9.Колик
Последняя неделя тянулась неестественно медленно, превратившись в череду одинаковых, стерильно чистых дней. После шумного и суматошного начала моей жизни в Казани эта внезапная тишина оглушала. Я не видела мальчиков всю вечность - целых семь дней. До меня доходили обрывки разговоров о каких-то их «разборках», но в подробности я не лезла, чувствуя себя чужой в этом мужском мире силы и амбиций. А непогода, свирепый ураган с колючим морозом, и вовсе отрезала меня от внешнего мира - заточив меня в стенах моего же большого, пустого дома.
Было непривычно и тоскливо. Я привыкла, что здесь почти каждый день кто-то бывал: слышался грохот ботинок по паркету, гул голосов, взрывы смеха, а воздух был густым от запаха кожи, табака и чужих, но таких живых историй. Теперь же эхо моих шагов разносилось по комнатам, подчеркивая звенящую пустоту. Тишина давила на уши, становясь почти физической.
За эти дни я успела сделать все, что только можно было сделать в четырех стенах. Я перечитала две толстенные книги, но сюжеты сливались в один сплошной фон, не задерживаясь в голове. Я вымыла квартиру до такого состояния, что поверхности ослепительно блестели, отражая мое одиночество. Накуховарила всяких диковинных вкусностей - пироги, печенья, салаты, - но аппетита не было, и все это богатство теперь грустно кучковалось в холодильнике и шкафах, как немые свидетели моей вынужденной изоляции. Делать дома действительно было нечего. Тоска, как тихая заводь, затягивала все глубже.
И вот, в один из таких вечеров, когда за окном уже сгущались ранние зимние сумерки, окрашивая небо в цвет свинца, я решила, что дальше так продолжаться не может. Тухнуть в четырех стенах - не дело. Энергия, копившаяся всю неделю, требовала выхода. Решение созрело мгновенно и твердо: я пойду на базу сама и повидаюсь с парнями. Хотя бы для того, чтобы убедиться, что мир за пределами моей квартиры еще существует.
Одевшись тепло-тепло, как капуста, в пуховик, шарф, намотанный до самых глаз, и толстые шерстяные носки, я вышла из квартиры, а затем и из подъезда. Вечерний воздух был холодным и острым, как лезвие. Он обжигал легкие, но был таким свежим после спертой атмосферы дома. Автобусы на остановке были переполнены, превратившись в запотевшие консервные банки, из которых сочился желтый свет. Пожав плечами, я решила идти пешком. И пошла, чуть дрожа от холода и смутной тревоги, заложником которой была все эти дни.
Я разглядывала город так, будто видела его впервые. Казань предстала передо мной иной - не дневной, парадной, а вечерней, затаенной. Фонари отбрасывали на снег длинные, искаженные тени, превращая знакомые улицы в лабиринт из света и мрака. Мне стало немного страшно. Мысли о массовых драках группировок, которые из-за лютых морозов сошли на нет, всплывали в памяти неприятными картинками. Я даже мысленно поблагодарила стужу - она подарила мне неделю покоя, без вызовов в больницу для помощи.
Я шла, ускоряя шаг, погруженная в свои мысли, как вдруг краем глаза заметила движение позади. Чья-то тень отделилась от общего мрака и зашагала в такт со мной. Сердце ёкнуло, замерло, а затем забилось с бешеной частотой. «Просто попутчик, - попыталась успокоить я себя, - нам в одну сторону». Но инстинкты, дремавшие где-то глубоко, кричали об опасности. Я ежилась, чувствуя на себе невидимый взгляд, и незаметно ускорила шаг. Шаги сзади тоже участились. Парень, казалось, понял, что я его заметила.
И тогда во мне что-то сорвалось. Разум отключился, остался только животный, всепоглощающий страх. Я уже не шла, я бежала, впиваясь в леденеющий асфальт подошвами сапог, не чувствуя ни усталости, ни холода. В ушах стоял звон, а в голове крутилась одна лишь мысль, навязчивая и ужасная: «Что ему надо? Что он от меня хочет?» Слезы наворачивались на глаза сами - горькие от страха и колючие от ледяного ветра, что бил в лицо, превращая ресницы в сосульки. Я была готова кричать, но горло сжалось спазмом, не выпуская ни звука.
