Глава 5
— Гарри! — Гермиона, путаясь в слоях невесомой ткани, ринулась за другом. — Гарри, да постой же ты!
Поттер был уже рядом с высокой дверью, ведущей к выходу из зала. За спиной громко переговаривалась толпа, обсуждая произошедшее. Кто-то кричал её имя, кто-то спорил, всё это сливалось в оглушительный шум, но девушка не обращала на это внимание. Сейчас нужно остановить друга.
Рон, Джинни и остальные тоже расталкивали толпу, пытаясь добраться до Гарри. Стало в разы проще бежать, когда гигантская фигура Хагрида с лёгкостью освободила дорогу — никто не хотел оказаться прижатым к мраморным колоннам неловким лесничим Хогвартса.
Ребята выскользнули вслед за Гарри и оказались в большом холле, укрытым мягким ворсистым ковром. Сам юноша стоял у окна, прижав лоб к холодному стеклу и прикрыв глаза. Джинни мягко прильнула к плечу парня, но тот не шевельнулся.
— «Никаких эмоций, только факты». Прости, Гермиона, я не смог придерживаться плана, — прошептал он.
Девушка всхлипнула, обняв себя за плечи.
— Никто не смог бы сдержаться на твоем месте, Гарри. Этот предатель всё предусмотрел... Ты правда писал письмо? — вдруг нерешительно спросила она. — Почему ты ничего не сказал?
Гарри обернулся на подругу и вцепился в неё взглядом, словно защищаясь.
— Потому что это касалось только меня и миссис Малфой. Она спасла мне жизнь, Гермиона, хотя могла с лёгкостью выдать. Если бы не она... — он покачал головой. — Нарцисса напомнила мне маму, — вдруг признался парень.
— Мерлин... — Гермиона поднесла ладонь ко рту.
Ну конечно, как она сразу не поняла этого. Дело было вовсе не в том, какую фамилию носила женщина или на чьей стороне она была. Нарцисса спасла Поттера, так же как и много лет назад в Годриковой впадине поступила Лили, выбрав встать между ним и Волан-де-Мортом. Мотивы были разные, но двигала ими обеими одна сила — любовь к сыновьям.
Гарри не защищал Малфоев. Он защищал ту самую минуту в Запретном лесу. Ту, где мать сделала свой выбор.
Тишина в холле давила, прерываемая лишь мерным стуком дождя по высоким окнам. Гарри наконец оторвался от стекла, оставив на нём мутный отпечаток лба.
— Нам нужно вернуться туда, — произнёс он тихо, но так, что слова прозвучали как приговор.
Гермиона резко подняла голову:
— В зал?
— Да.
Рон застонал и провел руками по лицу:
— Ты слышал, что там творится? Они уже вовсю празднуют «примирение» с Малфоями! Если мы сейчас вернемся...
— Если мы не вернемся, они перепишут историю без нас, — перебил Гарри. Его голос звучал хрипло, но твёрдо. — Ты хочешь, чтобы завтра в «Пророке» вышла статья «Герои войны сорвали церемонию из-за личной неприязни»? Или, что ещё хуже, меня бы опять обвинили в том, что я сошёл с ума?
Джинни, до этого молчавшая, вдруг сжала кулаки:
— Он прав.
Хагрид громко шмыгнул носом, сжимая в руках свой клетчатый платок размером с парус:
— Но как же ваш план, Гермиона? Вся правда-то в этих бумажках. Етить этого министра за одно место...
Гермиона потянулась к сумочке, где лежал аккуратно сложенный пергамент с их тщательно подготовленными разоблачениями. Теперь он казался бесполезным.
— План мёртв, — она с горечью провела пальцами по бумаге. — Грейскоул всё просчитал. Он знал, что мы придём с обвинениями. И подстроил всё так, чтобы наша правда выглядела...
— ...как истерика, — закончил за неё Рон.
Тишина.
Затем Гарри неожиданно хмыкнул:
— Значит, будем играть по их правилам.
Все перевели на него взгляд.
