Друзья. Взрослая магия

В мире, где магия стала обыденностью, Августа Лонгботтом, известная всем как Бабусюня, оставалась самым необыкновенным явлением даже для волшебников. Её личность представляла собой причудливый сплав добродушного безумия и тонкой мудрости, обёрнутый в яркие одежды и украшенный сверкающими аксессуарами.

Бабусюня никогда не выглядела «просто старушкой». Её наряды были таким же оружием, как и её острый язык. Каждый наряд - настоящее театральное представление:

Шляпы с живыми цветами, которые реагировали на её настроение - розы распускались, когда она была довольна, а тюльпаны поникали, если что-то шло не по её плану.

Серьги, способные превращаться то в миниатюрных дракончиков, то в блестящие ягодки, неизменно привлекавшие внимание окружающих.

Невероятные туфли на каблуках, которые она носила с вызовом, утверждая, что "боль в ногах - это плата за стиль".

Но за этой экстравагантной внешностью скрывался острый ум и чуткое сердце. Бабусюня мастерски использовала два своих главных оружия - притворную глухоту и искромётное чувство юмора. Когда ситуация требовала вмешательства, она вдруг "плохо слышала", заставляя собеседников повторять свои слова и тем самым обдумывать сказанное. Её шутки, казавшиеся на первый взгляд простыми колкостями, всегда несли в себе глубокий смысл.

Особый талант Августы проявлялся в умении разрешать семейные конфликты. Вместо нравоучений она создавала особые ситуации:

Подбрасывала "цветы примирения", расцветавшие только при искреннем смехе

"Забывала" кошелёк в магазине, оставляя поссорившихся супругов наедине

Устраивала неожиданные конкурсы садоводов, заставляя родных работать сообща

Методы её воспитания были столь же необычны, сколь эффективны. Невиллу в детстве она подсовывала волшебные растения, цветущие после слов ободрения. Падме при первой встрече предложила пирог, меняющий вкус в зависимости от настроения - и когда тот оказался клубничным, сразу признала девушку "идеальной парой для внука".

Главной философией Бабусюни было убеждение, что хаос и юмор - лучшие лекарства от любых проблем. Она никогда не говорила прямо о своих переживаниях, предпочитая действовать через шутки и неожиданные поступки. Её любимая поговорка: "Старость - это лицензия на безумства, которую нужно использовать по полной!" - стала жизненным девизом для всей семьи Лонгботтом.

В этом удивительном сочетании эксцентричности и мудрости, показного равнодушия и искренней заботы заключалась вся суть характера Августы Лонгботтом - женщины, которая умела превращать обыденность в праздник, а семейные ссоры - в повод для нового совместного приключения.

Дверь в дом Невилла и Падмы распахнулась с такой силой, что с потолка посыпалась штукатурка. На пороге стояла Августа Лонгботтом в шляпе размером с телегу, украшенной живыми орхидеями, которые периодически чихали розовой пыльцой.

— Ну что, встречаем старуху или будем делать вид, что меня тут нет? — громко провозгласила она, переступая порог и оставляя за собой след из волшебных покупок: сумки с «Особыми удобрениями для особенно упрямых растений», коробку с новыми садовыми перчатками («А что, мне ещё руки беречь!») и загадочный свёрток, который подозрительно шевелился. 

Падма, услышав грохот, вышла из кухни, вытирая руки о фартук.

— Бабусюня наша! Почему не сообщили о визите, мы не ждали вас...

— Ой, дорогая, если бы я предупредила, никто бы не открыл дверь! — Бабусюня расхохоталась, сбрасывая на вешалку шарф, который тут же ожил и начал ворчать.

В этот момент сверху раздался оглушительный грохот — Невилл, который до этого тщательно скрывал, что спит в гостевой комнате, видимо, в спешке пытался привести себя в порядок. Судя по звукам, там падала мебель, звенела посуда, а возможно, даже дрался с собственной тенью.

Невилл появился в дверях, красный как маковый цветок, с торчащими в разные стороны волосами и перекошенным воротником рубашки. В руке он сжимал странно пульсирующий носок.

