Наследники

На свете есть города, в которые невозможно не влюбиться. Штрабенштадт был определённо одним из них. Витиеватые старинные улочки с мощёными дорогами, вековые деревья, отбрасывающие тень на вехи истории. За каждым поворотом путника ожидала тайна, приключение или какое-нибудь невероятное открытие.

Город раскинулся у холма, который венчал величественный замок древних королей. Он отбрасывал свою стройную тень на дома и обитателей Штрабенштадта. Торговцы, ремесленники, моряки, военные и обычные работяги, каждый день спешили по своим делам по улицам этого древнего города, расположенного на перепутье нескольких дорог. Город жил. Каждое его мгновение было наполнено неумолимой энергией, захватывающей любого, кто переступал порог городских ворот.

Тёплым июльским вечером городская жизнь шла своим чередом. Где-то она была подобна бурной реке, проложившей своё русло среди скал и валунов, и теперь отважно сражающейся с ними, а где-то она была похожа на мелодично журчащий ручеёк, резво направляющийся в неведомые дали. Но, так или иначе, в этом городе всё двигалось вперёд.

Жители Штрабенштадта были подобны водным частичкам, составлявшим единый поток. Но если приглядеться повнимательнее, то окажется, что поток вовсе не един – он многогранен. Попадая в русло, предназначенное для горной реки, он будет через борьбу доказывать своё право на жизнь и движение вперёд, а будь он ручейком, всё было бы иначе. Каждый уголок города задаёт свой ритм потоку, делая его неповторимым. Именно это буйство жизни и предстало перед Лили, после того, как она проснулась на крыше одного из домов, в залитом лучами заходящего солнца городе.

Городские жители часто не замечают многое из того, что их окружает, теряясь в бесконечной бездне своих забот. Именно поэтому Лили, после того как спустилась с крыши, влилась в городской поток, не приковывая к себе всеобщее внимание. Если бы кто-нибудь из горожан остановил свой взгляд на белоснежной кошке хотя бы дольше чем на секунду, то этот человек наверняка поймал бы себя на мысли, что хвостатая путешественница очень бесстрашна, если с такой непоколебимой уверенностью пробегает мимо человеческих ног, будто спортсмен при беге с препятствиями.

Но никто не обращал на Лили внимания, и она так и продолжала свой путь незамеченная. Однако никто не остался незамеченным для неё. Зоркий кошачий глаз пронзал все закоулки, примечал все детали. Но ничего необычного не происходило. Люди сновали туда сюда, как и всегда: владельцы лавок готовились к закрытию и принимали последних посетителей, а небольшие кабаки и таверны, наоборот, лишь начинали заполняться разношёрстной публикой.

Преодолев пару улиц, кошка свернула на утопающий в зелени бульвар. Пройдя по нему совсем немного, она забралась на дерево, ветки которого почти касались распахнутых окон мансарды. Один ловкий прыжок и Лили мягко опустилась на деревянный пол второго этажа в доме профессора Августа Шмидта. Оглянувшись по сторонам, она направилась вглубь комнаты, где обнаружила хозяина дома в задумчивости.

Некоторое время он смотрел на свою гостью как будто сквозь, не замечая её. Но его голос нарушил тишину: «Здравствуй, моя драгоценная Лили». В ответ прозвучало приветственное «мяу», и кошка запрыгнула на стол, подмяв под себя, раскиданные по нему бумаги.

- Где же ты была все это время? Мне столько всего нужно тебе рассказать!

- Мяу.

- Да-да, я понимаю, у тебя, конечно же, могут быть свои дела. Но ты не представляешь, что сегодня случилось со мной! Ты бы только видела, кто сегодня к нам заходил!

- Мяу.

- Я знаю, что ты уже умираешь от любопытства, моя дорогая. Что ж, не буду тебя томить. Ты наверняка слышала о чёрных воронах – агентах тайной полиции. Неуловимых призраках на службе короля. Так вот, сегодня днём один из них постучался к нам в дверь. И не просто один из них, а их глава, глава всей тайной полиции! Ты представляешь, моя дорогая Лили?! – восторженно и с придыханием спросил свою пушистую собеседницу профессор.

- ...

- О, да, я понимаю, тебе не терпится услышать продолжение! Этот человек сказал, точнее, так сказало письмо, которое он принёс, что я завтра должен явиться в замок. Ты можешь себе представить, я встречусь с королём!

- Мяу, - ответила Лили, подняв свои проницательные глаза на профессора.