И вдруг, сквозь свист ветра и стук собственного сердца, я услышала крик:
-Надь, стой, дурочка!
Голос был знакомым. Хрипловатым, с характерной хрипотцой. Я резко, чуть не потеряв равновесие, обернулась, застыв на месте как вкопанная.
-Блять... Колик, ты вообще с ума сошел? - выдохнула я, почти падая от одышки, опираясь руками о колени. Сердце все еще колотилось где-то в горле. И тут до меня дошло. Я впервые за последние десять лет выругалась матом. Последний раз я, десятилетняя, проронила «сука», когда прищемила палец дверью, и тут же получила подзатыльник от отца. Сейчас же это слово вырвалось само, помимо воли, под давлением адреналина и облегчения.
Рома подбежал ко мне, его лицо расплылось в широкой, немного виноватой ухмылке. Он смеялся, смеялся звонко и заразительно, глядя на мое перекошенное ужасом и теперь сменяющимся гневом лицо.
-Ром, ты вообще? Чуть инфаркт не словила! - крикнула я, все еще пытаясь отдышаться и прийти в себя. Слезы, уже от смешного несоответствия страха и реальности, снова выступили на глазах.
-Да я сзади долго шел, думал, не ты. Фигура вроде похожа, а походка не та. А когда ты побежала - все, понял сразу. Другие бы, наверное, уже в жопу послали или даже нахуй, - рассмеялся он снова.
-Ром, ты вообще... - начала я, но он перебил, его взгляд стал мягче, заигрывающим.
- Надь, а ты куда так спешила? Не хочешь погулять со мной?
-Да я к парням на базу собиралась, - ответила я, наконец выпрямившись и смахивая с ресниц слезинки.
-Тогда я украду тебя на немного, - заявил он решительно и, не дав опомниться, легко подхватил меня на руки, как перышко, и развернулся, понеся обратно.
-Ром, отпусти! Я сама могу идти! - взвизгнула я, но без былого испуга, больше от смущения. Было непривычно и странно ощущать себя такой маленькой и легкой в его крепких руках.
-Да ты устала, набегалась. Не бойся, ща на машине поедем, согреешься, - сказал он, и его голос прозвучал так уверенно, что спорить не хотелось.
-Эх, дурак ты, Ром. Ну ладно, - сдалась я, и сама удивилась, как легко мне это далось. Я даже прижалась к его груди чуть сильнее, чувствуя, как мороз отступает под теплом его тела и толстой куртки.
Через минуты три мы были в его машине. Старой, но ухоженной иномарке, изнутри пахло кожей, табаком и его одеколоном - терпким, с нотками дерева. Я пыталась согреться, дуя в свои побелевшие от холода пальцы, сложенные лодочкой.
-Скоро печка разгорится, согреешься, - сказал Колик, запуская двигатель. Его профиль в полумраке салона казался особенно четким и твердым. Я просто кивнула в ответ, погружаясь в странное чувство облегчения и тихой радости.
Мы поехали, и город поплыл за окном, превращаясь в гирлянду огней, размытых морозными узорами на стеклах.
-Мы куда едем? - спросила я, наконец осмелев.
-В одно кафе. У меня там старший, владелец. Покормлю тебя, а после по ночной Казани покатаю, покажу, какая она красивая, когда пустеет.
-Вау, свое кафе! - воскликнула я с неподдельным удивлением. Это звучало так солидно, так по-взрослому.
Он рассмеялся,коротко и бархатно. - Ну, не совсем мое. Но я там свой.
Дальнейшая дорога прошла в разговорах. Мы говорили обо всем и ни о чем. Он расспрашивал меня о Москве, а я - о Казани. Это было похоже на осторожный, но любопытный танец двух людей, которые пытаются узнать друг друга лучше, приоткрывая завесу над своими мирами.
-Московская, значит? - ухмыльнулся он. - Там все такие... «правильные»?
-Не знаю, - честно ответила я, глядя на убегающие за окном огни. - Думаю, есть похожие на меня. Только я таких пока не встречала.
-Да я тоже, - его голос стал серьезнее. - Впервые вижу девушку, которая не курит, не пьет и даже не матюкается. - Он на секунду перевел на меня взгляд, и в его глазах мелькнуло что-то теплое, почти нежное, прежде чем он снова сосредоточился на дороге.