— Если они хотят, чтобы мы вернулись в Хогвартс — вернёмся.
Гермиона почувствовала, как у неё перехватило дыхание.
— Ты серьезно?
— Абсолютно.
Гарри выпрямился, и в его позе появилась та самая уверенность, что вела их через войну.
— Они думают, что загнали нас в угол? Прекрасно. Пусть думают.
Он начал расхаживать по холлу, его тень растягивалась по стенам.
— Мы возвращаемся в Хогвартс. Учимся. Играем в их игру.
— И? — не выдержал Рон.
— И собираем доказательства.
Гермиона вдруг поняла:
— Ты хочешь...
— У нас будет полный доступ к замку. К разговорам с преподавателями. К архивам.
— К людям, — добавила Джинни, и в её глазах вспыхнуло понимание.
— Именно. В Хогвартсе всё началось, и там мы свободны. Если мы покажем, что всё не так чисто и мирно, как рисует Министр... что победа досталась не Министерству, а нам, простым людям — может, кто-то начнёт задумываться.
Гарри остановился перед ними.
— Грейскоул думает, что поставил нам мат. Но он просто дал нам время.
— Время на что? — спросил Хагрид, почёсывая бороду.
— На войну с Министерством, — тихо ответила Гермиона.
Не ту, что велась заклинаниями и проклятиями.
А ту, где оружием будут слова.
Факты.
Правда.
Рон медленно кивнул, затем неожиданно ухмыльнулся:
— Значит, снова седьмой курс?
— Да.
— С Макгонагалл в качестве директора?
— С Макгонагалл, — подтвердил Гарри.
— С домашними заданиями?
— Рон...
— Просто уточняю!
Они рассмеялись — нервно, но уже не так безнадежно.
Гермиона вздохнула и поправила платье:
— Значит, возвращаемся в зал?
— Возвращаемся, — кивнул Гарри.
— И в Хогвартс?
— И в Хогвартс.
Хагрид вытер глаза тыльной стороной огромной ладони и хрипло буркнул:
— Всегда знал, что вы вырастете толковыми.
Гарри протянул руку, и они по очереди положили свои ладони поверх его — как когда-то, перед лицом куда больших опасностей.
***
Вернувшись в зал, друзья неспешно двинулись в сторону Грейскоула. Тот, явно не ожидав их появления, вскинул брови, но тут же вернул добродушную маску.
— Мистер Поттер... Ваша пламенная речь, право слово, ввергла меня в изумление.
— Прошу прощения, Министр. Не хотел показаться грубым. Но и вы должны понять меня — появление столь... — Гарри на мгновение скривился, словно проглотил кислый леденец, но тут же продолжил, — неожиданных гостей на приеме стало для меня новостью. Признаюсь, не самой приятной.
Министр хохотнул.
— Что ж, юноша, не могу обвинять вас в подобном порыве. Я понимаю, что вам пришлось пережить, — мужчина наклонился, заглядывая Гарри в глаза.
Рон буркнул что-то уж слишком похожее на «лживый сукин сын», но Невилл заглушил его кашлем. Грейскоул продолжил:
— Могу я ожидать, что вы почтите Министерство и наших гостей своей речью?
— Непременно, — почти прорычал Гарри.
Гермиона нервно оглянулась. Практически все взгляды были направлены на их разговор с министром. Она видела, как журналисты строчат в своих засаленных блокнотах с бешеной скоростью. «Представляю, каким будет завтрашний выпуск» — с тоской подумала девушка.
Министр поднялся на сцену и вновь обратил на себя внимание всего зала:
— Несмотря на страстную речь мистера Поттера, которую я, разумеется, не могу одобрить, мы должны отдать ему должное — он умеет завести толпу, — хмыкнул мужчина.
— Вот гондон, — Рон снова принялся за огневиски и теперь не стеснялся в выражениях.
— Рональд, — закатила глаза Гермиона.