— А, вот и мой внучек! — Бабусюня подняла бровь. — Что это ты там делаешь? Или у вас теперь мода — спать по разным углам, как кошки после драки?

Невилл, покраснев, спустился вниз, поправляя мятую рубашку.

— Я просто... убирался.

— В гостевой? Очень странное место для уборки. Ты либо грязнуля, либо плохой лгун. Ладно, неважно! — махнула рукой Бабусюня, усаживаясь в кресло, которое тут же застонало под её напором. — Где мои внуки? Я привезла им конфет — они взрываются во рту, очень весело!

— Они у моих родителей, — ответила Падма, стараясь сохранять спокойствие.

— Ах, вот как! — Бабусюня прищурилась. — Ну, тогда чаю мне налейте, а то я с дороги. И печенья. Только не того вашего, здорового, без сахара — а нормального, чтобы зубы скрипели!

Пока Падма накрывала на стол, Августа устроилась поудобнее и начала рассказывать последние новости.

— Вы не поверите, что вытворяет моя соседка, Агата Ботс! — начала она, закатывая глаза так, что её шляпа съехала набок. — Вообразила себя королевой садоводства! Вчера притащила мне тыкву и говорит: «Августа, посмотри, какой у меня гигант вырос!»

Она сделала паузу, наслаждаясь вниманием, а затем, понизив голос до конспиративного шёпота, добавила:

— А я ей: «Дорогая, это не тыква, это твой муж после зелья для роста...» — Бабусюня многозначительно подняла бровь, — ну, вы понимаете чего!

Падма фыркнула, стараясь скрыть смех, а Невилл просто закрыл лицо руками.

— Но это ещё не всё! — Бабусюня хлопнула ладонью по столу. — Она теперь участвует в конкурсе «Самый волшебный огород»! И знаете, что задумала? Посадила розы, которые поют! Понимаете? Розы! Которые! Поют! Это же противоестественно! Розы должны пахнуть, колоться и умирать, если за ними плохо ухаживают — как и положено приличным растениям!

Невилл попытался вставить слово:

— Бабусюня, может, не стоит так волноваться...

— Не волноваться?! — она вскочила, чуть не опрокинув чашку. — Она уже всех гипнотизирует своими дурацкими цветами! Вчера судья пришёл — и она его чуть не заколдовала! Он теперь ходит и напевает: «Ах, эти розы, ах, эти голоса...» Это же позор! Настоящая магия огородничества — это когда ты выращиваешь что-то полезное. Например, кабачки, которые могут заменить дубинку в экстренной ситуации!

Падма не выдержала и рассмеялась.

— Так что вы предлагаете?

Бабусюня торжествующе улыбнулась.

— Я предлагаю нам победить! Создать такой огород, чтобы Агата Ботс тут же сбежала в отставку! Но мне нужна помощь — вы оба едете со мной и работаете!

— Но... у нас дела... — начал Невилл.

— Какие дела?! У вас дела — это помириться и перестать спать в разных комнатах! А пока вы будете копать грядки, может, и мозги проветрите!

Наступила тишина.

Падма взглянула на Невилла, Невилл на Падму. У них не было выбора - им предстоит долгая работа. 

Солнце палило нещадно, а три волшебника уже третий час копались в огороде дома Лонгботтомов. Бабусюня командовала процессом, стоя посреди грядки на каблуках в своей фирменной шляпе с колокольчиками, которые звенели каждый раз, когда она поворачивала голову.

— Левее, Падмулька! Нет, не туда! Ты что, никогда не видела, как растет волшебный ревень? Он должен быть посажен так, чтобы при лунном свете отбрасывать тень в форме улыбки!

Падма, вся в земле, сжала лопату так, что её пальцы побелели.

— Бабусюня, может, хватит? Мы уже перекопали весь участок!

— Хватит? ХВАТИТ? — Августа закатила глаза так, что казалось, они вот-вот вывалятся. — Агата Ботс не скажет «хватит», когда её розы начнут петь гимн в честь её победы! Копаем дальше!

Невилл, потный и красный, как свекла, копал рядом, стараясь не смотреть на Падму. Они весь день перебрасывались колкостями, но так, чтобы Бабусюня не услышала.

