Мой.
Пару раз переглянувшись, Вадим проглотил свой ком в горле, который родился из отвратительного страха. После чего, еле разборчиво и максимально краснея, ответил:
— Очень. — прошептал тот, закрыв глаза.
Услышанное потрясло Глеба в шок. Он никак не мог подумать... о всей этой таинственной симпатии, которую Вадим до последнего момента держал внутри. В сердце что-то откликнулось, что-то уже присущее ему ранее... Парнишка бережно дотронулся до волос Вадика, убрав пару прядей назад, а затем склонился, встретившись неловко с кареглазым, и внезапно... взаимно поцеловал. Тот не знал, что им двигало. У него не вырывалось желание на всю улицу кричать: «ЛЮБЛЮ!»... Как будто... это должно почувствоваться само собой, без лишних слов и афиширований.
Глебушка отдалился, наблюдая, как спрятанный ёжик в клубке начинает потихоньку убирать свои иголки, возвращаясь в прежнее состояние.
— Неужели он-... — подумал Вадим, прикасаясь к пылающей коже на лице и не веря в произошедшее.
— Раз нравлюсь... это ведь хорошо? Нечего прятаться из-за этого, — опрометчиво пояснил Глебка собственный поступок на признание.
Проморгав длинными ресницами, тот вернулся на водительское кресло, расположился как следует и откинул голову назад. Ему так не хотелось говорить о всём этом... разбираться в отношениях, в том, что это вообще было между ними... Это так сложно и мучительно, что лучше просто застрелиться, чем распутывать их нити. Вдобавок, на часах было уже почти три часа ночи, а ему ещё таксовать до дома, как бы эгоистично не прозвучало.
Устало вздохнув и вновь прикрыв голубые очи, Глеб смотрелся немного печальным, особенно когда он стал о чём-то размышлять. Вадим подсознательно понял состояние подопечного... и перенял его сторону.
Старший придержался того, что...
— Возможно он так бессилен, потому что устал и... потому что понимает, как ему завтра будет обидно, если я скажу, что сделал это на пьяную думалку. Что весь этот спектакль был ни о чём и всё в похожем духе. Но я никогда так не сделаю! Это омерзительно!
Ментально Вадик попал точно в яблочко. Однако Глебка словно и воспользовался данным пьяным шансом, чтобы выплеснуть накопившийся порыв чувств, не рассчитывая на что-то серьёзное утром... точнее не веря.
Вадя, несмотря на небольшое опьянение... хорошо соображал, поэтому взял маленькую ручку Глеба и притянул к себе, с сожалением гладя её.
— Глебушка, может не поедешь домой? Ты очень изнурён. — заботливо и негромко посоветовал Самойлов, — Боюсь, не доедешь. Совсем энергии нет. Давай переночуешь у меня? А завтра с новыми силами соберёшься, да и... вернёшься к Лизе, успокоишь её появлением. — пластично перевёл, на удивление, тему старший, из смущённой в адекватную.
Глебушка всё также молчал, но в кое-то веки взвесил предложение и согласился.
— Она меня точно не ждёт, ей только в радость, что меня нет. — правдиво отчитался студент, — Может ты и прав... уверен, засну по дороге.
— Тогда пошли?.. Я тебе пижамку дам. У меня всё имеется.
Юноша, еле как кивнув, вырубил машину и вышел из неё. Вслед за ним и Вадим. Мужчина взял стеснительно товарища под локоть и повёл в свои апартаменты, чувствуя себя будто на первом свидании.
***
Добравшись до квартиры, Вадим быстренько её отворил и впустил гостя первым. Разувшись и поухаживав за Глебом, тот снял с него курточку и повесил на крючок. После чего они застыли в тупике.
— Тогда я в гостиную... получается? — уточнил мелкий, чтобы убедиться, что там свободно.
— Ох, Глебка... Там диван сломан. Не получиться.
— И кто его успел поломать до меня?