— Итак, — поднял руку министр. — В первую годовщину победы над тёмными силами я прошу подняться на эту сцену героев. Нет, я даже сказал бы, лица свержения тьмы! Дамы и господа, волшебники и волшебницы разных стран, прошу поприветствовать! Гарри Джеймс Поттер! Рональд Биллиус Уизли! Гермиона Джин Грейнджер!
Гермиона шла под светом волшебных софитов на негнущихся ногах. Ей вдруг ужасно захотелось надеть синюю мантию и спрятаться в своём кабинете за рядом котлов с зельями.
Шаг.
— Грязнокровка! Как вы проникли в моё хранилище!
Шаг.
Обливиэйт. Прощайте, мама и папа, я люблю вас.
Шаг.
Гарри сотрясается в рыданиях над телом Добби.
Шаг. Гермиона поднялась на сцену вслед за Гарри и Роном и зажмурилась от яркого света. Где-то вдалеке слышались негромкие голоса и щёлканье камер. Но сейчас это было неважно — она подошла к ребятам и взяла их за руки. Девушка чувствовала, что физически нуждается в подтверждении: она не одна. Лавина боли, разлившаяся по венам, скользила и в них тоже. Они постояли так несколько секунд, и Гарри наконец подошёл поближе к зрителям.
— Сонорус, — пробормотал он. — Здравствуйте.
Голос Гарри разнёсся по залу, отражаясь от мраморных поверхностей. Волшебники притихли.
— Мы выжили. Мы пережили то, что должно было уничтожить нас. Мы потеряли семьи, дома, учителей, друзей. Мы хоронили мёртвых в выжженной земле. Мы держались за руки, не зная, что нас ждёт на следующую ночь. И всё-таки мы выстояли.
Он выдохнул, и в этом выдохе было то, что невозможно сказать словами.
— Я слышу, как многие сегодня говорят о мире. О возрождении. О будущем. Но как можно говорить о будущем, если прошлое всё ещё кричит? Как можно смотреть в глаза погибшим, если мы даже не осмелились назвать их по именам?
Гарри сделал шаг вперёд, и зал словно стал ближе. Он говорил уже не просто с публикой — с каждым человеком.
— Мы победили не потому что были сильнее. Мы победили, потому что не могли позволить себе проиграть. За нас стояли те, кто уже не поднимется. За нас шли те, кто не дожил до рассвета. И если мы сейчас притворимся, будто победа родилась здесь — в гладких залах и за тяжёлыми столами — мы предадим их всех. А я... Я не предам, — парень сделал паузу. Его руки дрожали. Но голос — стал крепче. — Сегодня здесь, перед всеми вами, я хочу напомнить, кто именно дал нам этот шанс жить. Не ордена. Не должности. Не договоры. А кровь. Кровь и вера в свет.
Он медленно достал клочок пергамента, развернул его и начал читать. Каждое имя звучало, как удар колокола.
— Джеймс и Лили Поттеры. Сириус Блэк. Альбус Дамблдор. Северус Снейп. Фред Уизли. Римус Люпин. Нимфадора Тонкс. Седрик Диггори. Аластор Грюм. Эдвард Тонкс. Колин Криви. Добби, свободный эльф.
Гарри смял бумагу в руке и немного отдышался.
— Я прошу вас — не ради меня. Ради них. Встаньте. И почтите их минутой молчания. Пока память жива — мы ещё люди.
Он замолчал. И в гробовой тишине весь зал поднялся.
***
Элфиас Дож подходил к ним медленно, опираясь на резной посох, но его глаза сияли с той же яркостью, что и в день их первой встречи. Старый волшебник тряхнул седыми волосами и крепко схватил Гарри за руку:
— Мистер Поттер! — его голос дрожал от искреннего волнения. — Эта речь... Я не слышал ничего подобного со времен Альбуса!
Растерянный Гарри почувствовал, как тепло разливается по груди:
— Мистер Дож... Спасибо. Но я просто сказал правду.