— Если бы ты вчера не оставила лейку на солнце, она бы не расплавилась, — прошипела Падма, выдергивая сорняк.

— А если бы ты не прятала мои перчатки, я бы не обжег руки! — огрызнулся Невилл.

— Ой, ой, что это я слышу? — Бабусюня внезапно наклонилась, приложив руку к уху. — Кажется, у нас тут кроты завелись! Или это просто супруги, которые забыли, что они на одной стороне?

— Бабусюня, ты же плохо слышишь! — возмутилась Падма, сжав кулаки.

— Что? Ой, извини, дорогая, я не расслышала... — женщина ухмыльнулась, поправляя шляпу, с которой свешивалась живая орхидея, дразняще показывавшая ей язык. 

Бабусюня хмыкнула и продолжила копать, приговаривая:

— Агата думает, что её розы всех очаруют... Ха! В прошлом году её петуния сдохла от собственной важности. Помню, как она тогда носилась по деревне, крича, что это «диверсия»! Диверсия, Карл! 

Она повернулась к пустому месту, как будто разговаривала с кем-то.

— Кто такой Карл? — спросил Невилл.

— Неважно! Главное — мы должны выиграть! Я уже вижу её лицо, когда наш огород признают лучшим... Ох, она покраснеет, как её дурацкие помидоры!

Она злорадно потерла руки, а потом вдруг замерла, уставившись на что-то вдалеке.

— О нет...

— Что? — Падма насторожилась.

— Она идёт.

Из-за забора, словно грозовая туча в миниатюре, показалась Агата Ботс – низкая, круглая, как переспелая тыква, волшебница, чьё присутствие ощущалось ещё до того, как она полностью вышла из-за кустов. Её шляпка, украшенная настоящими поющими розами, была настолько огромной, что, казалось, вот-вот перевесит её саму. Розы пели тихую, надменную мелодию, будто насмехаясь над всеми, кто осмелится приблизиться.

Агата двигалась медленно и величественно, как королева, инспектирующая владения. Каждый её шаг был обдуман, каждое движение – наполнено преувеличенной важностью. Её пальцы, унизанные кольцами с волшебными камнями, то и дело поправляли складки дорогого цветастого платья, которое, несмотря на садовые работы, оставалось безупречно чистым – видимо, благодаря чарам или просто патологической брезгливости.

— Августа... Какая... неожиданная встреча, — её голос звучал сладко-едко, как сироп с добавлением яда. Глаза, маленькие и блестящие, как бусинки, смотрели свысока, несмотря на то, что сама она едва доставала Августе до плеча.

Бабусюня улыбнулась во весь рот.

— Агаточка! Как раз вовремя! Мы как раз сажали наш скромненький огородик. Ничего особенного — просто несколько волшебных растений, которые, возможно, однажды затмят твои... хм... музыкальные сорняки.

Агата задергала глазом.

— Мы посмотрим, кто здесь выращивает сорняки.

— Конечно, конечно! Только не расстраивайся, если твои розы вдруг перестанут петь и сдохнут от зависти!

— Мои розы — верх совершенства! В отличие от твоих... огурцов. — Агата презрительно посмотрела на грядку, где огурцы-невидимки робко шевелились. — Хотя... где они? Я их не вижу.

— Вот именно! — Бабусюня торжествующе подняла средний палец. — Они невидимые, как твои шансы на победу!

Агата фыркнула и удалилась, а Бабусюня повернулась к Невиллу и Падме с сияющими глазами.

— Вот видите? Она уже нервничает! Ещё немного — и мы её добьём!

Невилл вздохнул.

— Бабусюня, может, хватит войн? Мы просто хотим нормальный огород.

— Нормальный? НОРМАЛЬНЫЙ?! — Бабусюня схватилась за сердце, как будто он только что предложил сжечь все растения. — Огород — это поле битвы, внучек! И мы должны победить!

Падма вдруг рассмеялась.

— Знаете что? Давайте сделаем это. Но по-своему.

Бабусюня прищурилась.

— Каким это «своим» способом?

— Мы посадим не просто волшебные растения... Мы посадим те, которые нравятся нам. А не только те, которые разозлят Агату.

Бабусюня задумалась, потом медленно ухмыльнулась.