***

Профессор Август Шмидт некогда был широко известен в мире, но с годами шумиха вокруг его научных изысканий поутихла, и в лицо его знали только жители Штрабенштадта, да и то не за былые заслуги, а за неудобства, порой доставляемые работой его лаборатории. Часто бывало так, что в доме профессора постоянно что-то взрывалось, дымило, что доставляло мало радости соседям. Или на проходивших под его окнами везунчиков что-то сваливалось, выливалось, да и ещё не бог весь что.

Научные интересы профессора лежали в области физики, химии, астрономии и близких к ним науках. Поговаривали, что он даже увлекался алхимией. А сам он был среднего роста, в годах, на вид лет семидесяти, а может и семидесяти пяти, этого точно уже никто и не помнил. Его седые волосы немного закрывали уши и торчали в разные стороны. Он носил старый коричневый костюм тройку, сверху накидывал белый халат, а в глазах у него затаилась тоска.

Его лаборатория находилась относительно недалеко от центра города, в старинном доме на утонувшем в зелени бульваре, где по соседству располагались лавки, магазины и кафе. Дом издавна принадлежал семье профессора, он в нём родился, провёл своё детство и сделал первые открытия. Первый этаж был жилой, а второй и третий занимала лаборатория. Хотя, в случае профессора Августа Шмидта правильнее будет сказать, что первый этаж занимали хозяйственные, редко посещаемые владельцем помещения, а на втором и третьем этажах была жилая часть дома. Три раза в неделю его навещала экономка, мадам Шульц, тучная несколько сварливая женщина средних лет, жившая неподалёку на соседней улице с мужем сапожником и пятью детьми, которые поистине были сорванцами – легендами здешних мест. Каждый раз она входила в дом, отпирая его своим ключом, вносила огромную корзину с продуктами, готовила, прибиралась, а затем звала профессора, просила спуститься его вниз, сама она подниматься наверх не решалась. Да и не только она.

Каждого, кто ступал на лестницу, ведущую на второй этаж, охватывал дух таинственности. Вдоль лестницы шли стеллажи, от каждой ступеньки до потолка заполненные старинными фолиантами и маленькими книжками, смотревшимися на фоне своих больших собратьев совсем детскими, но с такими же непонятными, оттого казавшимися серьёзными, названиями на потёртых корешках. Из сумрака лестницы посетитель мог попасть в просторное помещение, напоминавшее что-то среднее между библиотекой, офисом клерка и музеем. Тут же располагалось несколько дверей, за которыми были небольшие комнаты, в которых что-то хранилось. Немного в стороне находилась невероятной красоты кованная узорчатая винтовая лестница на третий этаж. Изначально это был чердак, но профессор Шмидт превратил его в мансарду и сделал частью своего мира.

Мансарда была особенно уютной: в большом полукруглом окне была дверь, распахиваясь она вела на маленький балкончик, который некоторые бы таковым даже и не назвали. Оттуда открывался прекрасный вид на бульвар. Кроны деревьев не доставали до уровня мансарды, позволяя мягкому вечернему солнцу переливаться на всевозможных блестящих сосудах и колбах, причудливых устройствах и большой машине, предназначение которой было неясно.

То июльское утро профессор Август Шмидт пропустил. Накануне он работал до поздней ночи и уснул за столом в лаборатории. Было около двух часов дня, когда очень громкий стук заставил его встрепенуться. Несколько мгновений он удивлённо озирался по сторонам, пытаясь понять, где источник звука. «Странно, мадам Шульц не приходит по средам, и она всегда отпирает своим ключом». С этой мыслью в голове профессор начал стремительно, будто ему было двадцать лет, а вовсе не семьдесят или семьдесят пять, спускаться по лестнице, спеша открыть входную дверь.

На пороге стоял странный человек. Он был одет не по погоде: чёрный плащ скрывал фигуру, чёрная шляпа была надвинута на глаза, но странность была не в этом. Точнее не столько в его одежде, сколько в его внешности. Она была размытая, совершенно не запоминающаяся. Сложно было сказать, сколько ему лет, какого цвета у него глаза или волосы. По выражению лица сложно было понять, о чём он думает и что чувствует.

Незнакомец вручил профессору письмо и, поклонившись, удалился.

***

Взаимоотношения между двумя людьми – это холст, сотканный из противоречий. Под видом мягкого одеяла в зимнюю стужу, он обвивает нас и согревает, а порой, не защищает нас от пронизывающего холода.