— Именно это и делает ваши слова столь ценными, — старик окинул их всех проницательным взглядом. — Знайте — не вся магическая Британия проглотила эту ложь. Те, кто знал Дамблдора... кто помнит вашу историю... — Он резко махнул рукой в сторону Грейскоула. — Этим шарлатанам не заткнуть всех ртов, сколько бы они ни платили своим писакам!
Его внезапная горячность заставила Джинни фыркнуть. Дож тут же учтиво поклонился девушкам:
— Простите старика за пылкость, юные леди. Но видеть вас всех вместе... — Его голос дрожал. — Это напомнило мне лучшие дни Ордена.
Когда Дож удалился, Рон долго смотрел ему вслед:
— Чёрт... Когда даже такие старые фанатики Дамблдора на нашей стороне...
— Он не фанатик, — тихо поправил Гарри. — Он просто помнит.
Симус неожиданно хлопнул Гарри по спине:
— В любом случае, это было чертовски эпично, Гарри! Хотя... — его ухмылка потухла, — ...конечно, Министерство как всегда сделало вид, что остальных из нас не существует.
Гермиона резко повернулась к нему, и её чёрное платье взметнулось, как крылья разгневанной птицы:
— Ты серьёзно сейчас жалуешься на недостаток внимания, Симус? После всего, что произошло?
Тот отпрянул, но Полумна мягко вмешалась, её пальцы нежно коснулись пряди волос Гермионы.
— Он не хотел тебя обидеть. Просто... — её голос звучал как колокольчик, — ...всем больно по-своему. Кто-то страдает от слишком многих глаз. Кто-то — от их отсутствия.
Гермиона выдохнула, внезапно почувствовав усталость. Лавгуд, как всегда, говорила ту правду, которую никто не решался озвучить.
Рон неловко хмыкнул, разряжая обстановку:
— Ну что ж... Раз уж мы тут все страдальцы, может, найдём того бармена и добьём его огневиски?
Хагрид вдруг радостно засопел:
— А я видел, как он прятал бутылку старого Огдена под стойкой!
Даже Гарри не смог сдержать улыбку. Они двинулись к выходу — потрёпанные, злые, но всё ещё вместе.
Гермиона немного отстала, вновь запутавшись в полах платья. Чёрт, Джинни всегда выбирала самое эффектное, но совсем не практичное одеяние. Поправив подол, девушка подняла глаза и поняла, что вновь оказалась возле барельефа со сценой в Малфой-Мэноре.
Это было так странно — смотреть на себя, корчившуюся на полу. Словно кто-то запустил когти в сердце Гермионы, вырвав оттуда боль и заставляя наблюдать за ней со стороны. Как искусно была передана каждая деталь — её искажённое от страданий лицо, даже синяки под глазами после многих недель в палатке. Всё было слишком реальным.
Ну же, прикоснись, — сказала себе Гермиона. — Это всего лишь камень.
Но перед глазами тут же вспыхнули образы: сумасшедшие глаза Лестрейндж, кровь, размазанная по грязной коже, и его глаза. Девушка тут же отдёрнула пальцы, будто обожглась.
— Что тебе сказать, Грейнджер, сейчас ты выглядишь немногим лучше, чем тогда в моём доме, — лениво произнес голос позади неё.
Сердце девушки стремительно застучало. Она знала, кому он принадлежал. Именно этот ядовитый тон доводил её до истерик в женских туалетах. Чёртов хорёк, как он сумел так тихо подобраться к ней? Гермиона закусила губу, кривясь от желания броситься наутек.
— Пошел к чёрту, Малфой, — наконец процедила она.
— Ничего другого я и не ожидал, — слизеринец вздохнул так, словно она его подвела, и подошёл ближе, почти с профессиональным интересом рассматривая барельеф. — А у Министерства неплохие скульпторы, очень похоже. Как думаешь, стоит мне заказать у них копию? Разумеется, без этих соплежуев по бокам, — уголок его рта дернулся, будто скрывая улыбку.
Внутри у Гермионы поднялась волна гнева. Она выбросила палочку вперед, ткнув её в кадык парня.
— Ещё одно слово — и я сотру тебя в порошок, Малфой.
