Не кради у ведьм

Несколько дней прошли на удивление спокойно. Я вставала в шесть утра под механический звон будильника, надевала рабочее платье, завтракала и выполняла то, что требовала мадам Кавелье. Мы с Мими сработались, и работа шла как по маслу. Я не замечала, как пролетало время, тем более что постоянно пыталась чему-то научиться.

Вслух признаться, что не умею правильно выполнять свои обязанности, я не решалась даже Мими. Поэтому лишь украдкой подглядывала за девочкой. Подмечала, какие баночки для чего она использует, какие тряпки кладет на тележку, что с чем смешивает и как разбавляет. Так, постепенно, я набиралась опыта и училась искусству горничных.

За эти два дня я больше не встречала членов семейства Фарнезе, за исключением жены Маркиза, Габриэллы. Она вышла из своей комнаты однажды утром, перед тем как я собиралась туда зайти, и чуть не столкнулась со мной. Женщина была высокой — я доставала ей лишь до груди — и невероятно худой. В белой полупрозрачной ночнушке и с такой же бледной кожей она была похожа на привидение.

— Доброе утро, синьора, — нарочито громко произнесла я, не уверенная, что женщина вообще меня заметила.

— Доброе... — чуть задумавшись, ответила она и наконец взглянула на меня осознанно.

У Габриэллы были густые длинные волосы цвета топленого шоколада и усталые глаза, которые в самом обычном выражении лица выглядели жалостливо. Большой нос оттеняли пухлые губы.

Я неловко улыбнулась и отошла в сторону, позволяя синьоре пройти. Женщина заторможенно проследила за мной, а потом неспешно двинулась вперед. Я некоторое время наблюдала за ее худощавой удаляющейся фигурой, а потом пожала плечами и продолжила уборку. Это же особняк Фарнезе, здесь все со странностями.

Вскоре наступила пятница. К концу подходила утренняя уборка. Я стояла в коридоре, когда из соседней комнаты вышли двое горничных. Они выкатили тележку и прошли мимо меня.

— Чао, — я улыбнулась им.

— Мы закончили, — сказала одна из них, толстощекая смуглая девушка. — Вы скоро?

— Скоро, — ответила, посмотрев в сторону технической лестницы.

Мими утром забыла какое-то из своих чистящих средств и теперь упрямо твердила, что без него закончить уборку мы не сможем. Хотя, как по мне, в комнате было идеально чисто. Теперь я вынуждена ждать, пока она его принесет.

— Давайте, а то на обед опоздаете.

Я вяло улыбнулась. Опоздать на очередное празднество желудка не хотелось. Каждый день, проведенный в Фарнезе, я пробовала что-то новое. Будь то еда, одежда или разговоры.

Несмотря на мелкие неурядицы, пока в особняке меня все устраивало. А еще с каждым днем, проведенным здесь, обещанные сто семьдесят лир за месяц становились все ближе. От этой мысли на душе было чуть легче.

Когда Мими вышла из технической двери, скрытой в темной нише, я с облегчением выдохнула.

— Наконец-то! Все уже на обеде.

— Иду, иду, — запричитала Мими, приближаясь. — Мадам Кавелье меня задержала!

Вдруг прямо перед моим носом открылась дверь. Та самая, которую я избегала уже несколько дней и о которой мечтала, чтобы она больше никогда не отворялась.

Мими тут же замедлилась, не осмеливаясь бежать по коридору в присутствии Стефано Фарнезе. А я, кажется, забыла, как дышать.

Мужчина громко захлопнул дверь и вдруг посмотрел на меня. Я также вперилась взглядом в него. Только сейчас заметила его высокий рост. Им мужчина, кажется, пошел в мать. Черные волосы были уложены, виски — выбриты. Густые брови обрамляли острые глаза.

«Цвет виски», — вдруг заметила я.

Прошло несколько секунд, хотя мне показалось, что вечность. При виде Стефано в груди ожили уже забытые чувства: страх, отвращение и гнев. Я одновременно и боялась человека, который по щелчку пальцев мог от меня избавиться, и презирала его. Стефано Фарнезе всего за одну встречу обнажил самые гнусные качества всей аристократии.

«Крестьяне не созданы для того, чтобы их чему-то учили».

Да ты даже не подозреваешь, чему мне пришлось научиться. И вряд ли когда-то это поймешь. Ты родился с золотой ложкой во рту, никогда не знал ни горя, ни бедности. И всегда будешь считать себя вершиной эволюции нашего вида.

Все эти мысли пронеслись у меня в голове за долю секунды, но вслух я сказала лишь:

— Добрый день, синьор.

Фарнезе смерил меня равнодушным взглядом и прошел мимо. Я невольно обернулась, наблюдая за четкой выверенной походкой. Носа коснулся аромат бергамота и лаванды.

«Хоть не уволил», — подумала я с облегчением.