Молодой человек шёл по пустынной улице близ порта. Он был высок, худощав, на вид не больше двадцати пяти – двадцати восьми лет, его звали Айзен Фишер.

Русо-пепельные, слегка отросшие волосы так и норовили выбраться из под нахлобученной на лоб кепки и закрыть глаза цвета морской волны. Это была не волна бегущая на встречу лазурному берегу одной из тех прекрасных жарких стран. Волна, отражавшаяся в его глазах, никогда не касалась лазурного берега, ей доводилось омывать лишь скалистые берега непреступного севера. Этим берегам была подобна вся его жизнь: буря, стремление вырваться, удар о скалы и всё с самого начала.

Когда терпишь неудачу вновь и вновь, разбиваясь о скалы, а потом начинаешь всё с начала, в глубине души уже знаешь вероятный исход и желание гаснет в глазах. Так бывало со многими, но только не с ним. Каждая неудача ложилась кирпичиком в фундамент его решимости всё изменить.

На город надвигались сумерки, опуская занавес погожего дня. То тут, то там зажигались огни и город начал медленно утопать в их свете. Поддаваясь этой неведомой магии города, Айзен стал растворяться в нём. Невзгоды этого дня показались ему чем-то далёким, нереальным. Будто он и не просыпался от ноющей боли в спине, что была следствием разгрузки одного из кораблей, вставших вчера на причал. И не был уволен под сердитые крики начальника склада о том, что нынче и не сыскать крепких молодых людей, а кругом одни лишь лентяи. Ему казалось, что всего этого не было, а если и было, то не в этой жизни.

Работа грузчика была тяжела, но она ему нравилась. Тяжёлый физический труд отнимал много энергии и сил на мысли уже не оставалось. Мысль – могущественная вещь. Укоренившись в человеческом разуме, она может вознести своего почитателя до небес или хладнокровно расправиться с ним, как самый жестокий убийца. Чаще случалось последнее. Айзен хорошо это знал и старался избегать опасных незнакомок, пытающихся завязать с ним разговор. По правде говоря, он был не особо разговорчив и с людьми. Он считал, что порой они бывают намного опасней мыслей. Пожалуй, единственным исключением были старые морские волки, чьи дни борьбы с морской стихией остались далеко в прошлом. Он любил слушать их рассказы о далёких странах, опасностях, что подстерегают моряка в пути, о том, каким сладостным бывает миг схождения на берег после долгого плаванья.

Обычно отставные моряки собирались в трактире на пересечении нескольких улиц старой части портового квартала. Они были не прочь пропустить стаканчик в конце дня, и если им попадался благодатный слушатель, который к тому же был не прочь их угостить, то в воздухе, словно закружившийся дым свечи, начинали оживать давно минувшие дни. Сегодняшним вечером Айзену хотелось забыться, поэтому ноги сами несли его к «трактирному перекрёстку».

***

Тем тёплым июльским вечером Ева проснулась в холодном поту. Приподнявшись на кровати, она оглянулась по сторонам. Небольшая комнатка на чердаке одного из домов Штрабенштадта была практически пуста. На придвинутом к небольшому окошку столе лежали остатки хлеба и варёного картофеля. Она с грустью посмотрела на них, кусок в горло не лез. Попытавшись собрать мысли в кучу, Ева села на кровати свесив ноги и коснувшись деревянного пола. Солнце уже практически село, а Айзена всё не было. Куда же он запропастился на этот раз? Промелькнула мысль в голове Евы.

Встав с кровати, она отыскала лёгкую кофту, накинув её поверх потрёпанного старого платья и обувшись, стала спускаться вниз по скрипучей деревянной лестнице. Ступеньки были очень крутыми, на лестнице царил полумрак, поэтому Ева двигалась осторожно, выверяя каждый шаг. Спустившись на этаж ниже, девушка выдохнула. Она каждый раз очень гордилась собой, когда удавалось спуститься с чердачной лестницы, не заработав очередного синяка или ссадины.

Жизнь кипела в доме на Трагхаймер Кирхенштрассе. Многочисленные жильцы одного из доходных домов сновали туда сюда по узким коридорам здания. Всевозможные запахи атаковали нос Евы: где-то пахло жаренной картошкой с луком, а кто-то пёк блины. Проходя мимо приоткрытой двери, Ева увидела женщину, пытавшуюся успокоить расплакавшегося малыша. За дверью напротив слышались чьи-то возгласы – не было ни дня, что бы кто-то из жильцов не устраивал перебранку. Сотни звуков, запахов и всевозможных шорохов наполняли дом.