— О-о-о, Золотая девочка научилась угрожать? — он медленно поднял руки, будто сдаваясь. — Но мы же не хотим скандала, да? Особенно здесь, в Министерстве, после такой... трогательной речи Поттера.
Малфой наклонился чуть ниже так, что палочка немного соскользнула в бок. Руки Гермионы дрожали, но она вздёрнула подбородок выше. Малфой рассмеялся, но в этих звуках совсем не было веселья. Он подошёл к девушке ещё плотнее, и Гермиона почувствовала запах его одеколона — ветивер и ещё что-то, что напоминало ей запах Лондона после дождя.
— Ты ведь понимаешь, что это только начало? — шепнул он ей на ухо, отчего по всему телу побежали мурашки. — Министерству нужны герои. И ты, как всегда, идеально вписалась в свою роль.
— О чём ты вообще говоришь, ублюдок?
Малфой не успел ответить — к ним приближался Грейскоул. Парень тут же сделал шаг назад, делая вид, что внимательно изучает фреску. Гермиона спрятала палочку в складках платья.
— Как мне радостно видеть эту картину! Вижу, что наши труды уже дают свои плоды! — хохотнул мужчина. — Героиня войны и помилованный Пожиратель ведут беседу, ну что за прелесть!
Гермиона видела, как заходили желваки на лице у Малфоя, но он моментально набросил на лицо вежливую улыбку.
— Разумеется, Министр. Мы с... мисс Грейнджер вспоминаем тут чудесные школьные годы. Весьма приятно будет вернуться в Хогвартс вновь.
Министр оскалился:
— У меня есть чудесная идея. Следуйте за мной, прошу вас. Оба, — он обернулся на Гермиону.
Та, ещё не отошедшая от злобы, встряхнула головой, разбросав по плечам длинные кудри, и двинулась вслед за министром. Малфой лишь пренебрежительно хмыкнул.
— Дамы и господа, минуточку вашего внимания! Как я и говорил, право на искупление есть у всех. Двигаться в правильном направлении никогда не поздно, — Грейскоул прижал в театральной скорби руки к груди. — И как символ объединения двух когда-то враждующих сторон прошу выйти на танец мистера Драко Малфоя и мисс Гермиону Грейнджер!
Девушка застыла, словно кто-то выстрелил в неё Петрификусом. Что? Она не ослышалась? Танцевать с этим мерзавцем на глазах у сотен людей? Лучше убейте. Внезапно Гермиона испытала странную зависть к своей скорченной на барельфе копии. Когда она бросила взгляд на Малфоя, то отшатнулась. Именно с таким лицом бросают в людей Аваду. Так выглядело лицо убийцы, который сейчас совершит непростительное преступление. Но мгновение — и эмоция снова исчезла под вежливой маской. Годрик, как ему удается так быстро скрывать всё внутри?
— Ну же, прошу вас!
Зал погрузился в темноту, оставив лишь один луч софита, направленный на них двоих. В воздухе поплыла дивная медленная мелодия. Слишком красивая для этого фарса. Малфой подошел к ней, слегка склонив голову, и протянув руку.
— Ты должна присесть в реверансе, тупая ты гриффиндорка, — прошептал он, сверля её яростным взглядом.
Девушка набрала воздух в грудь. Игра, Гермиона. Ты должна играть. Она неловко присела, подав руку парню. Малфой подтянул её вплотную к себе.
— Что ты делаешь? — прошипела она.
— А как ещё танцевать вальс, по-твоему? — таким же свистящим шёпотом ответил он ей.
Они начали движение по освободившемуся для танца пространству. Девушка механически следовала за движениями Малфоя, лишь слегка прикасаясь к его спине — настолько ей был противен этот момент.
Музыка нарастала, раскачивая их в вальсе. Гермиона почувствовала, как ладонь Малфоя скользнула по её обнаженной спине — холодная, как сталь. Девушка вздрогнула от неожиданности.
— Не вздумай упасть в обморок, грязнокровка, — его губы едва шевелились, улыбка для зрителей оставалась идеальной. — Ты же так любишь быть в центре внимания.