— Это он?! — подбежав ко мне, встревоженно зашептала Мими. — Старший брат?

— Да, — я недовольно кивнула, едва сдерживаясь, чтобы не сморщиться.

— От него словно смертью повеяло, — Мими съежилась и обняла себя руками. — У меня по спине мурашки побежали. Как два брата могут быть так непохожи?

— Не знаю, — ответила я, все еще глядя в сторону Фарнезе. Он уже скрылся на лестнице, но коридор, казалось, сохранил его темный отпечаток.

Вскоре с уборкой было покончено. Почти вся прислуга собралась в обеденном зале, и повара начали накрывать на стол. Мы с Мими зашли в столовую последними, и мадам Кавелье смерила нас недовольным взглядом. Она уже сидела во главе соседнего стола и вальяжно осматривала присутствующих.

— Она нас сожрет, — прошептала Мими и ускорилась в попытке затеряться в толпе.

Мы сели рядом с Патрицией, которая даже не обратила на нас внимания. Рыжеволосая сидела, выпрямившись, словно струнка, и скромно сжимая руки на животе.

«Бедняжка», — подумала я сочувственно. — «Ящерица совсем ее измотала».

К счастью моему и к несчастью кого-то другого, например, Патриции, мадам Кавелье распределила пары горничных, основываясь на том, кто с кем живет. И если мне повезло (или повезло Мими, как посмотреть), то Фиори отхватила куш в виде Инес Маркетти. И, видимо, Ящерица с новой напарницей не церемонилась. На Патриции лица не было.

— Как дела? — не я одна заметила состояние соседки. Мими тоже глядела на нее с жалостью.

— Хорошо, спасибо, — ответила Патриция, слабо улыбнувшись. — Устала лишь.

— Не ври, — вдруг сказала я, и девушки взглянули на меня с удивлением. — Все дело в Инес, да? — поспешила объясниться. — Мы же видим, как она к тебе относится.

— Нет, что ты, — Патриция устало выдохнула. — Она сложный человек, но не нужно так говорить.

— Патриция, ты ангел, — я закатила глаза. — Но некоторые просто заслуживают отдельный котел в аду.

Патриция окончательно стушевалась, а я прекратила попытки помочь. Эта девушка была невероятно простодушна. Как в одном человеке может быть столько невинности и чистосердечности? Она вообще когда-нибудь думала о ком-то плохо?

Мими, кажется, разделяла мое мнение, но выражаться так же не спешила. Тем более, что Ящерица вдруг опустилась рядом с нами. Девушка грациозно перекинула длинные волосы на спину и сверху вниз взглянула на нас.

— Что? — требовательно спросила она, поймав наши недовольные взгляды.

— Ты хорошо спишь? — спросила я холодно.

— Не жалуюсь.

На этом наш разговор был окончен. До конца обеда из четверых соседок больше никто не заговорил

***

После обеда рабочий день продолжился. Горничные разошлись по поручениям, Мими убежала на второй этаж. Я же расставляла по полкам средства для уборки, когда услышала железный голос мадам Кавелье.

— Бруно, — позвала она меня.

— Да? — я без особого желания отложила свое занятие и подошла к домоправительнице.

Женщина восседала за своим рабочим столом в технической комнате. Ее темные с проседью волосы, как всегда, были забраны в высокий пучок, на шее висела золотая цепочка с медальоном. Зеленое платье плотно облегало тонкие руки.

— Отнеси это в малую гостиную, — вроде просьба, а прозвучало как приказ, не терпящий возражений.

— Хорошо, — киваю и забираю со стола книгу в темно-красном переплете.

Название, кажется, на французском, и я даже не пытаюсь его прочитать. Даже с итальянским у меня бывают проблемы, что уж говорить о чужом языке.

На самом деле, девушки моего положения нечасто получают такое образование, которое урвала я. Многие из них никогда не держали в руке пера, а слова длиннее трех слогов читали с трудом. Мне же повезло больше. Всему меня успел обучить отец, считавший, что учеба поможет мне приспособиться к жизни.

Во многом, конечно, чтение и письмо мне помогли. Однако вряд ли под жизненными трудностями отец подразумевал смерть всей семьи и работу в борделе.

Выхожу из технического помещения и иду по узкому темному коридору. Благо, где находится малая гостиная, я теперь знаю.

Мало-помалу начинаю ориентироваться в особняке Фарнезе, и былые страхи уходят. Точнее, сменяются на иные. На самом деле, поместье внутри не настолько большое, как кажется снаружи. Все коридоры заканчиваются, одинаковые двери остаются на своих местах, а шикарные комнаты начинают показывать свои различия.

Малая гостиная — не исключение. Это место, где семья Фарнезе проводит скромные приемы или вечерние возлияния. Я убиралась там всего один раз, но до сих пор оставалась под впечатлением от огромного резного камина, над которым висит портрет Маркиза Фарнезе, золотой люстры, белоснежных кожаных диванов и раскрашенных персидских ковров.

