Не кради у ведьм

Четыре часа пролетели незаметно. Погруженная в собственные мысли, я даже не всегда замечала, что в комнату кого-то приводили. Каждой девушке, заходившей внутрь, мадам Кавелье терпеливо объясняла одно и тоже. Ее холодный строгий взгляд не выражал ни капли эмоций, и каждая новенькая непременно ежилась и смущалась под ним.

В остальное время в комнате царило молчание. Мы относились друг к другу настороженно, чувствовали витавшую в воздухе конкуренцию и старались даже не пересекаться взглядами.

Это ощущение опасности, исходившей от каждой девушки в комнате, было не случайным. Мадам Кавелье успела сообщить всем, что в штат отберут лишь двенадцать лучших девушек. А когда в комнату вошла тринадцатая, напряжение в воздухе резко подскочило.

Если сначала я сетовала на то, что комната для персонала слишком пустая и неуютная, то теперь, когда в ней ютилось девятнадцать человек, я пожалела о своих словах. Невероятная духота, смешанная с ароматами как минимум десятка дешевых парфюмов, сжимала горло невидимой клешней.

Поэтому, когда в комнату вошла мадам Кавелье с очередной девушкой рядом, я посмотрела на домоправительницу с такой надеждой, с какой только могла. Своим взглядом я выражала всю боль, скопившуюся в девятнадцати претендентках, запертых в комнате для персонала, за последние несколько часов.

— Девушки, — заговорила женщина. — Вы, наконец, все в сборе. Объявляю начало второго этапа собеседования. Вас будут вызывать по одной в соседнюю комнату.

После этих слов мадам Кавелье вышла наружу, а низенькая девушка, точнее, я бы даже сказала, девочка, с озорной улыбкой оглядела нас.

— В какой комнате может поместиться триста кошек? — звонко спросила она.

Когда все присутствующие недоверчиво промолчали, я сконфуженно отвела взгляд в сторону.

«Вот ей, должно быть, неловко», — подумалось мне. — «Еще не знает, что за последние четыре часа в этой комнате не прозвучало ни слова».

— Точно не в этой, — засмеялась она, совершенно не чувствуя стыда.

В комнату вдруг вошел высокий мужчина в черном костюме. Он прислонил к глазу линзу в золотой оправе и прочитал.

— Синьора Альчато.

Девушка со светлыми тонкими волосами, сидевшая рядом со мной, словно статуя, после этих слов вздрогнула и подскочила с дивана. Она спешно подбежала к слуге и вместе с ним скрылась за дверью.

Девчонка, до этого стоявшая в центре комнаты, тут же скользнула к освободившемуся месту и приземлилась рядом.

— У-у, — протянула она, — Они по алфавиту вызывают. Значит, я последняя. А у тебя какая фамилия? — обратилась она ко мне.

— Бруно.

— Везет. А я Занетти. Мими Занетти.

— Розалинда Бруно, — представляюсь в ответ и пожимаю протянутую бледную ладошку.

Мими Занетти — низенькая худощавая девчонка с непослушными пушистыми волосами, забранными в неаккуратный хвост. У нее вздернутый, словно поросячий, носик, большие карие глаза и пухлые губы. Словом, кукольная внешность.

— Сколько тебе лет? — спрашиваю, не удержавшись.

— Шестнадцать, — отвечает она недовольно. — А что, так заметно?

— Ну... — протягиваю, сдерживая улыбку. — Немного.

— Если меня не возьмут из-за возраста, то я... — начала она, надув губы, но недоговорила.

«И вправду, в противовес ведь ей поставить нечего», — думаю невольно.

Если Мими не возьмут, все, что ей останется — это потратить последние карманные на билет домой, где ее будут ждать недовольные родители. Несколько дней девушку, наверное, пожурят, а потом забудут. И Мими Занетти вновь будет искать работу, навсегда позабыв о том злосчастном дне в особняке Фарнезе.

А если не возьмут меня? Что делать? Денег у меня больше нет, билет обратно не купить. Да и некуда возвращаться. Таранто для меня больше не существует. Неужели придется спать на улице? Святые... Это звучит даже хуже, чем камера в Пальярелли.

— Тут что, кто-то умер? — не унималась Мими. — Что у вас такие лица траурные?

— Некоторым просто есть, что терять, — огрызнулась стоящая у окна девушка с черными длинными волосами.

Мими с сомнением взглянула на нее, а потом перевела недоуменный взгляд на меня. Я лишь с полуулыбкой отвела глаза. Ясно, от кого в этой комнате больше всего проблем.

— Думаешь, мне нечего терять? — спросила девочка.

— Думаю, что у тебя язык без костей, — ответила она. — Ты можешь помолчать хоть пять минут?

— Теперь точно не могу.

— Святые...

— Пусть разговаривает, — вдруг встряла я, сама того не ожидая. — Последние четыре часа мы сидели здесь, как в гробу. Что плохого в одном разговоре?

— В разговорах должен быть смысл, защитница, — цокнула языком девушка. — А это — обычный детский треп.