Он резко повёл её в поворот, его рука на спине стала жестче. Пальцы впились в кожу, оставляя следы, которые завтра наверняка превратятся в синяки.
— Я бы предпочла танцевать с акромантулом, — прошипела она, выполняя па, будто их тела не принадлежали им самим.
— А я — целовать ноги тролля, — он наклонил голову, со стороны это выглядело как благородный жест. — Но мы оба делаем то, что должны.
Его дыхание обожгло шею. Запах мяты и чего-то горького — возможно, полыни? В нём чувствовалась свежесть и горечь.
— Ты... — она начала, но он внезапно крутанул её так резко, что подол платья взметнулся, как чёрное знамя.
В толпе раздались восхищенные вздохи.
— Тише, — его губы почти коснулись её уха. — Они хотят спектакль? Мы его дадим.
Рука Малфоя на её спине сжалась сильнее. И вдруг — почти нежное прикосновение. Он медленно провел по косточкам её позвоночника большим пальцем. Гермиона едва не запнулась. Внизу живота разлился жар, словно... Мерлин! Девушка густо покраснела, молясь, чтобы этого никто не заметил.
Нет. Этого не может быть. Не с ним. Не после всего.
Она снова чуть не споткнулась на ровном месте, и Малфой тут же подхватил её, его пальцы впились в талию с новой силой.
— Соберись, Грейнджер, — прошипел он, его голос сквозил ядовитой насмешкой. — Или ты хочешь, чтобы все увидели, как Золотая девочка течёт от одного прикосновения Пожирателя?
Его слова обожгли сильнее, чем тянущее желание внизу живота. Гермиона резко выпрямилась, ногти впились в его плечо сквозь ткань пиджака.
— Я не... Это не... — губы предательски задрожали. — Это ужасная пошлость, Малфой. Я бы никогда не...
Но он лишь усмехнулся, почти нежно, словно точно зная, как закончится эта фраза. В этом было столько надменности, что Гермионе хотелось закричать.
— Кажется, грязнокровке нравится? — его губы едва коснулись уха девушки. — Что же ты скажешь на это?
Он намеренно сильнее прижал ладонь к её обнажённой спине, его пальцы скользнули вниз, почти легли на поясницу. Гермиона почувствовала, как её тело предательски отозвалось — грудь часто вздымалась, а живот скрутило от стыдного возбуждения.
— Молчи, — прошипела она, но голос дрогнул.
Малфой рассмеялся — тихо, так, чтобы слышала только она.
— Как трогательно. Героиня войны тает от прикосновений мерзавца. — Он крутанул её так резко, что подол платья обвился вокруг его ног. — Хочешь расскажу об этом «Пророку»? «Грейнджер и её страстный вальс с бывшим Пожирателем».
Его слова словно окатили её ледяной водой. Гермиона внезапно рванулась назад, но его рука железным обручем сжала её талию.
— Пусти!
— А что скажет твой верный Уизли? — он наклонился ближе, губы почти касались её щеки. — Представляю, как он...
Гермиона резко вдавила каблук в его ботинок. Малфой скривился, но не отпустил.
— Боишься, что твое тело выдаст правду? — его пальцы впились в её кожу. — Что под всей этой напускной ненавистью...
Музыка оборвалась, взвизгнув последним аккордом. Малфой оттолкнул её резко, так, будто она горела. Гермиона стояла, дрожа от ярости и... того, за что ненавидела себя сильнее, чем когда-либо ненавидела его. А Малфой уже кланялся толпе, надев на себя идеальную маску благородства. Но в уголке рта играла та же подлая ухмылка, что и в школьные годы. Только теперь она знала — его пальцы запомнили каждый её предательский вздох. И этот позор будет преследовать её вечно.
— Это что, мать твою, такое было?! — Джинни врезалась в Гермиону, схватив её за плечи так, что та едва не отлетела к стене. — Мисс, если бы я тебя не знала, то подумала бы, что у вас после этого «вальса» — она яростно изогнула пальцы в кавычках, — сейчас будет жёсткий секс прямо на мраморном полу!