— Да один наш общий знакомый с огромной жо- КХЕ-КХЕ, — прокашлялся, — Имя которого начинается на букву Г, прыгнувший на него очень бесцеремонно, тем самым лишив меня мебельного имущества. Ну хоть за запчасти повреждённые заплатил, уже что-то радует.
Глебушка наконец-то приподнял уголок губ, создавая умиротворённое настроение в прихожей, отдающее комфортом.
— Это я понимаю, к кому ты клонишь, — уже улыбаясь, осознал Самойлов, — Но... что тогда с моим расположением? Можно как-то бережно лечь на него?
— Можно, конечно, однако я бы не рисковал. Когда Гоша сломал его, то потом жаловался на боли в спине. Там оказалось пружина впилась неудачно, выскочила в Мальцева. Я за тебя переживаю, поэтому... лучше не ложись. Поспим на моей двуспальной кровати. Уж вместе мы должны уместиться. Да и спинке твоей будет поприятнее в разы на матрасе.
Парень растерянно последовал за Вадей в спальню. Он, разумеется, уже был в этой комнате, тем не менее спать с Вадимом ему ещё не доводилось. Хотя мы помним, что такой момент уже был, только вот... не намеренный. А тут выбора не имеется даже в соседней комнате разместиться. Было очень нескладно и конфузно.
Зайдя в царство снов, Вадим сразу подошёл к комоду и стал искать одежду, что по размеру подойдёт нормально младшенькому. Откопал он только клетчатые штанишки и чёрную маячку.
— Держи, Глеб. Переодевайся, я не смотрю. — отдавая пижаму, произнёс третьекурсник.
Взяв одежду, юноша настороженно оборачивался, чтобы пьяный мужчина не пронзил его своим, возможно, ехидным взглядом.
Самойлов стал снимать с себя концертные брюки, звеня поясом. Вадим очень сильно желал повернуться, представляя себе стройные ножки у кровати, однако сдержался. Но когда дело дошло до рубашки, тут уже хитрые глазёнки наткнулись на тонкую шею, робкие плечи, хрупкую спинку... Вадик на один миг захотел прикоснуться к этой коже... исцеловать её, оставив на ней красные следы любви, наплевав на все принципы и нормы приличия.
***
*Кто ещё — Наутилус Помпилиус*
Самойловы легли рядом с друг дружкой. На улице было всё также темно, только вот виднелись маленькие крупинки, чем-то похожие на слабый дождь. Глебушка укрылся тёплым одеялком и расположился прямо на стороне у окошка, оставляя Вадима на правой позиции. Третьекурсник снял с себя тапочки, сел на кровать, а затем выключил настольную лампу, наблюдая, как Глебушка старается улечься поудобнее.
— Спокойной ночи, маленький, — произнёс Вадик, повернув голову назад.
— Тебе тоже, сладких снов, — ответил парнишка, настраиваясь окунуться в сон, не осматриваясь на друга.
«Маленький» вновь приятно растёкся в душе, особенно его мягкое звучание. Пару раз вздохнув, Вадя выпил свой стакан воды, поставил обратно на тумбочку и забрался также под одеяло, чуть-чуть забирая его от ярого собственника.
Глебушка, когда потух свет, передумал спать, по крайней мере решив, хоть ненадолго, но малясь, рассмотреть погоду. На деле, это были вовсе не капельки дождя, а мелкие снежинки, которые плавно, как в слаженном вальсе, спускались на весь культурный город.
— Первый снег пошёл... — по-детски произнёс Самойлов, обращая внимание на каждый момент рождающейся перед ним красоты.
Форточка была временно открыта, поэтому до спящего доходил запах мороза, влаги, свежести, лёгкого ветерка. Такую картину за стеклом он обожал. Выйдешь на следующий день на улицу, а тебя встретит пушистый снег, который блестит на солнышке и ослепляет тебе не нарочно глаза. А ещё лучше, когда ночью будет моросить, а утром снежок уже станет мягким, в меру сырым и хрустящим, создавая приятный звук под подошвой зимних ботинок.