— Чего это он детский?! — вспыхнула Мими. Кажется, это ее больная тема.

— Как тебя вообще родители отпустили, а? Надоело в дочки-матери играть?

— А тебе что, надоело телом торговать? — рявкнула я, строго взглянув на эту скользкую ящерицу. Мими ошарашенно глядела то на меня, то на нее.

— Да ты кто вообще такая?.. — прошипела брюнетка оскорбленно.

— Не волнуйся, не узнаешь, — скрестив руки на груди, отворачиваюсь. — Это твой первый и последний день в Фарнезе.

В комнате вновь повисло напряженное молчание. Ящерица, обиженно охнув, замолчала, всем своим видом показывая недовольство. А Мими, откинувшись на спинку дивана, поближе ко мне, улыбнулась и прошептала:

— Спасибочки.

Я ничего не ответила. Лишь задумалась, почему заступилась за эту девчонку. Прекрасно понимая, в каком положении нахожусь и что могу потерять, все равно встряла в чужой спор. В Фарнезе мое положение, наверное, можно назвать самым шатким. Я притворяюсь другим человеком, являюсь воровкой, нахожусь в розыске и даже сбежала из Цитадели, о которой здесь, без сомнений, слышали. Одно неловкое движение — и все мои вещи со мной в придачу окажутся за дверью.

Так почему я поставила на кон все только ради того, чтобы защитить шестнадцатилетку и поставить на место неприятную, скользкую мадам? Наверное, потому что за меня никогда никто так не заступался. А я иногда отчаянно в этом нуждалась.

Жизнь научила меня молчанию. Вынудила зашить рот и отмалчиваться, даже когда хочется кричать. Я всегда придерживалась этого принципа, хотя язык у меня чесался часто. Теперь внутри словно что-то надломилось. Но от того, что я высказалась, стало немного легче.

Спустя почти час и четверо покинувших комнату девушек, трое из которых позже пробежали мимо по коридору в слезах, слуга с бумажкой в руках назвал мое имя.

— Розалинда Бруно.

Я не сразу осознала, что зовут меня. Зато Мими тут же встрепенулась.

— Роззи! — она толкнула меня в плечо. — Иди давай, ну!

— Роззи? — переспросила я с сомнением.

«Быстро же она мне прозвище придумала».

Ноги сами подняли меня с дивана. Сердце тут же пустилось в галоп, и я почувствовала непривычный страх. Ненавижу это ощущение. Внутри все сводит в судороге, ладони покрываются потом, а на сознание словно ложится дымка. Все вокруг покрывается туманом.

Я подошла к выходу и обернулась. Мими ободряюще кивнула мне с широкой беззаботной улыбкой на лице, а та ящерица, что стояла у окна, лишь бросила в след.

— Что б ты провалила.

Слуга провел меня в соседнюю комнату, которая оказалась кабинетом домоправительницы. Все здесь сверкало от чистоты, в открытое окно с интересом заглядывало солнце, отражаясь от лакированного дубового стола. За рабочим местом сидела мадам Кавелье, что-то скрупулёзно записывая в книгу. Напротив ее стола расположился стеллаж с документами, папками и книгами. А рядом — низкий прозрачный столик с полной бутылкой какой-то золотистой жидкости. Видимо, с бурбоном или чем-то подобным.

— Не стой в проходе, — пробурчала женщина недовольно. — Закрой дверь, сквозняк гуляет.

Я послушно захлопнула за собой дубовую дверь в цвет стола и прошла внутрь. Напротив женщины стояла табуретка, на которую я села.

— Ну, рассказывай о себе, — потребовала она, стоило мне опуститься на стул.

— Э-э, — собираюсь с мыслями и вспоминаю заученный до тошноты текст. — Меня зовут Розалинда Бруно. Мне двадцать три года. Я из Монтемезолы. Уехала оттуда семь лет назад вместе с мужем. Последние три года работала в ресторане «Вита». Есть сын, в деревне остались родители. Хочу помочь им закрыть долги, поэтому...

Усталый вздох домоправительницы заставил меня замолкнуть. Я в недоумении уставилась на нее, а женщина наконец подняла на меня свои требовательные зеленые глаза.

— Твоя любимая детская игрушка? — спросила она.

Я неловко промолчала. Казалось, ее тон был совершенно серьезен, но при этом в нем слышалась какая-то едва ощутимая насмешка.

— Меня не интересует твоя биография за последние двадцать три года жизни. Или сколько там тебе.

— А что вас интересует?

— Когда ты писала письмо для первой части собеседования, ты показалась мне умнее.

«Отлично», — думаю, едва не закатив глаза. — «Розалинда Бруно не только красивее меня, но еще и намного смышленее».

— Я рассылала каждой претендентке список вопросов. Только скажи мне, что ты не ответила на них, — тон мадам Кавелье отдавал такой сталью, что мог вполне разрезать меня пополам. Тут я отчетливо поняла: отвечу, что не готова, и мое собеседование закончится мгновенно.

— Ответила, — придаю своему голосу столько уверенности, сколько вообще возможно.