Спустившись вниз, Ева заметила госпожу Шнайдер, домоправительницу, разговаривавшую с кем-то из жильцов. Стараясь не попасть в поле её зрения, Ева на цыпочках, вжавшись всем своим телом в стену, постаралась проскочить, но безуспешно.

- Химмель! Вот ты где! – громогласно воскликнула Шнайдер. – Ты то мне и нужна! Я ведь так и не получила оплату за прошедший месяц, - словно грозовая туча, госпожа Шнайдер нависла над Евой.

Жаль, что в стену нельзя было вжаться ещё сильнее. Если бы это было возможно, то Ева бы с довольствием это сделала, лишь бы избежать разговора с домоправительницей.

- Добрый вечер, госпожа Шнайдер! – отозвалась Ева. – Как поживаете? – стараясь говорить как можно вежливее, спросила Ева.

- Девочка, не надо мне зубы заговаривать. Лучше скажи, когда я увижу свои деньги? - холодно бросила та в ответ.

- В самое ближайшее время. На днях, мне должны заплатить за работу, - соврала Ева.

- А где твой дружок Айзен? – осведомилась, домоправительница.

- Работает.

- Это хорошо. Работа – это деньги, - в её голосе прозвучали еле уловимые нотки удовольствия. - Которые вам, мои дорогие, лучше не прятать, а вовремя отдавать мне, - строго посмотрела Шнайдер на Еву. – Даю вам срок до завтра. Завтра вечером либо приносите плату, либо можете выметаться на все четыре стороны. Поняла меня?

Ева кивнула в ответ. Дважды объяснять ей не требовалась. Поняв, что разговор окончен, она наконец-то смогла выйти на улицу. Вечерний воздух был свеж и приятен, а закатное солнце окутывало мягким теплом. Ева посмотрела на небо. В голове промелькнула мысль о том, что жизнь в приюте была не так уж и плоха, по крайней мере, можно было спать спокойно и быть уверенным в наличии крыши над головой, и пусть плохенькой, но всё же еды.

Ева брела по улицам города, погружённая в воспоминания о годах своей жизни, проведённых в приюте. Несмотря на то, что тогда жизнь в приюте казалось ей тяжелой, сейчас она вспоминала некоторые моменты с теплотой. По крайней мере была крыша над головой и еда. Ева повторила себе эти слова, словно мантру.

В детстве она была настоящей сорви головой. Держала в страхе многих маленьких обитателей приюта, вызывала уважение у старших ребят, и была головной болью всех воспитателей. Некоторые из воспитанников, даже обращались к ней за защитой от старших мальчишек – хулиганов. Ева никогда не отказывала в помощи. Часто ей за это очень доставалось, но она считала, что не может поступить иначе.

Своих родителей Ева не помнила, и не знала, что с ними случилось. Никто толком не смог ей ничего о них сказать, а сама она была слишком мала, что бы помнить. Говорили, что, возможно, они погибли в одной из приграничных стычек с партаконскими войсками. Спустя несколько лет жизни в приюте, она познакомилась с худощавым мальчиком, он был на год младше неё. Впервые увидев его, взглянув в те испуганные глаза, Ева поняла, что ему придётся очень туго в стенах приюта. Ведомая своим внутренним чувством справедливости, она не могла допустить, что бы он стал очередной жертвой издевательств. С тех пор, Айзен, так звали мальчика, неотлучно был при ней.

Когда пришло время покидать стены приюта, Ева и Айзен остались вместе. Они были словно брат и сестра, вместе старались преодолеть трудности, появлявшиеся на их пути. С тех пор прошло много времени.

Это лето выдалось не очень хорошим. Ева никак не могла найти работу, к счастью, заработок Айзена в порту хоть как-то позволял сводить концы с концами. Погружённая в свои мысли и воспоминания, Ева и не заметила, как ноги сами довели её до конца Штайндамма, и она оказалась у подножья Королевского замка. Обогнув замок с правой стороны, она остановилась у подножья большой замковой башни на красивых террасах, расположенных на склоне холма. Ева любила это место. Отсюда открывался прекрасный вид вниз на реку, речной остров и старый собор, а если вглядеться вдаль, то можно было увидеть и здания порта, расположенные вниз по реке.

Где-то там должен быть Айзен. Ева прибавила шаг и направилась к реке.