-Ага, не матюкается, - фыркнула я. - Вон, только при тебе сказала матерное слово, спустя десять лет целых. - Смех снова вырвался наружу, и я по привычке прикрыла рот рукой, словно старая привычка из «приличной» жизни могла смыть только что произнесенное слово.
Вскоре мы подъехали к невзрачному снаружи зданию, из окон которого лился теплый, янтарный свет. Рома лихо припарковался, выскочил из машины и, оббежав ее, открыл мне дверь, подавая руку. Жест был старомодный и галантный, отчего у меня снова защемило сердце от нежности. Я улыбнулась, взялась за его твердую ладонь и вышла.
Кафе оказалось уютным и совсем не пафосным. Пахло кофе, грилем и чем-то домашним. Тепло обволакивало, как одеяло. Рома провел меня к столику в углу, снял с меня пальто, и его пальцы на секунду коснулись моих плеч - быстро, почти невесомо. Потом он отнес вещи в гардероб, а я осталась сидеть, с любопытством разглядывая меню в кожаной обложке. Когда он вернулся и сел напротив, его улыбка стала такой открытой, что мне стало немного не по себе.
- Я наверное... только салат буду, - сказала я, чувствуя, как по щекам разливается краска. Мне было ужасно неудобно.
-Почему только салат? - удивленно поднял он брови.
-Денег у меня нет пока, - призналась я, опуская глаза. - Из-за морозов не вызывают на подработку, а стипендия только через неделю.
-Ты чего? - он рассмеялся. - Я же тебя пригласил! Я, значит, и оплачиваю. Все.
-Мне неудобно как-то...
-Надь, заказывай что хочешь. Все, что душа пожелает. Мне приятно, - он подмигнул, и его настойчивость развеяла мои сомнения. Я улыбнулась и кивнула в ответ, чувствуя, как груз неловкости тает.
К нам подошел официант, здоровый детина, но его лицо расплылось в улыбке при виде Ромы. Они пожали руки, как старые друзья. Мы сделали заказ, и Рома, не глядя в меню, добавил:
-И десерт самый дорогой, который есть.
Официант кивнул и удалился.А мы снова погрузились в разговор. Мы смеялись над какими-то пустяками, и я ловила себя на мысли, что не чувствовала себя так легко и беззаботно всю эту долгую неделю.
Как вдруг Рома встал. Его поза изменилась, стала более собранной, почти напряженной. Я обернулась и увидела трех мужчин, которые подходили к нашему столику. Они не были похожи на посетителей кафе - в их взглядах, в осанке чувствовалась сила, власть и какая-то внутренняя тяжесть.
-Ром, ты чего тут с бабой что ли? - произнес тот, что был постарше, с густой, проседью щетиной. Его голос был низким и хриплым.
-Не с бабой, а с девушкой, - поправил его Рома, пожимая ему руку особым, братским рукопожатием. Все трое уставились на меня. Их взгляды были оценивающими, колючими, в них читалось любопытство и легкая насмешка.
-Ага, ну прям девушка, - протянул тот, что стоял впереди, тот самый «старший». - А выглядит-то кааак... - он намеренно протянул последнее слово, и по моей спине пробежали мурашки.
Но тут во мне что-то включилось. Не страх, а скорее вызов. Я встала, отставив стул, и одарила всех троих самой светлой, какой только могла, улыбкой.
-Здравствуйте! - сказала я, и мой голос прозвучал на удивление твердо. Я протянула руку для рукопожатия первому, тому самому «Щетине».
На его лице мелькнуло удивление,затем он медленно, почти нехотя, принял мое рукопожатие. Его ладонь была огромной и шершавой.
-Здравствуй, милочка, - сказал мужчина посередине, помоложе, с умными, хитрыми глазами. Он улыбнулся, и его улыбка показалась мне искренней. - Как звать?
-Надя. А вас?
-Меня можно просто Жёлтый. Я здесь владелец. Сзади - Цыган и Саймон. - он кивнул на двух других. - Добро пожаловать!
-Приятно познакомиться. Спасибо большое за гостеприимство, - сказала я, все еще улыбаясь. Я всегда была рада новым знакомствам, даже таким экстраординарным.