— Хорошо. Но один куст ядовитой мяты я всё-таки посажу. На всякий случай.

Невилл и Падма переглянулись.

— Договорились.

И, как ни странно, после этого копать стало веселее.

Потому что даже в садоводстве Бабусюня знала главное: иногда победа — это не просто заткнуть соседку. Иногда это — сделать так, чтобы семья снова работала вместе.

Летнее солнце играло бликами на очках Гермионы, когда она подходила к уютному дому Лонгботтомов. В руках она нервно теребила корзинку с лимонными кексами – идеальным предлогом для визита, чтобы отвлечься от навязчивых мыслей о вчерашнем... ну, о том, что произошло с Драко и как стыдно ей было за испорченный поцелуй. 

Когда калитка скрипнула, перед ней открылась забавная картина: Падма в заляпанном фартуке яростно выпалывала сорняки, Невилл красный как рак перекапывал грядку, а между ними мелькала яркая фигура в шляпе с колокольчиками.

— Падма? — осторожно позвала Гермиона, прищурившись от солнца.

Трое садоводов вздрогнули и разом повернулись. Прежде чем Падма успела открыть рот, пестрая фигура стремительно приблизилась, размахивая садовой лопаткой.

— Гермионка! — прогремел знакомый голос. — Ну наконец-то живьем! Я уж думала, ты совсем нас, старух, забыла!

Гермиона ахнула:

— Бабусюня?! Что вы... то есть вы... здесь?

Августа Лонгботтом уже обнимала ее, оставляя на мантии земляные отпечатки.

— Конечно здесь, золотко! Где же еще может быть сердце семьи? Хотя... — она бросила многозначительный взгляд на Невилла и Падму, — некоторые предпочитают спать в разных углах.

— Просто... — начала Падма.

— Ничего не объясняй, Падмулька! — Бабусюня ловко перехватила корзинку из рук Гермионы. — О, кексы! Ты всегда знала, чем старую ведьму подкупить. А теперь, раз уж пришла, будешь нам помогать.

— Но я только...

— Никаких "но"! — Бабусюня уже сунула ей в руки волшебные перчатки. — Видишь эти саженцы? Это огурцы-невидимки. Если посадить их правильно, они будут исчезать, как только Агата Ботс попытается их рассмотреть. Гениально, да? Мы уже испытали, очень даже удачно!

— Что? Что за Агата Ботс? — спросила Гермиона, принимая от Бабусюни перчатки, которые тут же зашевелились у нее в руках, будто живые.

Бабусюня закатила глаза так выразительно, что её шляпные колокольчики залились серебристым звоном.

— О, дорогая, если бы ты знала! — воскликнула она, хватая Гермиону за руку и увлекая к ближайшей грядке. — Это же мой заклятый враг номер один! Самая несносная, высокомерная и...

— Она единственная, кто три года подряд выигрывает у бабусюни конкурс "Волшебный огород", — невозмутимо пояснил Невилл, перекапывая очередной участок.

— Невилл Лонгботтом! — Бабусюня в ярости топнула ногой, и из-под её туфли выскочил перепуганный садовый гном. — Это не просто конкурс! Это война! Война за честь семьи! Её последние розы не просто пели, золотко, они исполняли похабные частушки про мой возраст!

Падма фыркнула, прикрывая рот перчаткой:
— Они действительно были... выразительны.

— Выразительны?! — Бабусюня схватилась за сердце. — Они предлагали мне уйти на покой и вязать носки! Носки, Гермионка! — Её шляпа дымилась от возмущения. — А в прошлом году её тыква... о, не заставляй меня вспоминать про ту тыкву...

Гермиона с трудом сдерживала смех:
— И что же было с тыквой?

— Она... — Августа понизила голос до драматического шёпота, — изображала меня в карикатурном виде! С моей же шляпой! И все судьи смеялись! — Она выпрямилась, гордо подняв подбородок. — Но в этом году мы её победим. Огурцы-невидимки — это только начало. У меня есть ещё... кое-что. — Она многозначительно потрогала карман своего передника, из которого донёсся подозрительный шелест.

— Боюсь спросить, — пробормотала Падма.