— Ну? — домоправительница в нетерпении застучала ногтями по столу. — Отвечай.

— Дело в том, мадам, что...

«Думай-думай-думай!»

— ...что я забыла свои ответы в городе. Собиралась в спешке, и список вопросов остался в ресторане.

— Санта... — мадам устало выдохнула. — Был бы на твоем месте кто другой — уже вылетел бы отсюда. Но скажи спасибо госпоже Риччи и ее «Вдове Гаррель». Они подарили тебе второй шанс.

— Спасибо, — вырывается невольно.

— Надеюсь, хоть свои ответы ты помнишь, — женщина достала из книги лист и вчиталась в список вопросов. — Место рождения?

— М-монтемезола, — отвечаю с сомнением.

— Конкретнее.

— Там только одна больница.

— Больница? — мадам Кавелье смотрит с недоверием. — У меня информация, что ты родилась дома.

— Да. Но потом меня отнесли в больницу.

«Святые... Что я несу? Фортуна, умоляю, помоги мне!»

— Так и говори, — женщина подавляет гнев, сжимая в руке карандаш до побелевших костяшек. — Знак зодиака.

— К-козерог.

«Зачем ей эта информация?»

— Подобный опыт работы имеется?

— Нет.

— Ты указывала, что до этого год работала у соседки в Монтемезоле.

— Я... Просто помогала ей. За деньги. Не знала, что это считается.

— Ясно, — покачав головой, мадам вновь опустила взгляд на лист бумаги. — Расскажи о своем сыне. Он родной? Кто отец? Когда родила и как выносила?

Сглатываю вставший в горле ком. Откуда я знаю про сына Розалинды?! Я о ней-то едва что помню, кроме того, что она пустоголовая и легкомысленная.

— Сына зовут Анджело, — придумываю на ходу, молясь при этом всем существующим богам и пантеонам. — Ему три года. Конечно, родной. Муж — Александр, старше меня на десять лет. Он торговец и...

— При каких обстоятельствах был зачат ребенок? — вопрос домоправительницы меня ошарашил.

— Что, простите?

— Я неясно выразилась? — женщина определенно теряла терпение.

— Мы хотели ребенка... И после свадьбы...

— Понятно.

Женщина отложила листок бумаги в сторону. Кажется, экзекуция закончилась. Но уверенности мне это не придало. По-моему, я завалила все, что только можно. Кто же знал, что домоправительница такая дотошная?! Под ее пристальным взглядом я словно забыла все, что учила. Она будто видела меня насквозь, знала все мои тайны и понимала, что я вру.

Мадам Кавелье встала из-за стола, обошла мою табуретку и что-то взяла со шкафа. Стоило женщине вернуться обратно, как я заметила в ее руках серебряный поднос с двумя металлическими куполами, под которыми обычно подают блюда в ресторане.

Домоправительница поставила поднос на стол и встала рядом.

— Выбери один из клошеров и подними его.

Я задумалась. Это такой тест специально для горничных? И я должна знать на него ответ?

Помедлив несколько мгновений, тянусь к левому куполу и поднимаю его. Под ним оказывается чаша с водой и каким-то порошком, похожим на специи, рядом.

— Высыпь это в воду, — требует женщина.

— Что это? — спрашиваю с сомнением.

— А ты не знаешь? — удивленно отвечает домоправительница. — Я уже сомневаюсь в твоей компетенции.

Прикусываю язык. Ну кто меня просил?! Конечно, будь я настоящей горничной, наверняка бы знала ответ.

«Ладно, сделаю все уверенно. Может быть, Фортуна меня пожалеет», — думаю в отчаянии.

Беру в руки чашечку с черно-серым порошком и высыпаю ее в сосуд с водой. В воздух поднялась пыль, и я едва сдержалась от того, чтобы не чихнуть. Специи вдруг растворились в воде, не оставив после себя и следа.

Вода казалась совершенно чистой. Я вдруг почувствовала слабый огонек надежды. У горничных же все должно быть чисто, правильно? Это же так работает?

— Поздравляю, — сказала мадам без энтузиазма. — Ты принята. Можешь идти, слуга проводит тебя в комнаты.

Я на мгновение замерла, не осознавая слова домоправительницы. Мне не послышалось? Меня правда приняли?!

— Что застыла? — женщина строго взглянула на меня сверху вниз. — Не разочаровывай меня раньше времени.

— Спасибо, — выдохнув, отвечаю и вскакиваю со стула. — Вы не пожалеете!

— Очень на это надеюсь.

Оставив документы в кабинете домоправительницы, я почти бегом выскочила оттуда. Внутри все воспылало от радости, а я чуть не вскинула руки к небу в знак благодарности Фортуне. Лишь стоявший в коридоре слуга остановил меня от этого поступка. Мужчина и так глядел на меня с недоверием.

Я не верила тому, что действительно прошла собеседование. Я почти завалилась на вопросах мадам Кавелье, несла откровенную чушь и придумывала на ходу, а испытание прошла совсем наугад. Может, я прирожденная горничная, раз у меня все вышло?