцы, словно это были ленты. Он смотрел на нее с такой заботой, что Эстелла забыла, какой холодной была его кожа по отношению к ее. Вместо этого она просто почувствовала тепло, исходящее из его глаз.

«Расскажи мне что-нибудь», — тихо пробормотала Эстелла.

«Рассказать тебе что?»

«Что угодно, мне нравится слушать, как ты говоришь»

Карлайл подумал про себя, прижавшись щекой к ее макушке. Он рассказывал ей истории обо всех прекрасных местах, которые он посетил, обо всех удивительных вещах, которые он видел.

Даже самые мелкие и незначительные детали, которые он хранил в своей памяти, как трофеи. Он вырезал истории о звездах и читал стихи прямо из своего разума. Карлайл беспокоился, что в конце концов ему нечего будет ей рассказать, а не то, что у них осталось слишком много времени.

«Ты когда-нибудь слышал историю о Пираме и Фисбе?» — спросил Карлайл.

«Я так не думаю»

«Это была поэма, написанная Овидием, история, которая вдохновила Ромео и Джульетту»

Эстелла внимательно слушала, когда он начал говорить, она могла бы слушать его, пока она в конце концов не увянет. Если бы у нее был выбор, ее голос всегда звучал бы в голове.

"Как и Ромео и Джульетте, Пираму и Фисбе было запрещено быть вместе. Их семьи не позволяли этого, но они жили в домах рядом друг с другом, между ними была только стена. В самом низу стены была дыра, достаточно маленькая только для паука, но она давала им то, что они хотели, возможность разговаривать друг с другом"

"Некоторое время им было достаточно только слышать друг друга. Я полагаю, как и мы, они говорили обо всем, о чем только могли.

Однако через некоторое время они поняли, что этого недостаточно... что им нужно быть вместе"

"Они придумали план, как сбежать и встретиться под шелковицей на дальней стороне деревни, чтобы они могли оставить свои семьи и, наконец, получить шанс на любовь. Фисба пришла первой под дерево, она пришла рано и некоторое время ждала"

"Однако затем она увидела львицу, идущую к ней с пастью, покрытой кровью. Из страха она побежала прятаться и в спешке сбросила свой плащ на нее. Она спряталась в могилу и наблюдала, как львица разорвала на себе плащ, прежде чем уйти в ночь.

Фисба не могла быть уверена, что лев действительно ушел, поэтому она подождала еще немного"

"Пирам вскоре прибыл, конечно, Фисбы там не было, но ее плащ был. Разорванный и залитый кровью. В ужасе от того, что он позволил этому случиться, и от своей неспособности жить в мире без нее, он упал на свой меч, запятнав кровью белые листья шелковицы"

"Я уверена, вы можете догадаться, что произошло...

Фисба нашла его после того, как вернулась из укрытия. Очевидно, ужаснувшись тому, что он упал на свой меч, потому что думал, что она умерла. Фисба скопировала то же самое действие, чтобы они могли остаться вместе в другой жизни. Говорят, что боги так восхищались их обожанием, что изменили цвет плода шелковицы на окрашенный"

"Это трагично", - задумчиво пробормотала Эстелла, глядя на него снова.

"Как думаешь, это сработало бы?"

"Что сработало бы?"

«Если бы Пирам и Фисба не умерли... как думаешь, бегство от всего этого позволило бы им быть вместе?»

«Я не уверен», — Карлайл понимающе улыбнулся, поцеловав ее в макушку, «Осложнения лежат вне зависимости от того, из какой они семьи».

Она знала, что они больше не говорят об этой истории, когда он произнес эти полные сожаления слова.

Однако, когда Эстелла прислонилась к его плечу и уставилась на медленно рассветающее небо, она задавалась вопросом, волнует ли ее то, какими могут быть эти другие осложнения. Она точно знала, что сделает все, чтобы быть с Карлайлом.

«Я люблю тебя», — тихо пробормотала Эстелла, — «ты знаешь это?»

«Да», — вздохнул Карлайл, — «Я люблю тебя бесконечно, моя Стелла».