— Правильно боишься! — Бабусюня весело подмигнула. — А теперь, Гермионка, дорогая, бери лопату. Мы должны успеть до заката. Агата обычно делает вечерний обход, чтобы подсмотреть наши секреты. — Она бросила взгляд через забор. — Да чтоб она проглотила свои розы на закате... тьфу!

Гермиона невольно рассмеялась:

— Вы все та же, Бабусюня. Ладно, покажите, где копать.

Три часа спустя, когда солнце начало клониться к закату, Гермиона, вся в земле и с растрепанными волосами, вдруг осознала абсурдность ситуации: она часами копалась в грядках, слушая, как Бабусюня рассказывает похабные анекдоты про садовых гномов.

— Ты сегодня какая-то... другая, — неожиданно заметила Падма, вытирая пот со лба. — Обычно ты ворчишь, когда пачкаешь руки.

Гермиона покраснела:
— Просто... хорошо провожу время.

— М-м-м... — прищурилась Падма. — Или кто-то помогает тебе... расслабиться?

— Не понимаю, о чем ты.

— О, да брось! — Падма снизила голос. — Ты пять раз за час поправляла волосы, когда говорила о работе. И улыбалась в пустоту. Это же классические признаки...

— Признаки чего? — Гермиона сделала невинное лицо.

Падма ухмыльнулась, перекидывая ком земли с лопаты на грядку.
— Признаки того, что ты, наконец, признала свои чувства к Драко Малфою. Не пытайся отрицать. — Она бросила многозначительный взгляд на Невилла, который внезапно замер с граблями в руках. — Этот "скромник" видел, как вы целовались. А он, между прочим, тот ещё болтун.

Невилл резко покраснел, как перезревший помидор. Его рот открывался и закрывался, словно у золотой рыбки в аквариуме.

— Я... эм... — он беспомощно посмотрел на Гермиону, — это было... случайно...

Гермиона почувствовала, как жар разливается по щекам. Она резко отвернулась, делая вид, что очень заинтересована ближайшим кустом пикантных перчиков, которые вдруг зашевелились, будто хихикая.

— Ой, да ладно тебе, — фыркнула Падма, вытирая пот со лба. — Он проболтался мне в тот же день, когда вы ходили в "Кабанью голову". 

Невилл издал звук, похожий на лопнувший воздушный шарик.
— Но я был под действием успокоительного зелья! После того как увидел... ну... это...

Гермиона, чьи щеки теперь напоминали спелые персики, резко скрестила руки на груди, хотя её дрожащие пальцы выдавали сильнейшее волнение. Один из её непослушных локонов, словно живой, нервно дергался у виска.

— Это? — её голос звучал резче, чем обычно. — И что же именно ты увидел, Невилл? — Она сделала шаг вперед, и её тень накрыла несчастного садовода, словно туча перед грозой.

Невилл закашлялся так сильно, будто подавился собственным языком. Его глаза метались между женщинами, словно искали спасительный выход, но находили только грядку с огурцами-невидимками, которые нагло подмигивали ему из почвы.

— Ну... — он начал, облизывая пересохшие губы, — вы выходили из бара и... эм... очень... страстно... — его руки совершили в воздухе странный жест, который мог бы означать что угодно — от "целовались" до "боролись с невидимым осьминогом".

Тишина, наступившая после этих слов, была настолько громкой, что даже вечно стрекочущие садовые феи замолчали. Где-то вдалеке упало яблоко, и его удар о землю прозвучал, как выстрел.

— Страстно целовались! — воскликнула Патил. — Гермиона Грейнджер и Драко Малфой? — Она перечислила на пальцах: — После всего, что он говорил тебе в Хогвартсе? После "грязнокровки"? После того, как называл твои зубы "кроличьими"? После всех этих лет вражды? — Её голос достиг такой высокой ноты, что несколько стеклянных колб в теплице треснули.

Гермиона застыла, как будто её ударили заклинанием Петрификус Тоталус.

— Он... что? — её голос стал опасным шёпотом. — Когда он называл мои зубы "кроличьими"?

Невилл, который до этого момента старался слиться с ландшафтом, медленно поднял руку, как первокурсник на уроке Снейпа.