Погружаясь в завтрашнее предвкушение, Глебка сладко засыпал. Эти представления откатывали время назад, далеко в детство, где они с мамой лепили снеговика, катались вдвоём с ледяной горки, передвигались на катке как настоящие фигуристы... А там скоро поди и Новый год на носу... Кстати, о нём...
— Уже через месяц декабрь, обалдеть... — удивился младшенький, распахнув очи, — Не вериться даже. Только сентябрь был, а уже почти зима наступила.
Самойлов припоминал, как в крайние разы отмечал этот праздник. Было, не сказать, что красочно... всё однотипно и скучно. Стол с шампанским, мясом по-французски, картошкой, бутербродами с икрой, оливье, цезарем, селёдкой под шубой. Из гостей: мама, бабушка, дедушка, сам Глебыч, друзья взрослых, ну и пару соседей. А хотелось каких-нибудь перемен, ведь теперь он в Питере, другой период в жизни как никак.
— Я тут с подарками мучаюсь каждый раз, как над дипломной работой, а тут ещё мозги ломать как и где отмечать... — негодовал он, — Может вообще дома закрыться? Да и всё? Ломакина сто процентов к Дашке с Каринкой уйдёт. А у них в общаге никого не будет, все разъедутся. Бухай — не хочу, как говорится. А в их компашку я так себе вписываюсь. Лучше и вправду одному.
***
Прошло пятнадцать минут. Первак погрузился уже в лёгкую фазу сна, тем временем как Вадим не находил себе места. Он уже тихонько закрыл форточку, чтоб не разбудить товарища, лёг обратно, искрутился в разных направлениях, но так и не смог найти подходящее положение. Повернувшись к другу лицом, а точнее к заду Глеба, Вадик безнадёжно вновь закрыл глаза. Мысли его ощущались как жвачка, чем больше он думал, тем тяжелее получалось заснуть.
Тело само тянулось к маленькому, словно какой-то энергией. Расположившись у его макушки, всё само пошло... да поехало. Руки автоматически дотронулись до русых волос, чтобы лучше услышать любимый запах шампуня. Дальше они спустились вниз, обвивая животик юноши и притягивая к себе как можно ближе. Нос уткнулся в бархатное плечико, что желал до этого страстной силой поцеловать, что, собственно, и сделал. Чмокнув, тот не предполагал останавливаться. Дальше последовали поцелуи у шеи, у ключицы, у ушка. Соблазнитель чувствовал мандраж юного сонного тельца. Он будто бы дурел от него, как кот от кошачьей мяты, жаждая бодаться об него, нюхать, ласкать, пройтись языком по коже. Ну ладно... последнее перебор... Это так... к слову...
Взяв лежачую левую ручку на ткани, Вадя берёт её и исцеловывает нежно от самого плеча до кончиков красивых пальцев. Складывалось такое впечатление, что Глебыч уже полностью покрыт поцелуями, куда уж больше? Однако Вадик был не в силах прекратить начатое. Он склонился и начал выполнять свою миссию по покрыванию уже на личике, затрагивая розовенькие щёчки, висок, подбородок...
Такие действия долго не могли остаться незамеченными. Самойлов стал делать потягушки от внезапного пробуждения, чуть не задевая старшего. Узрев кота, повисшего прям над ним, Глебка немного вздрогнул от испуга, подумав, что что-то натворил.
— Вадик? Что-то случ- — не успел договорить мелкий, как его остановили.
А остановили его мгновенным поцелуем в противоположную щёку. Неспешно поднимая взгляд на мужчину, парнишка снова замирает в изумлении, ведь... он то и дело, что спал. К чему такие благодарности на ночь глядя?
Однако ход размышлений перебило мягкое и чуткое столкновение с его губами. Сердце ощутимо ёкнуло, не ожидая такой поворот событий. Вадим нетерпеливо сдерживал эту мечту всё то время, как запал конкретно на ангелочка... ещё с самого дня рождения... если не раньше. Дотронувшись подушечками до мордочки своего котёнка, Вадя продолжил целования, двигая слегка губами, проявляя доминирование.
