Русфея. Прелестное создание

Звенит звонок, и я, сложив свои вещи в сумку, поднимаюсь, чтобы в следующую же секунду столкнуться в проходе с принцессой.

Да она нарочно! Специально налетела на меня, толкнула в плечо, мол смотри, куда идешь. Не видишь? Сама королева спускается — а значит, уступи дорожку!

— Прошу прощения! — язвлю, не сдержавшись, и девушка оборачивается.

— Не стоит, зла на таких, как ты, я не держу, — выдает эта белобрысая коза, в голосе мед, на губах улыбка, пропитанная фальшью.

Ну и самомнение!

— Нет, ты не поняла. — Не прошел, девочка, твой шедевральный номер, не дотянула слегка. Или, быть может, на таких, как ты, у меня стойкий иммунитет. На таких надменных раскрасавиц, имеющих неприятную привычку подавлять остальных и вынуждать стелиться вокруг своей "важной" персоны безвольным немым ковриком! — Где, говорю, "прошу прощения"? Что-то я не услышала.

Да, внешне я спокойна и мудра, в глазах осуждение.

— Что, прости? — переспрашивает "госпожа", уголок губ нервно дергается в удивленной полуулыбке, на лице отражены легкий шок и невольная смятенность.

Что, не ожидала? Ничего, я с тебя корону сниму. И спесь эту собью.

— Ты плохо слышишь?

— А ты наглая, — то ли восхищение вкупе с удивлением, то ли обыкновенное раздражение под маской высокомерия. И снова проходится по мне цепким взглядом. По безупречным черным волосам, сияющим красноватым оттенком в солнечных бликах, что обильно поступают сквозь большое окно в лекционную. По белой хлопковой рубашке, завязанной в узел на талии, с топом до пупка, по полоске оголенной кожи. По шортам приличной длины, стройным ножкам и тяжелым на вид ботинкам со шнурками, последние кажутся неуместными в моем образе, но это не так — обычно я одеваюсь немножечко иначе, а грубые ботинки — единственная атрибутика в моем образе, являющаяся неизменной.

— Может быть. Но несправедливости не терплю. Вернее даже презираю.

— И бесстрашная. Ты, милая, не бери на себя слишком много. — И подойдя ко мне с присущей принцессе грацией, шепчет так, чтобы и ребятам было слышно. Драматичности добивается, и статус великой госпожи сохранить не прочь. — Ты здесь никто. Запомни, девочка, с королевской кровью дружить надо, а не препираться. Мало ли, а вдруг когда-нибудь та, кому ты перешла дорогу, взойдет на престол и станет королевой. А? Тебе такое в голову не приходило?

Мысленно прибив эту гадину, натягиваю на себя вежливую улыбку и произношу совершенно ровным голосом:

— Принцесса... прости, я постоянно забываю твое имя. — Да я его даже не знаю! В ответ она лишь весело фыркает, наверное, все еще поражаясь моей дерзости. — Так вот, принцесса, ты не мой авторитет, увы. Высокомерных не выношу, уж прости. А насчет дружбы — и говорить нечего, та, что не уважает других, уважения не заслуживает. Если бы ты попросила прощения за свою выходку, тогда бы я еще подумала над ТВОИМ предложением стать друзьями. А сейчас наши пути, к сожалению или к счастью, разошлись. Подругами нам не стать. Никогда.

— Вау, — звучит рядом.

— Во дает, — с придыханием.

— И правда, бесстрашная, — где-то на заднем плане, голос веселый.

— Ари, да эта дрянь вообще невесть что о себе возомнила! — Черные глаза рыжей ведьмы, ладно, будем честны, феи, впиваются в меня, но ее тут же одергивает подруга.

— Стелла, не надо, — снисходительно и гордо. — Слова этой никчемной меня нисколько не трогают. — И в последний раз окинув меня пренебрежительным взглядом, разворачивается ко мне спиной, с прямой осанкой, и вместе с кипящей от возмущения подружкой степенно удаляется, виляя бедрами, обтянутыми в кожаную облегающую ткань.