— Э-э... на третьем курсе? В коридоре возле кабинета зельеварения? — он неуверенно улыбнулся. — Но это было давно! Он потом извинялся!

— Извинялся?! — Падма скрестила руки на груди, и её волосы слегка зашевелились, будто заряжаясь статическим электричеством. — Он сказал: "Ну ладно, может, не совсем кроличьи... больше хомячьи". Это считалось извинением?!

Гермиона фыркнула, прикрыв рот рукой:

— О боже, он действительно сказал "хомячьи"?

— Да! — Падма всплеснула руками. — А потом добавил, что "зато симпатичные"! Как будто это что-то меняло!

Гермиона нахмурилась, но уголки её губ предательски дрогнули.

— Ладно, ладно... — она вздохнула, потирая виски. — Да, между нами есть... кое-что. Но это всё ещё секрет, и никто не должен знать!

— Секрет? — Падма подняла бровь. — Ты серьёзно думаешь, что после рассказа Невилла это останется секретом?

— Я никому не рассказывал! — возмутился Невилл.

— Да ты с легкостью проболтаешься даже садовому гному! — воскликнула Падма. 

Невилл покраснел, как маковый цветок.

— Гному?! — он отбросил лопату, будто готовился наброситься на собственную жену. 

Гермиона застонала, закрыв лицо руками.

В этот момент из-за кустов смородины раздался подозрительный шорох. Бабусюня появилась так внезапно, будто телепортировалась. Её шляпа с колокольчиками звенела торжествующе, а глаза блестели с неподдельным интересом.

— Ой, какая жалость! — громко заявила она, прикладывая руку к уху. — Совсем не расслышала, о чём вы тут говорили! Что-то про Драко... и поцелуи... и страсть...

— БАБУСЮНЯ! — хором вскрикнули трое.

Гермиона снова закрыла глаза, чувствуя, как жар разливается по всему телу. 

— Я... мне надо идти, — пробормотала Гермиона, срывая с себя перчатки.

— Ничего не говори, дорогуша! — Бабусюня весело подмигнула. — Я всего лишь старая, глухая женщина. Но если тебе вдруг понадобится совет, как укротить строптивого дракона... — она многозначительно потрогала шляпу, — у меня есть пара волшебных штучек. Ой, — она вдруг замерла, — или ты предпочитаешь историю из жизни? Например, как я впервые укротила своего дракона?

Падма фыркнула, а Гермиона простонала:
— Я в аду.

— Нет, милая, — рассмеялась Бабусюня, обнимая их обеих. — Ты в саду. А это куда лучше!

Не дожидаясь ответа, она уселась на садовую скамейку, которая тут же превратилась в удобное кресло с подушками, и начала:

— Это было в 1943 году. Я, юная красавица, да-да, не смейтесь! Только поступила в Хогвартс. А он... — её глаза загорелись огоньком, — был высокомерным слизеринцем с волосами цвета воронова крыла и улыбкой, от которой у меня подкашивались колени. Совсем как твой Драко, дорогуша!

Гермиона открыла рот, чтобы возразить, но Бабусюня уже вошла в раж:

— Он называл меня "деревенской простушкой" и смеялся над моими заклинаниями. А однажды превратил моего жаба в розовый пуфик! — Она закатила глаза. — Но я ему отомстила. Подсунула в его котёл зелья, от которого у него две недели росли розовые волосы и он чихал конфетти!

Падма хихикнула, а Невилл покраснел до корней волос.

— И знаете, что самое смешное? — Бабусюня понизила голос до конспиративного шёпота. — Через год он признался мне в любви прямо перед всем Хогвартсом! Всё потому, что я научилась его укрощать. — Она торжествующе потрясла коробочкой. — И у меня до сих пор сохранилось немного того самого зелья... на всякий случай.

Гермиона сжала в руке бархатистую коробочку, которую Бабусюня так ловко подсунула ей в карман. Сквозь тонкую ткань она чувствовала, как содержимое слегка пульсирует, будто живое.

— Я... — она запнулась, ощущая, как слова застревают в горле. — Это не так просто, как вам кажется. Между нами целая пропасть из...