Гермиона почувствовала, как жгучая волна стыда накрывает её с головой.
— Джинни, это не то, что ты думаешь...
— О, да? — Уизли закатила глаза. — Ты бы видела Рона! Когда он вас разглядел как следует, то чуть не разнёс половину бара! Его Хагрид — Хагрид, чёрт возьми! — еле удержал!
Гермиона закрыла лицо руками, в висках пульсировало. Она хотела объяснить, что это был не её выбор, что она ненавидела каждую секунду.
Но тут к ней подкатил Рон. И всё стало только хуже. От него несло огневиски и дешёвыми сигаретами, глаза были мутными, а шаг — неуверенным. Он остановился перед ней, тяжело дыша, и Гермиона впервые за все эти годы испугалась его.
— Ну, и? — голос Рона был хриплым, как будто он пропустил через себя битое стекло.
Она попятилась.
— Рон...
— Тебе понравилось, да? — он резко засмеялся, но в этом смехе не было даже намёка на радость. — Ну конечно. Ведь он же такой... изысканный. Аристократ, блядь.
— Ты пьян, — прошептала Гермиона, чувствуя, как ком подкатывает к горлу.
— О, да, пьян в дрова! — он развёл руками. — Но хоть я не цепляюсь за тебя, как этот ублюдок!
Где-то за спиной раздался резкий смешок. Гермиона обернулась.
В двух шагах от них стоял Малфой, с интересом наблюдая за сценой и лениво побалтывая в бокале шампанское. Она почувствовала каждым дюймом кожи: он наслаждался. Наслаждался тем, какой разбитой она сейчас себя чувствовала.
— Как трогательно, — притворно вздохнул он, подходя ближе. — Не думал, что встреча одногруппников пройдет вот так: развязная грязнокровка, бухой Вислый и, конечно, Мальчик-который-всех-заебал. А, и мелкая рыжая Уизли, — он весело оглядел их. — Грейнджер, ты ведь обожаешь бурные разборки. Наверное, это возбуждает... Или ты хранишь подобные моменты в блокнотике под названием «эмоциональный опыт грязнокровки»?
— Завали, Малфой, — Гарри дернулся в сторону слизеринца.
— Я, конечно, чуть не выблевал ужин от этого, если его можно так назвать, танца. Но было весьма забавно, когда ты прижалась к моей груди на последнем повороте. Неужели соскучилась по настоящим мужским объятиям?
Рон дернулся, кулаки сжались.
— Ты, сука, хочешь, чтобы я тебе морду начистил прямо здесь?
Малфой едва заметно усмехнулся:
— Я бы сказал, что тебе стоит потренироваться сначала на себе. Потому что в данный момент ты выглядишь как побитый барсук, который спьяну залез в улей.
Джинни железной хваткой вцепилась в руку брата, который бросился на Малфоя.
— Брось, Рон, говнюк не стоит даже твоего плевка. Идём.
Гермиона вздёрнула подбородок:
— Забавно. А я думала, ты предпочитаешь более пассивную роль, Малфой. Ведь в своем поместье ты так и не решился даже пальцем пошевелить.
Тень пробежала по его лицу, но уже через секунду он усмехнулся:
— Как мило, что ты запомнила каждую деталь. Может, попросим Министерство добавить этот момент в барельеф? «Грязнокровка Грейнджер — особые отметки по анатомии».
— Всё, хватит, — внезапно раздался твёрдый голос.
Гарри встал между ними, его зелёные глаза горели холодным огнём.
— Мы уходим. Сейчас.
Он схватил Гермиону за руку и потянул за собой. Джинни, нахмурившись, толкнула брата в спину:
— Ты потом ещё извинишься, придурок.
Рон что-то пробормотал, но Гермиона уже не слышала. Она шла за Гарри, чувствуя, как слёзы наконец прорываются наружу. А за её спиной Малфой медленно поднял бокал — тост за её унижение.