-Ладно, Ром, - Жёлтый хлопнул Колика по плечу. - Мы пошли в комнату. Если что - подходи с Надей.
Они ушли,оставив за собой шлейф тяжелого, но не агрессивного присутствия. Рома сел, и я заметила, что его лоб был чуть нахмурен.
-Ты не переживай, - сказал он тихо. - Они нормальные. По понятиям ходят. Не тронут тебя.
-Я и не переживала, - честно ответила я, и моя улыбка снова вспыхнула. - Они же твои друзья.
Он посмотрел на меня с таким изумлением, что я смутилась. Потом он тихо рассмеялся, качая головой.
-Ты знаешь... Ты такая прекрасная.
-Спасибо, - прошептала я, и по лицу снова разлилось тепло.
Мы доели основное блюдо, и тогда принесли десерт - огромный, изысканный кусок торта, украшенный ягодами и золотом. Рома подвинул его ко мне.
-Покушай.
-Это мне? - удивилась я. - Я думала, ты себе заказал.
-Я не ем сладкое, - сказал он с той самой мягкой улыбкой, которая, казалось, была предназначена только для меня. И он стал смотреть, как я ем. Не пристально, а с таким quiet admiration, что мне стало неловко и в то же время безумно приятно. Он смотрел, как я уплетаю десерт, и в его глазах читалось что-то похожее на восхищение.
Перед уходом мы зашли в ту самую «комнату» - небольшой кабинет с бильярдным столом и кожаными диванами. Жёлтый, Цыган и Саймон сидели там, о чем-то негромко беседуя.
-Мы пошли, давайте! - сказал Рома, прощаясь со всеми рукопожатиями.
-До свидания! - я снова подошла к Жёлтому и протянула руку.
Окружающие замерли,будто ожидая какой-то реакции. Но Жёлтый медленно встал, взял мою руку и пожал ее, глядя мне прямо в глаза.
-Еще увидимся, обязательно. Приходи, не стесняйся. Поговорим, угостим и поможем, если что.
Его слова прозвучали не как формальная вежливость,а как обещание. Я улыбнулась ему в ответ - улыбкой, которая шла не только от губ, но и от самых глаз, - и попрощалась с остальными.
На улице мы выдохнули одновременно, и нас снова охватил смех - смех облегчения, радости и какого-то детского восторга от всей этой странной и прекрасной ночи. Мы сели в машину и поехали по ночной Казани. Он показывал мне старинные улочки, подсвеченные соборы, бесконечные мосты над замерзной Волгой. Мы разговаривали, и я рассказывала ему истории из своего «правильного» московского детства, а он - байки из своей, такой непохожей жизни. За эти час или два (я уже сбилась со счета) мы преодолели расстояние куда большее, чем просто путь по городу.
Наконец, он привез меня домой. Снова выскочил из машины, чтобы открыть мне дверь. Я взялась за его руку и, смеясь, вышла. И тут он притянул меня к себе, обнял. Объятие было крепким, теплым, защищающим. Я на секунду замерла, а потом чуть-чуть, почти несмело, приобняла его в ответ, чувствуя жесткую ткань его куртки под щекой.
-Видимся второй раз, а уже притягиваешь к себе, - сказала я, пряча улыбку в его плече.
-Да я и в первый раз тебя притянул к себе, когда танцевали, - парировал он, и мы оба снова рассмеялись.
Потом я пошла в подъезд,обернувшись, чтобы помахать ему на прощание. Я стояла и смотрела, как огни его машины растворяются в ночи, пока холод снова не начал щипать щеки.
Уже в квартире, переодевшись в мягкий, теплый халат, я приняла длинную, душистую ванну, смывая с себя остатки нервного напряжения и морозную свежесть. Потом я повалилась на кровать, чувствуя, как усталость приятной тяжестью разливается по телу. Мысли путались, в голове проносились обрывки разговоров, его смех, огни города за окном машины, вкус того самого торта и тепло его объятия на прощание.
«Было... здорово», - пронеслось у меня в голове перед самым сном. И на губах застыла сонная, счастливая улыбка. Одиночество недели окончательно отступило, уступив место новому, трепетному и непонятному, но такому живому чувству.