Глебушка клялся, что вот-вот отрубиться от прекрасности этого вечера... Он всё это время был словно мальчишкой без обуви. Боялся найти симпатию, ведь потом, она рано или поздно разрушиться, превратив пол в самые, что есть, огненные плиты, которые больно сожгут ноги и любовь изнутри. Тогда на водительском сидении он об таком наитии и думал, представляя, как будет страдать от не разделённых чувств, что не захочет разбираться в поступках в автомобиле, ведь старший забудет всё на следующее утро. Как будет угнетать себя за взаимный чмок, если тот скажет, что это был просто розыгрыш и так далее.
Он везде искал подвох... Но сейчас... всё слишком казалось искренним, что поверить в подставу было практически невозможным.
Глебка привстал на локти, не отрываясь от ласки. Как только Вадиксон немного отдалился, то наконец посмотрел на небо, впереди него, которое сидело не в шоке, не в изумлении, а в намерении продолжить затеянное. Он увидел в них зелёный свет, что не останавливал дальше двигаться по выстроенной тактике.
В этот раз за ответностью потянулся юноша, поразив партнёра сильнее. Вадик опять прикоснулся к родным губам и руками проник под его одежду, щекоча немножко лопатки. Парнишка положил кисти на чужую грудь и... не знал, как ему дальше действовать. Пока одни не знали, у вторых был уже хороший план, поэтому взяв за поясницу Глеба, Вадим его укладывает на середину кровати и усаживается на нём, стараясь не раздавить.
— В-вадюш, — прозвучало столь любяще снизу.
Самойлов сразу приостановился и заострился исключительно на начатой речи.
— Ich mag dich... (Ты мне нравишься...). — сказал на придыхание Глеб, восстанавливаясь от такого резкого возбуждения, которое ударило в голову.
— Du auch für mich! Noch mehr... (Ты мне тоже! Даже больше...). — тая рядом с парнем, промолвил он с очевидным русским акцентом.
— Was?! Kannst du darauf sprechen?! (Что?! Ты умеешь на нём разговаривать?!). — обомлел с яркой эмоцией мелкий, пятясь назад.
— Natürlich. Für dich habe ich ihn nachts gestochen. (Разумеется. Ради тебя его зубрил ночами.). — спокойно объяснил Вадим.
— Wartest... (Погоди...), — прошептал задумчиво тот, на пару секунд замолчав, а после повысив голос, — Also hast du dann auch alles übersetzt, was ich gesagt habe!? (То есть тогда ты тоже перевёл всё, сказанное мной!?).
— О да, — улыбчиво отозвался, кивнув, — Мне было очень приятно слышать твои описания моих глаз...
— Du... du... (Ты... ты...), — маленько раздражался он, — Ein echter Parasit!!! (Настоящий паразит!!!). — крикнул Самойлов, из-под себя достав подушку и бросив прямо в иностранца.
— Глеб! Ну ты чего? Обиделся что ли? — не спуская хорошего настроения, докапывался до сути вспышки.
— Red nicht so einen Quatsch! (Иди ты, знаешь куда!). — дополнил лишь лежачий, забрав одеяло и отвернувшись.
— Гле-е-еб... ну не дуйся. — нагнулся он к ушку, — Если бы я не притворялся, то не услышал б от тебя столь чудесных слов.
— Ich war so ehrlich zi dir, und du hast es getan... (Я был так честен с тобой, а ты так поступил...).
— Так, а вот сейчас я уже не могу толком разобрать. Мне запомнить то, что когда ты обижаешься, то разговариваешь исключительно на немецком? Я правильно понял?
— Иди в жопу, Вадим! — чётко и понятно пояснил.
— Во! Вот это я уже разбираю. — проговорил Вадик, носом проводя по юной скуле, — Малыш, любовь моя, ангелочек... — перечислял ласково, — Ты всерьёз ранился мной?