А принцессам что, платья не полагаются? Какого черта она одевается так же, как и я?!

Ну нет, черный цвет она у меня не заберет. И любовь к кожаным вещам тоже! Раз так выглядеть можно принцессе, то оденусь-ка и я как обычно. А именно — в черный топ, прикрывающий лишь грудь, и в черные кожаные штаны, либо в шорты, обязательно короткие. Душа русалки того требует: раскрепощения, и чтобы кожа дышала, чувствуя свободу, — а поскольку подобные пристрастия мне нисколько не вредят, к ее зову я прислушиваюсь. Ни в чем себе не отказываю. Да и нечего ради учебы в этой чокнутой Академии лишать себя уюта и должного комфорта.

В понедельник явится в это "святая святых" настоящая Корделия Карсон, которая не станет подстраиваться под кого-то, только бы не выделяться и затеряться в толпе. Безликой мышью я никогда не была, и в угоду чьим-то нелепым представлениям, чего может позволить себе здешняя студентка, а чего нет, какую одежду носить, а какую нет, — становиться не собираюсь. Чужое мнение для меня, негативная критика в мой адрес — ничто. И довольно часто я позволяю другим быть правыми в то время, как их представления обо мне ложные, порой, прямо противоположные. Опровергать — не в моих правилах. Скажут "стерва" — ну ладно, побуду стервой. Обзовут зубрилой — пусть. Скажут, что сплю со всеми подряд — да пожалуйста, только под ноги потом не падайте, вымаливая прощения. Лицемерия терпеть не могу.

— Зря ты с ней так, — звучит над ухом голос Феликса. — Сестра моя злопамятная.

— А ты? — повернув к нему голову, выразительно вскидываю бровь.

— Если ты насчет моего неудачного полета, который ты мне устроила возле мусорных баков, или того, что наговорила мне прямо перед занятием, то... нет, — с показным легкомыслием отвечает он, шепча мне на ухо. Оборачиваюсь к нему лицом, хмыкаю.

Он что же, думает, что вампиры его слов не услышат?

— А что было возле мусорных баков? — тотчас вклинивается в разговор Итан, заинтересовавшись.

— Итан, иди куда шел, — холодно бросает Феликс сквозь зубы и, дождавшись, когда вампир скрипя зубами покинет помещение, вновь переводит внимание на меня. — Нам надо поговорить.

— Ты не похож на второкурсника, — только сейчас замечаю я, нахмурившись. Что-то поведение его не вяжется с общепринятым. Оказывается, иногда ему присуща серьезность. А это значит...

— Ты права, Делла, я с четвертого, — схватив меня, стоящую в проходе, за локоть и мягко притянув к себе, чтобы освободить дорогу другим ребятам, поясняет принц. С четвертого, значит. Стало быть, почти взрослый... И что же получается, лекция сегодняшняя была сборная? Сразу несколько курсов на занятии присутствовало? Ну тогда очень надеюсь, что некоторых личностей на практических занятиях, на которых обычно насчитывается ровно двенадцать студентов, я не увижу. Да, изначально следовало обратить на это внимание, уж чересчур много было и фей, и вампиров, десятка три, не меньше. — Интересно подслушивать? — это снова не мне, должно быть, парню, греющими уши за моей спиной. — Давай, иди отсюда. Не стой.

— Феликс, тебе бы остыть, — доносится позади меня уже знакомый голос. — Слышь, новенькая, ты плохо на него влияешь. До твоего появления с ним таких перемен в настроении не случалось, — шутливо подмечает парень, по-свойски кладя свои лапы на мои плечи, и я оборачиваюсь к нему лицом, одновременно стряхивая с себя его грабли.

О, это тот, что цветы пытался мне преподнести. Темненький, с красивыми зелеными глазами. Увы, имени не знаю, ни разу не мелькало в разговоре.

— Я на него никак не влияю, и в будущем таких планов нет, — твердо и решительно.

