Глава XXI Тень Сармизегетузы
Леса Дакии, где сосны и ели возвышались, как стражи, скрывали тропы, ведущие к Сармизегетузе, сердцу царства Децебала. Дунай, чьи воды бурлили, отражая серые тучи, остался позади, но его рокот эхом отдавался в ущельях Карпат. Легион Марка Валерия, усиленный Вторым легионом, маршировал через долины, где папоротники и мох покрывали камни, а запах смолы смешивался с дымом костров. Волки, чьи глаза блестели в ночи, выли, чуя кровь, а орлы, паря над скалами, кричали, словно предвещая бурю. Дикие козы, прыгая по склонам, разбегались при звуке римских труб, а в зарослях можжевельника шуршали змеи, чьи чешуйки блестели, как бронза. Лагерь римлян, построенный за день на плато, окружал ров, укреплённый кольями, и вал, увенчанный частоколом. Палатки, расставленные в шахматном порядке, гудели голосами легионеров, чьи доспехи звенели, пока они чистили пилумы и точали гладии. Баллисты, скрипя канатами, выстраивались вдоль вала, их болты, размером с копьё, лежали грудами. У алтаря Юпитера жрец, в белой тоге, сжёг лавровые ветви, дым поднялся к небу, и легионеры, ударяя щитами, вознесли клятву: «Сломим Дакию, или падём за Рим!» Марк, в претории, склонился над картой, где чернила обозначали Сармизегетузу, окружённую горами. Его алый плащ, покрытый пылью, висел на стойке, а глаза, тёмные, как воды Тибра, изучали изгибы троп. «Децебал ждёт нас, — думал он. — Его крепости — капканы». Тит Фульвий, легат Второго легиона, стоял рядом, его шрам от фалксы, пересекавший щеку, дёрнулся, когда он заговорил. — Сармизегетуза — не просто крепость, трибун, — сказал он, его хриплый голос был тяжёл. — Каменные стены, башни, ловушки. Я видел такое в Паннонии, когда дакийцы сожгли наш форт. Нужно осадить их, но без спешки. Тит, чьи седые волосы торчали из-под шлема, ткнул пальцем в карту. — В 85 году, у Моэзии, я командовал когортой, — начал он, его глаза сузились. — Дакийцы ударили ночью, их фалксы рубили наши щиты, как дрова. Мы держали мост через Дунай, но они подожгли его, и я получил это, — он коснулся шрама. — Осада требует мостов, машин, терпения. Децебал будет бить из засад, пока мы не сломаем его дух. — Марк кивнул, его пальцы сжали пергамент. — Мосты через Дунай — наш первый шаг, — сказал он. — Потом — стены. Тит, твой опыт — наш меч. Воспоминание Тита ожило, как угли под ветром. В 85 н. э., в Паннонии, он стоял на деревянном мосту через Дунай, где звёзды отражались в воде. Его когорта, измотанная, держала строй, когда дакийцы, с татуировками волков, вырвались из леса. Их фалксы, изогнутые, как серпы, сверкали под луной, рассекая доспехи. Тит, тогда трибун, рубил гладием, но воин с рогатым шлемом ударил, его фалкса скользнула по щеке, кровь хлынула, как вино. «Держать мост!» — кричал он, пока легионеры гасили факелы врага. Мост пал, но Тит выжил, унеся шрам и ненависть к дакийцам. Теперь, в Дакии, он видел тот же огонь в их глазах. Инженеры, под командованием Тита, начали строить мост через Дунай, где течение рвало ивы с корнем. Дубовые брёвна, срубленные в лесах, вбивались в дно, их концы торчали, как кости. Каменные опоры, сложенные из гранита, укрепляли мост, а канаты, сплетённые из пеньки, скрипели под тяжестью. Легионеры, по колено в воде, где плавали щуки и сомы, тащили балки, их голоса пели гимны Нептуну. Тит, хромая от старой травмы колена, следил за работой, его винис постукивал по брёвнам. — Быстрее, собаки! — рявкнул он. — Децебал не будет ждать!Ночью, у костра, Тит сидел с Гаем Корнелием, центурионом, чьи шрамы рассказывали о Британии. Котелок с похлёбкой из чечевицы булькал, а в лесу ухали совы, их глаза светились, как факелы. Гай, глядя в огонь, сжал кулак. — Флавий был хорошим парнем, — сказал он, его голос был тих. — Спас меня у реки, а я не успел... — Его слова оборвались, как нить. Тит, помешивая угли, кивнул. — В Паннонии я потерял половину когорты, — сказал он. — Молодые, как Флавий, горели славой. Но война — не героика, Гай. Это грязь и кровь. Он умер легионером, и это больше, чем у многих. — Гай поднял глаза, его взгляд был тяжёл. — Я поклялся защищать Марка, Тит. Ради Флавия. — Тит хлопнул его по плечу. — Тогда держи гладий острым, центурион. Дакия проверит твою клятву. На следующий день Тит, проверяя баллисты, заметил легионера, чьё лицо, скрытое капюшоном, мелькнуло у склада зерна. Его движения были слишком быстрыми, а руки, сжимавшие свиток, дрожали. — Эй, ты! — крикнул Тит, хромая к нему. Легионер, обернувшись, уронил свиток и бросился в лес, где можжевельник скрыл его тень. Тит, подняв пергамент, нахмурился: буквы, нацарапанные наспех, упоминали «Кассия» и «Сармизегетузу». — Шпион, — пробормотал он, его шрам дёрнулся. Он спрятал свиток, решив доложить Марку, но его мысли кружились: «Кассий Лонгин тянет сети даже здесь».В Риме Кассий, в своём доме на Авентине, где фрески изображали триумфы Помпея, плёл заговор. Его худое лицо, освещённое лампами, было холодным, как мрамор. Перед ним стоял Авидий Кассий, префект претория, чья броня со скорпионами блестела. — Марк слишком силён, — сказал Кассий, его голос был как шёпот змеи. — Его победа в Дакии сделает его героем. Нужно сломить его. — Авидий кивнул, его глаза сузились. — Мои люди в легионе следят, — сказал он. — Один уже отправил весть. Если Марк падёт, Траян не простит. — Кассий улыбнулся, его пальцы сжали кубок. — Ливия — их щит, — добавил он. — Найди её слабость, Авидий. Дакийцы, скрываясь в лесах, готовили засаду. Их тактика, отточенная годами, была проста, но смертоносна: заманить врага в ущелье, ударить из зарослей, где фалксы рубили доспехи, как тростник. Воины, с татуировками змей, крались меж сосен, их копья и луки были готовы. Жрецы Замолксиса, в белых плащах, жгли травы, дым поднимался к небу, призывая богов. Децебал, в Сармизегетузе, ждал вестей, его глаза, острые, как клинки, изучали карты. Марк, собрав центурионов, изложил план осады. — Мост через Дунай даст нам путь, — сказал он. — Баллисты и онагры пробьют стены. Тит, твои машины — ключ. — Тит кивнул, но его мысли были мрачны: «Шпион Кассия — угроза». Легион, под звуки труб, двинулся к реке, где мост, как хребет дракона, связывал берега. Но леса, где росли волчьи ягоды и цвели орхидеи, скрывали дакийскую бурю.