Гостиная, хоть и называлась «малой», по своему величию не уступала овальному залу или бильярдной.

Дойдя до арочного свода комнаты, собираюсь туда войти, как вдруг слышу чужие голоса и невольно останавливаюсь.

«Ну и почему я замерла?» — спрашиваю сама себя и тут же получаю ответ. — «Ты можешь перестать быть шпионкой, но шпионка никогда не перестанет быть тобой».

Несмотря на то, что теперь меня звали Розалиндой Бруно и моей основной профессией стала уборка чужих домов, я не могла избавиться от повадок из прошлой жизни.

Ходя по коридорам, убираясь в комнатах, ложась спать, я всегда была начеку. Прислушивалась, приглядывалась, следила за окружающими меня людьми. Подмечала детали, сохраняла осторожность. И сейчас, услышав голоса, я не поступила так, как любая другая горничная. Я последовала правилам шпионки. Остановилась, чтобы не выдать себя. Затаилась.

Осознав это, собираюсь войти в гостиную, но чужой разговор вынуждает прислушаться.

— Чужую кровь не смыть, как ни старайся, — прохрипел женский резкий голос.

— Не умничай, Антоннета, — ответил почти точно такой же голос. — Что ты в этом смыслишь?

— Побольше тебя.

— Есть нужные книги. Для тебя они слишком сложны, понимаю, но сильная...

— Амбра, — проклюнулся третий голос.

Женщины тут же замолчали. Я неуверенно перемялась с ноги на ногу, собираясь войти в малую гостиную, как вдруг из арочного свода на меня почти выпрыгнула старуха.

Женщина лет шестидесяти с горящими голубыми глазами, расчерченным морщинами лицом и уродливой родинкой на правой щеке, прищурившись, уставилась на меня.

— Кто такая? — проскрежетала она, сжимая дряблыми тощими пальцами дверной косяк.

— Мискузи, — едва могу перевести взгляд с родинки вниз и склонить голову. — Я новая горничная.

— Андрея, — требует другая женщина. — Приведи ее сюда.

Андрея хватает меня за руку невероятно крепкой для старухи хваткой и тащит в малую гостиную. Я не сопротивляюсь, хотя, если честно, страх в этот момент захватил все мое тело. Ладони вспотели, и я едва удержалась на ногах, когда женщина почти втолкнула меня в гостиную.

Напротив горящего камина на кожаном диване уместились еще две старухи. Почти точно такие же, как та, что меня притащила.

— Кто такая? — спросила женщина в красном домашнем платье. Ее седые волосы с темными прядями были забраны в короткую косу, на глубоко посаженых глазах были надеты очки в тонкой оправе. В руке она держала газету.

— Новая горничная, — отвечаю кратко, пока Андрея, женщина в платье телесного цвета, садится в кресло.

— Я не глухая, — недовольно отвечает дама, глядя на меня исподлобья. — Имя у тебя есть?

— Есть. Розалинда Бруно.

— И что, Розалинда Бруно, — продолжает старуха все тем же резким дребезжащим голосом. — Где сейчас горничных учат подслушивать?

— Я не...

— Молчать, — требует она. — Ты, кажется, не понимаешь, с кем разговариваешь.

— Какая наглость, — подхватывает третья старуха, сидящая рядом в платье розово-свинячьего цвета. Выглядит она точно так же, как ее соседка.

— Меня зовут Амбра Фарнезе. Я — мать Маркиза Фарнезе и владелица особняка. А это мои сестры.

Сглатываю вставший в горле ком. В очередной раз проклинаю Фортуну и свою глупость. Ну как можно так облажаться на ровном месте? Все, что мне нужно было сделать, — это отнести книгу и положить ее на полку. Каким образом я умудрилась так подставить себя перед первыми женщинами в особняке?

— Мискузи, — шепчу снова. — Я и не думала...

— Мол-чать, — по слогам повторяет Амбра. От ее спокойного тона веет могильным холодом. — Я поговорю с Кавелье о твоем присутствии здесь. Мы платим по сто семьдесят лир в месяц не для того, чтобы содержать оборванок и сплетниц.

Зубы сжимаются до побелевших желваков. Не знаю, как себя вести, что сказать, куда смотреть. Слышу лишь оглушающее сердцебиение и чувствую бурлящую в жилах кровь.

— Иди, — Амбра небрежно машет на меня рукой, и я послушно убираюсь из комнаты.

Уже оказавшись за дверным проемом, перевожу дух и вдруг замечаю в руках книгу мадам Кавелье. Желание возвращаться обратно абсолютно отсутствует, и я прячу книжку подмышкой. Ничего, занесу в следующий раз. Если он, конечно, будет...