— Глупостей? — подхватила Бабусюня, ловко выдергивая из земли сорняк, который тут же превратился в миниатюрного дракончика и улетел. — Дорогая, в мои годы уже понимаешь — все эти "пропасти" обычно оказываются не глубже лужи после летнего дождика. Особенно, — она многозначительно подмигнула, — когда по другую сторону стоит парень, целующий тебя так, что у Невилла аж зелье из носу пошло.

Невилл фыркнул, роняя лейку:
— Это был коктейль! И он не из носа... ну, не совсем из носа...

Падма закатила глаза, но не смогла сдержать улыбки:
— Так что, Гермиона? Ты действительно готова признать, что твой дракончик уже давно перестал быть злым?

Гермиона вздохнула, глядя на свои запачканные землей руки. Внезапно она заметила, что один из огурцов-невидимок слегка подрос и теперь робко обвивал ее запястье, будто поддерживая.

— Может быть... — она начала осторожно. — Но мы договорились никому не говорить. Особенно после того, как он случайно превратил мой любимый свитер в... в...

— В кружевное белье? — догадалась Бабусюня с видом знатока. — О, мой слизеринец тоже обожал такие шутки! Правда, в наше время кружева были куда скромнее...

— В летучую мышь! — выпалила Гермиона. — В настоящую, живую летучую мышь, которая потом неделю жила у меня в спальне и ела мои конспекты!

Падма захихикала, а Невилл вдруг озабоченно нахмурился:
— Подожди... это та самая мышь, что прилетела по утрам вместо совы на завтрак в Хогвартсе?

Наступила мертвая тишина.

— Он... он научил ее приносить мне записки, — призналась она наконец. — Со смешными рисунками. И... иногда со стихами.

Бабусюня торжествующе хлопнула в ладоши, отчего все ближайшие цветы расцвели одновременно:

— Ну вот видишь! Настоящий романтик! В мои времена мы использовали конечно сов, но идея та же! Ой, — она вдруг оживилась, приподняв бровь с таким видом, будто собиралась раскрыть великую тайну, — а он уже дарил тебе... особенные подарки?

Гермиона насторожилась:
— Какие особенные?

— Ну, ты знаешь... — Августа многозначительно подмигнула, поправляя шляпу, с которой слетело несколько подозрительно шепчущихся цветков. — Те, что дарят, когда хотят, чтобы девушка... оценила их в полной темноте.

Падма фыркнула, чуть не поперхнувшись собственной слюной.
— Боже, Бабусюня!

— Что? Я всего лишь интересуюсь! — старушка невинно развела руками, но её глаза сверкали с неподдельным азартом. — В моё время, если парень дарил тебе что-то шелковое, это значило, что он либо собирается на тебе жениться, либо... — она сделала паузу, — ...ну, ты поняла.

Гермиона покраснела так, что её щёки могли бы осветить всю теплицу.
— Он подарил мне книгу!

— Книгу? — Бабусюня прищурилась. — А что это была за книга? "Как приручить дракона"? "Искусство ночных полётов"?

— "Редкие травы и их волшебные свойства"! — выпалила Гермиона.

— О-о-о... — Августа протянула звук, словно только что услышала что-то крайне пикантное. — Так значит, он уже приглашал тебя... изучать травы?

— БАБУСЮНЯ!

— Ну, знаешь ли, — старушка невозмутимо поправила перчатки, — в мои годы мы называли это ботаникой. И поверь мне, некоторые уроки ботаники были куда интереснее, чем кажется.

— БАБУСЮНЯ! — хором вскрикнули трое, но старушка только рассмеялась, поправляя свою невероятную шляпу.

— Ладно, ладно, мои лунтелята! Но помните — любовь, как и волшебные растения, требует заботы, терпения и иногда хорошей порции навоза. А теперь, — она вдруг стала серьезной, — кто поможет мне подмешать Агатиным розам немного "Специального удобрения"? Чтобы они завтра пели... ммм... скажем, песню победы Лонгботтомов?

И под общий хохот, в котором смешались смущение, откровенность и что-то тёплое, почти семейное, Гермиона вдруг поняла — может быть, её история с Драко и правда заслуживает того, чтобы её рассказывали.