— Ну может, тогда со мной? — Играет бровями и стреляет в меня мощной харизмой, запуская пальцы в волосы и источая волны мужского обаяния.

— Парень, на меня твои штучки не действуют. Я не человек, — хмыкаю, и фей ухмыляется.

Оптимист. И, полагаю, неисправимый.

— Филипп, оставь нас наедине, будь добр. — Кузену не терпится избавиться от посторонних глаз и ушей, но с этим парнем тем не менее он предельно терпелив.

— Друг, для тебя всё, что угодно. — (Друг? Ясно. Буду иметь в виду.) — Красотка, еще встретимся! Ты классная! Мне такие нравятся! — Подмигнув мне на прощание, спрыгивает со ступени, держа путь на выход.

Ох, кругом одни ловеласы, казановы и юбочники! Тестостерон зашкаливает!

Закатываю глаза.

— Итак, мы здесь одни. — (О, а я и не обратила внимания на то, что всех разом сдуло отсюда. И жаль, месье Боша тоже. Надо будет обязательно его найти и поговорить.) — Объясниться не хочешь?

— Нет. — Возможно, слишком самоуверенно, но правда.

— Хорошо, — он снова садится, и я тоже присаживаюсь, но напротив него. Между нами проход, напряженный воздух и скрещивание взглядов. — Какой силой ты обладаешь? Чем ты меня поразила в ту ночь?

Я понимала, что рано или поздно этот вопрос прозвучал бы. И потому успела подготовиться.

— Отвечать тебе, разумеется, я не обязана. Но я сжалюсь и утолю твое любопытство. Основная сила — оживление мертвых растений. Вторая — силой мысли двигать предметами.

Он недоверчиво заглядывает в мои глаза — вру ли я?

— Сила мысли, говоришь? Только вот я ЖИВОЙ ПРЕДМЕТ. Как объяснишь это?

— А ты не помнишь? — с подчеркнутым удивлением задаю я вопрос. — Я в тебя вообще-то своей сумкой запустила. От всей души так, вложив все свои силы в несчастный женский аксессуар, чтобы впредь не повадно было. Пристаешь ко мне, в постель затащить пытаешься. Я сейчас скажу тебе кое-что. Один раз. Постарайся запомнить, ладно? Повторять не стану. — Наклоняюсь к нему. — Ваши сексуальные игры меня не интересуют. Считай, что я бракованная, хорошо? И выросла раньше вас всех, достигнув правильного психологического развития в свои девятнадцать.

— Такое невозможно, — выдыхает кузен.

— Как можешь наблюдать, — красноречивым жестом показываю на себя, — возможно.

— Мне самому через неделю двадцать два стукнет, и только последние недели три ощущаю внутри себя штиль. А ты хочешь сказать, что тебе удалось этого достичь в девятнадцать? Не верю! — горячо высказывается принц, нервно сжав пальцы в кулак.

— Мне от твоего "не верю" ни горячо, ни холодно. — И я поднимаюсь, чтобы уйти. — У меня через полчаса боевое искусство, и у меня куча дел, а ты меня задерживаешь.

— Подожди.

— Что?

— Значит, сила мысли?

— Сказала же, да, — картинно вздыхаю, шумно и тяжко, мол "парень, я устала что-то тебе объяснять, ты что, идиот, не понимаешь с первого раза?". Обычно такой прием обладает даром убеждения, и собеседнику ничего не остается, как поверить тебе. — А теперь отстань от меня. Желательно насовсем, — срывается жесткое с губ, и, игнорируя скривившееся от недовольства лицо блондина, я оставляю его, постукивающего в нервном такте пальцами о парту.

В коридоре еще раз всё сверив в своем расписании и найдя номер кабинета преподавателя по истории Канады, я направляюсь к месье Бошу. Нужно уладить некоторые вопросы, касаемые лично меня. Иначе я не смогу спать спокойно, зная, что некто известный может быть в курсе всего, что со мной связано.