— Нет. Просто... мне надо сказать тебе правду, которая, возможно, оттолкнёт от меня твою привязанность. — насторожил Глебка подопечного.
Вадим мгновенно стал серьёзнее, сняв весёлую маску. Интонация парнишки заставила откинуть всевозможные приколы в данную минуту. Шуточки его пропали, а так называемое «нежное влечение» перешло на паузу.
— Слушаю. — изменив тон голоса, готовился к известию.
— Дело в том, что я... — запнулся, отвернув голову вправо, — Наполовину немец.
— Ух-ё... — неоднозначно отреагировал Самойлов, — Реально? Я только что целовался с европейцем?!
— Ну можно сказать, что да. Тем не менее ты тоже европеец, Вадим. Не забывай, ты в европейской части России живёшь.
— Но родом же я с Урала. Простой парень, а тут такое сокровище подвернулось. — всё больше удивлялся он, — Что о тебе я ещё не знаю, мой немецкий принц? — плюхнувшись рядом, поинтересовался.
— Подожди. То есть ты просто взял и принял это к сведению?! Без всяких криков?.. — поразился Глебушка.
— Ну да, а что тут такого? Глеб, я буду любить тебя, несмотря на твою нацию, религию и принадлежность. Мне так глубоко наплевать из какой ты страны, что просто не представляешь. Для меня самое главное... это вот... ты сейчас рядом, под рукой. Остальные факторы меня совсем не колышут.
Вадик протянул свою руку под шею парня и бережно направил на себя, таким образом обнимая и располагая того на груди.
— А ты думал, что я устрою скандал? — вскользь уточнил Вадя.
— Не знаю. — задумался он, — Мне просто всегда казалось, что лучше об этом умалчивать. Особенно в школе я был максимально скрыт, ведь постоянно показывали фильмы про войну в мае, про отечественные действия, про взрывы... Там кричали, что немцы сатанисты, нелюди, дьяволы! А я сидел все те уроки, как на иголках, и не мог понять. Вот... кто я, принадлежащий одновременно к разным кланам? Приходилось как-либо отказываться от одного, просто потому что одноклассники противились этой национальности. Сейчас я осознал, что наверно не этично было всё... неуважение к самому себе. У меня же тандем особый присутствует. По-русски я красиво сочиняю стихи, яркие и чёткие песни, в некоторых моментах довольно-таки депрессивные. Люблю читать исключительно на нём книжки и слушать любимых исполнителей. На немецком я обворожительно говорю и лучше выражаю душевные мысли без акцента, калиграфично пишу и свободнее общаюсь. Иногда такое бывает, что когда я думаю, то первое предложение идёт нормально, а следующее переключается на второй язык. Они взаимосвязаны, и притворятся кем-то одним мне очень сложно по сей день. Мне просто хочется, чтобы при тебе это было возможно сделать. И ты... не корил меня за... сказанное.
Вадим только взглянул на Глеба, лежащего около, и неловко чмокнул в предоставленную щёку, после чего прошептал:
— Дурачок ты у меня, — добро прозвучало от него, — Тебя мои слова не тронули? Я же говорю, мне не важно кто ты! Хоть с красными волосами, хоть с чёрными глазами! Ты будешь для меня таким ценным, как и в данный момент. И твоя особенность не поставила мне сразу, за секунду, какие-то рамки. Это ведь наоборот классно! Язык не делает из тебя белую ворону, а только прибавляет изюминку.
Младшенький взялся обоими ладонями за лицо Вадика и растерянно поцеловал в губы. Тот взял кудряша несильно за волосы, чтобы продолжить начатое, на что Глебка был вовсе не против.
У Глебушки была большая жажда это следать, именно отблагодарить Самойлова. Он никогда не видел такого понимая перед собой, особенно своих немецких корней. Юноша боялся даже Лизе сообщить об этом, так как уверял, что она будет его тащить точно в загс, только из-за одного гражданства. Поэтому... Вадим можно сказать первый, кто узнал обо всём.